Пульс

      Вот и все. Черный Сталкер был мертв.       Семецкий сидел на краю дивана, пытаясь осознать этот простой факт.       Рэд Шухов мертв. Совсем. Окончательно.       Получилось. Удалось. Гравитация исчезла, и теперь можно парить в невесомости, не боясь разбиться. Больше не будет ни боли, ни крови, ни унизительного насилия, ни…       Да ничего больше не будет - ни смысла, ни цели, ни радости.       Шухов снова ушел непобежденным, снова переиграл его, унес с собой какую-то очень важную его часть. Возможно даже - душу.       Семецкий обхлопал карманы лежащего рядом плаща, нашел мятую пачку сигарет, закурил.       Часа три назад он вытащил из груди Рэда нож - метнул в стену, не глядя, так что тот едва не по рукоятку вошел в деревянный косяк - и уложил тело на бок, все еще надеясь, что это какая-то шутка. Но Шухов не реагировал ни на тряску, ни на удары - Семецкий разбил себе костяшки, а ему - морду, наверняка сломав и нос, и скулу, и челюсть. А может и шею.       Ну и плевать.       Он затушил окурок о покрытую шрамами ногу, торчащую из-под покрывала, и зажмурился, в очередной раз смаргивая слезы.       Семецкий не знал, почему или по кому плачет - наверное, это просто дым. Вентиляция почти не работала, и сизое облако сигаретного дыма так и висело в комнате, словно задумавшееся привидение.       - Блядский ты урод, - прошептал он и двинул Шухова локтем в колено.       Окоченевшее тело даже не шелохнулось.       Семецкий встал, и как был, голышом - а какой смысл одеваться? - открыл балконную дверь и шагнул в «Электру».       А спустя полчаса очнулся на том же самом диване - новый, чистый, свежевыбритый - разве что в компании непоправимо мертвого Рэда.       Он поднялся и попробовал выйти через дверь, как все нормальные люди. Но пространственная аномалия, должная отбрасывать все куда-нибудь подальше от крохотной квартирки, вопреки логике вернула его в центр комнаты.       Семецкий попытался снова.       И снова.       Тот же результат.       Плюнув на дверь, он разбежался и рыбкой нырнул за перила балкона. Полет с седьмого этажа, к его великому сожалению, закончился не мгновенной смертью, а множественными переломами. Но какой-то бдительный монолитовец оперативно оборвал его мучения.       Воскреснув в очередной раз - снова в той же комнате - Семецкий схватил табуретку, и разнес сначала стол, а потом и сервант. В диване ломать было уже нечего - он и так не пережил их с Рэдом последнего… свидания - поэтому Семецкий просто лупил в стену, оставляя в крошащемся бетоне глубокие рытвины, пока в руке не осталась одна лишь погнутая металлическая ножка.       А потом застрелился.       И еще раз.       И еще.       Но Зона каждый раз материализовывала его на прежнем месте.       - Выпусти меня, сука! - заорал Семецкий, швырнув в окно пустой бутылкой. Стекло треснуло, но устояло.       Никто ему не ответил.       - Выпусти! - еще одна бутылка размазалась о раму, ссыпалась на пол сверкающими осколками. - Меня! - следующая взорвала стекло, и в комнату ворвался сырой промозглый ветер. - Отсюда! - крик разнесся над Припятью, отразился от пустых домов гулким эхом и вернулся возмущенным вороньим карканьем.       Семецкий подошел к окну, похожему на рыбью пасть, утыканную острыми кристаллическими зубами, зажал в руке длинный осколок стекла и в бешенстве полоснул себя по горлу.       Едва открыв глаза, он облил диван керосином из найденной в углу канистры, лег рядом с Шуховым, обнял его и щелкнул зажигалкой.       А вновь очнувшись у обгоревшего до черноты тела, пожалел, что сжег все сигареты. Вокруг все еще тлели обои и доски пола, от едкого удушливого дыма слезились глаза. Семецкий вышел в коридор, настежь распахнул входную дверь и, встав в проеме - ощущая кожей низкий, похожий на трансформаторный гул пространственной аномалии - принялся отковыривать от стены куски штукатурки и бросать на площадку, наблюдая за вспышками возмущенных «Жарок».       Он впал в какой-то бездумный транс, поэтому не сразу понял, что раздавшиеся в колодце подъезда звуки - это шаги живого человека. А поняв, не знал, как реагировать: кто-то поднимался по лестнице, но в квартире было по-прежнему тихо - чуда не случилось - так что, по сути, это ничего не меняло.       Но живой человек - какой-никакой собеседник, и Семецкий остался стоять в дверях.       Сначала над площадкой возникло противогазное рыло, потом - серо-пятнистые плечи и дуло автомата, смотрящее ему куда-то в район живота.       - Эй, парень, - вполне мирно обратился он к монолитовцу. - Закурить не найдется?       Тот замер, уставился на него круглыми линзами. Факт наличия в одной из Припятских квартир незнакомого мужика, видимо, никак не мог уложиться в раскроенном по линейке, запротоколированном сознании сектанта.       - Сигареты. Есть? - медленно, с расстановкой, словно разговаривал с умственно отсталым, переспросил Семецкий.       - Неверный... - отмер, наконец, монолитовец, и даже не вскинул, а будто бы нехотя поднял автомат. - Ты не коснешься Монолита...       - Дебил, - сплюнул Семецкий и с грохотом захлопнул дверь.       Запоздалая очередь насквозь прошила тонкую фанеру и дерматин, разрезав его практически пополам.       Он снова открыл глаза, лежа на прогоревшем до пружин диване. Точно персонаж компьютерной игры, застрявший в слишком сложном для живого игрока месте.       - Ну чего ты от меня хочешь? - простонал он, обращаясь к обложенному тучами небу. - Что я могу сделать?       Зона, конечно же, не ответила. Лишь откуда-то со стороны Саркофага донесся далекий раскат грома. Наверное, ночью будет Выброс.       Семецкий больше не пытался ни сбежать, ни умереть, просто свернулся клубком и закрыл глаза. Но заснуть не получалось, а лежать без дела не давал нервный мандраж, от которого дрожали руки и сложно было усидеть - а особенно улежать - на месте.       Поэтому он отправился исследовать квартиру.       Окна в крошечной кухне были забиты фанерными листами. В пыльном холодильнике обнаружился неплохой запас консервов. А старая плита оказалась подключена к газовому баллону, так что можно было даже приготовить себе что-то человеческое. Семецкий полазил по шкафчикам, и, кроме стандартных для Зоны галет и макарон, нашел огромные залежи самого разнообразного чая.       - Ну вот, а говорил - нету, - проворчал он, перебирая пачки - чаев здесь было, как минимум, пять видов, не считая различных сборных - с яблоками, шиповником, малиной, ромашкой и хрен знает чем еще. Семецкий принюхивался к ароматам, ощущая какую-то тихую печальную радость: вроде как ему открылся маленький, но такой человечный секрет Черного Сталкера. Хотя и слишком поздно…       Он вскипятил воду и выбрал заварку, которой осталось меньше всего - очень уж хотелось приобщиться к вкусам Шухова.       По кухне поплыл запах лимона и бергамота.       Семецкий одобрительно кивнул и уселся на подоконник - единственный в квартире стол он благополучно разнес несколько смертей назад.       На подоконнике обнаружился потертый «наладонник». А в нем - закладки: Стивен Кинг… Вообще, в памяти хранилось очень много Кинга. Когда Семецкий увидел открывшийся по умолчанию текст - последний из прочитанных - он узнал «Сияние». Еще была Джоан Роулинг, мифы народов Севера, какие-то сказки, различные смешные и не очень заметки хирургов, судмедэкспертов, ветеринаров и, как ни странно - «Сильмариллион» Толкиена: закладка на пятьдесят второй странице, сделана аж три месяца назад и с тех пор ни разу не изменена. Видимо, Шухов так и не осилил эту муть.       А возможно, все это было наследием предыдущего владельца КПК.       Кроме книг, в памяти «наладонника» ничего интересного не сохранилось. Разве что сотни не стертых системных сообщений о смерти самого Семецкого. Это было странно - обычно сталкеры удаляли их сразу по получению - и возможно что-то значило. Но что - спросить было уже некого.       Семецкий оставил КПК в покое и заглянул в санузел - та же разруха, что и везде. Разве что на мутном зеркале, в раковине и на стенках ванны обнаружились подозрительные бурые потеки. Словно Рэд не раз отмывался здесь от крови. Хотя, наверно так оно и было.       Семецкий вернулся в комнату. За окном наступали розовато-багровые сумерки и слышались далекие раскаты грома. Он долгое время смотрел в небо и пытался представить, сколько дней и ночей - одиноких, наполненных тишиной и воем ветра - провел Шухов в этой квартире: вот так же стоя у окна или сидя на кухонном подоконнике и читая с чужого КПК мрачные сказки американского «Короля ужасов». Или лежа на диване и со скуки метая ножи в жалобно дребезжащий стеклами при каждом попадании сервант.       - И никого на горизонте… - повторил Семецкий услышанную когда-то от одного из сталкеров фразу. Он ощутил вдруг такую неподъемную, тягучую тоску, что хоть вой. Нестерпимо захотелось оказаться подальше отсюда - в Баре, на базе «Свободы», да хоть в бандитском притоне - лишь бы рядом были живые люди. Посидеть за одним столиком с наглой Галкой-Или Таней, выкупить целые сутки ее времени и выпить - просто выпить! - вместе. Послушать Максовы байки, покурить с Поваром, поговорить за жизнь с какими-нибудь «пацанами».       Наверно, это снова дало о себе знать остаточное влияние Черного Сталкера: у самого Семецкого не было проблем с собеседниками. Он мог влиться в любую компанию. И очень редко - да вообще, пожалуй, никогда - не ощущал такого беспредельного одиночества.       Если бы он только знал…       Впрочем, для «если» все равно слишком поздно.       Семецкий сходил на кухню за «наладонником», уселся на уцелевший кусок пола недалеко от балконной двери - света «Электры» как раз хватало, чтобы не включать подсветку - и открыл наугад первую попавшуюся книгу: «Гарри Поттер и Тайная Комната». Книга оказалась неожиданно интересной, и он потерял счет времени.       Поэтому чуть не схлопотал инфаркт, когда за спиной раздался сначала хриплый, будто спросонья, кашель, а затем - странно неразборчивый голос:       - Юра, блядь, ты что натворил, а?..       Семецкий обернулся и едва не вскрикнул от ужаса, разглядев в мерцающем свете «Электры» шевелящийся на диване черный манекен.       - Ты меня кремировать пытался что ли, вандал? - Шухов - а это был именно он - с трудом сел, поморщился, и от этого обуглившаяся кожа на его лице разошлась кровавыми трещинами.       - Но ты же умер, - ответил Семецкий, искренне уверенный, что его в очередной раз глючит.       - Как видишь, не вышло, - простонал тот, стараясь как можно меньше двигаться. - Сколько я так?       - Не знаю, - Семецкий пожал плечами. - Несколько часов.       - Всего-то? - Рэд глянул в темное, с багровыми отсветами небо и глаза его сверкнули отраженным светом молний. - Как же не вовремя ты передумал…       А Семецкий зачарованно смотрел, как закрывается глубокая рана на его груди. Как сломанные лицевые кости с тихими щелчками встают на места. Как обуглившаяся корка подсыхает и слезает, словно шкура со змеи, а обнаружившаяся под ней чистая кожа светлеет, приобретая прежний мраморный оттенок. Как быстро, будто в ускоренной съемке, отрастают черные волосы и растворяются в белках глаз лопнувшие сосуды.       К Шухову стремительно возвращался его прежний облик. Но, судя по тому, как он кривился и вздрагивал, процесс этот был отнюдь не безболезненным.       Семецкий хотел было сказать, что все не так плохо, что он хотя бы избавился от своих неизменных шрамов. Но финальным штрихом чудесного преображения стали те самые ожоговые келоиды - они уже наползали на лицо Рэда, перечеркивая спинку носа, оттягивая вниз уголок рта, прорастая тугой перемычкой между углом челюсти и шеей. Они обняли его за плечи, расползлись веером по груди и животу, обвили левую руку уродливой выпуклой лозой…       Вон оно как, значит: шрамы эти - персональное рабское клеймо Черного Сталкера, знак его принадлежности Зоне. Но Семецкий был рад, что, пусть ненадолго, но смог увидеть Шухова таким, каким он был когда-то давно, еще при жизни.       - И что дальше? - спросил он, выключая «наладонник» и чувствуя какое-то странное отупение: будто бы выплеснул отмеренный ему на сутки лимит эмоций, и теперь не знал, как именно должен реагировать на неожиданно воскресшего Рэда.       - Сейчас слегка приду в норму, - ответил тот глухо, - и отведу тебя, куда хочешь.       - Так просто? - вяло удивился Семецкий. - Задачу выполнил - пошел на хер?       - А чего ты ждал? Объяснений? Извинений? Признаний в вечной любви?       - Ничего я не ждал… - Семецкий отвернулся. - Свинья ты все-таки.       Шухов со вздохом упал на диван, благо туда, где все это время лежало его тело, огонь толком не добрался.       - Сам ты свинья, - проворчал он вдруг. - Плащ мой любимый сжег... И дом. И меня. И ни одной сигареты не оставил…       Он щелкнул пальцами, и Семецкий услышал, как за спиной загудела аномалия. Спустя пару минут до него донесся терпкий запах дыма.       - Будешь? - спросил Рэд.       Семецкий кивнул, взял из протянутой пачки сигарету. Поискал глазами хоть что-то, похожее на зажигалку и вспомнил, что спалил ее вместе с диваном. Тут же под нос ему сунулась рука - на кончиках бледных пальцев танцевали язычки пламени. Он слабо удивился тому, что Шухов и так умеет, но отказываться не стал.       - Спасибо, - буркнул еле слышно.       - Так что тебе все-таки нужно? - спросил Рэд. - В глобальной перспективе?       - Не знаю, - ответил Семецкий. - Просто рядом быть, наверно.       - Будь, - пожал тот плечами, выпуская в потолок длинную струю сизого дыма.       - А ты разве не против? - спросил Семецкий. - А как же «отведу, куда хочешь»?       - Ключевое слово, как всегда - «хочешь», - усмехнулся Шухов. - Ты так ничего и не понял, да?       Семецкий дернул плечом, но не ответил.       - Я не враг тебе, Юр, - Рэд вздохнул, дотянулся до него и рывком втащил на диван. - Вряд ли друг, конечно, но точно не враг.       - А я в тебя кажется влюбился, представляешь? - задумчиво сказал Семецкий, все так же глядя на беснующуюся за окном «Электру», и сам удивился, что это признание не вызвало в нем ни стыда, ни протеста.       - Соболезную, - с непередаваемым трагизмом в голосе ответил Шухов.       - А может просто тоже устал от жизни такой, - не обратив внимания на подначку, продолжил Семецкий. Эмоции постепенно возвращались, и главной среди них было облегчение. В кои-то веки он был полностью солидарен с Зоной: пусть она и отняла у них право выбора, не позволила Черному Сталкеру «соскочить» по собственному желанию, зато Семецкий не остался совсем один. - А у тебя только два режима - Мрачный Жнец и шут гороховый?       - Вообще-то, четыре, - ухмыльнулся тот. - Еще мрачный шут и жнец гороховый…       Входная дверь неожиданно распахнулась, ударившись в стену, и залегшие на лестнице монолитовцы - наверное, приятели давешнего «дебила» - швырнули в их сторону несколько гранат. Которые без остатка сожрал пространственный пузырь на входе.       Семецкий выглянул из-за покрытого шрамами плеча.       - Куда она ведет? - спросил он, кивнув на мерцающую сферу аномалии.       - В пруд-охладитель, - ответил Рэд. - Если со стороны площадки зайти.       Монолитовцев такое неприкрытое пренебрежение явно обидело: они даже стрелять не стали - так и ушли, решив не тратить патроны.       - Так чего я не понял-то? - вспомнил вдруг Семецкий.       - Выброс скоро, - вместо ответа сказал Шухов. В подтверждение его слов за окном грянул оглушительный раскат грома. - Может останешься?       - Может, - кивнул Семецкий. - Останусь.