Психолог

Вчера был прекрасный день. Вчера был потрясающий вечер. Я проснулся с шикарным настроением, но Фрэнка рядом со мной я не обнаружил. Моё шикарное настроение сразу же улетучилось, но надежду подавал листочек бумаги, лежащий на тумбочке рядом с кроватью. У Фрэнка очень красивый почерк. «Джерард, я ушёл рано, мне нужно по делам. В школе я тоже вряд ли сегодня появлюсь.» М-да, записка, конечно, всё объяснила… Итак, начинаем разбор этой самой записки. Во-первых, «Джерард». Он не называл меня так уже несколько месяцев. Конечно, если речь не идёт о нашей игре «в официальность». Во-вторых, он ушёл рано после того, что было вчера? Чувствую себя девочкой на одну ночь. Не самое приятное. В-третьих, какие дела у него могут быть так рано? И он даже не удосужился мне про них рассказать. Что-то очень секретное? В-четвёртых, почему он опять возвращается к старому? Опять не идёт в школу? Конечно, эти мысли волновали меня, но я решил не сильно зацикливаться на них. Всё же, он подумал обо мне, оставил записку. Да и то, что было вчера… Воспоминания того вечера будут поддерживать моё хорошее настроение до того момента, как я увижу Фрэнка. А дальше он будет делать моё настроение ещё лучше. Я решил не будить Андерсона и перекусить в каком-нибудь уютном кафе по дороге на работу. Поэтому я довольно быстро оделся, погладил перед уходом Стиви (кстати, как там мой Митчел? Не видел его со вчерашнего утра. Надеюсь, он с таким хозяином, как я, не умрёт от голода, скуки и одиночества), и закрыл за собой дверь, направляясь к машине. Как и было запланировано, я заехал в чудесное кафе, в котором пекли самые вкусные булочки, которые я когда-либо ел в своей жизни. Да и обстановка тут была потрясающая. Интерьер был выполнен в молочно-коричневых цветах, и мне было очень приятно пить кофе со сливками, по цвету напоминающий именно здешнюю обстановку. Я заказал себе круассан с ванильным кремом и чашку растворимого кофе. Почему я не взял заварной? От него меня всегда клонит в сон, а растворимый… видимо, его специально делают мерзким, чтобы люди, выпив его, взбодрились. Никогда не любил такой кофе, но постоянно покупал, если мне нужно было прогнать сон. Я сел за свой любимый столик около окна, который стоял отдалённо от других. Помешиваю кофе, пока он не становится светло-коричневым, а на поверхности начинают плавать тёмно-коричневые вкрапления кофейной гущи. Мне нравилось наблюдать за людьми в окно, пить мерзкий кофе и есть потрясающий круассан. Люди торопились, кто куда, а я сидел, никуда не спеша, и медленно делал маленькие глоточки кофе, чувствуя, как каждая доза горячего напитка разливалась по моему организму. На самом деле вид из этого окна был не самым красивым: широкая улица, проезжающие машины, спешащие люди и грязно-жёлтый потрёпаный старый дом напротив. Но мне всё это очень нравилось. Эта картина действительно дополняла омерзительный привкус кофе. Зато посмотрев не в окно, а на стены или сидения в кафе, кусая круассан, можно было восхищаться тем, что ты видишь, вкусом во рту и ощущениями. Когда, наконец, я доел, меня вновь ждала холодная улица и тёплая машина. Много сегодня я замечаю контрастов, не так ли? Когда я зашёл в здание школы, меня начали напрягать неодобрительные взгляды в мою сторону и перешёптывания за спиной. В последний раз такое было только тогда, когда я покрасил свои волосы в ярко-красный. Но к этому цвету волос все давно привыкли, а во внешности я больше ничего не менял. Что ж, надеюсь, мне просто показалось. «Ты слишком зациклен на себе, эгоист, » — сказал я сам себе и направился в свой кабинет. В последнее время работа доставляла мне истинное удовольствие. Я приходил с улыбкой на лице и, что не мало важно, уходил с той же самой улыбкой. Мне больше не казалось, что все люди одинаковые, точно также как и то, что все их проблемы однообразны. И я не знаю, что привело меня к таким изменениям, но мне нравилось то, что я поменял свои взгляды на этот счёт. Теперь к каждой проблеме, с которой подросток или учитель обращался ко мне, я относился как к своей собственной, пытался пережить в своих мозгах то, что пережил этот человек, пытался представить себя на его месте и ощутить ту боль, которая внутри него. Неужели Фрэнк так сильно меня поменял? Или же это просто должно было придти с годами? Я не знаю истинной причины этих изменений, но они есть, и это прекрасно, ведь любые изменения в нашей жизни — разнообразие. Кстати, говоря о контрастах. На улице сегодня тоже прослеживались не совсем совместимые вещи: снег и солнце. Да, в небе не было ни единого облачка, и нас решило посетить яркое жёлтое пятно на небе, согревающее своими лучами. Если не обращать внимание на снег, лежащий на земле и крышах домов, то можно было бы сказать, что сейчас весна или лето, но нет, сейчас был февраль, и такое явление было редкостью. Я зашёл в свой маленький родной кабинет, который как раз освещался лучами солнца. Моё настроение по истине было прекрасным: я только что побывал в своём любимом кафе, солнце ярко светит в небе, а вчера был самый лучший вечер в моей жизни с самым прекрасным человеком на земле. И не было никакой вероятности того, что кто-то или что-то смогли бы испортить мне настроение. — Джерард? — Уайт постучал в дверь, и, не дождавшись моего ответа, вошёл. Я поднял на него глаза. Вид у него был озадаченный. — Здравствуйте, мистер Уайт. Рад Вас видеть, — я улыбнулся, потому что я действительно был рад его видеть. Кажется, сегодня я рад всему, что происходит в моей жизни. — Слушай, я… наверное, я не должен в это лезть, но… нет, конечно, я понимаю, что это твоё личное дело… — директор говорил себе под нос, что было совсем не свойственно ему. — Что случилось? — Ты не знаешь? — он вскинул брови. — А что я должен знать? — Чёрт, ты не знаешь… Тогда это значительно усложняет задачу. Ну ладно, пойдём за мной, — не то чтобы я испугался, но точно заволновался. Послушно идя за директором, я снова ловил на себе взгляды учеников. У некоторых в глазах было сожаление, у некоторых — злость, у некоторых — непонимание. Мне становилось всё больше не по себе. Мы дошли до кабинета Уайта. Он прошёл к своему столу и взял в руки телефон. Видимо, из-за этого маленького устройства мы сюда и шли. — Вот, — он протянул мне свой телефон, показывая экран. На экране был я. Но я был не один. С Фрэнком. И… мы целовались. И это было вчера. Я стоял в оцепенении. В голове проносилась куча мыслей о том, откуда у Уайта эта фотография, кто её сделал, что это всё значит. Я хотел, чтобы это всё оказалось шуткой или сном. Дурацкой шуткой или страшным сном. Но это точно было явью, и я не думаю, что это окажется шуткой. Вот сейчас мне действительно стало страшно. Страшно и даже стыдно. — Эта фотография пришла мне сегодня в 6 утра. И не только мне… — Уайт смотрел на меня не с презрением, как можно было бы ожидать, не со злостью, даже не с разочарованием. Он смотрел на меня с сожалением и, как мне показалось, с пониманием. — И ещё кое-что… Эта фотография пришла от… — он не договорил. Он просто снова показал мне экран телефона. «Отправитель: Фрэнк Айеро». Весь мой мир рухнул в один миг. У меня подкосились ноги и пробил пот. Я не хочу думать, не хочу чувствовать, не хочу жить. Мне стало больно. Сначала в области сердца, а потом эта боль стала разливаться по всему моему телу. Я вдруг стал задыхаться, мне захотелось пить. Я хотел отключить мозг и чувства. Я чувствовал боль не только в теле, но и где-то внутри, очень и очень глубоко, там, где раньше расцветали радость и восторг. Вдруг я почувствовал отвращение к человеку, которого люблю. Мне было мерзко. Мерзко от того, что я поддался тем чувствам; от того, что я доверился человеку, а он растоптал меня. Я не говорил больше ни слова. Я встал и на ватных ногах пошёл к выходу. Я вышел на холод прямо в рубашке. И я не чувствовал ничего. Только лишь боль. Одна боль.