Дефект породы

Крошечные, незаметные странности цеплялись острыми коготками, нанизывались на опытный взгляд, как жемчужины на прочную шелковую нить, складываясь в не слишком понятный, но отчетливо проступающий узор. С каждым новым подмеченным огрехом Шерлок чувствовал прилив ни с чем не сравнимого удовольствия - чем больше в деле окажется неправильностей – дефектов, тем проще и изящней окажется решение этой намеренно-очевидной загадки. Вообще-то, странности начались задолго до того, как они ступили на выглаженные временем камни моста. Что бы он не говорил об исключительной ценности умения сомневаться в очевидном, Шерлок верил собственным глазам. Верил больше, чем рассудку и человеческой глупости, обожавшей древние поверья, но считавшей их всего лишь сказками, чем-то забытым, постыдным, непристойными и оттого еще больше притягательными …люди не превращаются в животных. Но он видел Грега, обнимавшего некха. И знал, что некх - Джон. Почему и как – вопрос второй, третий… десятый. И ответить на него, теперь было всего лишь делом времени. Потому что Шерлок верил своим глазам. Неуемная жажда познания уже в раннем детстве исчерпала свой первый источник в лице отца – строгого, холодного альфы, с льдистыми глазами и волной припорошенных ранней сединой волос. Милорд Холмс в присутствии посторонних, будь то королевский круг или всего лишь прислуга, держался с неизменной снисходительной отстраненностью, которая, впрочем, не мешала ему терпеливо и наиболее исчерпывающе отвечать на вопросы сына, количество которых с каждым новым открытием не только не уменьшалось, но напротив - росло, как опара миссис Томсон - кухарки, легкомысленно позволившей устроить младшему Холмсу свою первую лабораторию по соседству с громадным чадящим зевом печи и разделочным столом мясника, у которого всегда можно было разжиться новым свеженьким образцом для практического изучения. К тому же, у Шерлока постоянно что-то плавилось, взрывалось и смердело, и трудно было найти место надежней для сокрытия последствий неудачных… или слишком удачных… экспериментов. …о печальной судьбе, постигшей фамильный кофейник из редкого голубого серебра, родители, к великому счастью Шерлока, уже никогда не узнают. А потом отец, слишком занятый подготовкой старшего сына к служению короне и защите устоев, позволил несносному младшему, упорно нарушавшему эти самые устои, войти в Большую Семейную Библиотеку, обширней которой считалась разве что библиотека королевского двора. Книжная громадина, встретившая непочтительное вторжение юности настороженно, если не сказать, враждебно… столетняя пыль, сметенная нетерпеливыми руками, брошенные где попало фолианты, чье раскрытое, обнаженное нутро выглядело почти надругательством… Какое–то время она присматривалась, прятала самое запретное и редкое… подавляла, пугала, скупо, на толщину страничного листа, приоткрывая бездну, заглянуть в которую было и страшно, и сладко… Шерлоку пришлось повзрослеть на пять лет, выучить шестнадцать языков и восемь диалектов, отстроить в собственной голове Чертоги куда больших размеров, чем старинные дубовые стеллажи, чтобы к пятнадцати, наконец, начать говорить с Библиотекой на равных, сделать ее союзником и частью себя. Странности. Почему, при всей череде неожиданных событий, самым удивительным из всех ему казался именно Джон? Может, потому что Шерлок привык верить не в чудеса, а в естественную природу происходящего? Джон был настоящей омегой. Чувственным, мягким, светлым… может, чуть насмешливым и колючим, но не оценить его обаяния не смог бы ни один альфа. Даже если это был Шерлок, не желавший иметь с омегами ничего общего, именно из-за непредсказуемости эмоциональных всплесков. Зависимость от взбрыков собственного либидо была так же отвратительна, как и бесконечная, назойливая опека Майкрофта. Как всегда, старшего. Как всегда, правильного. Как всегда, невыносимого. Даже когда в доме появился Грегори… хвала небесам, Шерлоку не пришлось проводить его консумацию… и он надеялся, что часть «опеки» и «неустанной заботы» перепадет юному мужу, а младшая, непутевая поросль семейного древа получит кусок давно заслуженной свободы… Напрасно, Майкрофта хватило на обоих. Джон. Думать о нем оказалось неожиданно не скучно и… приятно? Как о новой трудной шараде, о книге на забытом наречии, о манящем, смутно знакомом, ускользающем, стоит чуть крепче сжать пальцы. Он давно мог сбежать, затаиться в лесу, среди камней и разнотравья, перекинувшись некхом или в своем прежнем виде – мальчишка без особых, определенных примет вряд ли кого-то заинтересует, а одетый в белую шкуру и вовсе останется неузнанным. А потом Джон его поцеловал. Шерлок привык избегать этого – эмоциональной привязанности, чувственных отношений, хотя сам по себе плотский акт считал естественной, сродни голоду, потребностью молодого здорового организма, неизбежной уступкой телу, не пожелавшего забывать свое природное предназначение. …временные партнеры, разовые любовники, беты… только беты, никаких омег! …что поделать, если взбесившаяся слепая кровь толкает в очередные объятия, в очередную постель, на которой не занимаются любовью, а бьются насмерть, где поцелуи похожи на грызню, а оргазм на грани беспамятства… …безумие в сплетении ног и рук, едкий экстракт похоти, ярости и подчинения… кожа, расцвеченная укусами и синяками… они не жалеют друг друга, и наутро обоим почти стыдно смотреть друг другу в глаза… но помани Шерлок снова, и они летят, как мотыльки – лишь бы еще раз сгореть в его пламени. А омеги… кому нужны их послушные ласки, волоокая оленья кротость, сладкий угар течек, убивавший разум и выпускавший на волю первородное звериное естество? Своим разумом Шерлок бесконечно дорожил. Но Джон смотрел на него так, будто ему вдруг стало нечем дышать, а последний глоток воздуха оставался у Шерлока на губах. Это было так потрясающе, что хваленое самообладание самого бесчувственного из Холмсов сбилось с размеренного пульса, будто в венах внезапно закипел злой дикий мед. Джон не пытался его соблазнить… если не считать за флирт обещание перерезанной глотки… никаких омежьих штучек, вроде бьющей под дых покорности, но… …насмешливая дерзость, упрямство и немыслимое для омеги своеволие творили с ним что-то такое, от чего непонятное, странное и страшное разливалось внутри, то щемящим теплом, то пугающим холодом, то острым болезненным желанием. Впрочем «желать омегу» как раз было совершенно правильно и своевременно. Для альфы его возраста и положения. Так считал отец. Так считал Майкрофт. Так считали все. А потому Шерлок старательно избегал омег всю сознательную жизнь, не собираясь вступать в ряды озабоченных продолжением рода идиотов. …он только что поймал убийцу, больше года хозяйничавшего в нижнем городе, потрошившего своих жертв и выкладывавшего их внутренностями буквы из глав Хроники столетней войны. Два месяца Шерлок носился по грязным подворотням и самым глухим окраинам, шесть дней проторчал в порту, среди бочек с рыбой и ворванью в компании бездомных, подгулявших моряков и шлюх не первой свежести… Выбитое плечо еще болело, ссадина на скуле запеклась жесткой коркой, а синяк на весь левый бок обещал наутро превратиться в чудесное живописное полотно начинающего маляра… Мистер Уиллоу, личный камердинер Майкрофта, безуспешно пытался преградить дорогу, не решаясь перейти к рукоприкладству, смущенно и путано твердил о неудовольствии милорда и неприкосновенности личных покоев господина в «это особое время», но Шерлок лишь раздраженно отмахивался от него, как от назойливой мухи, намереваясь немедленно доложить облеченному высокой властью родственнику о завершении этого долгого и непростого дела… Майкрофт никогда не запирал дверей – ни в собственный кабинет, ни в спальню, справедливо полагая, что ворваться в его покои без его разрешения рискнет разве что умалишенный… Отпихнув осточертевшего мажордома, Шерлок дернул на себя дверную створку и в тот же миг захлебнулся густой мешаниной мускуса, диких трав и сладкой яблочной карамели… Он ничего не успел разглядеть, кроме огромной, разворошенной постели, окруженной россыпью пары сотен разноцветных стеклянных фонариков – мужчина, едва сдерживающий яростное рычание, в каплях пота на нагом, разгоряченном теле, отшвырнул его прочь, к противоположной стене просторного коридора, вдавив спиной в старинный гобелен с безмятежными пастушками. Шерлок его даже не узнал. Волосы, взъерошенные и липнущие к высокому лбу, вздувшиеся на шее вены, огромные бездонные зрачки с тонким золотым ободком едва различимой радужки… губы подрагивающие в угрожающем оскале, то и дело демонстрировавшие белоснежные клыки… и лишь когда из спальни донесся стон, нетерпеливый омежий зов, тонкие, смертельные, как удавка пальцы выпустили пережатое горло, позволяя сделать долгожданный вдох… Впервые в жизни Шерлок испугался… Майкрофт вполне мог его убить. «Ну уж, нет», решил он тогда, сдирая с себя в купальне рыбью чешую пополам с пережитым унижением… Эти забавы не для его исключительного интеллекта, если даже непробиваемого братца они так легко превратили в разъяренного, неуправляемого самца… «Спасибо большое… но нет…» Но теперь, что изменилось? Странности. Они потеснили опасные мысли, очистили тело от навязчивого возбуждающего зуда и позволили, наконец, перестать думать какова на вкус у Джона на шее кожа. …новая прислуга, старый герб, который он увидел словно впервые… Чем богатели Ваши предки, милорд? … Вечер элегантно катился под гору, тонкие, изысканные блюда, не слишком привычные в суровом мирке старинного бастиона… в этом тоже чувствовалась мягкая, но уверенная омежья рука… сменяли друг друга, даже когда пробовать очередную ажурную башенку из ломтиков прожаренного и карамелизованного мяса в ореховой корочке, сил уже не было. Грег с легкостью переводил беседу от самых двусмысленных тем на благопристойную погоду и родословную предков, когда бесцеремонность Шерлока, наконец-то, переступила границы приличий. Стоило поднять глаза от драгоценного хрусталя, сочно плеснувшего кровью вызревшего на лозе, нежного как яд винограда, как темный, нечитаемый взгляд Джеймса добавил крепости содержимому. Градусов на сто. Пари? Действительно, милорд? Или Вам просто до смерти хочется, чтобы я выпил-таки приворот, едва не испортивший драгоценное вино Ваших предков? Пфф… барвинок… проще огреть меня по темени и заняться любовью прямо на полу, чем готовить этот состав. Нет-нет, Джон, не стоит меня останавливать… придется выпить этот вечер до дна, чтобы узнать, на кого расставлены силки. Я почти благодарен Майкрофту, что он вынудил взять это простое дело… И оно совершенно непростое. Санджовезе оказался предсказуемо прекрасен, с чистым оттенком трав и фруктов, с невесомой пряной горчинкой - драгоценная рубиновая кровь земли Эгуанских холмов*, гордость Треворов пяти поколений. Шерлок прокатил глоток по языку и нёбу, подождал, пока спиртовые пары растворятся в слюне, и рот наполнится редким медовым послевкусием. Джеймс следил, как двигается его кадык, будто мог видеть сквозь плоть, как пряная влага сбегает по гортани в желудок, как впитывается каждой порой, чтобы уже спустя минуту начать обволакивать встревоженный ум. Любопытно, в чьи объятия его должно бросить? Возможно ли, что противника он недооценил? …пьянящая легкость вдруг загустела, вспенилась тяжело бурлящим свинцом… проступивший на висках пот не отрезвлял, а напротив, пьянил холодный ум, чересчур быстро переставший быть и холодным, и трезвым. Все, что он видел – влажные и темные, как южная ночь, глаза напротив. Все, что слышал – поющий шелест клинка за спиной. - …я хотел бы взглянуть на тело. Вы составите мне компанию, милорд? … Тело возлежало так умиротворенно, что если бы не россыпь колючих снежно-розовых хлопьев на шее, на подбородке, на вытянутых вдоль тела руках, можно было подумать, что все это – и постамент, сложенный из больших, просвечивавших зеленым блоков, и фигура на нем, будто бы вросшая в лед от спины до плеч и колен… все суть посмертное, вырезанное из целого куска горного кварца, надгробие. И даже короткая бородка, аккуратно подстриженная при жизни, теперь топорщилась острыми неопрятным иглами, наполовину кипенно-белыми, словно поседела в момент смерти. Шерлок склонился, поднося зеркальный фонарь к самому лицу. От теплого, колышущегося теплого света тусклая пепельная пленка на раскрытых глазах протаяла, обнажая карие радужки, поплыла, и капля, слишком похожая на слезу, медленно выкатилась из уголка, оставляя на замерзшей щеке неровную, как шрам, дорожку. - Подержи, - он сунул фонарь в руки Джеймса, дышавшего в затылок, не заметив, когда успел перейти на это странное «ты», не понимая, что именно вызвало возбужденную лихорадочную дрожь, прокатывавшею по телу волна за волной – холод подземелья, приворотная дрянь в крови или интересный труп, доставшийся практически в нетронутом виде, – подними повыше. Медное кольцо звякнуло о жестяной корпус, и свет перестал слепить - мягкий, рассеянный, теперь он растекался куда шире, будто просеянный через слюдяную заслонку. - Так лучше? – над расстегнутым воротом кожу тронули горячие, как уголь, губы. Шерлок скосил глаза и повел плечом. Последнего, что ему сейчас не доставало, так это домогательств по соседству с трупом. Нет, он давно не считал себя ханжой, и в его постельном опыте доставало и глупостей, и экспериментов, некоторые из которых теперь вызывали лишь глухое раздражение или хуже того, приступы удушливого стыда, но… зелье это или нет, если бы на месте Тревора оказался Джон… Обжигающий холод вдруг превратился в обжигающий жар, будто тело окунули в кипяток. Стоп-стоп-стоп, его же не волнуют омеги. Совершенно. Грег, к примеру, никогда не волновал. В том самом смысле… - Кто его нашел? – холодно поинтересовался он. Отравленный, всполошенный мозг попытался нащупать знакомую твердь посреди зыбкой, вязкой, как болотная топь, неопределенности. Джеймс вздохнул, то ли разочарованно, то ли возвращаясь к роли подавленного утратой наследника, отступил на пару шагов и повесил фонарь на вбитый в стену крюк. Освещение стало еще слабей и мужчина, стоявший поодаль, наполовину утонул в сумерках, а оставшаяся освещенной часть его лица показалась гротескной восковой маской. Бросив беглый взгляд, Шерлок не смог разобрать – улыбается он или скалит клыки, как хищный зверь. - Сибилл, горничная, - полугубы чуть шевельнулись, приподняв уголок, - принесла в кабинет чай. Она так орала… странно, что фарфор не полопался. …интересное замечание, милорд… куда подевалась Ваша сыновняя скорбь? Шерлок пошарил в кармане и вытянул платок, расшитый, как и все остальные принадлежности фамильного гардероба, изящной монограммой. Осторожно оттерев с шеи трупа кровавый иней, он внимательно осмотрел рану, стараясь не дышать собственным теплом, чтобы не нарушить ледовый саркофаг. На два пальца ниже левого уха начинался глубокий клиновидный порез, стремительно уходивший наискосок и истончавшийся прямо над правой ключицей. Кто-то с силой воткнул кончик лезвия в шею, а потом рванул рукоять в сторону и вниз, перерезая и яремную вену, и гортань одним умелым, страстным движением. - Эта Сибилл, что именно она видела? – маленькое облачко вырвалось-таки изо рта и осело на мертвеце блестящими кристаллами, - кроме того, что Юджин был весь в крови мужа… Почему все решили, что убийца - он? У омег на уровне инстинктов - пытаться спасти жизнь, даже если уже слишком поздно. Может, он хотел остановить кровь? Скомкав платок, он сунул его в карман. Осторожно отогнул край расстегнутой на покойном одежды, пробежался кончиками пальцев по заледеневшей коже, по огрузневшему телу, приподнял отвороты рукавов, чтобы посмотреть на запястья. - Ни следов борьбы, ни прочих повреждений. Если только жертву не отравили, не усыпили… не обездвижили каким-то иным способом, его убийца принадлежит к самому близкому кругу. Шаги позади него отозвались в промозглой тишине, оборвавшись совсем близко шорохом подошв о неровный каменный пол. - Думаю, Ю подошел со спины, вот так… - одна ладонь легла поперек груди, вторая сжала плечо, как будто намеревалась стянуть одежду, - он всегда так делал, когда отец работал в кабинете допоздна. Обнимет, положит голову на плечо и руками… будто пуговки перебирает… сучка… - Он так ему доверял? – Шерлок выпрямился, повернул голову, и губы Джеймса почти коснулись его подбородка, – твой отец? Не припомню, чтобы сэр Эскот кому-то позволял стоять позади. Говорят, это привычка еще с войны… Сколько их браку? Год, полтора? Как удачно, что они не заделали тебе младшего братика! Кто был консуматом? - Увы, я лишь второй в роду, - Джеймс разжал пальцы, вскинув раскрытые ладони, будто обжегся, и рассмеялся. Но Шерлоку не понравилось, как опасно сощурились его бездонные, будто простреленные, глаза. - Франклин. Разумеется, консуматом был наш сильный, наш замечательный брат. Отец в нем души не чаял. - Зато теперь тебе достанется омега. Как единственному наследнику. Джеймс отступал, но ни смущения, ни страха на его лице не было и в помине. Так заманивают врага, выводя его под смертоносный залп… - Я не слишком люблю… возрастных партнеров, – стена остановила нестройное «бегство», сухо хрустнув тонкой снежной коркой. - Если будет нужда, для себя я подыщу что-то… совершенно особенное… Шерлок уперевшись рукой в стену прямо над его головой, навис, вжался грудью, принимая вызов. Все его тело пылало и звенело жаждой определенного рода, и хотя не провокация «гостеприимного» хозяина звала его в объятия, упускать такой удачный для допроса момент, он был не намерен. - Зачем ты это сделал? – прошептал он в запрокинутое лицо. …то ли тени фонаря бесились в похожих на деготь глазах, то ли подступающее безумие… но не уступить и не провалиться в их сладкую тьму становилось трудней с каждым вздохом. С преувеличенным изумлением Джеймс вздернул бровь, не попытавшись высвободиться… напротив, он потянулся всем телом, его приоткрытый рот прошелся вдоль линии подбородка, едва не прихватив губами мочку уха. - Это? - Так хочешь знать, с кем я сплю? – зло мотнув головой, Шерлок клацнул зубами, - или с кем хочу? - Зачем это мне? Нравится трахать своего щенка, бога ради… чтобы получать удовольствие, не обязательно следовать скучным, нелепым предрассудкам и чужим предписаниям. - Ты ничего обо мне не знаешь. - Я знаю о тебе больше, чем ты можешь себе представить, Шерлок. Редкий ум, редкое чутье, редкое имя. - Только не говори, что все это… - он кивнул на окоченевшее тело, - ты затеял лишь затем, чтобы привлечь мое внимание. - Всего лишь еще одна смерть… - Джеймс равнодушно пожал плечами, - кого волнует кончина старика, неспособного обрюхатить мужа? Что, неужели поверил? И расхохотавшись, он согнулся пополам так, что Шерлоку пришлось отшатнуться, чтобы не получить головой в живот. - Завтра убедишься сам - у Юджина больше всех причин желать смерти моего бедного, наивного родителя. Ты знаешь, что ждет омегу, уличенного в бесплодии? Шерлок знал. Хотя не считал сэра Эскота ни бедным, ни наивным… Он снова подумал о Джоне, и по спине прокатился болезненный озноб. Увидеть его показалось необходимой, неотложной потребностью – куда более важной, чем все трупы и все секреты старого замка. …кто же знал, что у Джона со старым замком свои - давние, совершенно неожиданные секреты?