Найденная

      Сочетание серого и розового цветов считается одним из самых нейтральных. Вы можете наблюдать его буквально всюду: в одежде, аксессуарах, мебели, дизайне интерьеров. Умудренные знанием эксперты утверждают, что такая комбинация придает благородное спокойствие изначальному объекту.       Что ж, возможно, в деловом костюме да прочей одежде. Или какой-нибудь дорогой упаковочной мишуре для подарка на пару тысяч – да.       Но вот для коридоров медицинского «санатория» – это, как ему казалось, был просто мрак. Хотя что там ожидать от частной лечебницы…       Тут буквально всё кричало о богатстве и статусе. О том что находящиеся здесь купаются в роскоши, неге, нереально прекрасных условиях. Хотя им это и не было нужно.       Больше нет.       Да, это место ему определенно не нравилось. Но, с другой стороны, Ланг приходил сюда не ради пафосных интерьеров.       Несмотря на всю показуху, безопасность тут была посредственная – поначалу ему вообще не стоило никакого труда сюда проникнуть. Потом к нему и вовсе привыкли. Теперь для всех он Майкл Тан, тихий интеллигентный доктор китайского происхождения, стесняющийся смотреть улыбающимся ему медсестрам в глаза, а потому вечно поправляющий свои очки в тонкой оправе.       Неприметный, всего лишь один из многих, кого наняли эти поехавшие боссы из «Ли Индастрис». Но при этом очень внимательно следящий за состоянием единственной пациентки.       Настолько пристально, что даже появлялся он в строго определенные дни.       Жемчужно-розовые коридоры уводили в сторону, туда, где располагались комнаты основных «жильцов». Встречающие тихие тени медперсонала в форме таких же цветов автоматически проделывали свою работу, стараясь как можно меньше попадаться на глаза. Странное решение, странный указ – ведь, по сути, именно они и были самой живой частью всего этого места. Подопечные же их все были как один «тяжелые», едва претендующие на это определение вообще.       Парализованные.       Коматозники.        «Овощи».       Или же просто поломанные куклы, с которыми уже наигралась жизнь.       Но не он.       Третья дверь налево, потом прямо по такому же унылому двухцветному коридору, но уже с табличкой «Только для персонала». Встать возле второго внутреннего окна: из него открывается просто прекрасный вид на крайнюю палату с панорамным остеклением.       Занять позицию. Ждать.       Сегодня третья суббота месяца, а значит, представление для него, единственного зрителя, вот-вот начнется.       Небесный кукловод не подвел: первая марионетка появилась на серо-розовом занавесе «сцены» вот уже через десять минут. Быстро, судорожно прошла по коридорам, пряча лицо за меховой оторочкой капюшона.       Никто из персонала не окликнул пришельца и даже не высказал за верхнюю одежду – тоже привыкли. Но в отличие от «Майкла», этому герою постановки не смела улыбнуться ни одна девушка. То ли пугал затравленный взгляд, то ли не проходящая судорога плеч, заставляющая довольно-таки высокого юношу выглядеть на голову ниже.       А может, просто каждая уже видела хоть один акт здешней пьесы и не желала более этого касаться.       Он практически бежал, и если бы не ковер с густым ворсом, то наверняка перебудил бы всё крыло. Словно отчего-то убегал, словно чего-то боялся.       Затормозить изволил лишь возле двери в ту самую крайнюю палату. Сделал глубокий вдох, скинул капюшон куртки с головы. Замешкался, но всё же распахнул дверь.       Апартаменты больных были здесь обставлены со вкусом, но всё также безлико, стерильно – ни на секунду не забыть, что это всё-таки палата.       До ненормального нежилая – хотя ее владелец находится там же.       Точнее будет сказать, сливался с мебелью. Настолько врос в кресло и плед поверх колен, что скорее воспринимался украшением спинки и подлокотников.        Ланг аккуратно нажал на дужку очков – в комнате на команду беззвучно и привычно включился передатчик, спрятанный в часах на полке уже очень давно. Умная техника не подвела: в ухе лжедоктора тут же засвербело от хлопка двери.        Потом раздалось далекое, но четкое: - Привет.        Мертвая тишина. Такая, как если бы гость сказал: «Привет» кровати или стулу. Впрочем, последнее было почти верным. Слово адресовалось тому самому украшению для кресла. Только очень тренированное зрение могло сразу разобрать в оном молодую девушку.        Но Ланг здесь был не впервые.        Они оба.        Потому гость спокойно отнесся к тишине, сразу пройдя в нужный угол. Осторожно откатил кресло, оказавшееся навороченным инвалидным, от окна к центру – так, чтобы на фигуру в нем падал свет.        Человеком назвать это было весьма сложно.        Ланг слегка склонил голову, рассматривая женскую особь. Больше всего она походила на фарфоровую куклу, которую вопреки канонам сделали латиной. Мраморно-мертвая кожа идеально облегала когда-то изящный, а ныне – лишенный жизни силуэт. Тонкие кисти безвольно покоились на подлокотниках. Волосы киселем стекали по плечам, слегка заделанные у висков чужой рукой.        Уже не белый, пропитанный каким-то раствором бинт на лбу навевал мысли о крепежах к креслу-коробке.        Кукла не двигалась, отдавшись воле ослабших нитей. Кукла спала, прикрыв веками пустые глаза.        Кукла была бракованной, ведь хоть и бодрствовала, на деле принять участие в происходящем спектакле не могла.        Главный герой постановки тем временем присел возле кресла. Аккуратно, бережно дотронулся до век на женском лице. - Здравствуй, Лайнс. Это я, Аксель. Прости, что так долго шел.        Ланг не сдержал усмешки. Старый, уже ставший заклятым враг знал свой репертуар наизусть: приветствие не менялось из раза в раз.        Как и ответ – если таковым можно назвать бессмысленный взгляд женщины, не способной даже самостоятельно моргать.        Меннинг выдавил улыбку, аккуратно притронулся к смуглой руке. - Знаю, до этого у тебя был Шарк. Он всё еще расстраивается, что ты не в… настроении для его шуток. – Последние слова дались с трудом, застряли склизким комом, не желающим выходить в мир.        Впрочем, хозяйка заминки не заметила: так и продолжила сверлить гостя глазами возмутительно живой статуи.        Глазами, что давно уже не смотрят на этот мир.        Уж Ланг-то это знал.        Знал он и то, как это пробирает – быть ничем в отражении очей, затянутых ряской забвения.        Потрясающий эффект.        Доктор поправил очки-передатчик, для вида прошелся по коридору. А потом снова вернулся к окнам своей пациентки.        Которую он же сюда и отправил.        Прошло столько времени, что и сам змеехвост уже не верил, что эта поломанная кукла когда-то была одной из его врагов.        Когда-то – хорошее слово.        Тоже дает потрясающий эффект.        Когда-то в Лэндмарке завелась проблемка под именем Аксель Меннинг. Проблемка имела при себе верный кружок дружков-болванчиков. Проблемка посмела прятать у себя священный Свиток и всячески мешаться под ногами.        Но любая проблемка имеет свое решение. У этой – девушка, сокомандница, не менее глупая, не менее упрямая.        Пытавшаяся что-то там из себя строить даже в плену.        Помниться, до последнего не сдавалась. Даже когда попалась после неудавшегося побега, и Ланг лично швырнул ее на хирургический стол. - Мои друзья придут за мной, - возвращается из глубин памяти тихий, но гранитно-твердый шепот.        И они и вправду пришли – сигнал вторжения разнесся по базе по-киношному точно под конец этих слов.        Запомнил Ланг и самоуверенную улыбку, которую не испортил застывший во взгляде страх.        А еще – мгновенно разыгранную партию в кости с судьбой, благодаря которой он все равно победил.        Мастер велел девчонку поберечь: разумно видел ее разменной монетой.       Однако с командой АТОМ на пороге произошла мгновенная девальвация.        Он планировал лишь запугать ее до смерти, ввести в анабиоз: куклы тогда слушаются ниточек особенно хорошо.        Но рука сама внезапно вонзила орбитокласт глубже, что в итоге он с тихим треском пробил череп.        Кости были брошены, и в тот момент Ланг отыграл-таки у судьбы свои дважды шесть.        Его победа – последнее, что отпечаталось в испуганных зелено-золотых глазах, прежде чем из них навсегда пропали осмысленность и жизнь.       Непрофессиональная лоботомия – вещь коварная: может и перевоспитать, может и уничтожить. А «Змеиному Хвосту» одинаково полезно и то, и другое.        Ланг тогда не противился вторжению к нему местных героев. Он даже позволил им без каких-либо проблем найти свою бразильскую пропажу. Да и зачем мешать? Они бы и так пришли к нему. Сами.        Так оно и вышло. Тогда-то Ланг и осознал, что проблемка Лэндмарка приобрела чуть большие масштабы, нежели изначально. Особенно когда эта проблемка по фамилии Меннинг с огнем фиолетовой ненависти в глазах попыталась его убить.        Именно так.        Прямо, открыто.        Без какой-либо геройской или благородной мишуры. - Что. Ты. С ней. СДЕЛАЛ?! – орал тогда, пытаясь свернуть Лангу шею окровавленными ладонями: ведь раны на голове всегда обильно кровоточат, особенно, если глубоки…        По невероятному стечению обстоятельств, последствие своего столкновения – обрушившееся здание – они пережили оба. Но это было и неважно. Всё равно в тот день команда АТОМ оказалась окончательно побеждена.        Хочешь разом остановить механизм – бей в слабое звено цепи.        А оно вовсе не то, до которого проще всего добраться.        Слабое звено – это поломка которого разрушит всю машину сразу.        Именно так в итоге и произошло.        Конечно, при такой поддержке, какую имела эта проблемка и Ко в лице «Ли Индастрис», так просто Альфа Тинс не сдались.        Не смирились – куча нанятых врачей, да и сама лечебница подтверждают это и сейчас. Но все эти специалисты только разводили руками, ставя диагнозы один неутешительнее другого.        Коматоз. Вегетативное состояние. Повреждение мозга, которое еще можно было бы ликвидировать, но вот из-за сильного кровоизлияния…        Те, что пооптимистичнее, предполагали, что с лечением девушку удастся вернуть в разум. Другие с хмыком предупреждали, что шансов один на миллион, да и в случае успеха Леоне навсегда уже останется инвалидом. Третьи качали головами и говорили, что последствия уже необратимы – увы, разум к девушке уже не вернется. Ожидающие худшего прогнозировали, что с такой травмой мозга то, что осталось от Лайнесс, проживет от силы год-два.        Меньшинство, они же самые разумные, просто делали свое дело и не рисковали что-либо предсказывать. Особенно с Меннингом за спиной.        Конечно, гении из «Ли Индастрис» не опускали руки тоже. Но жажда помочь постепенно переплавилась в ярмо обязанности, а посему при любом удобном случае дело это откладывали в долгий ящик. Сейчас над волшебным спасением и вовсе бился только Гаррет. Да и то больше не из-за Каталины, а ее кузины – какой же влюбленный парнишка выдержит постоянные женские слезы?        Хотя кто знает, может ему и удастся чудо. А может, уже удалось бы, если б его не отвлекали из-за постоянных поисков «Змеиного Хвоста». Но ведь отомстить за пострадавшего товарища гораздо важнее, чем вернуть его в строй, да?        А Меннинг сейчас рассуждал именно так. После произошедшего в «санатории» щенок сорвался с цепи и стал упорно доказывать, что нет, на деле он матерый пес, который способен в одиночку уничтожить мировой преступный синдикат. И, как и прочие мелкие и тявкающие, начал упорно пакостить. Поначалу Мастер даже обозлился, посчитав, что своим непослушанием Ланг только навлек на себя и весь клан беду. Но со временем стало ясно, что игра все-таки в их пользу – пусть в начале они и нахватали из карт много швали.        Меннинг буквально захлебнулся в своей ненависти, самолично утопившись в сталкерских поисках. Он не мог ни о чем думать.        Забыл, ради чего в принципе стоит жить.        Его жажда змеехвостовой крови (Квана, его, Ланга, да хоть кого-нибудь) стала так велика, что окончательно толкнула слабого и безвольного парня в объятья энергетической темноты.        Бракованные герои ведь крайне легко становятся злодеями.        И помочь ему уже не смогли ни увещевания друзей, ни высокопарные речи предателя-Дрэгона: Аксель Меннинг завяз в этом насмерть. Хотя возможно всем просящим просто недоставало шарма, чтобы он прислушался?        Какая жалость, что господин Кван тоже не пойдет навстречу и не даст парню услышать отцовскую выволочку: оказалось, что в таком состоянии бывший герой Лэндмарка даже полезен.        Когда эмоции застилают разум противника, победить его в два раза проще. Мастер и вовсе без труда вычислил алгоритм действий недохранителя священного Свитка и теперь подтасовывал данные, выставляя базами «Змеиного Хвоста» те объекты, уничтожение которых было выгодно уже синдикату.        Вот и сейчас Меннинг говорил о том же – надо же, какая ирония. - …пустышка, - шелестел голос едва слышно: парень встал к нужной полке спиной. – Мы обшарили всё, но ничего не нашли.        Девушка не двигалась и никак не реагировала, потому джоланист теперь стоял позади, крепко вцепившись в ручки инвалидного кресла: с такого ракурса Леоне еще походила на идеального слушателя. Добавь щепотку воображения – так и вовсе будто ловит каждое слов, боясь прервать.        А не смотрит пустыми глазами, в которых оставшимся острием орбитокласта засело осуждение.        Ланг слегка поправил очки, отойдя к другой стороне коридора: Меннинг развернулся вместе с каталкой как раз к панорамному окну.        Злиться Леоне было с чего. И осуждать тоже. Даже если опустить очевидную связь между сынком Себастьяна и великими «Змеиным Хвостом», конфликт которых в итоге и привел несчастную на тюремный операционный стол.        Причиной оказалась банальная слабость.        Слабость дружеских уз, которые просто не выдержали такого испытания.        Конечно, когда всё только случилось, четверка лэндмаркских героев не выходила из больницы, дежуря по очереди возле палаты поверженного товарища. Потом с таким же энтузиазмом и упертостью носились туда-сюда в поисках хоть чего-нибудь, что могло бы помочь. Но разум Леоне всё не возвращался, надежда таяла, как снег под июльским Солнцем. И тут ежеминутное бдение приобрело часовые промежутки, затем – суточные. Первые месяца три «лучшие друзья» еще хотя бы старались наносить визиты каждый день, разделив таким образом между собой и другими близкими девушки дни недели.        Но вечно стремящиеся вперед герои в конце концов не выдержали такую игру в сиделок. У них же жизнь продолжала идти своим чередом, в отличие от бедняжки Каталины. Были новые злодеи, девушки и само собой Месть.        Зачем бдеть возле постели коматозника, который уже никогда не посмотрит именно на тебя, а будет до конца дней своих созерцать лишь посторонний Мир ?        Бдеть и без конца прокручивать в голове мысль, что сложись всё иначе, и в инвалидном кресле с биркой «Брак», расписанной медицинскими терминами, оказались бы уже они…        Ланг не один раз наблюдал за их визитами и видел, как почти всегда, покидая обезличенную vip-палату, экстремалы бежали отсюда сломя голову. И, как подозревал джоланист, тайно радуясь, что уж они-то могут уйти отсюда в любой момент.        Вот и трансформировалось еженощное бдение в визиты раз в месяц.        Кингстон – первые числа, от первого до шестого.        Шаркер – пятнадцатое.        Меннинг обязательно заявлялся в третью субботу.        Гаррет – вторник с перерывом в две недели и то лишь потому, что надо было испытать очередную бесполезную задумку по просьбе кузины пострадавшей (уследить за перемещениями и визитами этой было нереально – это был такой нелогичный, с вселенским хаосом график, что Ланг в попытках разобраться едва не заработал себе мигрень).        Кто еще? Ах да, Хоукс. Этот поначалу захаживал по средам, только вот его визиты каждый раз становились всё короче. Последние пару месяцев он и вовсе пропустил.        Даже глупцу было очевидно, что героический квартет продолжил нестись вперед, оставив лишний багаж на одной из навсегда покинутых станций.        Старым потрясениям место именно там, максимум – на чердаке.        Сломанным куклам и бракованным героиням – тоже.        Порой Ланг позволял себе сентиментальные мысли и милосердно надеялся, что девчонка уже давно умерла рассудком. Потому что всё осознавать и видеть, как тебя заживо хоронят – слишком жестокая кара для простой пешки.        Ланг бы лучше приберег ее для Меннинга.        Тот, кстати, соизволил отвернуться от окна палаты и теперь просто мерил ее шагами, что-то эмоционально и неестественно рассказывая – будто вместо Хоукса решил разучить театральный монолог. Слушал только себя, хмыкнул лжедоктор, как и всегда. Походы сюда не-герой уже давно использовал лишь как лишний повод оправдать свои действия и решения. Некоторые, опять же, давно утратили блеск прошлого наивного благородства.        Весьма эгоистично. Хотя, может, и необходимо. Ученик Квана еще помнил, чем закончился последний сконцентрированный лишь на больной визит. Если перечислять по пальцам: поломанной мебелью – раз, выгнанным взашей джоланистом – два. Третьим была всё та же Леоне, которую совсем не бережно трясли за плечи под громкое, срывающееся: «Да очнись же, вернись, ты сильная, черт возьми, Лайнс, просто вернись!!!».        И Ланг бы покривил душой, если бы сказал, что то зрелище не доставило ему истинное удовольствие.        Сегодня Меннинг его радовать не спешил.        Вместо этого таки пересилил себя – присел на корточки прямо напротив поломанной куклы. Рискнул даже заглянуть ей в глаза, не укрываясь от болезненной пустоты. - Всё будет хорошо, Лайнесс, я тебе обещаю, - говорил псевдоуверенным тоном, вновь стягивая с подлокотников руки с перерезанными нитями. – Я клянусь.        Конечно, кивнул Ланг в своем коридоре, едва удерживаясь от зевка, всё будет хорошо. У него самого. Что там для счастья этому пацану нужно? Поиски папаши? Есть. Джо-лан? Есть. Уничтоженный «Змеиный Хвост»? Это, конечно, невозможно, но он же там свои безуспешные попытки предпринимает. Друзья, опять же, при нем остались, да и, судя по данным ниндзя-разведчиков, ночные похождения к какой-то девушке наладились.        Сам уже наверное понимает, что сидящее в кресле существо – давний пережиток прошлого. Просто слишком упрям, чтобы просто так отпустить.        Ненавистный противник тем временем разливался соловьем в похоронно-тихой комнате, что «Гаррет уже близок» и «еще пара опытов, и они смогут провести необходимую операцию», которая «ну просто обязательно поможет». Уже даже начал слегка запал терять, когда вдруг застыл, неверяще уставившись перед собой.        А потом и кресло судорожно развернул к окну, словно светлая комната может что-то от него коварно и нагло утаить.        Ланг напряг глаза, пытаясь рассмотреть, что же сумасшедшего героя так всполошило.        Поначалу даже показалось, что обознался, увидев узкий блик на щеке местной жительницы.        Слеза? Серьезно?        Потом бегло взглянул на часы и успокоился. Ну да, сколько уже там Меннинг в мистера Заботу играет, а она всё с открытыми глазами. Неудивительно, что заслезились.        Именно так. В конце концов, не заморгала же она при такой кататонии же…        Нафантазировавший себе непонятно что Меннинг продолжал что-то говорить, причем почему-то шепотом – увы, даже такой прекрасный «жучок», как у Ланга, это детское блеяние членораздельно не передал. Потом поднялся и по ставшей не совсем адекватной привычке поцеловал девушку в лоб, чуть выше обязательных бинтов (о нет, рана, что нанес Ланг, уже давно зажила; теперь раскурочивали Леоне череп исключительно врачи и ее же друзья). На секунду замер, а после аккуратно прикрыл две бездны пустоты веками, позволив скопившимся слезам фальшивыми бриллиантами осесть на ресницах.        Ланг привычным движением поправил очки, выключая верный прибор. Без всяких прочих движений отправился из коридора, абсолютно не интересуясь событиями в крайней палате. Да и к чему? Он ведь и так знал всё уже вплоть до секунд. Сейчас кресло с побежденным навеки героем опять перекочует в тень, а сам Меннинг застынет возле окна, глядя прямо в ту же пустоту и заодно – окна коридора напротив, ибо никогда не может поступить по-мужски и уйти сразу. Возможно, даже случайно завернувшая туда медсестра нервно передернется от такого взгляда: одновременно далекого, но пробирающего до костей – черно-фиолетовая трясина Джо-лан в глазницах всегда так действует на неподготовленных. Потом наконец выйдет и либо застынет у закрытой двери, либо убежит, желая еще месяц не вспоминать об этой тягомотной обязанности посещать сей живой склеп.        Как бы то ни было, Ланга это уже не интересовало. Как не волновали и прочие шаги спятившего от мести и поисков хранителя. Потому что вне зависимости от того, куда там вражда Лэндмарка и Гонконга зайдет дальше, знал.        Он в любом случае уже победил. ___________________________________________ Сразу оговорюсь: я не имею никакого отношения к психиатрии (ну, возможно, только как пациент в отдаленном будущем), потому все описанные состояния и термины могут быть недостоверны. Нов конце концов, в АТОМ даже география и химия пьяно горланят песни, так почему б не прибавить к ним немного медицины?)