***
Или почти никто. Когда Накахара смотрит на Куникиду, то не может удержаться от тяжёлой, горчащей на языке радости. Потом он вспоминает Сакуноске, и вся радость сходит на нет.***
— Дело не в тебе, — однажды роняет он, и тут же проклинает Мори за безусловно дурацкую идею сотрудничества с эсперами агентства. Они на чёртовом перроне, в совершенно чёртову рань. Прячутся за контейнером, не слишком умные ублюдки в костюмах клоунов палят из всех стволов по металлической преграде, у Накахары страшно болит голова, и, вероятно, поэтому не держится за зубами язык. Доппо же как назло выглядит раздражающе выспавшимся, отдохнувшим и до зубовного скрежета невозмутимым. И слегка озадаченным, потому что невольно вырвавшаяся у Накахары глупость — первая его фраза после «Ну заебись» в ответ на приказ отправляться на перрон вместе. — Прости? — вежливо интересуется Куникида и перезаряжает пистолет. Чуя морщится и вдруг решает, что его окончательно и бесповоротно задолбал весь этот мир, Дазай и звон отскакивающих от контейнера пуль. С миром он ничего поделать не может, делать одолжение Осаму не собирается, а вот избавиться от пуль — это можно. Свинцовый град зависает в воздухе, клоуны недоумённо переглядываются и в следующее мгновение падают замертво. — Забудь, — цедит он и отряхивает руки. — Мы здесь закончили, можно… В глазах Доппо холодная ярость. Он выглядывает из-за контейнера, смотрит на растекающуюся по асфальту кровавую лужу, хмурится недобро, и несколько мучительно страшных секунд Накахаре кажется, что тот его сейчас убьёт. Быстро и без лишнего шума, сотрёт с полотна, как нечаянно упавшую на холст чёрную кляксу, и даже ухом не поведёт. А потом наваждение проходит. Ярость меняется местами с брезгливостью, Куникида окидывает его взглядом, будто неприятное насекомое, и подходит к одному из трупов. — Что ты, что этот ваш Акутагава, — негромко, но твёрдо произносит он. — Можете лишь убивать. Слова бьют горечью как хлыстом. Доппо садится возле преступника на корточки и закрывает ему глаза. Чуя плохо знал Сакуноске. Но, вероятно, когда-то так мог сказать и он.***
— Он пытается всё исправить, — говорит Накахара в следующий раз, и теперь это вдвойне не к месту: Дазай всего в нескольких шагах от них цепляется к мальчишке-тигру. Светится при этом как вольфрамовая лампочка и, нелепо раскинув руки в стороны, крутится на офисном стуле. Доппо угрюмо пялится на монитор ноутбука, мелкий парень в соломенной шляпе аппетитно хрустит крекерами, жуткого вида девушка размахивает стальным тесаком, а Ацуши медленно закипает. Чуя понятия не имеет, что он делает в Агентстве, и искреннее надеется, что в очередной раз смороженная глупость потонет в гулком рычании взбешенного тигра. Но нет. — Дазай-сан! Раздражение выходит у Ацуши совсем не натуральным. В глазах мальчишки неправильное, странное, пугающее восхищение. Щекотное, тёплое и смешно очевидное. Дазай не выглядит ни обескураженным, ни смущённым, но здесь главное правильно посмотреть. И Куникида смотрит. Быстро, краем глаза. Коротко улыбается и, так же плохо изображая злость, отвечает: — Да этот рапорт невозможно исправить! Наверное, Одасаку тоже не умел злиться на Дазая. Чуя не уверен: он плохо его знал.***
— Его звали Ода Сакуноске, — выговаривает наконец Накахара. — Они были лучшими друзьями. Дазай не успел. А ты… Ты просто похож. Пуля пролетает тотчас над его плечом, и Чуя ненавидит себя за кольнувшее грудь сомнение — свинец резко тормозит и стремглав мчится прямо в лоб снайперу. Грохот от упавшего в мусорный бак тела разносится по всему переулку. — Так что дело не в тебе. — Ты ему не интересен. — Дазай просто пытается всё исправить. — Не думай, что вы друзья. Выстрел звучит как гром среди ясного неба. Накахара, всё это время старавшийся не смотреть на Куникиду, испуганно подпрыгивает и оборачивается. — Какого!.. На лице вошедшего в переулок Дазая почти вежливое изумление, будто бы он ничуть не удивлён, но изобразить удивление обязывают приличия. Позади него труп. В руках Доппо пистолет. Осаму оглядывается и широко распахивает глаза. — Святая корова! Куникида негромко фыркает и поправляет жилетку. — Ты знал, что он там. — Я знал, что ты успеешь. — Ты идиот. — Я предусмотрительный. Накахара плохо знал Оду, они и виделись-то лишь однажды. Чуя тогда ревниво скрежетал зубами и дулся весь вечер, а Сакуноске смотрел на него с очевидным недоумением, но без особого интереса. Куникида даже смотрит так же. К Дазаю снова возвращаются краски, но единственное, о чём может думать Накахара, это тайна, которую Сакуноске унёс с собой в могилу. Она известна и Куникиде тоже.***
Чуть позже Накахаре приходит в голову, что он смотрит на Доппо так же, как Акутагава — на Ацуши. И что это всё же ревность. Глупо, не к месту и совсем не про них.