Драбблы Руфус/Рено

Рено четырнадцать. Он сидит в комнате допросов Турков, руки связаны за спиной, и раненое плечо от этого ноет еще сильнее. Рено смотрит в одну точку на полу - капля крови. Его крови, чьей же еще, в остальном в комнате чисто, и он не сомневается, что после каждого допроса полы приходится вымывать очень долго. В голове у него осталась только одна мысль - ему не хочется умирать. Он не имеет ни малейшего понятия, почему, он не знает, зачем продолжать жить, но умирать он точно не хочет. Дверь распахивается, и, судя по звуку шагов, входят двое. Рено не поднимает голову, все так же глядя в пол, и вдруг в голову ему приходит отчетливая мысль - всего этого не было бы, если бы не один человек, который оставил его одного, точно зная, что турки придут. Его бросили умирать, бросили как приманку, зная, что можно будет сбежать, пока турки будут им заниматься. И Рено понимает, что от всей души ненавидит этого человека. А еще понимает, что расскажет туркам всё, что знает, даже если в итоге его все равно пристрелят. Рено девятнадцать. Ровно девятнадцать, он точно помнит, когда у него день рождения, просто затем, чтобы поставить в календаре в своей комнате галочку, отмечая начало нового года. Все люди делают это первого января, но Рено плевать на праздники, для него год начинается в день, когда он родился. Он просыпается в обшарпанной комнатушке гостиницы четвертого сектора в постели с каким-то мужиком. В комнате пахнет потом, сыростью, дешевым парфюмом и алкоголем. Рено утыкается носом в подушку, чтобы не чувствовать эту адскую смесь запахов, но от подушки пахнет не лучше, и он с тихим вздохом сползает на холодный пол и пытается прийти в себя там. Его вдруг начинает мутить, и он не может точно сказать, от чего - то ли от запаха, то ли от того, что он явно перебрал вечером, то ли от самой ситуации, в которой он (в очередной раз) оказался. А, может быть, от всего сразу. Он слышит, как ворочается человек на кровати, и решает, что лучше будет уйти до того, как он проснется. Рено двадцать. Он мысленно благодарит судьбу, что он совсем немного не успел, и только поэтому не попал под пулю. Мальчишка, кажется, даже не дышит, руки у него трясутся, и Рено решает, что отобрать у него пистолет будет безопаснее для всех. Это оказывается сложно, Руфус выглядит слабеньким, но разжать ему пальцы у Рено получается не сразу. Кажется, только когда турк все-таки отбирает пистолет, мальчишку отпускает. - Я его убил? - севшим голосом спрашивает он. Рено безразлично смотрит на нападавшего, которому выстрелом снесло полчелюсти, потом медленно переводит взгляд на Руфуса. Тот так и стоит, нелепо вытянув руки перед собой, и Рено становится его жаль. Он одной рукой закрывает мальчишке глаза, чувствуя, как тот трясется, а второй набирает Ценга. Конечно же, он ничего не говорит о том, что у Руфуса был пистолет - неприятности будут и у Рено и, судя по тому, как вжимает голову в плечи мальчишка, у него тоже. Рено двадцать два. Руфус нависает над ним, прижимая его руки к полу, и его лицо так близко, что он может рассмотреть все оттенки цвета глаз мальчишки, и чувствует его дыхание. - Ты сделал это специально, - с сомнением, почти вопросительным тоном говорит Руфус. - Что вы, сэр, просто отвлекся. - Ложь. Конечно же он поддался специально, только не мог сказать, зачем. Может быть, положение, в котором они оказались, было в его планах, а, может, он сделал это просто потому что мог, чтобы пораздражать Руфуса. Второе было более вероятно. Руфус не отрываясь смотрит ему прямо в глаза, и Рено никак не может заставить себя отвернуться, в основном потому что просто не хочет. - Знаешь, у тебя глаза красивые, - уже совсем неуверенно бормочет мальчишка, и Рено решает никак не отвечать. Не то что бы ему было что сказать. Он слышал это много раз, но впервые этот комплимент не звучал фальшиво. - Цвет такой яркий. - Спасибо, сэр, - наконец выдавливает из себя Рено, и обнаруживает, что голос у него внезапно сел. - Вы... - Ты красивый. Ты мне нравишься, - шепчет мальчишка и быстро касается своими губами губ Рено. И в этот момент Рено понимает, что попал.