На Земле Богов и Чудовищ

- Нет! Неожиданный вопль Эгея разнесся по коридорам дворца, прежде чем двери его кабинета распахнулась, и он сам, в сопровождении своей дочери, не вышел в коридор. - Даже не смей это предлагать! У Эгея всегда был бурный нрав, но с возрастом он стал спокойнее, но также со временем выросла его любовь и привязанность к его единственной дочери - Тиссии. - Отец… - девушка попыталась взять отца за руку, но тот вывернулся ладонь и резко повернулся к девушки. - Нет! – он предостережено поднял указательный палец вверх, не желая услышать и слова от дочери. Тиссия не хотела спорить с отцом перед царедворными, поэтому просто последовала за правителем Афин в его покои. Зайдя, Эгей жестом приказал девушке-служанке, что доливала свежее вино в кувшины, покинуть комнату. Тиссия, стоя у самого входа, наблюдала, как отец наливает себе в кубок вина и с наслаждением почти махом осушает его. Это было именно то, что нужно, чтобы успокоить огонь в груди, последовавший после предложении дочери отправиться как часть дани критскому царю Миносу. - Каждые семь лет… - первым сказала Эгей, наливая себе еще один кубок вина, - они приезжают и забирают семерых. Семерых. Да, это страшно. Но… Эгей резко повернулся к дочери, будто ожидая услышать от нее новых аргументов в этом тяжелом споре. - Подумай об этом так – Минос свирепый владелец не только Крита, но многих островов и земель, которых он взял не по праву наследства или хотя бы денег, а силы и огня. О его коварстве ходят легенды. Афиняне, мы, убили его сына, Андрогея. Случайно, или нет, урон был нанесен. Месть могла бы быть куда страшнее. Тиссия молчала. Ее глаз блестели в полутьме от огня свеч, но она молчала. Эгею всегда нравилась эта способность дочери оставаться хладнокровной даже в самой опасной ситуации, но сейчас, когда он сам разбушевался, это действовало на нервы. Эгей отпил из кубка и уже куда спокойнее продолжил свою речь, медленно направившись к балкону, откуда открывался вид на город в вечерних сумерках. - Да, это страшно. Каждые семь лет мой люд впадает в уныние, когда наблюдает, с каким нахальным вероломством прислужники Миноса выбирают семерых лучших из молодежи Афин. Мое сердце… Мое сердце скорбит с отчаявшимися родителями этих несчастных детей, жертв глупости их предков. - И вот теперь, - голос Эгея вновь взревел на весь палац, - ты предлагаешь мне стать на место этих родителей! Из-за хмеля, голос царя перестал звучать грозно. Он хотел отпить еще вина, но оказалось, что он уже успел осушить кубок до дня. Тиссия со вздохом подошла к столу, налила вина и, выйдя на балкон, протянула полный кубок отцу. Эгей нехотя взял его, сев на кресло у самого края балкона. Они некоторое время молчали, оба смотрели на медленно затихающий город. - Ты говорил, что хочешь сделать Афины самым цветущим и богатым из всех городов, - Тиссия встала на колени около отца, так что ее голова была чуть ниже его, - и что хочешь меня назначить правительницей как единственную законную наследницу трона. Настала очередь царя молчать. - Ну, так вот, не думал ли ты, что я откажусь от этого наследства, ведь, в конце концов, это все, - она протянула руку в сторону города, - всего лишь несбыточные мечты. Эгей отшатнулся от дочери, будто она дала ему пощечину. Никогда не ожидал он услышать от нее таких слов. Ее годами растили как правителя, даже совет старейшин смерился с этим. И вот теперь она сама осмеливается отмахиваться от многих лет тяжелый работы. - Ты хочешь видеть Афины сильными… Но как может народ строить свое будущее сейчас, если точно знает, что в скором времени приедут чужаки и заберут у них все! Все, что захотят. А самое главное, как они могут верить своему правителю, что позволяет чужакам делать такое?.. Эгею было неприятно это слышать. Даже вино перестало помогать, словно дочь вместе с вином добавила в кубок горечь правдивых слов. Он вжался в кресло, опустив глаза на мерцающие огни города. - Я не могу противиться Миносу, наши воины и флот не достаточно сильны для этого. - Именно поэтому я предлагаю тебе другой выход. Тиссия не стала продолжать, чтобы не вызвать очередную вспышку гнева отца. - Тебя не выберут, все знают - кто ты. Даже прихвастни Миноса не осмелятся на подобное. - Они также не осмелятся отказать мне, если я сама вызовусь. - Дочь царя – они не посмеют! – глаза царя гневно блеснули в темноте. - Ты недооцениваешь их гордыню, - девушка ухмыльнулась. - И глупость, - царь тоже ухмыльнулся. - Они не знают меня, отец. Никто из них. Они не знают, на что я способна. Девушка была права. О ее уме и справедливости в Афинах ходили легенды, но дальше острова эти разговоры были никому не интересны. И даже в Афинах мало кто знал об особом даре Тиссии, подаренной девушке богами за послушание ее отца. - Люди не поймут. Будут говорить «Единственную дочь отдал. У него нет сердца». - Люди поймут. «Отдав дочь, он доказал, что его сердце принадлежит Афинам». Эгей смотрел на дочь, что стояла на коленях, а казалось, будто возвышается над ним и всем городом как атланты в легендах. - Это твое сердце принадлежит Афинам, Тиссия. Ты его плоть и кровь. Ты должна стать его правительницей. Мне было обещано. - Так дай мне сделать собственное решение как будущему правителю. Эгей хотел было встать, но только тут понял, что захмелел. Он вновь перевел усталый взгляд на дочь, которая немигающим взором смотрела на отца. - Иди. Это было даже не дозволение. Скорее просто принятие ее стороны. Капитуляция.