Что-то очень личное...

Она еще не переступила порог твоего дома. Не навалилась на плечи покрывалом безграничной, неизбывной тоски, которую она почему-то почитает за счастье. Она еще не узнала твоего имени и не разделила с тобой хлеб и вино. Пока еще она где-то снаружи. Но ты же чувствуешь? Этот навязчивый взгляд в спину. Из-за дерева, с которого только что сорвался пожелтевший листок и, описав плавную дугу, лег прямо к твоим ногам. Этот неуловимо изменившийся воздух, и, кажется, вдохни ты чуть глубже — почувствуешь вездесущую, пробирающую до костей промозглость, запах серых замшелых камней… Нет, еще рано. Она — пока снаружи. Далеко. И даже звук ее легких шагов пока не слышен в настороженной тишине. Но ты видишь и этот первый желтый лист, и сгрудившихся в стайки испуганных птиц. Первые неуверенные стежки, что связывают землю с прозревшим льдистым небом. Ну вот и все? К чему сравнивать, к чему подводить итоги? Наверное, хорошо бы найти что-нибудь эдакое, ненужное, связанное с тобой одной-единственной болезненной струной и… попрощаться. Послушать, как умолкает растревоженная звенящая нота — и уйти, не обернувшись ни разу. Вот оно — умиротворение. Серые замшелые камни стоят кругом, замершим навеки хороводом. Седые травы лижут их подножья, колышутся ласковым серебристо-зеленым морем до самого горизонта. Почему ты думаешь, что она придет именно оттуда, где в круге камней алеет куст бузины? Ведь это неважно по сути — она просто придет. Она появится ниоткуда, и ветер будет трепать ее одежды и отбрасывать с лица мягкие, темные волосы. И вот она уже улыбается тебе, а ее глаза светятся обещанием ласковой предрассветной темноты. И от этого она кажется красивей вдвойне. В ее руках яркое, празднично-румяное яблоко… Интересно, если я сейчас протяну тебе зеркало, кого ты увидишь?