«Не тот достойный кабальеро, кто лошадь оседлал, а тот, кто ее и говорить научил!» Сотрудники вивария, записано со слов табуна лошадей кабальеро.
Мне судьба многократно дарила приключения разных сортов, я живу, не держась за перила, и всегда наебнуться готов. Игорь Губерман
Торжественно объявляю благодарность за помощь несравненной Neito River (https://ficbook.net/authors/67707), оказавшей мне поддержку в самые трудные моменты написания этой главы: 3 А так же рекомендую посетить ее страничку — там есть множество интереснейших фанфиков и стихотворений. Так же рекомендую к прочтению небольшой вбоквел к этой части главы - "Сон в зимнюю ночь" https://ficbook.net/readfic/5286615 Концентрированный абсурд с легким намеком на будущие события! Особо впечатлительным принимать с терапевтической дозой виски. З.Ы. Не бечено. Потихоньку подступал Новый год. Отдел Линейного Счастья довел формулу газообразного новогоднего настроения до баланса, после чего хихикающий Эдик каждый вечер стал распылять газ небольшими порциями по всему институту. Домовые ругались — из-за повышенного содержания Нового года в воздухе сотрудники стали жечь много бенгальских огней, отчего уборки прибавилось. Витьке все же удалось избежать наказания. Невероятно, но факт — Камноедов так и не смог ничего доказать, хотя старался изо всех сил. Он три дня терроризировал Корнеева, который отбивался и орал, что его нагло подставили. Демин так же помогал завхозу по мере возможностей — пригнал в Изнакурнож Техотдел в полном составе на сканирование пространства. Инженеры ржали в кулак, но свое дело «делали». В итоге, так ничего не добившись, Керберу Псоевичу и Модесту Матвеевичу пришлось признать, что они были неправы. Счастливый Витька, в свою очередь, проставил инженерам ящик отличного армянского коньяка, привезенного Эдиком аж из Еревана. Что еще более удивительно, так это то, что пострадавшие проверяющие не смогли вспомнить, что же с ними произошло в тот день. Бравые парни были испуганы до усрачки, в особенности тем фактом, что они понимали, как дешево отделались. Один плюс во всем этом был — они перестали соваться во все щели и ходили строго по главному коридору, строем, в сопровождении кого-либо из числа сотрудников института. Больше всех в этой истории досталось от Хунты Маше и Славе. Маше прилетело от него по касательной, так как формально она находилась в числе сотрудников вычислительного центра, и Кристобаль Хозевич на нее никаких прав не имел, а вот что касается Славы… Хунта оттянул бедного парня так, что тот еще неделю шарахался от любых громких звуков и резких движений. А еще Хунта таки выполнил свою угрозу по отработке, и теперь Маша находилась в институте почти круглосуточно. В первой половине дня и после обеда, согласно рабочему законодательству, она была на своем непосредственном рабочем месте, потом плавно переходила в лабораторию Отдела Смысла Жизни, где часов до девяти вечера делала сложнейшие расчеты для Хунты, и только после этого Кристобаль Хозевич изволил начать урок. Позже, около двух часов ночи, он трансгрессировал ее в общежитие. Сам процесс обучения проходил в личном кабинете Кристобаля Хозевича. Квантовая алхимия, биология магических растений, боевые приемы магической самообороны, основы теории относительности, математическое моделирование и матрицирование опытных прототипов на базе живого ДНК в неевклидовом пространстве, технология создания самообучающихся дублей, теория исследований — все это упорно впихивалось в Машину голову, и без того порядком распухшую. Девушке хотелось просто так взять и умереть, прямо на коврике у книжных стеллажей. Кристобаль Хозевич же, в противовес ей, был свеж и бодр, и кипел энергией, вызывая тихую ненависть с Машиной стороны. «Интересно, он вообще человек?» — подумала Маша и тихо скрипнула зубами, пытаясь придать учебному умклайдету в своей руке правильное положение. После трех часов непрерывной записи лекции об использовании умклайдета в материализации, рука отказывалась подчиняться. — «Да что ж такое-то! Черт бы побрал этого Хунту, проверяющих, умклайдет и вообще всех!» — едва не выругалась вслух Маша, тихо топнув ногой в бессильной злости. — Ножкой будете перед комиссией топать, когда завалите испытание, — холодно донеслось со стороны стеллажей с книгами, где Кристобаль Хозевич искал какую-то особо нужную книгу. — Вы ведь хотите дальше работать? Если да, то извольте исправиться. Маша скривилась так, как будто Выбегалло от всей души решил угостить ее пареными отрубями в обрате, приправленными селедочными головами. Она уже почти свыклась с регулярными подколками Хунты. Тем более что он все равно прав. — Мария Владимировна, что вы держите прибор как дворовую метлу? — Хунта подошел сзади и недовольно скрестил руки на груди. — Учтите, если мы не поторопимся с вашим обучением, то, вполне возможно, вам придется за нее взяться! С этими словами он обошел Машу со спины, забрал у нее умклайдет, правильно переложил его в ее ладони и для верности сжал в кулак. — Умклайдет нужно держать только так, и никак иначе! — сказал Кристобаль Хозевич, после чего резко убрал руку и отошел, застыв в ожидании. Все произошло слишком быстро, но даже того мгновения, когда горячая ладонь Кристобаля Хозевича сжимала Машину руку, хватило, чтобы сердце ее замерло от непонятного щемящего чувства, разлившегося теплой волной в груди. — Ну и что вы встали, Мария Владимировна? — требовательно спросил Хунта. — Попробуйте заклинание материализации, например, груши! — Да-да, конечно, — очнулась Маша и, произведя необходимые расчеты, неловко взмахнула умклайдетом. Сразу после этого с потолка начали сыпаться не груши, а яблоки. Испуганно ойкнув, Маша закрыла голову, снова махнув умклайдетом, от чего яблоки посыпались еще активнее. Кристобаль Хозевич, выругавшись по-испански, хлопнул в ладоши, и яблокопад прекратился. Перед этим, не без удовольствия про себя отметила Маша, пара яблок все же ударила Хунту по голове. — Пожалуй, я поторопился с обучением вас материализации, — процедил Кристобаль Хозевич, выдернув умклайдет из Машиных рук, и пряча его в свой стол. — С другой стороны, вам все же удалось материализовать фрукт. Пусть не тот, который нужно и не в том количестве, но это уже что-то. Итак, с материализацией предлагаю на сегодня закончить. Перерыв — пять минут, потом займемся квантовой алхимией. Маша обессилено рухнула на кресло. Ну, квантовая алхимия — это громко сказано. Ей эта дисциплина больше напоминала школьные лабораторные работы по химии, только с некоторым средневеково-научным уклоном. В дальней части своей лаборатории Хунта устанавливал чугунный котел на переносной газовой конфорке, а рядом с ним ставил столик с пробирками и реактивами, и черную доску для формул. — Мария Владимировна, нечего рассиживаться! — донеслось из коридора. — Идите в лабораторию, я сейчас подойду. И ради всего святого — ничего не трогайте! — О да, куда ж я без ваших начальственных указаний, Кристобаль Хозевич, — пробурчала Маша, неохотно вставая и направляясь в лабораторию. Лаборатория была тиха и пустынна — все сотрудники Отдела Смысла Жизни уже давно разбрелись по домам. «Только я одна тут, с Хунтой», — чуть не расплакалась Маша, поглаживая урчащий живот. Сегодня было так много работы, что она даже не успела сходить на обед. Внезапно взгляд ее упал на стол Славы Одихмантьева. На нем лежал небольшой бумажный сверток и записка. Подойдя к столу, Маша обнаружила, что и сверток, и записка предназначались ей — добрый Слава оставил ей пару бутербродов с докторской колбасой и пожелал мужества в борьбе с бывшим Великим инквизитором. — Спасибо тебе, Слава, — блаженно улыбнулась Маша, откусывая кусок от бутерброда. Записка съежилась и сгорела розовым пламенем, не оставив и следа. В котле, предназначенном для изучения основ квантовой алхимии, уже бурлила какая-то неаппетитная жидкость, и цветом и запахом напоминающая содержимое деревенского туалета. Маша принюхалась и скривилась — не далее как сегодня утром она чувствовала похожий запах со стороны лабораторий Выбегалло. Стеллочка говорила, что он вроде как экспериментирует с новым кормом для своих кадавров. — Ну что, Мария Владимировна, приступим? — бодрый Кристобаль Хозевич не рассчитал скорости своего шага, и случайно толкнул Машу. Сработал эффект неожиданности — она взмахнула руками, пытаясь удержать равновесие, и не удержала бутерброд, который красиво, как в замедленной съемке, взмыв в воздух, направился точно в котел. — С чем бутерброд? — отрешенно спросил Хунта, отслеживая взглядом траекторию его падения. — С докторской, — так же заторможено ответила Маша, размышляя, упадет бутерброд колбасой вверх или вниз. — С докторской, значит… Ложись! — крикнул Кристобаль Хозевич, роняя Машу между двух столов и накрывая собой сверху. Через мгновение раздался громкий «Плюх!», и сразу после этого лабораторию сотряс небольшой взрыв. Магам повезло — взрывная волна всего лишь слегка сдвинула столы, а осколки котла пронеслись над их головами, впиваясь в противоположную стену. — Мария Владимировна, сколько раз я просил — не носите в лабораторию еду! — устало произнес Кристобаль Хозевич, опершись на локти по обе стороны от Маши, и прижимая ее к полу почти всем своим весом. — Советский пищепром — оружие массового поражения! — Маша не придумала в этой ситуации ничего лучше, как пошутить. — Вы сейчас дошутитесь, Мария Владимировна, — строго сказал Кристобаль Хозевич. Почему-то Маше вспомнилось ее спасение от злющих рабочих, когда он крепко прижимал ее к себе почти так же. От этих воспоминаний Маша покраснела. Сейчас все было гораздо интереснее. — А вы опять меня спасли, — счастливо улыбнулась Маша. По-видимому, ударная волна все же задела ее — почему-то девушке очень не хотелось, чтобы Кристобаль Хозевич вставал, хоть он и не спешил этого делать. — Учтите, я не всегда буду рядом, чтобы сделать это вновь, — Хунта по-мальчишески вздернул подбородок и встал, отряхнув костюм от пыли, после чего одним крепким движением поставил Машу на ноги. — На сегодня, я думаю, достаточно, продолжим завтра. Позже, уже лежа в кровати, Маша думала об этом странном чувстве, возникшем тогда, когда Кристобаль Хозевич поправил умклайдет в ее руке, и спас ее от взорвавшегося котла. От этого чувства становилось светло и легко на душе, как никогда до того. Девушка встрепенулась, крепко обняла одеяло и спрятала в нем горящие щеки. Определенно, виноват котел.***
— Мария Владимировна, собирайтесь! Сегодня мы с вами идем практиковаться на полигон! — энергично произнес Кристобаль Хозевич, целеустремленно влетев в лабораторию, где Маша вновь сидела в гордом одиночестве. Она оторвалась от очередного кошмарного уравнения, которое безуспешно пыталась преобразовать вот уже три часа подряд, и мрачно посмотрела на Кристобаля Хозевича. Его энтузиазма Маша не разделяла. И на то у нее были свои причины… Во-первых, сегодня был ее день рождения. Пожалуй, самый нелюбимый день в году. Таким он стал после смерти мамы — ушло ощущение какого-то детского чуда, которое умела создать только она. Во-вторых, вчера из-за Выбегалловского автоклава новой конструкции с подогревом, она лишилась своей единственной теплой шапки. Зашла, называется, подругу с работы забрать! В-третьих, задачка эта, будь она неладна. — Конечно, Кристобаль Хозевич, я сейчас же соберусь, — с видом таким, что ей бы позавидовали первые христианские мученики, Маша встала из-за стола и поплелась в сторону вычислительного центра. «И чем он, интересно, на этом полигоне заниматься решил?» — размышляла Маша, без энтузиазма натягивая на себя пальто. — «Ночь темная, метель вон разыгралась!» — Мария Владимировна, вы готовы? Время не ждет! — в дверях появился Кристобаль Хозевич, в норковой шубе нараспашку и меховой шапкой в руке. — Почему вы без головного убора? На улице метель! — Да вот, вчера случайно шапку сожгла, — устало улыбнулась Маша. — А больше у меня ничего нет. — Так не пойдет, — Кристобаль Хозевич подошел к ней, скрестив руки на груди. — Пожалуй, сделаем вот что… Он деловито кивнул и сделал странный пас руками, буркнув нечто неразборчивое себе под нос. Сразу же вокруг Машиной головы стали собираться белые искорки, сложившиеся в белоснежный оренбургский пуховый платок. — Теперь замерзнуть вам точно не грозит, — усмехнулся Кристобаль Хозевич и галантно подал Маше руку. — Идемте же! Смущенная Маша провела пальцами по платку — он был невероятно мягким и легким. Переведя взгляд на Кристобаля Хозевича, она благодарно кивнула и взяла его за руку. В тот же миг обстановка перед ее глазами смазалась, а после приобрела совсем иные очертания.***
Полигон представлял собой огромное неровное поле, сплошь усеянное рытвинами и ямами, приспанными свежим снегом. Машу передернуло — здесь вьюга развернулась во всю мощь, и мороз пробирал до костей, не смотря на теплую одежду, что была на ней надета. — Ничего, сейчас вы согреетесь, — как-то слишком уж обнадеживающе произнес Кристобаль Хозевич, хлопнув перчатками по руке. Казалось, он не замечал холода — ветер трепал полы распахнутой настежь шубы и почти сдувал наспех накинутый шарф, а в смоляных волосах серебряными звездочками запутался снег. — Думаю, вы не настолько опасны, чтобы тренироваться в десяти километрах от города — полагаю, хватит и пяти. Итак, вы помните, что я вам говорил по поводу щитовых чар? — Формулировка по Эйлеру, вектор магистатум направлен на Волосы Вероники (1), Луна в пятом доме, — не попадая зуб на зуб, произнесла Маша. Сейчас она была почти благодарна Хунте за платок. Почти — потому что если бы не он, она бы на полигоне вообще не оказалась. — И не забывайте про концентрацию на объекте! — напомнил Кристобаль Хозевич. — Сосредоточьтесь! Я дам вам фору в одну минуту. Начинаем! — К-какую фору? — испуганно запнулась Маша, но Хунта ее уже не слышал — он взмыл в воздух, подняв пушистый вихрь из снега. Зрелище было, надо сказать, величественное и в чем-то пугающее. Маша невольно засмотрелась на Кристобаля Хозевича — волосы трепал ветер, глаза блестели от нетерпения, а руки… — Мама! — взвизгнула Маша, едва успев увернуться от шаровой молнии, сорвавшейся с пальцев Хунты. Наваждение мгновенно исчезло, уступив место куда как более прозаическому чувству — желанию выжить. Ведомая инстинктом самосохранения, Маша бросилась прочь, увязая в снегу и петляя как заяц. Кристобаль Хозевич ринулся в погоню, не забывая через каждые пятнадцать секунд кидать в Машу по молнии. «Ну, все, Машка, кончилось твое везение!» — в ужасе думала Маша, уворачиваясь от очередной молнии. — «Хунте надоело разгребать за тобой проблемы, и поэтому он решил от тебя избавиться. А что, полигон — отличное место, до весны точно не найдут. И не будет ему ничего за это — все вокруг подтвердят, что так оно и было! Кстати, и правда, тепло стало. Мамочки, как жить-то хочется…» Беготня не могла продолжаться долго, это Маша понимала. Еще чуть-чуть, и она бы просто рухнула носом в снег, преспокойно давая себя убить бывшему Великому инквизитору. Неожиданно в ее голову прокралась не очень светлая мысль — надо каким-то образом отвлечь Кристобаля Хозевича, а там она сумеет вспомнить точную формулировку заклинания и достаточно сосредоточиться. «Без умклайдета, понятное дело, не то, но что делать», — подумала Маша, вызывая в памяти образ спелой желтой груши с маленьким зеленым листочком. Естественно, без умклайдета вышло черте что, но именно это и надо было Маше — испанская ругань Кристобаля Хозевича потонула в куче гнилой антоновки, свалившейся ему на голову. Маша согнулась пополам и попыталась отдышаться — минута отдыха у нее есть. Пока Хунта откопается от яблок, пока снова взлетит в воздух… Ее размышления прервал запах гари, и через секунду прогремел взрыв. Куски сожженных в уголь яблок разлетелись во все стороны, так, что Маша едва успела спрятать лицо. — Вы зря это сделали, Мария Владимировна, очень зря, — прошипел Кристобаль Хозевич, вытряхивая из волос остатки яблок и вновь взмывая в воздух. Маша поняла, что пощада ей теперь не светит вообще, от слова со всем, и потому с новыми силами припустила прочь. Погоня приобрела совершенно иной размах, нежели в начале. Кристобаль Хозевич с юношеским азартом гнался за Машей, перемежая шаровые молнии с короткими струями пламени. Маша, в свою очередь, вспомнила порядок выполнения щитовых чар, и пыталась применить их, но безуспешно — щит радужными ошметками разлетался по полигону, не желая складываться в единое целое. Результат был переменным — у Маши сгорел рукав пальто, и была прожжена изрядная дыра на валенке, но и Кристобаль Хозевич пару раз пропахал головой снег в не очень удачной попытке снизиться. Наконец Хунте все же удалось загнать Машу — она зацепилась валенком за какую-то корягу, присыпанную снегом, и растянулась во весь рост. Кристобаль Хозевич снизился и стал медленно к ней приближаться. Маша чувствовала его тяжелое, горячее дыхание совсем рядом с собой, и именно это дало ей сил — она единым рывком выкрикнула заклинание и выставила руки вперед. Мгновением позже с них сорвался сияющий радужный пузырь, и полностью скрыл от нее Кристобаля Хозевича. Маша не знала, сколько она лежала на снегу — не было сил даже поднять руку. Наконец она смогла сесть. После их тренировки полигон выглядел удручающе — везде сияли проплешины обнаженной земли, пахло гарью и гнилью. Что характерно, Хунты нигде не было. — А где Кристобаль Хозевич? — пискнула Маша, вскакивая на ноги. Перспектива остаться одной ночью на полигоне замаячила перед ней в полную силу. Долго она не протянет — в поле хоть волков морозь, куда идти она не знает. — А вдруг я его… убила? Маша в ужасе схватилась за голову. Неожиданно в паре метров от нее, за небольшим холмиком, раздался тихий стон. Не веря своим ушам, Маша бросилась на звук. Кристобаль Хозевич полулежал на снегу, опершись на локоть и кашляя. Всхлипнув от облегчения, Маша бросилась к нему и буквально повисла у него на шее. — Мария Владимировна, успокойтесь, что с вами? — прокашлял Кристобаль Хозевич, пытаясь сесть. — Я думала, что убила вас! — чуть не заревела Маша, не веря тому, что он жив. — Хорошо же вы обо мне думаете, раз считаете, что меня так просто убить, — криво усмехнулся Кристобаль Хозевич. — Но я проживу еще дольше, если вы слезете с меня и дадите возможность встать. Смутившись, Маша тут же отскочила от него и спрятала руки за спину. — И все же, приятно, когда за тебя так переживают! — развеселился Хунта. — В любом случае, для первого раза вы прекрасно справились. С этими словами он взял Машу за локоть, и мгновением позже они оказались в его кабинете. — Что ж, раз все так успешно завершилось, — Кристобаль Хозевич широким жестом скинул шубу в кресло и развернулся к Маше, — предлагаю выпить за ваш успех! С этими словами в его руках образовались два стеклянных бокала, а на столе из воздуха появилась бутылка с вином. — Ну, можно, — несколько растерялась Маша, осторожно стягивая с себя испорченное пальто. — Ах, простите, — склонил голову Кристобаль Хозевич, взмахнул рукой, и у пальто отрос новый рукав, а дыра на валенке стремительно заросла. — Я несколько… увлекся. Прошу простить мне этот инцидент. — Ничего, в целом мне понравилось — улыбнулась Маша, беря бокал в руки. Бутылка сама порхала около них, разливая ароматное вино. Сожженный рукав — наименьшее из зол. — Было весело! — Ну, раз так, — Кристобаль Хозевич энергично взмахнул бокалом, — за ваше первое с успехом пройденное испытание. И… С днем рождения, Мария Владимировна. Маша едва не подавилась вином, услышав эти слова. Она никому не говорила о том, что сегодня ее день рождения. Хотя, он же корифей, они все знают. — Спасибо, — тихо ответила она, допила вино и поставила бокал на стол. — Я, наверное, пойду. Я устала, столько событий, и все в один день. Кристобаль Хозевич молча, не отрывая глаз, смотрел, как она одевается. — Спасибо большое за платок, — Маша с улыбкой протянула ему вещь. — Он действительно очень теплый, я совсем не замерзла. — Оставьте его себе, — неожиданно тихо сказал Кристобаль Хозевич. — Это мой вам подарок. Маша прижала к груди платок. Сердце бешено билось в груди, рвалось наружу — хоть изолентой приматывай. Она снова испытала то чувство, возникшее когда Кристобаль Хозевич коснулся ее руки своей, и когда накрыл собой от разорвавшегося котла. — Еще раз с днем рождения, — неожиданно тепло улыбнувшись, сказал Кристобаль Хозевич, и провел рукой перед Машиным лицом. Оказавшись в тот же миг в общежитии, Маша рухнула на кровать, не раздеваясь, и прижала платок к лицу, вдыхая его аромат. Он пах шерстью, гарью и чем-то неуловимо манящим, отчего сердце ее трепетало.***
Маша устало плюхнулась за свой стол около "Алдана", и уронила голову на руки. Сегодня она очень плохо спала — ей всю ночь снился неизвестный молодой парень в военной форме времен войны (2), смутно кого-то напоминавший, который протягивал ей кусок какой-то железки и умоляющим голосом шептал «Он ищет! Он ищет! Спрячь! Молю, спрячь!» Она вообще не очень верила во всякие вещие сны и прочую подобную чепуху, но работа в НИИ ЧАВО заставила Машу на многие вещи посмотреть под другим углом. Почему-то ей вспомнилось то нападение неизвестного ночью. Вроде как Хунта с Кивриным что-то там искали, но, похоже, ничего не нашли. А может, и нашли, да только не сказали. А еще эти странные слова У-Януса «Если кинуть в прошлое камнем, то оно в ответ может выстрелить из пушки». Что он имел в виду? Какие события могли повлиять на сегодняшнее ее положение? У Маши прошлого-то всего ничего — родилась, выросла, в школе и институте отучилась, работать пошла. Ну, разве что тот случай с Романом в детстве… Но ведь тогда все было относительно добровольно, никто ни к кому никаких претензий не имел. Странно все это, и ведь даже выяснить ничего толком не получается — ни свидетелей, ни причин. «Ищи то, не знаю что!» Что самое печальное — слова директора всегда оказываются пророческими. Но даже не это сейчас главное. В одном Маша была уверена: еще парочка таких взрывоопасных уроков, типа квантовой алхимии — и хорони весь институт. Нужно было каким-то образом поскорее закончить все это обучение, или хотя бы поскорее отработать наказание и тем самым сократить время нахождения в Отделе Смысла Жизни. Но каким? Еще один вопрос в копилку вопросов без ответа. Ее невеселые размышления прервало появление в кабинете Славы Одихмантьева. — Доброе утро, вычислительный! — помахал он Маше и плюхнулся на стул рядом. — У меня для тебя приятнейшая новость — сегодня занятий с Кристобалем Хозевичем не будет. Он сегодня будет общаться с представителями прессы. — Что, все настолько плохо? — поинтересовалась Маша. — Кристобаль Хозевич после встречи с журналистами целый день прицельно плюется ядом, — пожал плечами Слава. — Ну не нравятся они ему, что делать. Хотя кому они, кроме Выбегалло, нравятся? Ответа он на свой вопрос не получил. В вычислительный влетел Эдик, вежливо поздоровался со всеми, после чего ринулся к залипшему у "Алдана" Саше. Судя по разговору, ему нужно было срочно довести до ума какие-то расчеты для дистиллятора. Внезапно у Маши в голове щелкнула мысль. — Слава, — тихо позвала она, наблюдая за Эдиком. — А почему никто с Эдиком за руку не здоровается? Да и вообще не особо его касаются? — А ты не знала? — удивился Слава. — Он контактный телепат. Причем еще не особо научился контролировать свои способности, так что может в раз считать любого человека, даже корифея. У нас весь институт в курсе. — А я опять в танке, — буркнула Маша, вновь опуская голову на руки. — Не бурчи, — хмыкнул Слава, поднимаясь с места. — Зато теперь знаешь! И сегодня не задерживайся, поможешь мне одну формулу преобразовать, и домой я тебя пораньше отпущу. — И на том спасибо, — отозвалась Маша, с тоской подтягивая к себе кипу исписанных листов. Почему-то мысль о необычной способности Эдика никак не оставляла ее. Что и говорить, день предстоял длинный. Хотя бы на занятие сегодня не идти, уже плюс.***
В три часа пополудни Маша сидела вместе со Славой за жутким уравнением, которое было составлено каким-то сумрачным гением Средневековья. Хунта откопал его в неких старинных свитках, и загорелся желанием немедленно решить. Но в планы Кристобаля Хозевича вмешалась пресс-конференция, и ему пришлось отдать задачу Славке. — Вот скажи, ему больше всех надо? — отчаянно зевая, спросила Маша. Она пребывала в крайне отвратительном расположении духа, которое лишь ухудшилось с течением дня. — Ну, Кристобаль Хозевич любит быть во всем первым, — пожал плечами Слава. — Это все замечательно, но причем здесь мы? — не могла уняться Маша. — Ладно, ты — его лаборант, но я! Мало того, что он меня на занятиях гоняет как сидорову козу, так еще и эта дурацкая отработка! Ее вообще реально скостить? — Ну… — внезапно призадумался Слава. — Возможно, есть способ… Хотя нет, не получится. Кристобаль Хозевич мне голову откусит. — Что за способ? — с надеждой спросила Маша. — Не томи, говори! — Ну, ты можешь поучаствовать в качестве подопытной в его эксперименте, — сдался Слава. — Но это вариант скорее для потенциальных самоубийц или практикующих мазохистов. Особенно если вспомнить его новый эксперимент. В него даже из нашего отдела никто добровольцами идти не хочет. Девушка крепко призадумалась. С одной стороны, она не относилась ни к одной из вышеназванных категорий, с другой — уж очень велико было желание слинять с отработки и наконец-то нормально выспаться. — Что за эксперимент? — Маша решительно дернула Славу за рукав. — Рассказывай полностью. — Маша, ты совсем того? — вытаращился на не нее Слава. — Я тебе правду сказал — он чрезвычайно опасен, последствия его проведения не известны даже самому Кристобалю Хозевичу! — Не опаснее его уроков и тренировок, — фыркнула Маша. — Да и других добровольцев вам все равно не найти. Рассказывай! — Ну, черт знает, что тут сделать, — почесал затылок Слава. В глубине души ему и самому очень хотелось провести этот эксперимент. — Над разработкой эксперимента работали я, Грегорович и Еремеев. Помнишь, я рассказывал, что на философском семинаре на Кристобаля Хозевича гнали волну? Ну, за то, что он выдвинул предположение о том, что смерть не является неотъемлемой частью жизни? — Помню, — кивнула Маша. Ей об этом еще Привалов рассказывал, когда восхищался неординарностью товарища Хунты. — Так вот, Кристобаль Хозевич на этом не остановился, а разработал целую теорию касательно перемещения души в загробный мир, если таковое все же состоялось, — Слава вскочил со стула и возбужденно заходил по комнате. — Опуская подробности и некоторые не нужные в эксперименте темы, остается вот что — он предположил, что в тот момент, когда душа человека отделяется от тела, она не сразу попадает в предполагаемый Ад или Рай, а временно зависает в некотором пространстве. Оно не является ни лимбом, ни чистилищем. Проще говоря, это что-то вроде таможенного распределителя. Там душа видит свою жизнь от начала до конца, ну и узнает, в чем был смысл ее жизни. — И этот самый смысл интересует Кристобаля Хозевича? — спросила Маша. — Именно! — Слава возбужденно хлопнул в ладоши. — Об этом месте нередко упоминают люди, пережившие клиническую смерть. И вот, проведя кучу опытов и подобрав оборудование, Кристобаль Хозевич разработал схему эксперимента — доброволец вводится в некое подобие клинической смерти, находится в этом состоянии означенное время, а после возвращается, и рассказывает, что там видел. Схема проста, как дважды два! — И, тем не менее, добровольцев нет, — протянула Маша. Она слышала о том, что Хунта превращается в маньяка, если дело касается всяких особо опасных опытов на людях. — Я даже догадываюсь, почему. — Теперь ты понимаешь? — устав носиться по комнате, Слава плюхнулся обратно на стул. — Честно говоря, я бы и сам пошел. Но я один из разработчиков, меня никто добровольцем не пустит. — Чем тебя моя кандидатура не устраивает? Я же вижу, как тебе хочется провести его. Ну, давай, соглашайся! — заискивающе протянула Маша. — Маша, ты больная, иди домой, — горько вздохнул Слава. — Кристобаль Хозевич мне голову открутит, если ты пострадаешь. Я и так кругом перед ним виноват. Не хочу снова в косяк въезжать! — Ну, я же вижу, тебе самому хочется попробовать, — тоном змея-искусителя продолжила Маша. — Ты же так долго готовился! — Не-не-не, Кристобаль Хозевич меня съест, если я без него начну, — отчаянно замотал головой Слава. — Что, струсил? — коварно захихикала Маша, применив последний, запрещенный прием. Ей не было страшно, все происходящее казалось какой-то странной игрой. От ее слов лаборант поперхнулся. — А ты понимаешь, что в случае чего ты можешь не вернуться назад? — странным голосом произнес он. — Да, — кивнула Маша. Почему-то эта перспектива ее совсем не пугала. Наверное, на тренировке взрывной волной от яблок чувство самосохранения отбило окончательно. — В таком случае идем за мной! — Слава вскочил и стремительно понесся вглубь лаборатории, походя на большую летучую мышь в своем развевающемся рабочем халате. — Поторопись, жертва, время не ждет! От его слов Маше стало как-то нехорошо, но усилием воли она отмела все сомнения. «Это в любом случае лучше, чем еще пять лет высиживать в лаборатории Отдела Смысла Жизни», — убеждала себя она, едва успевая за почти бегущим Славой.***
Аппарат для перемещения в загробный мир стоял в самом дальнем углу лаборатории, прикрытый серой холщевой тканью. Он представлял собой смесь из устройства для химической завивки волос, замызганного токарного станка и соединенного со всем этим великолепием прибора, чем-то напоминавшего "Алдан". — "Тефлекс", раньше стоял в вычислительном центре, — Слава хлопнул по панели вычислительной машины. — Кое-как у Камноедова смог его выпросить. Он все орал, что мы ценное оборудование разбазариваем, а сам машину в подвале держал! — Ну, учитывая специфику обращения с техникой у вашего отдела, его опасения небезосновательны, — Маша села на корточки и с любопытством заглянула под конструкцию. Выглядела она кустарно, но не без изящества. — Сами полностью собирали? — А как же, — Славка шумно вытащил откуда-то ящик с перфолентами. — Техотдел нас из-за Кристобаля Хозевича сильно не любит, так что пришлось обходиться своими силами. Слышал я, как они его поносят — уши в трубочку сворачиваются! Порывшись в другом ящике, с кипами связанных бечевкой бумаг, Слава извлек основательно помятую папку с криво нарисованным на ней химическим карандашом черепом, и протянул Маше. — Внимательно изучи эти бумаги, — сказал он. — Тут все необходимое касательно данного эксперимента. Я пока проведу первичную настройку. А! Совсем забыл! Ты в нирвану впадать умеешь? Перед началом надо обязательно на некоторое время впасть в нирвану! — Ну, так, — неопределенно повела плевами Маша, открывая папку. Веревки на ней с тихим шипением отползли к переплету. — Значит, справишься, — Слава удовлетворенно потер ладони и сел за "Тефлекс". — Я пока проведу настройку аппаратуры. Папка была тонкая, бумаг было не так уж и много, так что Маша изучила ее довольно быстро. Почти половину документов составляли трехэтажные расчеты, в которых даже кое-что понимавшая Маша была не в силах разобраться. Потом шел аккуратный, но не по ГОСТу, сборочный чертеж аппарата для перемещения, ход эксперимента, необходимые условия и еще куча чисто технических мелочей, типа положения Луны на небе и вектора м-поля в девятимерном пространстве. — Я готов, — подал голос Слава, закончив настройку. Включенная установка издавала теплый ламповый звук. — Я, в общем-то, тоже, — Маша отдала Славе папку и приблизилась к гудящему механизму. — Ну, что нужно делать? — Для начала, разувайся, — Слава подождал, пока Маша снимет обувь, усадил ее на кресло, ловко окутал цепями и прикрепил датчики к вискам и в области сердца. — А что, цепи — это обязательный атрибут? — с беспокойством спросила Маша, пока Слава натягивал ей на голову шлем. — Обязательный, — отрезал он. — А ну как ты решишь сбежать в самом интересном месте? Смысл его слов постепенно начал доходить до Маши. Она попыталась дернуться, но поздно — ее руки и ноги были плотно прикованы к креслу, а подбородок крепко прижат ремешком шлема. — Ну что, как ощущения? — поинтересовался Слава, проверяя надежность креплений и готовность приборов. — Хоть в космос, — вздохнула Маша. До нее, наконец, дошло, куда именно она влезла в очередной раз, но врожденное упорство не позволяло отступить. — Отлично, — с маниакальными нотками в голосе сказал Слава. — Ничего не бойся, запоминай все, что увидишь. Твое состояние будет выводиться мне на экран, и в случае, если что-то пойдет не так, я смогу вернуть тебя обратно. По крайней мере, я на это надеюсь. Вопросы есть? — Никак нет, — еще тяжелее вздохнула Маша. Какие в ее положении могут быть вопросы? Разве что про то, кому передать завещание. Так ведь ей и завещать нечего — разве что пару книжек по бытовому колдовству, курсическую книгу по квантовой алхимии (будь она неладна!), да то красное платье из чешского бархата, что дошила ей Стеллочка на той неделе. — Тогда поехали! — Слава хлопнул по большой синей кнопке на "Тефлексе". Щелкнули тумблеры, вспыхнули желтым цветом датчики, заметались стрелки измерительных приборов, а на полу загорелась голубым светом пентаграмма. Почувствовав непонятную слабость, Маша расслабилась и разжала кулаки. Все ее тело сдавило и куда-то понесло. Перед глазами начали плыть темные круги, которые постепенно светлели. Сомкнув отяжелевшие веки, Маша почувствовала, что сквозь них пробивается невероятно яркий белый свет. Она не знала, сколько времени прошло, когда она вновь открыла глаза. Лаборатории вокруг нее не оказалось. Это был уже совсем другой мир.***
Очнулась Маша, стоя посреди проселочной дороги. Светило яркое солнце, цветы распространяли изумительный аромат но… Какое-то неуловимое чувство невозможности происходящего не давало поверить в эту пастораль. Она огляделась. Вокруг не было ни души — не пели птицы, не стрекотали кузнечики, только легкий ветер трепал верхушки деревьев. Маша осмотрела себя — она была одета ровно в то же, в чем была до этого в лаборатории, вплоть до того, что на ней не было обуви. Почему-то Маше казалось, что ее одежда непременно исчезнет, и появится белая туника, или что-то вроде того. «М-да, скудноватая у вас фантазия, Мария Владимировна», — хмыкнула про себя Маша, направляясь вперед по дороге. — «Хотя, возможно, туристам вроде вас туник не выдают. Нечего имущество казенное разбазаривать!» Двигаясь прогулочным шагом по дороге, Маша не забывала осматриваться. Вне всяких сомнений, пейзаж был красив, но однообразен, и при этом упорно что-то напоминал Маше. Она уже видела его, вот только где? «Не жизнь, а сплошное дежавю!», — Маша сердито пнула какой-то камешек. Когда уже хоть что-нибудь прояснится?! Постепенно ветер усиливался. Чем дальше Маша шла, тем прохладнее становилось. Это было странное чувство — с неба уже летели белые хлопья снега, проглядывали первые сугробы, но ей не было холодно. Дошло до того, что Маша босиком шла по хрустящему снегу, как по ковру. Неожиданно вдалеке показалась какая-то деревенька. Подойдя ближе, Маша поняла, почему все казалось ей безумно знакомым — это была ее родная Белая. Все те же дома, тот же горбатый мостик через речку… «Славка сказал, что в этом месте человек вспоминает свою прошлую жизнь и осознает, в чем был ее смысл», — остановилась Маша около здания клуба. На улице не было ни души, только из труб показывался дымок да из окон бил мягкий оранжевый свет. — «Тогда, получается, я вновь смогу увидеть свой дом? Интересно, окружающая действительность реальна, или это все фантазия моего мозга?» Ее размышления прервало появление хрупкой, до боли знакомой фигурки. Сначала Маша не поверила своим глазам, и дважды больно ущипнула себя за бок, но фигурка не пропала — более того, она приближалась к ней, одетая не по погоде. Такая, какой Маша ее запомнила — скромные туфли на каблуке рюмочкой, простое зеленое платье в белый горох, косынка на плечах, низкий пучок на затылке, печальная улыбка и бесконечно добрый, любящий взгляд. Мама. Не выдержав, Маша бросилась к ней и, расплакавшись, крепко обняла. Мама пахла так же, как и всегда — духами «Красная Москва» и чернилами. — Маруся, ну что же ты здесь делаешь? — ласково спросила дочь Алена, обнимая ее в ответ. — Тебе же еще рано сюда, любопытный ты мой ребенок! — Я так скучала, — всхлипнула Маша, прижимаясь к матери. Маруся — с момента ее смерти Машу никто так не называл. — Но… но ты же умерла! — И что? — улыбнулась Алена. — Разве это имеет какое-то значение? Сейчас я здесь, с тобой. — Верно, — сквозь слезы улыбнулась Маша. — Все, Маруся, не реви, — Алена утерла дочери слезы и потянула за руку. — Идем, дома посидим. Бабушки заждались. — Бабушки? Они тоже здесь?! — воскликнула Маша. — Ну конечно, — улыбнулась Алена. — Они не могли не повидать тебя. Какое все-таки теплое слово — дом. Маша уже почти забыла, что оно значит. В последнее время дом ей заменяли общая со Стеллочкой комната в общаге, и институт. Но все равно это было немножко не то. Для нее дом — это когда пахнет бабушкиными травами и свежим хлебом. Дом — это когда мама рассказывает на ночь сказку о могущественных чародеях, заморских странах и великих воинах. Дом — это когда на душе светло и спокойно, как сейчас. Знакомо скрипнула дверь, и перед глазами Маши предстала родная с детства картина — прабабушка Аня сидела у окна и вязала носки, а бабушка Оля возилась с ароматными чугунками у печки. — Маша! — ахнула прабабушка Аня, и, бросив вязание, кинулась обнимать правнучку. Бабушка Оля, увидев Машу, последовала ее примеру, и едва не снесла дымящуюся посуду. Когда первые восторги стихли, прабабушка Аня сурово воззрилась на Машу. — Зря ты, конечно, дочка, сюда сунулась, рано тебе еще, — сказала она, уперев руки в бока. — Не дело это — живым туда-сюда мотаться. Ну, раз уж ты здесь, то побудь немного с нами. По глазам вижу, о многом спросить хочешь. О чем-то мы тебе расскажем, о чем-то, уж не обессудь, промолчим. Ну, а пока говорим — пообедать было бы не грех. После этих слов Маша была в добровольно-принудительном порядке усажена за стол и закормлена до отвала. В этом плане бабульки у нее были старомодны — пока не поешь, ни за что слушать не будут. Но Маша была только за — она уже очень давно не ела вкуснейшего бабушкиного борща и картошки в сметане. По-настоящему серьезный разговор начался лишь за чаем. — Расскажи-ка ты нам, внуча, кто ж такой шибко умный тебя надоумил к нам прийти? — поинтересовалась бабушка Оля, разливая всем чай. — Да есть там один… умник, — повела плечами Маша, принимая горячую чашку. — И не то чтобы надоумил, я сама добровольцем вызвалась. Просто если я поучаствую в его эксперименте, то тогда, возможно, он мне простит несколько машинных часов отработки, и я хоть высплюсь нормально. Я и без этого чуть не круглосуточно сижу у него в отделе! А еще он меня кучу раз спасал, — Маша вздохнула, отпила чай, и уже тише добавила. — В общем, все очень запутано, и вообще вы его не знаете. Ее старшие родственницы переглянулись, после чего мама хитро посмотрела на Машу и спрятала широкую улыбку за кружкой, бабушка Оля покачала головой, а прабабушка Аня недовольно фыркнула: — Как не знаем, знаем мы твоего непутевого! Вечно лезет туда, куда его лезть не просят. Ишь ты, смысл жизни он ищет! А что ж его искать-то, коли он под носом у него! — она решительно сунула себе в рот ложку земляничного варенья. — Мужики, что еще скажешь! — Он не мой и не непутевый, а товарищ завотделом Смысла Жизни, — смущенно поправила прабабушку Маша. — Ну ладно, пусть товарищ завотделом будет, — усмехнулась бабушка Оля. — Для начала и это пойдет. Гоняет тебя по нашей части, говоришь? Ну, это хорошо. Жаль только, наши книги тебе не удалось передать, ну да у него, поди, их не одним десятком меряется. — Вы мне лучше скажите, зачем вы нас с Романом связали? — Маша перевела разговор с довольно мутной темы ее взаимоотношений с Кристобалем Хозевичем на более насущные проблемы. — Бедолага уже третий раз разводится! — Таково было условие его спасения, — пожала плечами прабабушка Анна. — Жена — не хвост, новая будет! Да и не найдет он ту, что ему снаряжена, пока тебя не пристроит. — И все же — зачем? — не унималась Маша. — Вообще, вы можете снять это заклятие? Я прекрасно справляюсь со своей жизнью сама! — То-то и оно, что справляешься, — в голос рассмеялась прабабушка Анна. — Думаешь, раз нас на белом свете нет, так мы и не знаем, как ты живешь? Всей семьей смеялись, когда ты с пивом от работяг убегала. Ну, а ежели серьезно — мы тебя защитили от той опасности, что уже давно нависла, да себя не проявляла. Помнишь того дурного человека, что на тебя с ножом напал? — Помню, — вздрогнула от жутких воспоминаний Маша. — Этот дурной давно зубы точит, и не только на тебя, — покачала головой бабушка Оля. — Думает, что у тебя есть то, что когда-то забрал твой отец. Не спрашивай, что это — мы и сами не знаем. Должны же мы были как-то защитить тебя от этого полоумного? — Маруся, бабушки правы, — мягко сказала Алена. — Это была вынужденная мера, и Роману все будет компенсировано в свое время. — Ну, только если так, — пожала плечами Маша. — А что хоть это за человек? И с чего вдруг ему взбрело, что я в чем-то замешана? — Про этого дурня мы немного знаем, — покачала головой прабабушка Аня. — Плохой человек в вашем Соловце объявился, и ищет какую-то вещь, а найти не может. Все, что могли, мы уж тебе сказали, до остального ты должна своим умом дойти. Но, пожалуй, есть еще кое-кто, кто может тебе о нем что-нибудь рассказать. — И кто же? — полюбопытствовала Маша. Ответом ей послужил скрип входной двери. Впустив в избу голубоватый пар, вошли три женщины в старинных, можно сказать даже, древних домотканых платьях, с цветастыми платками на плечах. Все они были похожи друг на друга — длинные черные волосы, завивающиеся небольшими локонами, смуглая кожа и большие, иссиня-черные глаза в обрамлении пушистых ресниц. Различались они лишь возрастом — не смотря на изящество и стройность, одной из женщин явно было хорошо под пятьдесят. Ее спутницы были гораздо моложе — старшая девушка была возраста Маши или около того, а младшей вряд ли было больше десяти. «Это кто еще такие?» — Маша в изумлении уставилась на гостей. Этих женщин она видела впервые. Судя по всему, старшая женщина приходилась матерью младшим. Как бы в подтверждение ее догадки, женщина улыбнулась Машиной семье и сказала с легким акцентом: — Добрый вечер, хозяйки. Я и мои дочери шли мимо, увидели у вас в окне свет, и решили зайти. Вы позволите нам присоединиться? — Отчего же нет? — радушно улыбнулась прабабушка Анна. — Заходите, мы вам рады! Услышав приглашение, девушки прошли в комнату и молча поставили на стол гостинцы — старшая глиняный кувшин с вином, а младшая — большую корзину с фруктами. Маша была готова поклясться, что большинство из них она уже видела, когда обедала с Кристобалем Хозевичем. Поставив угощения, девушки сели на скамейку рядом с печью, а вот женщина задержалась. Она подошла к Маше и медленно обошла ее, осматривая. Взгляд был откровенный, критически-оценивающий — как к корове на ярмарке. Маше этот взгляд категорически не понравился. — Неплохо, неплохо, — пробормотала женщина, закончив осмотр и усаживаясь на любезно предложенный бабушкой Олей стул. — Бедра широкие, грудь большая. Хорошо. — Зачем пожаловали, гостьи дорогие? — спросила прабабушка Аня, при этом с лица ее не сходила хитрая улыбка. — Да так, познакомиться зашли, — протянула женщина, и наступила тишина. Молчание затягивалось. Взгляды всех присутствующих сошлись на Маше, отчего ей стало неуютно. Почему-то у девушки возникло стойкое ощущение, что все присутствующие, кроме нее, знают, с какой целью здесь находятся. И эта цель напрямую относится к ней. — Мам, а почему вот вы здесь есть, а папы нет? — преувеличенно бодрым голосом спросила Маша. — Потому что это женское дело, мужчинам в нем участвовать ни к чему, — криво усмехнулась женщина. Она казалась Маше удивительно знакомой. Кого же она так мучительно ей напоминает? — Что еще за дело? — Маша разозлилась от недоговоренности, появившейся в доме с появлением незваных гостей. — Вы вообще кто такая? — Мое имя София, — женщина провела рукой в сторону девушек. — А это мои дочери — старшая Кармен и младшая Анхелита. Мы пришли, чтобы познакомиться с вами, Мария. — Что вам от меня нужно? — Маша сурово скрестила руки на груди. Женщина не внушала ей доверия. — И пожалуйста, отвечайте на мои вопросы, а не на свои. Этому приему она научилась у Кристобаля Хозевича, когда тот спрашивал с нее материал про цветение папоротников. Женщина скривилась, но все же взяла себя в руки и смогла улыбнуться. — Ваша дочь и правда своенравна, — кивнула София Алене. — Один близкий мне человек имеет до вас интерес, Мария. — Я его знаю? — спросила Маша. — Трудно сказать, — рассмеялась София. На кого, черт возьми, похожа эта женщина? — Я полагаю, что скорее да, чем нет. Но вряд ли полностью, так как этого не могу утверждать даже я. — И вы мне не хотите сказать, что это за человек? — поджала губы Маша. Эта игра в угадайку уже начинала раздражать. — А вы не догадываетесь? — София развела руки в стороны, откровенно веселясь. — Все подсказки лежат перед вами, вам стоит всего лишь чуть-чуть подумать. У Маши дернулся глаз. С трудом подави в себе желание спустить нахалку с лестницы (и все равно, что женщина старше нее раза в два!), она постаралась успокоиться. — Нет, не догадываюсь, — сказала Маша. — Если хотите поиграть в угадайку, то вы выбрали не то место и не то время. — И правда, недогадлива. Но вроде бы и не глупа, — рассмеялась женщина, обратившись к бабушке Оле. Та улыбнулась в ответ и развела руками, дескать, какая уж есть. От этого ее действия Маша возмущенно подпрыгнула на стуле. — Я действительно пришла по делу. И старше вас я не в два раза, а много, много больше. А еще вы видите, что я вам кого-то мучительно напоминаю, но вы не понимаете, кого именно. Не торопитесь, вы близки к разгадке. Только соберите все факты воедино, и вы все поймете! Маша едва не упала со стула от удивления. Эта женщина умеет читать мысли? — Вы ведь не просто знакомая, верно? — тихо спросила Маша. Вот так с наскоку читать мысли без аллергической реакции у подопытного не всякий магистр может. — Вы правы, — кивнула женщина. — В свое время я выполняла на деревне ту же работу, что и ваши бабушки — была повитухой, лечила людей травами, ну и так, приколдовывала по мелочи. — По мелочи? — скептически изогнула бровь Маша. — Вы маг, по меньшей мере, уровнем не ниже магистра! — Лестно, что вы так высоко оцениваете мои умения, — слегка поклонилась София. — Предлагаю обсудить эти наблюдения за столом. Попробуйте фрукты, они вкусные! Постепенно напряженность спала, и даже завязался разговор. София и ее дочери оказались очень умными и приятными собеседницами — Кармен была несколько надменна, но после разговора о росте популярности синтетических тканей в пошиве одежды расслабилась и оказалась очень милой. Анхелита, в свою очередь, оказалась очень смешливой и радостной девочкой, так и сыпавшей шутками и смешными историями. — Что же, — через некоторое время встала София, — как говорят у вас, спасибо за хлеб-соль. Засиделись мы с вами, и Марии обратно пора. — И правда, — так же встали Машины родственницы. — Вам спасибо, что зашли, гостьи дорогие! Маша, — обратилась к ней прабабушка Аня, — ты уж прости нас, но мы с бабушкой дальше не пойдем. От ее слов у Маши комок подкатил к горлу — горечь неизбежной разлуки навалилась на нее всей тяжестью. — Я понимаю, — Маша нашла в себе силы улыбнуться. — Не реви, дочка, — бабушки подошли к ней и крепко обняли ее. — Мы всегда будем рядом с тобой, — тихо сказала ей бабушка Оля. — Ну, все, хватит, — отпустила Машу прабабушка Аня и тепло посмотрела на внучку. — Иди, дочка. Тебе пора — нельзя так долго среди мертвых обретаться. Да и нам тоже с живыми… Все теперь от тебя зависит. За Романа не переживай, все у него наладится. Главное, сама не плошай. И думай, перед тем, как что-нибудь сделать. — Обязательно, — кивнула Маша и проследовала к выходу. Впереди нее шли София, Кармен и мама. Маленькая Анхелита немного отстала от своих и, осторожно дернув Машу за руку, тихо произнесла: — Ты не злись на братика, он у нас вспыльчивый, но отходчивый. Он о тебе беспокоится, когда ты куда-нибудь лезешь. А еще ты ему нравишься, очень-очень. Только я тебе ничего не говорила! — лукаво улыбнулась малышка и поспешила к матери. «Братик? Кого это из наших, интересно, она имела ввиду?» — подумала Маша, пытаясь напрячь мозг. Отчего-то он отказывался работать, а тело слушалось все хуже и хуже. Больше всего ей хотелось лечь на печку, как в детстве, и больше никогда не просыпаться. Выйдя на улицу, мама прижала к себе Машу и поцеловала ее в макушку. — Вот и свиделись мы с тобой, Маруся, — сказала она, сморгнув слезы. — Ты уж извини, что отец не пришел. Так надо. Бог даст — свидимся еще раз, на этот раз вместе с ним. Главное — ничего не бойся. Я всегда буду тебя любить. И папа тоже. — Я знаю, мама, — Маша сжала ее в объятиях. — Я тоже тебя очень люблю. Алена аккуратно высвободилась и подтолкнула Машу к дороге. — Идемте, Мария, я вас провожу, — София аккуратно взяла ее под локоток и повела прочь от дома. Маша оглянулась — мама, Кармен и Анхелта стояли рядом, и с улыбками махали ей вслед. От этой картины ей стало легко на душе, все встало на свои места. Теперь Маша точно знала, что те, кого она любит, всегда будут рядом, как бы банально это не звучало. — Ну, а теперь можно поговорить и о делах, — деловито произнесла София, уводя Машу все дальше и дальше. Они уже вышли из поселка, и теперь шли по дороге. Только теперь природа менялась в обратную сторону против начала — становилось все теплее, и сугробы становились меньше. — Поверьте, были веские причины для того, чтобы ваш отец не появился перед вами. Всего, что знает, он рассказать не мог, так как это знание в данный момент опасно для вас же в первую очередь. — Типа меньше заешь — крепче спишь? — скептически хмыкнула Маша. — Именно, — серьезно кивнула София. — Но кое-что вы должны знать. Тот суп, что сейчас заварился у вас в Соловце, начали кипеть давно. — Это мне и бабушки сказали, — буркнула Маша. — Попрошу не перебивать! — одернула ее София. — Вы представить себе не можете всей серьезности ситуации! Как вы уже знаете, ваш отец во время войны укрыл у себя одну очень могущественную вещь. Настолько могущественную, что, попади она не в те руки, может натворить немало бед. Но донести до своих он ее не успел… Маша опустила глаза. Девушка никому не признавалась, но она с раннего детства думала о том, как бы сложилась их с мамой жизнь, будь отец жив. Ей очень его не хватало. Вдруг ее взгляд упал на соседний холм. У Маши перехватило дыхание — на его вершине стоял тот самый парень в военной форме из сна. На этот раз он молчал, и лишь печально глядел на нее. — Ему эта вещь так же стоила жизни, как и вашему отцу, — тихо сказала София. — Это вас вряд ли утешит, но он погиб с честью, и перед смертью думал только о вас с матерью. — Вы правы, так себе утешение, — сказала Маша, отворачиваясь от парня. Она не могла вынести его взгляд, полный отчаяния и тоски. — Вы должны меня внимательно выслушать, если не хотите, чтобы смерти его и этого юноши не были напрасны, — строго сказала София. — Человек, напавший на вас, опасен. Он давно ищет эту вещь, и нельзя допустить, чтобы она попала к нему в руки. На вас он напал потому, что считал, что вы владеете этой вещью. — Но ее у меня нет! У меня вообще ничего от отца не осталось! — воскликнула Маша. — Он скоро это узнает, — вздохнула София. — И тогда начнет действовать куда жестче. Эта вещь находится в Соловце, конкретнее — непосредственно в институте. Об этом знают директор института, несколько глав отделов и мой сын. — Ваш сын? — ахнула Маша. Так эта женщина… неужели?! — Мой сын, — кивнула София. — Перед смертью ваш отец передал ему эту вещь. А мой мальчик не нашел ничего лучше, чем притащить ее на работу, — тут она вздохнула и закатила глаза, мол, что за несносный мальчишка. — Правда, этой вещи нашли применение — насколько мне известно, Один и его ученики исполнили на ее основе серьезную защиту не только для института, но и для города в целом. Они пришли как раз к тому месту, где Маша пришла в себя. София глядела на нее по-доброму, с толикой грусти. — Ну, вот мы и пришли, — произнесла она, изящным движением поправив платок. — Знай: скоро эта вещь появится, и вы должны будете объединиться против зла. Стой за правду, ничего не бойся. Верь в себя, в нужный час не оплошай. Ты гораздо сильнее, чем думаешь! Маша стояла напротив Софии и потрясенно молчала, не в силах вымолвить ни звука. Она почувствовала, как ее тело вновь сдавливает и уносит куда-то прочь. — Что-нибудь еще? — пискнула она, чувствуя, как начал дергаться левый глаз. — Еще? — рассмеялась София, тая в ярком солнечном свете. — Ну, разве только то, чтобы ты сыну моему передала, чтобы лишний раз сюда не лазил, и смысла жизни здесь не искал. А кроме этого Кристобалю о нашем разговоре знать совсем необязательно… Последние слова женщины потонули, словно в толще воды. Через мгновение Маша оказалась в лаборатории. И вернуться обратно на тот свет ее не заставила бы уже никакая сила…***
Пробуждение оказалось не радужным. Голова раскалывалась, словно по ней били в набат, тело ломило и сводило судорогой от долгой неподвижности. Сфокусировав взгляд, Маша вздрогнула — над ней навис Кристобаль Хозевич с дергающимся глазом. Его буквально подкидывало от злости. Скосив глаза, Маша попыталась незаметно осмотреть лабораторию. Славы нигде не было, только из-под его рабочего халата, валяющегося на полу, раздавалось приглушенное кваканье. Наводящие вопросы задавать почему-то не хотелось. — С прибытием, Мария Владимировна! — буквально прошипел Кристобаль Хозевич, выдергивая безвольную девушку из кресла. Машу заболтало, и окружающий мир немедленно поплыл перед глазами. — Вас вообще можно оставлять одну?! — Не трясите меня-я-я-я, — пробулькала Маша, отчаянно борясь с тошнотой. — Вы понимаете, что вы наделали? — продолжил свое черное дело Хунта. — Из-за вашего сумасбродства Роман Петрович теперь лежит в коме в медпункте! — Как в коме?! — ахнула Маша. — Так! — рявкнул Хунта. — Вы забыли про вашу связь?! Из-за того, что он номинально является вашим проводником, по нему попало в полной мере! Чудо, что он вообще это пережил! Маша застыла в ужасе. Как она могла забыть про связь? Бедный Роман… — Я не знала… — лепетала Маша, пока Кристобаль Хозевич тащил ее к себе в кабинет. Зайдя в него, он сбросил все еще плохо двигающуюся Машу в кресло и яростно захлопнул дверь, после чего встал перед девушкой, тяжело дыша. — Не знала! — совсем по-змеиному прошипел Кристобаль Хозевич, отчего Маша невольно вскочила с кресла и попятилась к стене. — Да что вы вообще знаете, Мария Владимировна? — Много чего! — начала заводиться в ответ Маша, бочком продвигаясь к двери плохо слушающимися ногами. — Но вот этого я не знала! Я сейчас же пойду и извинюсь перед ним! — И вы считаете, что этого достаточно? — фыркнул Хунта. — Боже, Мария Владимировна, вы убиваете меня своей душевной простотой! — А чего это вы вообще на меня кричите? — возмутилась Маша, нащупав ручку двери. «Совсем глаза бешеные», — вздрогнула она, посмотрев на Кристобаля Хозевича. — «Надо убегать, а еще узнать, что там такое с Романом». Маша еще не до конца пришла в себя, и мысли ее путались. Требовалось о многом подумать в тишине. — Ну, уж нет! — Кристобаль Хозевич подскочил к ней и прижал ее к двери, блокируя все попытки к бегству. — Вы объясните мне, зачем, ну зачем вы это делаете? Вам не хватает внимания к вашей персоне? — Какого еще внимания?! — зло дернулась Маша. — Вы постоянно лезете туда, куда вам лезть не следует! Вам скучно жить? Вы вообще понимаете значения слов «нельзя, опасно»? — Кристобаль Хозевич постепенно зеленел, и в воздухе уже начало попахивать озоном. — Да как вы… — Маша едва не задохнулась от возмущения, разрывавшего ее. — Или вам нравится наблюдать за чужим страхом при виде ваших выходок? Вы специально все подстраиваете, чтобы о вас беспокоились, спасали вас, чтобы почувствовать собственную значимость? — желчно усмехнулся Кристобаль Хозевич. — Раз так, то вы настоящее чудовище, Мария Владимировна! — Чудовище? — выдохнула Маша. Его лицо находилось в считанных сантиметрах от ее лица. — А мне казалось, что вы прекрасно знаете, как выглядят настоящие чудовища! И вообще, вас никто не просит меня спасать! На себя бы лучше посмотрели! — При чем здесь вообще я? — дернул подбородком Кристобаль Хозевич. — Наглый, заносчивый, надменный гордец! — Маша со слезами на глазах забила кулачками в его грудь. — Зачем вы заколдовали Эдика? Зачем вы то ругаете меня, то хвалите с ровного места? И что вам за дело до того, спасусь я из очередной передряги или нет? Внезапно одним резким движением Кристобаль Хозевич прижал ее руки к двери. Он находился так близко к Маше, что она могла видеть, как на его виске билась жилка, и как бледные губы были сжаты в нить. Пьянящий аромат сигар, одеколона и чего-то сладковатого обволакивал ее так, что ноги окончательно перестали слушаться и сделались ватными. — Вы действительно хотите знать, почему я так себя веду? — совсем тихо прошипел Кристобаль Хозевич, не мигая глядя Маше в глаза. — Да! — крикнула она, с трудом сдерживаясь, чтобы не разреветься на месте. — Потому что я люблю вас, — выдохнул Кристобаль Хозевич. Маше показалось, что она ослышалась. Сердце забилось в бешеном ритме, а в голове не было ничего, кроме эха от слов Кристобаля Хозевича. — Вы… что? — спросила было Маша, но вместо ответа она почувствовала, как чужие горячие губы коснулись ее губ. Все внутри нее затрепетало от смятения, смущения и необъяснимого счастья. — Я люблю вас, Мария Владимировна, — повторил Кристобаль Хозевич, отстранившись от растерянной девушки. Маша чувствовала на своих губах пряное послевкусие, как от того вина, что они с Кристобалем Хозевичем пили в ее день рождения, и не могла вымолвить ни звука. Не понимая, что именно движет ею, Маша выскользнула из рук растерявшегося Кристобаля Хозевича и, нервно всхлипывая, бросилась прочь из его кабинета, не чувствуя пола под ногами.