Ночь молчала. Нет, скорее уже не ночь. Скорее первый рассвет, студёный и медленный. Омертвелый. Ведь в котловине никогда не было видно синего неба, неба закатного, — только серый пепел, дым. Кокон яда, скрывающего жизнь для ужасных целей.
Только потом, через много-много лет котловина зарастёт свежими, молодыми, гибкими деревьями. Через годы сплошной туман рассеется, через годы чистый воздух и солнце возродят землю. Котловина исчезнет, как мираж, как тень, спугнутая зажженной лампадой. И ничего более не напомнит о ней.
— Зачем мы здесь? Дьявол бы тебя побрал!
Две фигуры пробивались сквозь камни. Как бы ни старались они оставаться незаметными, одна фигура, что шла впереди, постукивала палкой, тяжело опираясь на неё, вторая же безустанно выругивалась, но шла след во след с собачьей покорностью.
— Заткнись.
Человек откинул свою палку, рухнул на колени. Что-то нужно было ему средь камней, что-то он отчаянно искал, ворочая неподъёмный булыжники. Второй человек остался стоять. Он нервно оглядывался, редко поднося руку к губам и протирая их.
Эта вылазка могла дорого обойтись. Не успокаивало и наличие товарищей, что были неподалёку.
— Да помоги же мне, Шаст!
Грубый голос принадлежал Блейн.
Ей не доставало сил сдвинуть камень.
— Нужно уходить, Блейн! — Шаст вдруг подпрыгнул на месте, кидаясь к пиратке и касаясь её плеча.
— Я не уйду, пока мы не… Шаст!
Отчаяние и злость — они чуть не разорвали её в клочья, когда Шаст, в очередной раз вскинув голову и куда-то уставившись, дал дёру. С той же скоростью Блейн не смогла даже подняться. Не смогла обернуться, потому что в затылок что-то упёрлось. Позади она заслышала лёгкий частый шаг, короткий свист и шелест. Эти звуки уже были знакомы ей. Сердце Блейн тихо застучало, она задержала дыхание, подняв руки, но так и не осмелилась повернуться. А затем с её головы сорвали капюшон. Снова послышалось ругань Шаста, но уже громкая и злобная. Пират спотыкался, но его вели вперёд, взяв за шкирку, и держали на прицеле.
Эльфы Лориена не были настроены щадить своих обидчиков и их крайне неудовлетворял запрет убивать кого-нибудь ещё выжившего из пиратов.
— Поднимайся.
Короткий сухой приказ был адресован Блейн. Она медленно потянулась за своей палкой — её нога была сломана и кое-как стянута ремнями. Под наблюдением острого наконечника пиратка встала. Эльфов пятнадцать находилось в котловине. Среди них не было Халдира и его братьев. Что-то внутри Блейн похолодело.
Шасту связали руки. Ей позволили остаться свободной, чтобы могла орудовать палкой, но держали под прицелом.
Да, вылазка в котловину оказалась плохой затеей. Однако по-другому Блейн не могла. Мысль о Грезе не дала ей покоя. Блейн не пролила ни слезинки со дня последней бури, но поклялась найти подтверждения его смерти. А теперь… Теперь её саму скорее всего ждёт смерть. Расплата за содеянное. Блейн не было страшно. Она едва передвигала сломанной ногой, кривилась, глотала боль, но смиренно следовала за эльфами. Не думала над тем, что они так и не успокоились и продолжили посылать конвои в котловину.
— Это все ты и твоя чёртова затея! — плевался ядом рядом идущий Шаст. Его щёки горели, по лбу струился пот. Его яркая одежда была изорвана во многих местах. — Погубишь нас двоих, как погубила всех остальных!
Блейн заиграла скулами. Сжала зубы до боли. Она словила на себе пару эльфийский взглядов, острых, бесчувственных.
Ей вот-вот предстояло снова шагнуть в лес. Близость Лориена давила на неё хуже, чем водяная толща. Карпа и Ранш, оставшиеся там, вдали, не пойдут за ними сюда.
— Зачем я пошёл за тобой?.. — Шаст едва не споткнулся о корягу.
Блейн тоже оступилась, припадая к дереву. Чёртова нога. Эта унизительная слабость прибивала её к самому дну страшной бездны под названием Искупление.
Эльфы разъединились — некоторые поднялись на меллирны, другие исчезли земными тропами. С Шастом и Блейн остались двое. Часто дыша, Шаст привалился спиной к дереву, быстро двигая руками. Крепко держала эльфийская верёвка. Блейн, подогнув ногу, стояла, упёршись взглядом в сырую землю. Маска последнего часа ночи, едва скрывшая Блейн и Шаста в котловине, совсем растворилась. Стало светло, почти как днём. Гулял туман, спокойный и вечный. В груди завязался тугой узел — Блейн буквально кожей ощутила дыхание приближающейся расплаты. Страшно было не погибнуть, страшно было, что возмездие свершат эльфы. Блейн всё бы отдала, чтобы пасть в морскую пучину, нежели быть сокрушённой стрелой или лезвием тонкого меча.
— Ты… Ты погубила их. Всё наше дело. Ты и чёртов Грез. Я сразу всё понял. Зем был прав. Не многие, не многие!.. — он словно задыхался, не переставая двигать локтями. — Не все заслуживали тех богатств, что обещали нам Боги!
— Они ничего не обещали нам.
— Откуда тебе знать?! — низко зарычал он. — Хотя теперь какая разница?! Ничего нет, ничего! Мы всего лишились! У нас теперь ни капитана, ни золота! Чёртовы эльфы… — он сбавил голос, но явно был на взводе. Блейн не находила сил спорить.
— Заткнись, Шаст, — сказала она, на миг смеживая веки.
— Они вздёрнут нас на каком-нибудь суку… И всё из-за… А! — он неловко дёрнулся, когда Блейн, швырнув палку, двинулась к нему и, схватив за ворот, вжала в дерево, поддав локтем под рёбра.
— Да Грез сделал бы это ещё тогда, чёртова ты свинья! — зашипела она в полном бешенстве. — Ты и сам был абсолютно бесполезным куском мяса, а возомнил себя самым непричастным! Обвиняешь меня? Обвиняй и подавись своей желчью, собака!
Блейн заметила, как двинулись к ним стоявшие поодаль эльфы, но даже их скорости не хватило. Блейн не осознала, когда рухнула на землю — её толкнул Шаст, вдруг высвободивший руки. В его ладони был зажат очень крохотный нож. Пират зарычал, смешивая в этом диком звуке и словесный ответ, и подался вперёд, словно намеревался опустить вооружённый кулак Блейн на голову. Пиратка не постаралась уклониться. Шаста остановили эльфы. Точнее эльф, появившийся с совсем другой стороны. Именно он закрыл собой Блейн от взбешённого пирата.
Лицо Шаста исказилось от беспомощности. Его снова схватили за ворот, и у него не было шанса вывернуться — нож валялся на земле.
— Ты!.. — захрипел он.
— Вот мы и встретились вновь, — холодно и до ужаса спокойно произнёс Халдир. — Румил.
Шаст встряхнул руками, когда его выпустили. Радость оказалась короткой — в лоб упёрлась стрела. Хищно блеснули глаза Румила.
— Иди вперёд, пират. И не вздумай что-нибудь сделать.
С Румилом Шасту повезло встретиться впервые, но и он сразу понял, насколько опасен и несговорчив этот эльф.
Блейн не видела, как Шаст пошёл под прицелом. Она подняла голову, встречаясь с абсолютно бесстрастным лицом Халдира. Он стоял над ней. Рядом — другие стражи. Она была для них ключевой фигурой. Шаст не мог интересовать их сильно, нет. Они почти не знали его, а вот Блейн…
— Не думал, что увижу тебя, Анора-Милл, — хладнокровно сказал Халдир. — Ты знаешь, чем для тебя обернётся этот приход на нашу землю?
Снова подперев под себя палку, Блейн поднялась и… ухмыльнулась, когда лохматые пряди упали ей на лицо.
— Знаю, эльф.
Халдир поджал губы, сурово, словно что-то для себя окончательно решив, взглянул Блейн глаза в глаза. Каждый понял, что проход в душу другого безвозвратно заперт.
Блейн, как и Шаста, повели лесной тропой. Эльфы шли позади, вооружённые и сосредоточенные. Блейн хромала и никак не могла сбежать, но это не расслабляло их. Пиратка не опускала глаз. Только Халдир, только он ловко и тихо шагал перед ней, такой, как во дни первого знакомства. Его волосы тем же снегом лежали на плечах и спине, так же косичка собирала их на макушке. Блейн вновь цепко следила за ней. И Халдир чувствовал. Чувствовал и был зол на себя, что делает это. Что способен.
Блейн узнавала места, мимо которых её вели. Приближался Карас-Галадон. Её ожидала встреча с Владыками.
Она зажмурилась на самой последней ступени, когда сотня кенкетов на миг ослепила её. Владыки стояли перед ней. Отчуждённые и величественные, как древние монолиты. Перед ними уже находился Шаст. Он не стоял, сидел на коленях, свесив голову. И не двигался. Блейн не было страшно, но она сразу ощутила изменение атмосферы, когда ушёл Халдир. Осталось чувство пугающий обречённости. На площадке теперь остались только провинившиеся и их судьи. Согрешившие и палачи.
Владычица сделала один единственный жест — указала на место рядом с Шастом — и Блейн повиновалась.
***
Над головой хлопнула деревянная решётка-дверца. Тёмные полосы, перекрывающие дневной свет, неровными дорожками пали на лицо Блейн. Пиратка попыталась, встав на носки, поглядеть, что творится наверху, но слишком глубокой была яма, в которую её заключили.
Стены за спиной были обделаны тёмным деревом, под ногами — мягкая, но утоптанная земля; вдоль стены по правую руку Блейн, напрягая зрение, рассмотрела держащуюся на тонких верёвках лавку. Наверное, она же служила и постелью. «Яма» было вполне точным определением, только в ней отсутствовали вонь и сырость, не было ни насекомых, ни растений. Зелёная трава пробивалась сквозь решётку там, над макушкой Блейн, и ветер шелестел ею.
Свобода Блейн сменилась заключением. Так же, как некогда эльфы томились в пиратский тюрьме, так и Блейн теперь сидела под стражей.
Суд двух Владык вынес справедливый приговор. Блейн и Шаста заключили под стражу, а после разъединили. Шаст был менее покорен, чем Блейн. Он всё надеялся, что сможет или сбежать, или разжалобить эльфов и в приступах то раскаяния, то бешенства обращался к крайностям. Блейн лишь удалось увидеть, как сильно встряхнул его Румил и как по-настоящему сухо и резко в дальнейшем принялись обращаться с ним стражи. Они увели его другой дорогой, наверное, Шасту грозит точно такая же яма.
Лицо Блейн оставалось каменным. Она не пыталась разговаривать. Характерные ей насмешки и колкости, провоцирующие эльфов до этого, канули в небытие. Если так выглядит человек, который потерял смысл существования, то Блейн определённо стоило опасаться. Опасаться саму себя. Не было ничего страшнее, чем сердце, переставшее биться, в теле, которое могло действовать и без внутреннего огня. Блейн не испытывала ни упадка сил, ни расстройства, ни разочарования. Чудилось, что в ней иссох каждый источник, порождавший чувства, а они не старалась этого изменить. У неё теперь не осталось семьи, а значит, не было и «горизонта». Его ранее чёткая и призывающая полоса исчезла. Блейн потеряла все ориентиры. Её целью мог бы стать побег, но искалеченная нога напоминала ей о её беспомощности. Блейн могла бы бросить все силы на то, чтобы оправдать себя, но, глядя пару минут назад в глаза Владычицы, она могла только надменно молчать. Рыдал и скулил рядом Шаст, но у Блейн не дрогнула даже бровь. Анора-Милл не была гордячкой, но Блейн… Блейн для этого была слишком самонадеянной. И она не могла ничего сделать со своей самонадеянностью, хотя слышала, как трещит под её ступнями мост жизни.
Она добрела до лавки и, выпустив палку из рук, рухнула на сидение. И проделала всё это с таким равнодушием, словно согласилась жить в этой яме вечно.
Возможно, так и было.
Наступила холодная туманная ночь. Блейн бессмысленно глядела на решётку, пока удлинялась полоса серебряного света. Полоска ползла по полу, как крохотная змея, и оказалась огромным василиском уже на противоположной стене. Но её вспугнул ослепляющий свет. Кто-то остановился над решёткой с факелом в руке. Блейн вытянулась.
После ряда негромких звуков решётка отворилась и вниз свесилась деревянная лестница. А затем в яму спрыгнул эльф.
— На выход, — только и сказал он медленно поднимающейся Блейн, схватил её под руку и подтолкнул к лестнице.
Морщась от тупой накатывающей боли в ноге, Блейн кое-как выбралась, цепляясь за влажную траву. Потом поднялась. Перед ней стоял Халдир. Тени так лежали на его лице, что делали его усталым, отчуждённым и… Злым.
— И что со мной сделают? — Блейн подтолкнула под себя палку, которую ей вытащили из ямы.
— Даруют свободу.
Блейн не поверила своим ушам. Свободу? После одного дня заключения? А Шаст? Что сделают с ним? Тоже мирно отпустят? Дадут им уйти?
Сотня вопросов отразилась в глазах Блейн. Но эльфы не торопились что-то объяснять.
Их было пятеро около ямы. А затем остались только Халдир и Блейн. Молча развернувшись, эльф поманил пиратку за собой в чёрные прорехи между деревьями по неровной петляющей тропе. Халдир шёл спешно, и Блейн прилагала усилия, чтобы не отставать от него. Ей хотелось заговорить, разъяснить ситуацию, но слова не шли на язык. И казалось, что вот-вот где-нибудь покажется Шаст, которого, она верила, эльфы тоже отпустили. Но вдруг Халдир, едва заметно обернувшись, отчеканил:
— Не надейся на своего жениха, Анора-Милл. Его мы держать будем столь же долго, сколько пираты пленили моего брата.
— А я не пират? — палка попала на камень, Блейн едва не рухнула. Бедро полыхнуло болью. — Шаст во всём случившемся практически не сыграл роли. Кого и стоит отпустить на все четыре стороны, так это его!
Халдир развернулся с такой стремительностью и так резко схватил Блейн за воротник, что пиратка уронила палку и держалась только благодаря хватке эльфа.
— И я думал точно так же, Анора-Милл! Уж поверь мне! — синие глаза горели яростью. — А теперь скажи мне: ты чувствуешь хоть каплю раскаяния?
И Блейн ему на зло выдавила:
— Нет.
— Лжёшь, — прошипел Халдир, и выпустил Блейн.
Пиратка откачнулась к дереву, чтобы не упасть. И в мгновение ока Халдир схватился за лук и натянул тетиву. Глаза Блейн округлились — его стрела глядела чётко ей в грудь. Как тогда, в самую их первую встречу в котловине. Эльф ощетинился, едва держа себя в руках, и хрипло выдал, повышая голос:
— Потому что если бы ты не чувствовала раскаяния, Владыки не даровали бы тебе свободу! Они видели это раскаяние в твоих глазах, Анора-Милл! Так что не смей мне больше лгать!
— Стреляй, — потребовала Блейн, отстраняясь от дерева.
Неверный шаг вперёд — до наконечника какие-то сантиметры.
— Давай. Отплати за друга, за свой край. Потому что тебе больше ничего не остаётся!
Жестоко, подло. За это её впору люто ненавидеть, но просто не хватает сил. Ни на что не хватает сил. А ведь так просто разжать пальцы — и пускай стрела летит и творит всё что вздумается. Это если око за око. Это если платить болью за боль, местью — за страх, разочарование, обман… Блейн стояла здесь, перед ним, живая, всё такая же, как ещё пару дней назад, пока на ней была её маска добродетели и исправности… Но уж лучше бы котловина и впрямь поглотила её. Тогда не пришлось бы решать сейчас…
Тетива скрепит, натягиваемая до предела.
А спохватись, прислушайся он к словам братьев раньше — выжил бы Иттор, не страдала бы так Батиль, Льяна не потеряла бы последнего родственника, а Лориен не получил бы таких повреждений!.. Не поддайся он на взгляды, опасные речи, на впервые появившуюся возможность полюбить!.. Страшно, ибо ответственности и на нём самом не меньше. Но Блейн!..
Ещё один шаг от лживой, злой пиратки, в душе которой нет солнца. Но как только стрела упирается ей в сердце, Халдир обессиленно разжимает пальцы — с шумом и лук, и стрела падают в листву под ногами.
Серое молчаливое небо. У Блейн такие же глаза, сухие, холодные, разочарованные. Она надеялась, что он всё-таки выстрелит? Ядовитая девушка!..
— У тебя ведь могла быть иная судьба, Анора-Милл, — глухо заговорил Халдир, — ты могла отречься от лжи, от пустых обещаний, которые погубили тебя. Вас всех. А меня… — глубоко втянутый воздух и полное признание собственного поражения: — Меня ты уничтожила в пух и прах, Анора-Милл.
На бледных губах пиратки проступила улыбка.
— Я только пешка, эльф. Да все мы пешки на доске, где играют Боги.
***
Лес поредел, затем подошёл к концу. А за ним — пустынное просторное поле, над которым раскинувшийся купол звёздного неба. Блейн давно не видела звёзд.
Она вышла из леса, замерев уже сапогами в траве. Халдир границы не преступил. Остался под деревом, в серебристой тени.
Подул свежий сладкий ветер. Такой уж позаботится о том, чтобы все раны на теле великого Лориена поскорее затянулись.
— Анора-Милл, — тихо, шелестяще, как мираж.
Лохматые кудри Блейн чуть шевелились.
— Я прощаю тебя, Анора-Милл. Уходи.
Воздух не вошёл в грудь — Блейн порывисто схватилась за горло, проталкивая ком, и стремительно обернулась.
Халдира и след простыл.
Серебристые ветви ещё дрожали после его прикосновений.
Пиратка двинулась в густую траву. Далёкому-далёкому рассвету ещё предстояло раскрыться над Средиземьем. Но Блейн более не видела своего «горизонта». Он распался ещё в ту ночь, когда погибли пираты, когда она, пиратская принцесса, по глупости разменяла свою свободу на одинокое блуждание в пустоте.
По щекам Блейн потекли слёзы.
The End.
