О внезапных желаниях

На следующее утро Диамни отправился к своему воспитаннику. Ричард стал невольным свидетелем того, как всю прошедшую ночь, художник маялся, отдаваясь тяжелым мыслям, на чем свет, ругая распутного мерзавца Ринальди. Диамни опасался, что так очевидно устраивая бегство брата, анакс вызовет гнев Дома Ветра на свою голову. Его также мучили мысли о том, как тяжело будет юному эпиарху Эрнани смириться с разочарованием в любимом брате. Ричард тоже невольно переживал, и за художника преданного и чуткого, и за молодого Ракана. То, что Эрнани предложил художнику отправиться с ним на холм Абвениев, для Диамни было ожидаемо. Тот согласился, но скрепя сердце, Ричард явно ощутил тяжелую и удушливую тревогу охватившую Коро. Оно и понятно. Диамни уже все для себя решил и почти не сомневался в виновности Ринальди. Они шли по древним Гальтарам, мимо старой цитадели в сторону священного холма, где анакс, Эридани Ракан, старший брат Эрнани и Ринальди, должен был призвать для ритуала древнюю силу Ушедших. Ричард потрясенно думал о том, что совсем скоро воочию увидит все то, что в его мире считалось древними варварскими сказками, от сути которых остался лишь четверной заговор да песня, которую ему однажды пел эр Рокэ. Четверо ушедших, в Талиге воспринимались не иначе, как древние суеверие и дикие выдумки… Теперь Ричард так не считал. Он то и дело, вспоминал картину старого мастера, который, одним только ему ведомым образом, смог изобразить ушедшего Лита очень похожим на его далекого потомка, таким, каким должен стать сам Дикон, через несколько лет, если, конечно, ему суждено вернуться в свой мир и повзрослеть. Эрнани пытался вести непринужденный разговор. Диамни его поддерживал, захлебываясь в жалости и тревоге, Ричард удивленно думал о том, как человек, в котором течет кровь Раканов, может быть таким уязвимым и слабым? Когда они дошли до священного холма, на котором высилось четыре древних обелиска и остановились в положенном месте, Эрнани, не в силах вынести напряженного молчания совершенно невпопад произнес: — Раканы пошли во всех Ушедших вместе и ни в кого в отдельности. Мы даже друг на друга не похожи. Ринальди говорил… — Я много чего говорил, — раздался позади эпиарха спокойный голос. Диамни и Эрнани обернулись одновременно. И Ричард увидел Ринальди Ракана. Ни одно изображение Леворукого, которые Дику удалось увидеть в своей жизни, даже близко не передавало красоты этого человека. Светлые отливающие золотом волосы, пронзительная зелень глаз, до боли знакомая Ричарду ухмылка, точно такая же частенько играла на губах Алвы. Средний Ракан был одет причудливо. Ричард услышал, как Диамни мысленно заметил, что средний эпиарх не стал ломаться и надел парадные одежды, положенные в подобном случае. А сам он заметил, что в золоте волос Ринальди блестела самоцветная диадема, вероятно признак принадлежности к роду анакса. И контрастом к этой парадности, совершенно нелепо выглядел в руках эпиарха, кожаный колпак полный спелых и крупных черешен. Дикон глянул на ягоды и вспомнил о Марианне, так не к месту. Диамни удивился, безмерно. Увидеть здесь обвиняемого в ужасном преступлении Ракана он не ожидал. Эрнани восторженно и с облегчением воскликнул: — Рино! Ты… Ты тут? -А где же мне еще быть? — насмешливо спросил Ринальди и закинул в рот пару черешен, а потом глянул на Диамни, и Ричард утонул в глубокой зелени глаз, невольно очаровываясь и путаясь в собственных чувствах.  — Угощайтесь, мастер, — лениво предложил художнику Ринальди. Диамни, так же как и Дикон, находясь в полном сумбуре чувств, лишь покачал головой и отвел глаза, лишая Ричарда возможности открыто пялится в легендарное зло. Впрочем не надолго. Будучи истинным художником Диамни просто не мог не смотреть на красоту, пусть даже та была полна порока. — Я заходил к тебе ночью, — пролепетал Эрнани, — тебя не было… — Я решил прогуляться. А ты решил, что я удрал? — Леворукий лукаво прищурился, глядя на брата с затаенной нежностью. Дикон, разглядев это взгляд, почувствовал тоску. У него никогда не было брата, отец погиб, мать, о ней лучше и не вспоминать…. Кажется, никто на свете не глядел на Ричарда вот так, любяще. Каким бы чудовищем не был Ринальди, но было ясно — он любил своего младшего брата. — Что ты… — Эрнани покраснел до кончика носа и потупил взгляд. — Я… я так и думал. Эридани убрал стражников, перенес испытание на утро, а еще все эти свидетели… — Сколько можно говорить, — на красивое лицо Ринальди набежала тень, — я не прикасался к Беатрисе и лишь изначальным тварям известно, чья кровь течет в жилах ее ребенка. Диамни напряженно всматривался в лицо старшего эпиарха. У него появлялись сомнения — поведение Ринальди меньше всего походило на то, как ведут себя виновные, да и то, что эпинарх не удрал, прекрасно зная, что в случае подтверждения слов Беатрисы о том, что брат анакса силой овладел ею, того ждет суд и неминуемая смерть… Что-то во все этом не сходилось. Ричард же, просто глядел на белокурого демона и совершенно не знал, что ему думать. Это был не его вопрос, не его мир, не его жизнь и все же он не мог отделаться от постепенно возникающей симпатии к Ринальди. Рино… — Извини… — тихо прошептал Эрнани. — Это признак благородного происхождения, братец, — пожал плечами Ринальди, — Эории склонны верить любой гадости сказанной о других, но ужасно обижаются, когда обвиняют их самих. О, вот и обвинительница. Диамни посмотрел в ту сторону, куда указал Ринальди, и Дикон увидел идущую к холму Беатрису Борраска… Молодая, бледная, несмотря на беременность и огромный живот прикрытый синим балахоном, она создавала впечатление хрупкости. Несчастная жертва насилия, напомнившая Ричарду Катарину Оллар. Чужое время, чужие люди, а как все отчасти похоже на Олларию и вовсе не походит на ту легенду, которую Дикон так жадно перечитывал. На самом деле все было совершенно не так. Ринальди больше не вызывал у Ричарда той неприязни, которую Дик чувствовал сидя в библиотеке и шмыгая сопливым носом, сейчас юноша не смог бы точно описать то, что он чувствовал к обвиняемому, так же как и к его далекому потомку, Рокэ Алве. Беатриса же взывала к состраданию, как и Ее Величество Катарина. Ну почему все так непросто? Возглавлял процессию сам анакс, еще один Ракан, родной брат Ринальди и Эрнани, статный красивый, но не похожий ни на одного из них, совсем. На поясе Эридани висел ритуальный меч Раканов, в руке ритуальный жезл, на лице тревожная тень. Следом за Эридани шла Беатриса, а за ней еще две беременные женщины, по виду простолюдинки. Церемония началась. Дикон, под тревожно бьющееся сердцебиение Диамни, наблюдал как анакс задавал полагающиеся ритуалом вопросы Беатрисе, которая, не меняя скорбного выражения на лице, еще раз обвинила старшего эпиарха в учиненном над собой насилии. Ринальди же своей вины не признавал. Стоял гордо и надменно, с презрением глядя на обвиняющую его женщину. Поразительно. Художник не спускал глаз со среднего Ракана, и Дикон имел ничем не ограниченную возможность наблюдать за Леворуким. Кстати, отчего его прозвали Леворуким? Ринальди действовал правой рукой. Тем временем, церемония началась. Суть ее заключалась в том, что обвинительница должна была взойти на холм Абвениев и те, пропустив ее на вершину, куда мог попасть только носитель крови Раканов, подтвердили бы тот факт, что ребенок Беартисы является Раканом. Ричард, наблюдал, как две другие женщины не смогли пройти через невидимый глазам барьер, Абвении не позволили им. Когда же к незримой черте подошла Барраска, она свободно взошла на священных Холм, и над ее головой возникли разноцветные лучи, исходящие из обелисков, каждый из которых обозначал одного из Ушедших. Беатриса подтвердила свое обвинение, ребенок, которого она носила, был зачат от Ракана. Ринальди оказался виновным.