О внезапных желаниях

Все закончилось внезапно. В какой-то момент мир словно обернули мягким войлоком и накрыли непроницаемым полотном. Так бывало всякий раз, когда Диамни засыпал, по ночам, когда Дикон вместе с художником проваливался в темное небытие, которое в скором времени сменялось разноцветными и подчас тревожными снами художника. Но то было по ночам, а никак не утром. Как мог Диамни уснуть, когда только что сидел и разговаривал с самым дорогим для себя человеком? Ричард этого не понимал. Да и разобраться в случившимся юноша толком не успел, так как очень скоро, на него навалилась тяжесть собственного тела, и затрудненное простудой дыхание. Возвращение оказалось столь стремительным и неожиданным, а собственное тело неуклюже затекшим и неподъемным, что Дикон некоторое время просто потерянно полулежал в кресле, слепо разглядывая обстановку библиотеки своего эра. Казалось с того времени, как он был здесь последний раз, прошли годы… — Рино… — выдохнул Дик, впервые получив возможность произнести имя человека, которого давно уже нет в живых, — что с тобой случилось?! Ответом ему стал стук. То упала на пол книга с древними легендами, которая до сих пор лежала у Ричарда на коленях. Впрочем, сейчас Дика интересовала совсем не она. Он стремительно, насколько позволяло затекшее тело, вскочил и подобрав упавший фолиант, стал лихорадочно листать страницы в поисках черно-белого рисунка, того самого. Теперь Ричард точно знал, кем был сделан тот портрет, ставший причиной удивительного путешествия в прошлое, которое невольно пережил юноша. Идеально сохранившийся угольный портрет сотворенный гениальным художником, скорее всего Дик видел как Диамни рисовал его, не осознавая в тот момент, рождающихся в душе чувств к Ринальди. Портрета нигде не было. Дик усевшись прямо на пол, досадливо и раздраженно искал пергамент, сам не понимая для чего. Может быть, чтобы еще раз взглянуть в лицо Рино, или же лелея надежду на то, что творение Диамни сможет снова сотворить чудо и вернуть Ричарда на ту поляну, чтобы узнать, чем же закончилось дело? И в самом деле, если Ринальди выбрался из Лабиринта, то отчего история считает, что его разорвали твари? Ведь он выбрался же! Ричард видел сам. И кровоподтеки на красивом нагом теле, и зажатый в руке эпиарха меч, которого в Лабиринте быть никак не могло… Вопросов было много. Ричард, отчаявшись отыскать портрет, продолжал сидеть на полу и бездумно листать страницы лживой книги, в которой Беатриса была прекрасной мученицей, а Ринальди страшным чудовищем. Он, конечно, не читал, и даже на картинки не глядел, Дик размышлял о том, как могло так выйти, что спасшийся Рино не вернул себе доброе имя и кошки знают какое поколение кэртианцев считают его порождением зла? — Вы решили меня окончательно скомпрометировать и свести себя в могилу путем доведения обычной простуды до лихорадки? — раздался от двери неожиданный и раздраженный голос. Дикон вздрогнул и обернулся. В библиотеку входил эр Рокэ, и вид у него был отнюдь не привычно насмешливый. — Немедленно поднимитесь с пола, юноша! — почти приказным тоном произнес Алва. Дикон же почти не слышал его. Он не мог оторвать взгляда от маршала, потрясенно отмечая, какое тот имеет сходство со средним Раканом. Рокэ отличался от Ринальди только мастью и цветом радужки, и это делало его в глазах потрясенного Окделла, невероятно непохожим на себя прежнего. — Вы меня слышите, Ричард? — прикрикнул маршал подойдя к сидящему на полу Дикону. — Бодсеньр… — выдавил из себя юноша и поморщился — звучало еще хуже, нежели в то время, когда Алва только уезжал во дворец. — Вот о том я и говорю, — рявкнул маршал и Дик с удивлением отметил, что наверное впервые он не видит на лице Рокэ проклятой насмешки. — Немедленно поднимайте свой герцогский зад с каменных плит, Окделл! Я велю Хуану подогреть для вас вина. Дик, услышав, наконец, что ему говорят, поднялся и вернулся в свое кресло, продолжая очарованно таращиться на маршала. Он даже хотел было спросил не знает ли Рокэ что могло приключится с Ринальди Раканом на самом деле, но передумал, вспомнив, что монсеньор именно для прояснения ситуации велел своему оруженосцу изучить старые легенды. Это могло означать только то, что Рокэ не знал подробностей трагедии, которая случилась много Кругов назад. Как и никто из живущих, кроме Ричарда, не имел понятия о том, как подло оклеветали и осудили на страшную смерть человека с золотым сердцем. А краснеющий и отводящий взгляд от своего эра Ричард о том, что ему довелось узнать даже рассказать никому не мог, дабы не прослыть душевнобольным или припадочным. Кто ж поверит в такую дикость? Но, несмотря на это, для себя юный герцог решил, что он обязательно пересмотрит все свои взгляды на счет современной политики и фигур, ее представляющих, и конечно он больше никогда не сможет избавится от мысли, что с его монсеньором все далеко не так однозначно, как ему с детства внушали… А еще хорошо бы более внимательно и беспристрастно перечитать историю последнего Круга… Рокэ, придвинувший для себя кресло и опустившийся в него, что-то говорил, сведя к переносице красивые тонкие брови, но Дикон его не слушал, то и дело уплывая в подаренные ему Абвениями приключения. В голове Повелителя Скал была сумятица и бардак. Прошлое, казавшееся таким реальным и настоящее, являющееся сейчас словно в тумане, перемешались. Неизвестность постигшая Ринальди, переживания и сильные чувства Диамни, сидящий рядом монсеньор, к которому Дик теперь не мог испытывать ненависти — все это заставляло голову Дикона кружиться и звенеть. От принесенного Хуаном горячего вина с пряными травами, лучше не стало, напротив, юношу стало клонить в сон. Алва, оставив попытки привести оруженосца в чувство, просто молча сидел напротив и задумчиво глядел на, уплывающего в нездоровый простудный сон, Ричарда, а тот, в свою очередь, осоловело и потому бестыже, пялился в ответ, обещая себе непременно разобраться в том, что же за игры ведутся в королевстве Талигском, и торжественно клялся перед образом уходящего в тьму Лабиринта Ринальди, что в случае, если с эром стрясется подобная беда, и весь свет встанет против маршала, то герцог Ричард Окделл, будучи оруженосцем Алвы либо уже нет, никогда не оставит монсеньора без поддержки и подобно Диамни, будет глядеть на происходящее непредвзято, сердцем.