Джонни Уокер

— Знаешь, в конце концов ты очень нелепо сдохнешь. Чуя сплёвывает слюну с прожилками крови и, придерживая ушибленный бок, садится прямо на уделанный пол. Взрывом разнесло всё складское помещение. На полу смешались щепки, какая-то тягучая дрянь из цистерн и чужая кровь. Нападавшие не отличались умом: палили прямо возле баков с горючим. Для Порчи были слишком несущественной проблемой, а Дазаю пришло в голову погеройствовать. В своём собственном, особенном стиле — вытащить из кармана у одного из ублюдков флешку, которой тот пытался их шантажировать. От идеи за версту разило самонадеянностью и безумием, и когда Накахара понял, куда именно упала брошенная одной из подстреленных сволочей граната, то не особенно думал. Прыгнул, сбивая Осаму с ног за один из контейнеров, а после едва не оглох от прогремевшего взрыва. Сыдиотничал, если уж быть честным. Удача, что не сдохли оба. — Обидно, если так, — отзывается Дазай и вытаскивает из кармана помятую пачку сигарет. — Эгоистичный сукин сын. — О всеобщем благе пекусь. — Иди нахер. Мёртвому ему эта флешка бы уже вряд ли понадобилась. — Поэтому я руководитель, а ты нет. Накахара сглатывает, борясь с вдруг подкатившей к горлу тошнотой, и прислоняется затылком к уцелевшей бетонной стене. Скрещивает лодыжки, не к месту думая о порванном пальто за штуку баксов, и с неожиданной, ядовитой злостью цедит: — В эту игру можно играть и вдвоем. Дазай вопросительно приподнимает брови, до жути невинно, словно не сидит, помятый, с парочкой сломанных рёбер и разбитой губой, и Чуя ощущает невиданной силы душевный подъём. Такой, вероятно, чувствуют отчаявшиеся смертники, терять которым уже нечего, и выживут они, или умрут — роли не играет. Всё одно: от человека одна оболочка, да набор средней паршивости черт характера. Бледный отпечаток посредственной личности. Жалят по привычке, не реакции ради, а из последних сил. Кощунственная попытка воззвать к Всевышнему: не веришь, но молишь. — Вот так, — легко поясняет Накахара и прижимает дуло пистолета себе к нижней челюсти. Осаму запрокидывает голову и тянет губы в скользкой, тонкой улыбке. — Разница в том, что ты не выстре… Грохот в пустом помещении получается страшным. Чуя стреляет мимо, конечно, но Дазай подскакивает, бешеными, больными глазами смотря на напарника, и Накахара вдруг понимает, что боже! Нет, никогда. Подпрыгивает так же резко, хватает Осаму за непроизвольно вытянутые руки и нелепо приоткрывает рот. Хочет что-то сказать и не может, хватает воздух вмиг пересохшими губами, стискивает сухие, горячие ладони и пытается не разреветься. Подбородок обожгло, но даже не задело, руки трясутся, сердце неровно грохочет в груди, и он бы отмотал время на пару мгновений назад… Но не знает, как. — Прости, — хрипит он севшим голосом, и не даёт Дазаю выдернуть ладони из своих рук. Осаму бледен. Похож на себя в луже собственной крови после неудачной попытки полоснуть по венам. Он так ничего и не говорит. На следующий день делает вид, что ничего не случилось. Накахара… Накахара радуется новому заданию, и уезжает из города не попрощавшись. Когда он возвращается, Дазая в Мафии уже нет.