House of memories

Мир людей внушал чувство опасности. Даже собственное человеческое тело — пусть и взрослое, сильное, совсем не такое, каким оно было восемь лет назад — не давало Малии ничего, кроме ощущения беспомощности. — Её поведение нормально для детей с «синдромом Маугли», — говорила лечащий врач отцу. — Я не хочу делать никаких прогнозов. Ещё пара лет — и тогда вашей дочери уже точно ничего бы не помогло, но она ещё юна, её психика податлива… Например, она всего спустя два дня уже не пыталась исцарапать или укусить санитаров, это просто невероятно. Отец, неизменно сидевший рядом на встречах каждую среду, кивал и ободряюще сжимал пальцы дочери. Доктор — дама средних лет со строгим пучком волос на затылке, смотрела на пациентку, словно на любопытнейший экземпляр из личной коллекции. Сама Малия упорно делала вид, что не присутствует в кабинете. Её успехи восхитительны, каждый раз рассказывала доктор Розита. Причём прогресс такой, которого сложно ожидать от ребёнка с подобными особенностями развития. Она быстро вспомнила человеческую речь («потому что постоянно ошивалась рядом с домом отца и слушала его, неужели непонятно?»), у неё нет проблем с координацией («наверное, потому что я оборотень, идиоты»), она не отказывается от одежды («потому что слишком холодно!»), быстро научилась пользоваться столовыми приборами и не игнорирует жареную пищу («потому что сырую я сблюю, неужели не ясно»). Присутствуют разве что проблемы с социализацией, но это же совершенно характерно для такого диагноза! Малия сжала кулаки. Проблемы с социализацией — она уже знала, что значит это слово — мягко сказано. Возможно, истинный корень проблемы в том, что Малия Тейт чувствовала себя обнажённой и совсем беззащитной что в доме отца, что в психиатрической клинике. Скрытыми угрозами было наполнено всё. Даже собственная кровать. Как можно спать на мягкой постели, развалившись в удобной позе — ты же открыта для нападения со всех сторон! Хоть в бедро вонзай когти, хоть в живот, хоть в шею. Уснёшь и не проснёшься. От липкого страха потели ладони, гулко стучало сердце… И Малия забиралась под кровать, в укромный тёмный угол, отдаленно похожий на её логово в лесу, и лишь там позволяла себе отключиться. Но бесполезное человеческое тело подводило и тут. Бетонный пол холодил бока, спина затекала, ноги и руки сводило. После первой недели Малия сдалась. Она перебралась в кровать, закутывалась в одеяло, словно в кокон, и мирно засыпала лишь к середине ночи, после сотого переворота с бока на бок. Доктор Розита приписала это достижение, разумеется, на счёт свой и лечащей группы, которая занималась реабилитацией трудной подопечной. Едва Малия соизволила проявить признаки дружелюбия, то есть перестала лягаться и пытаться сбежать из кабинета психиатра, когда та вусмерть надоедала со своими тупыми упражнениями («скажи, что ты видишь на этой картинке, Малия? А как правильно поступить человеку в этой ситуации?»), ей вручили простенькие книжки для начальных классов. Вообще-то, мама успела её научить чтению ещё до школы, и девчонкой она резво осилила сказку про Джека и Бобовый Стебель, и про Рапунцель, и про мальчика-волка. Доктор Розита, словно по нелепой случайности, притащила сказку именно про длинноволосую деву, заточенную в башне. В голове зазвучал тихий голос матери. Малия перелистывала страницы дрожащими пальцами, часто моргая, перед глазами словно всё расплылось… Но лечащая группа сразу же записала это как «способность к эмпатии», или что-то вроде того. Ещё одна ступенька прогресса. Ступенька, поспособствовавшая переводу в общее отделение. И тут её «проблемы с социализацией и адаптацией», как наверняка написано в личном деле, зацвели пышным цветом. Малия всё ещё продолжала читать книги в перерывах между психотерапией, от сказок про Рапунцель перейдя к истории про Робинзона Крузо. История чем-то напоминала собственную жизнь в полном одиночестве, разбавленную лишь вылазками к дому отца, где она, свернувшись под крыльцом, слушала шоу по телевизору и телефонные разговоры. Конечно, многое в книжке было глупо. Какого же хрена, скажите ей на милость, дикарь Пятница так стелился перед главным героем? — Ого, какие красивые картинки, — подсела к ней за стол очередная Мария Магдалена, или Мадонна, или кем там считала себя девица с раскосыми глазами и вороньим гнездом на голове. — Это не твоё дело, — сквозь зубы ответила ей Малия, пододвигая книгу поближе к себе. — Но я хочу посмотреть! Дай мне посмотреть! — настойчиво затараторила ненормальная, потянув руки к страницам и ненароком коснувшись запястий Тейт. Малия не выдержала и огрела наглячку книгой по лбу. Та завизжала и толкнула обидчицу со всей силы. Малия не осталась в долгу и вцепилась девчонке в лохмы. — Конфликты не решаются драками, — цокая языком, позже вещала Розита. Малия, в чью кровь вкололи пару кубиков успокоительного, блаженно кивнула. И тем же вечером в столовой кинула салатом в парня, который слишком близко подсел к ней и беззастенчиво попытался потрогать её кудри. — Почему никто не ценит моё личное пространство? — возмущалась она потом доктору, но та только вздыхала в ответ. — Я привыкла жить в одиночестве! Койотом ей нравилось быть гораздо больше, хотя бы потому что в её одинокое существование не вторгались приставучие идиоты. Человеком ей нравилось быть меньше, потому что каждую среду она вынуждена сидеть рядом с отцом, думать о крови на своих руках и обо всём, что не может ему рассказать. Она видела свои детские фотографии: вот она, пухлощёкая и с лентами, вплетёнными в косы, задувает свечи на днерожденном торте, а вот качается на качелях вместе с сестрой… Малия плотно сжала челюсти и в очередной раз впилась ногтями в ладони. Наверное, отец очень разочарован, что вместо той милой девчонки получил проблемного подростка, и это он ещё половины о своём ребёнке не знает. — Обычно дети, выращенные в подобных условиях, не могут жить рядом с людьми, слишком велик культурный шок. Некоторые умирают через пару месяцев. Некоторые до конца жизни не могут и говорить, они едва осваивают слов сорок, — говорила Розита отцу. — Малия совершенно не такая. Потому что она оборотень. Возможно, оборотни лучше обучаются, или у них лучше память, или они от природы двойственны: наполовину животные, наполовину люди? Она ведь с лёгкостью вспоминала всё, чему учили её родители, и легко усваивала новое. Впрочем, пробелы в образовании, о которых говорил отец, её откровенно пугали. А школа?.. Она действительно сможет пойти в школу?! Малия очень хотела бы поговорить с тем мальчиком, который её нашел, она не знала, кто он, но инстинктивно признавала в нём силу вожака. Он наверняка сможет растолковать некоторые вещи. — Я могу покинуть клинику, когда захочу? — наконец, произнесла Малия, оборвав вдохновенную речь доктора. Отец предупреждающе сжал её пальцы. Ах, ну да, перебивать взрослых невежливо, что-то такое он уже говорил. — Когда почувствуешь, что готова жить в большом мире, Малия, — замешкавшись, ответила Розита, незаметно делая отметку в своих бумагах. — Тебе не нужно медикаментозное лечение, и ты не опасна для общества. Не вижу причин, почему тебе нужно задерживаться надолго. Малия удовлетворённо кивнула. Уйти, когда захочешь — как просто это звучало, но как сложно это было на самом деле. Что ей делать в большом мире? Как жить с отцом и смотреть ему в глаза? Человеческое тело и человеческая жизнь — это какой-то отстой.