Пакт о ненападении

Первая неделя проекта прошла относительно спокойно. Мы репетировали по несколько часов в день, прерываясь на короткий отдых, а затем снова продолжали работу. Я видела, как нервы некоторых уже начинали сдавать от такого бешеного режима. Опять же спрашивается, зачем браться за то, с чем ты не способна справиться? О какой победе идет речь, если по каждому пустяку ноешь? Я лишь надеюсь, что все эти слабачки слетят как можно быстрее. В партнеры, к счастью, на этой неделе мне достался Виталик. С ним было просто и легко — помимо того, что он был хорошим человеком, он оказался еще и профессионалом своего дела, что делало его еще более ценным партнером. Что касается Пануфника, мы продолжали репетировать вступительный номер, находясь в статусе ведущей пары. Не скажу, что наши отношения менялись в какую-то сторону. Нет, они оставались стабильно плохими. Он отпускал в мой адрес свои извращенные подколы, а я по-прежнему высокомерно фыркала ему в ответ. Но надо отдать ему должное хотя бы в том, что за мою сохранность в его руках мне переживать не приходилось. Все-таки Снежа была права, у каждого есть свои хорошие стороны. По всей видимости, это и была та самая светлая сторона Антона. Во всяком случае, когда он танцевал, мое желание прибить его временно испарялось. Однако возвращалось оно ровно тогда, когда своими пальцами он проводил по моей шее. «Замазываешь такую красоту»— Хищно усмехался он, выдавливая свою надменную улыбку. Глядя в его глаза, я снова и снова прокручивала в голове, как он загнал меня в угол в первый день моего пребывания здесь. Он, вероятно, пытался сломить меня, напоминая об этом при каждом удобном моменте. Однако, Пануфник не знал, что напал не на «травоядного», а на такого же «хищника», коим являлся сам. Проблема его состояла лишь в том, что его мировоззрение не позволяло ему поверить в то, что девушка тоже может быть доминирующим звеном. И, смотря на то, как вокруг него пресмыкаются большинство девочек нашей команды, становилось понятно, откуда у него появились такие взгляды на мир. В определенный момент, под конец репетиционной недели Антон даже понял, что на меня все его эти штуки с психологическим давлением не действуют, и как-то совсем притих. И именно тогда, когда мне показалось, что ненависть к нему сменяется внутри меня на легкий негатив, он напомнил о том, каким моральным уродом он является. Это был вечер четверга, вечер нашего законного выходного дня. Ребята решили, что следует отметить начало проекта. Они предвкушали, как в эту субботу о них узнают миллионы зрителей. Да, амбиции били через край. А они даже не представляли, что как минимум половину из них большинство зрителей не взлюбит, а часть — публика даже не вспомнит спустя несколько месяцев. Не каждый из участников обладал яркой индивидуальностью или достаточно привлекательной внешностью. Возможно, я рассуждаю слишком критично, но таков он, жесткий мир шоу бизнеса. В отличие от большинства, мне отмечать ничего не хотелось — я мечтала лишь о спокойствии и тишине после такой напряженной недели. Организм еще привыкал к бешенному ритму тренировок. Я сидела в номере и пыталась смотреть какую-то романтическую комедию, где бедная девочка из трущоб влюбляет в себя миллионера. Да, это была классика жанра. Самая банальная банальщина из всех, что может быть. И как ни странно, это было лучшим средством для поднятия настроения сейчас. Легкий сюжет и незамысловатый юмор не держали в напряжении, а это было ровно то, чего я хотела. Вдруг внезапно в комнату ввалилась Снежана, которая находилась на грани истерики. Она захлопнула за собой дверь, а затем прижалась к стене у входа и медленно сползла вниз на корточки. Зажав голову между коленями, она зарыдала. Я слышала, как истеричные всхлипы вырываются из ее груди, и от этих звуков мое сердце обливалось кровью. Я быстро выключила телевизор, метнувшись к соседке. Присев рядом с ней на корточки, я пыталась понять, что могло произойти. Все мои вопросы о том, что произошло, она игнорировала. Игнорировала лишь потому, что нахлынувшие эмоции мешали ей воспроизводить хоть какую-то связную речь. Я усадила ее на кровать и принесла стакан воды и успокоительное. Спустя минуту ее рыдания стали утихать, хотя дыхание до сих пор дрожало. Я сидела рядом с ней и приобнимала за плечи. Было невозможно смотреть на то, как это воплощение доброты и простоты страдало. Мой материнский инстинкт оставался при мне всегда. Безумно хотелось придушить того, кто обидел беззащитную Снежану. Впрочем, странно было даже сомневаться в том, кто являлся виновником сего «торжества». — Антон…- Хриплым голосом выдала Снежа, пытаясь снова не уйти в истерику. — Он… Я просто не могу об этом говорить. Как он мог так вообще? Теперь все вставало на свои места. И вот сейчас я стала вдвойне переживать за нее, потому что от этого ублюдка можно было ожидать только самого худшего. — Он обидел тебя? — Внутри меня начинала закипать ненависть, но я старалась сдерживать ее в себе, сохраняя голос максимально ровным. — Знаешь, если бы не Слава… Все могло бы стать слишком поздно. — Заключает девушка, и мне становится понятно без объяснений о каком «все» она говорит. — Сама мысль, что он был готов сделать что-то подобное со мной… Это ужасно, Алис. Внутри меня уже неистовствовало и бушевало желание придушить этого Пануфника на месте. Одно дело, когда он делает жалкие попытки, чтобы унизить меня, и совсем другое — когда нападет на беззащитных и невинных. Кажется, Снежана в этот вечер полностью пересмотрела свою теорию о том, что в каждом человеке есть что-то хорошее. Пануфник был явным исключением из данного правила — в этом она убедилась сама. Весь остаток вечера я пыталась отвлечь Снежану от той психологической травмы, которую ей нанесли. Я, как никто другой, понимала, каково это быть загнанной в угол Антоном Пануфником. Я прекрасно понимала, каково это — когда эта пара глаз томно пытаются поглотить всю твою внутреннюю энергию. И моя соседка по комнате явно была не из разряда «хищников», так что по ее моральной составляющей это ударило в несколько раз сильнее, чем по моей. Единственной причиной, почему Антон Пануфник не лишился жизни в этот вечер от моей руки, было то, что я не могла оставить Снежу одну. В противном случае, его бренное тело уже было бы бездыханным. Новая волна ненависти на меня нахлынула, когда утром на ключице Крюковой стали проявляться фиолетовые отметины. Девушка около двадцати минут смотрела на себя в зеркало, еле сдерживая в себе слезы. Я видела, как она прокручивала события вчерашнего дня снова и снова, изводя свою психику. Что ж, похоже Антон добился того, чего хотел. Вот только я ему это просто так не оставлю. Пусть только попадется мне на глаза, и горячий кофе на его теле покажется ему цветочками. Мне сегодня везло, как никогда раньше, потому что желаемый объект я встретила прямо у входа в «ГлавКино». Он, как и обычно, находился в окружении не самой смышленой женской части проекта. — Пануфник, отойдем. — Требовательно сказала я, проходя мимо них. Я шла и не оглядывалась, зная, что он совершенно точно последует за мной, хотя бы из любопытства. Да и ему явно требовалось общение с людьми, чей уровень интеллекта хотя бы чуть-чуть выше, чем у второклассника. Что ни говори, хоть он и вел себя, как конченный мудак, но я даже видела, как он читает что-то из английской классики, когда эта компания «фанаток» отлипала от него. Возможно, если бы он не вел себя, как извращенный кретин, мы бы даже нашли с ним общие темы для обсуждений. Но при наших обстоятельствах, об этом и речь быть не могло, а единственная мысль, которая была сейчас в моей голове — поставить этого идиота на место. Когда я зашла за угол, в один из коридоров, я оглянулась. Я оказалась права: он следовал прямо за мной. В его лице, как и обычно, читалось высокомерие, которое теперь было вперемешку с неподдельным любопытством. — О чем ты хотела поболтать, малышка? — Он просиял нагловатой улыбкой. — Желаешь принести извинения и позвать на свидание? — Не дождешься. — Я передразниваю его нахальную интонацию, заключая в голос максимальное количество едкого сарказма. — Тогда ты меня заинтриговала. — Он опирается на стену, буравя меня взглядом. Между нами сейчас всего пару сантиметров. Я сокращаю это расстояние до минимального, подходя к нему вплотную. — Слушай сюда, — Мой голос полон ненависти и отвращения. — Можешь обращаться со своими куклами, как тебе угодно, но не трогай Снежу, ясно тебе? Иначе последствий потом не оберешься, уж поверь. С его уст срывается бурный хохот. — Вы только посмотрите! Алиса Доценко — защитник униженных и оскорбленных! — Восклицает он, резко перестав смеяться. Его глаза сужаются, а интонация становится серьезней с каждым словом. — Это же борьба, малышка. Или ты забыла? Какой тебе резон защищать ее? Я устраняю тебе конкуренток. Лучше бы поблагодарила. — Ой, не переживай, я в своей конкурентоспособности уверена. — Я уже была готова вцепиться в глотку этому парню. Его слова, каждая фраза, каждая нота в голосе вызывали у меня буйное негодование и недовольство. Я упрямо не видела в нем ничего того, что объединяло бы его с человечностью. Клянусь, я уже была готова начать осуществлять свою месть, выдвигая неголословные угрозы, но ему действительно повезло. — Так-так-так, как хорошо, что вы сами нашлись. — Радостным тоном заявил Мигель, остановившись возле нас. Я резко отпрянула от Пануфника, дабы не допустить в голове хореографа ненужных мыслей. — Именно вас я и хотел видеть. — Продолжал ликовать он. Становилось даже интересно. Чего он от нас хотел? Да еще и обоих сразу. — Руки в ноги, и дуйте ко мне в кабинет! Я должен поговорить с вами двумя до начала репетиций! — Скомандовал он, поманив за собой жестом. Мы покорно шли за Мигой. Радовало то, что Антон, наконец, заткнулся. Я старательно не смотрела в его сторону, чтобы в лишний раз не одаривать его своим вниманием. Да и один его вид сопровождался у меня с рвотными позывами. Уже спустя минуту мы были в кабинете нашего наставника. Он указал нам на два мягких стула перед столом, заваленным тоннами макулатуры. Усаживаясь, я оглядела кабинет вокруг, оценивая его своим внимательным взглядом. Он не отличался особой просторностью и обилием мебели. Все было выдержано в темных цветах. Черный стеллаж, черный стол, черное кресло возле него — эту мрачность разбавляли лишь груды белых бумаг и пара цветных рамок в рабочей зоне. Мы с Пануфником уселись на стулья и оказались друг напротив друга. Я видела по его глазам, что он тоже пытался понять причину, по который мы оказались здесь сейчас. В перерывах между этим он бросал на меня недвусмысленный взгляды, которые я по-прежнему игнорировала. Странно, что он до сих пор ждал от меня какой-то реакции. — Итак, дети мои, — Торжественно начал Мигель, усаживаясь в свое рабочее кресло напротив нас. — Я очень хотел видеть именно вас двоих. Прежде всего, хотелось сказать, что вы вчера были настоящими профессионалами, я даже вами горжусь. — Он что ли позвал нас, чтобы сказать, какие мы молодцы? Очень странно. Нет, он явно клонит к чему-то другому. — Итак, мне бы хотелось сделать вам одно предложение, которое, я надеюсь, вы примите, потому что вы от него выиграете даже больше, чем я. — Теперь все вставало на свои места. Я с неким недоверием отпустила на него свой взгляд, пытаясь понять, к чему он это все ведет и что за предложение такое. — Дело все в том, что шоу у нас совсем новое. Подобного формата на канале еще не было, да и вообще подобного танцевального проекта на русском телевиденье еще не показывали…- Его тон наполнялся серьезностью. Кажется, я уже начинала понимать, о чем сейчас пойдет речь. — Мы не знаем о том, чего нам ожидать от рейтингов шоу. Но я точно знаю, как можно выиграть лишний миллион зрителей. — Он резко остановился, видимо обдумывая, как подвести свой монолог к самой сути. — В общем, я предлагаю вам поиграть в отношения на камеру. — Эм, что? — Недоумевая выдала я. Смотреть на Пануфника в этот момент у меня не было даже желания — за эту неделю я изучила его достаточно хорошо, чтобы понимать, какое сейчас выражение на его лице. — Так, Алиса, сначала подумай — потом отказывайся. — Резко вставляет Мигель своим чрезмерно доброжелательным тоном. — Я объясняю, почему я вообще это предлагаю, а затем расскажу о всех нюансах. — Не уверена, что это меня заинтересует. — Я скрестила руки на груди. Факт того, что мне придется изображать отношения, вводил меня в негодование. Факт того, что мне придется изображать отношения с Антоном Пануфником, вовсе выводил меня из себя. Об этом не могло идти даже и речи. — Смотрите, все мы знаем, что публика любит все эти розовые сопли и истории о чистой любви. Мы дадим им ровно то, что они хотят. Вы же, в свою очередь, увеличите свои шансы на победу в несколько раз. — Вам не кажется, что вы забыли, что у нас шоу про танцы? — А тебе не кажется, что ты забыла, что у нас шоу? — Кажется, Мигель был готов ответить на любой мой протестующий довод. Создавалось впечатление, что это было вовсе не предложение, а он уже все решил, оставалась лишь формальность — получить наше согласие. — Поверь, если бы я не видел, насколько вы с Тохой крутые танцоры, я бы в жизни вам этого не предложил. Но вы одинаково хороши на сцене, и плюс ко всему, вы актеры. Да и я наблюдал за вами на репетициях, и между вами явно есть какая-то химия, даже если вы сами ее не видите. Боже, что за бред? Какая у меня с Пануфником может быть химия? В остальном же, в словах Мигеля действительно был здравый смысл. Я видела в его предложении выгоду, зная, что в таких конкурсах зрители отдают предпочтение наиболее грамотному пиарщику, а не танцору. Выбор в мою пользу также был оправдан — мой профессионализм был достоин качественной рекламы. И все же, всего этого было недостаточно для моего согласия. — В принципе, я согласен. — Уверенно выдает Антон. В его беспринципности у меня сомнений не было. — Только давайте сразу о всех эти «нюансах», а то не хотелось бы после победы узнать, что я сдан в рабство каналу ТНТ. — Никакого рабства! — Радостно заявил Мигель, услышав утвердительный. — Это все будет между нами тремя. Больше никому: ни семье, ни другим участникам и хореографам — никому! Вы просто подписываете контракт и начинаете изображать любовь до гроба, ровно до конца проекта. Если выигрываете, то мне, как человеку, который посодействовал этому, вы воздаете какие-то жалкие 10 процентов от приза… Но что значат эти три сотни тысяч, когда ты миллионер, да? Предложение было заманчивым, даже слишком. Я по-прежнему сидела и молчала с недовольным видом. Затем, не теряя ни минуты, Мигель сунул перед нами два экземпляра с контрактом, где уже были вбиты наши имена и паспортные данные. — Все должно быть официально. Вы можете убедиться в чистоте моих намерений. Ответ мне нужен в максимально ближайшее время. Я хочу запустить вашу линию уже сегодня, когда мы будем снимать профайлы. Да, кстати, вы танцуете вместе на этой неделе. — Наш наставник рассуждал так, будто я уже согласилась. Да и эти контракты явно кричали о том, что не ожидал отказа. И все же, я не была готова соглашаться. Мне все еще казалось, что моего профессионализма и обаяния должно хватить для победы в этом конкурсе. — Извините, но я пас. — С прежним недоверием выдаю я, небрежно отодвигая контракт в сторону. У Мигеля от недоумения расширяются глаза: он явно не ожидал такого поворота событий. — Ты хоть понимаешь от чего отказываешься? — Голос хореографа теряет всякую вежливость и становится на тон громче. — Мига, оставь меня на пять минут наедине с сударыней. — Голос Антона уверенный и спокойный, он возвращает Мигеля в прежнее состояние. — Мне кажется, я знаю, как ее заинтересовать. — Слушай сюда, сударь, у меня нет никакого желания оставаться с тобой наедине! — Гневно произношу я, отворачивая от него свой взгляд. Однако Мигеля явно не интересовало мое нежелание разговора с Пануфником тет-а-тет, сейчас он был готов на все, лишь бы услышать от меня «да». Спустя пару секунд я услышала хлопок двери. Я снова осталась наедине с самым неприятным типом из всех, что мне приходилось встречать. Негодование мое усилилось, когда спустя секунду он встал и уничтожил всякое расстояние между нами. Сейчас он упирался на ручки моего стула руками, а его лицо находилось всего в паре сантиметров от меня. Снова едкий запах ментола. Он что, ест зубную пасту на завтрак, обед и ужин? От этого резкого навязчивого аромата свежести у меня начинало тошнить. — Итак, малышка, у меня к тебе есть сделка. — Уверенно начал он, ухмыльнувшись. — Уверен, ты примешь ее условия. — Я уже упоминала, чтобы ты меня так не называл, мудак? — Яростно отвечаю я, прищурив глаза. — Сомневаюсь, что ты сможешь меня заинтересовать. — Воу-воу, полегче, девочка. — С его губ слетает очередная усмешка, но уже спустя секунду он включает «серьезность». — Итак, давай начистоту, ты мне не нравишься, и я, как бы странно это ни было, тебе не нравлюсь. Но нам обоим нравится победа. Нам обоим нравится зрительская любовь. И да, Мигель прав, мы оба профессионалы своего дела. Тогда почему бы нам не объединиться? Публика будет голосовать за лучших, а мы лишь поможем им разглядеть, что лучшие — это мы с тобой. Ничего особо нового он так и не сказал. Сейчас во мне боролось две стороны — одна хотела, чтобы дома меня встретила дочь, которая будет гордиться тем, что ее мама заняла высокое место во всероссийском проекте, что она оправданно оставила ее одну так надолго; другая сторона кричала о том, что Анфисе вовсе неважно, какое место она займет, а сам факт, что она закрутила роман с таким неприятным типом, как Антон Пануфник — не самое лучшее, что могла она сделать, чтобы дочь испытывала гордость. — А теперь отойди от меня, сядь на место и продолжай оттуда. — Холодно бросаю я. — Поскорее выдавай, что ты хочешь там предложить, я откажусь, и мы благополучно забудем об этом диалоге и пойдем репетировать, наконец. На его лице появляется довольный оскал. В разговорах со мной он явно получал целую дозу азарта. Он был игрок — это и делало нас такими похожими, и именно это было одной из тех причин, почему мы готовы были вцепиться друг другу в глотки при первой же возможности. Он покорно отстраняется, понимая, что сейчас не лучший момент, чтобы злить меня. Усевшись на поручень своего стула, скрестив руки на груди, он с полной серьезностью выдает: — Слушай, если думаешь, что ты здесь самая умная, то ты ошибаешься. Я тоже кое-что понял о тебе за эту неделю. — Да? И что же? — Становилось даже интересно, но вот в моем голосе это никак не отражалось, он по-прежнему был лишен всяких эмоций, кроме надменности и пренебрежения. — Главное для тебя — это принципы. — Тоже мне, удивил. Можно подумать, я это скрываю. Что дальше? — Так вот, — продолжает он, пропуская мои едкие фразы мимо своих ушей. — И сейчас тебе принципиально доказать мне, что я конченный моральный урод и что я полностью неправ во всех своих убеждениях. — Ты сейчас в «Капитана Очевидность» решил поиграть? — Моя сделка заключается в следующем. У тебя будет ровно девять недель, чтобы доказать мне, что я неправ, а ты права. — О чем ты говоришь вообще? Можешь ты выражаться яснее? — Видишь, тебе уже интересно. — Он довольно просиял самодовольной улыбкой. — Итак, мы, ты и я, заключаем неформальный договор, соблюдение которого будет подкреплено лишь нашей честью и совестью. Следующие девять недель мы будем парой, причем на полном серьезе. Я дам тебе возможность убедить меня, что мой образ жизни — полная туфта, а мое мировоззрение не имеет никакого смысла. Ты можешь применять все средства, чтобы я осознал, что в девушке можно видеть нечто большее, чем просто продажный объект для удовлетворения физиологических потребностей. При этом, мы перестанем вставлять друг другу палки в колеса. Это будет своеобразный пакт о ненападении. Становилось интересно. Он был прав, я жаждала поставить его на место. — И в чем подвох? — Я изо всех сил пыталась не выдать в своем голосе нотки заинтересованности. — Подвоха нет. Вот только, если ты так и не сможешь мне ничего доказать, можешь считать, что ты проиграла в нашей маленькой игре. Это ведь для тебя и есть дело принципа — доказать свое превосходство. Можешь считать, что я великодушно дарю тебе шанс доказать свое превосходство надо мной. Ликуй, ты первая, кому я делаю подобное одолжение. Самое противное во всей этой ситуации было то, что он действительно нашел верный подход ко мне. Становилось не по себе, что он мог и вовсе раскусить весь ход моих мыслей. Что ж, я и не думала, что это все будет легко. — Твои условия. — Резко выдаю я, и он понимает, что я практически согласна. Он смог увлечь меня своим предложением, да. — Повторюсь, у тебя девять недель. — Его реплики были четкими и острыми, словно он заранее готовился к этому разговору. — Ты должна усечь, что ты моя девушка, а ключевое слово здесь «моя». Следовательно, ты ни с кем не флиртуешь и никому глазки не строишь. И да, без всяких фокусов: давай играть по-честному, раз уж на то пошло.. Ты просто соглашаешься на условия моего предложения, а потом подписываешь контракт Мигеля. В общем-то, на этом мои требования заканчиваются. Теперь слушаю твою позицию, малышка. — Во-первых, ты не зовешь меня «малышка». Во-вторых, чтобы я ни одной бабы больше не видела рядом с тобой, раз уж разговор зашел о чувстве собственности. Я планирую выиграть спор, поэтому мне не нужно, чтобы какие-то крашенные мымры мешались на моем пути. Естественно, ты должен приостановить свою беспорядочную половую жизнь, и это даже не обсуждается. В-третьих, ты можешь вести себя за пределами съемочной площадки, как последний придурок, но стоит включиться камере — ты самый заботливый и добрый парень на всем белом свете. Он явно не понимал, почему я требовала от него этого. Но зачем ему было знать, что я не хочу, чтобы моя дочь видела, что я связалась с непонятно кем. Пусть хотя бы думает, что я тут счастлива. Она всегда хотела, чтобы я нашла себе принца, который станет ей папой. Вот только Пануфник подходил скорее на роль злого колдуна или, на худой конец, коня. — Может быть, тебе есть еще что-то, что ты хочешь мне предложить, чтобы сомнений у меня вовсе не осталось? — На моем лице появляется хитрая улыбка. Мне было интересно, как далеко он готов зайти, чтобы добиться моего согласия. — Можешь считать, что если я выиграю, то тридцать процентов от трех лимонов — твои. — На выдохе произносит он, и тут я понимаю, что выжала от него максимально выгодные условия. Он прекрасно понимал, что я могу стать той, кто приведет его к победе. Природа уже дала ему внешность, харизму и профессиональные данные, но наш с ним уговор мог стать гарантией того, что он сможет выделиться из толпы таких же харизматичных и симпатичных профессионалов. Нет, я не была продажной куклой, как он называл всех девушек. В принципе, я была готова согласиться на его сделку и без последнего предложения. Впрочем, он сам предложил, а я не дура, чтобы отказываться от такой суммы денег. -Все, чудненько. — Саркастично выдаю я, протягивая ему навстречу руку. Он с видом довольного кота пожимает мне ее в ответ. Пакт о ненападении официально заключен. Я знаю, что сейчас нас объединяет кое-что — в наших глазах горит азарт. Каждый будет биться до последнего, но в конечном счете будет лишь один сильнейший. И нет, я сейчас не про танцы…