Память крови

Морозный воздух неприятно жег горло. Слишком холодный и непривычно чистый после сырости пещеры, он першил внутри, словно ему что-то мешало. Во рту мерзкий привкус — горько-пряный, аж до онемения языка. Впрочем и все тело ощущалось деревянным, не слушались ни руки, ни ноги, ни даже веки, которые я тщетно пыталась разлепить. Когда мне это удалось, меня встретила голова оскалившегося волка — к счастью, из потертого металла. Сквозь затуманенное сознание эта отлитая деталь Волчьего доспеха мне больше напоминала голову злокрыса. — Вилкас… — язык с трудом слушался. Разумеется, кто бы еще тащил меня на руках? В потоке смазанных видений только его лицо, его голос казались единственным спасением. В веренице дней, где целью было дожить до следующего проблеска сознания, до крошечного момента, когда кровь не будет застилать глаза, а ужасные твари не будут пожирать заживо. — Не шевелись, скоро мы будем на месте. Будто бы это возможно после яда паралича! Неприятный вкус болотных растений до сих пор горчит. Однако влить несколько капель вместе с обычными зельями было умно. Опасно, но вполне оправданно. Пальцы уже могли шевелиться, и я попыталась повернуть шею, чтобы оглядеться. И очень зря, мир вокруг начал бешено вращаться. — Куда мы идем? Правильней сказать «куда ты меня несешь?», но слова выговаривались с огромными усилиями. — Надеюсь, что туда, где тебе станет лучше. Смутно верилось, особенно, когда он осторожно опустил меня на землю. Под пальцами какие-то шкуры, судя по запаху — козьи. Не пещера, но и не полноценное жилище, похоже на лагерь Ведьмарей: несколько палаток из меха и плохо выделанной кожи, корзины с сушеными грибами и травами, звериные черепа. И женщина, окутанная дымом, с кожей непривычно смуглой для исконных жителей Предела. Ее холодные пальцы коснулись моего виска. — Ты… ведьма? Женщина оскалилась не то в улыбке, не то в усмешке. — Кто-то называет меня и так, но слово «целительница» подходит больше, — говорила она на чистом тамриэлике и без малейшего акцента. — Сможешь излечить её? — вмешался Вилкас. Женщина обошла меня несколько раз, пощупала пульс, осмотрела зрачки, принюхалась. Я послушно присела на шкуре, на большее сил не осталось. — Все зависит от того, чем она больна, и как глубоко болезнь. — Слышал, что ты и проклятия снимаешь... — Молчи, дай мне самой понять, что с ней. От едкого дыма сознание чудодейственным образом прояснялось, и когда женщина снова приблизилась, я смогла ее рассмотреть. Никаких длинных ногтей с глиной и засохшей кровью под ними, никаких грязных звериных шкур на голое тело — она совсем не походила на тех ведьм, что мы привыкли видеть в последнее время. Простое платье пусть и не самое чистое, аккуратно заплетенные в косу волосы — насколько это вообще возможно в диких условиях. Кожа и ровный нос правильной формы выдавали имперскую кровь. О том, что она ведьма можно было догадаться разве что по браслетам и поясу из мелких звериных косточек. Ну и по запаху трав, плотным облаком окружавшем ее. И все же, в окружении выбеленных временем черепов и многочисленных емкостей с сомнительным содержимым, эта женщина выглядела странно. Еще более странно выглядел Вилкас — на удивление спокойным, словно и впрямь верил, что какая-то колдунья из глуши может мне помочь. — Необычная ведьма, — я заметила у нее на шее цепочку с символом Гильдии магов, у всех преподавателей магии в Скайриме были такие же. — Кто ты? — Я уже сказала — целительница. Здесь меня называют Эзра. И, как ты уже заметила, я не из этих земель. Она наклонилась надо мной, чуть касаясь темными волосами, из бокового кармана достала горсть семян и вложила в мою ладонь. — Сожми их так сильно, как только можешь, а затем отдай мне. Я перевела взгляд на Вилкаса, а он в ответ только легонько сжал мою руку — не то просяще, не то подбадривающе. Впервые за долгое время я видела его так ясно: ужасные тени под глазами, морщины, залегшие в уголках рта. Заросший, лохматый и невыспавшийся, он казался старше своих лет. Измотанный моими постоянными кошмарами. И раз он привел меня сюда, значит, иного выхода уже не видит. — И что же делает маг из Гильдии в такой глуши? — спросила я, поигрывая зернами на ладони. — Изучаю более действенные способы лечения. Если ты хоть раз была в Гильдии, то прекрасно осведомлена в ограниченности их методов. Даже самая сильная магия Восстановления не лечит чуму и проклятия. Ее ответ меня удовлетворил, и я сжала руку в кулак. На лгунью она не похожа. Когда пальцы разжались, часть семян была смята, часть выплеснулась маслянистым соком на руку, желтоватыми пятнами въедаясь в ладонь. Эзра как-то неопределенно хмыкнула и соскребла зерна. Затем бросила их единственной курице, разгуливающей между камней. — Теперь надо ждать. И мы ждали. Уточнять, сколько именно, не было смысла. Ведьма нам все равно не скажет. В окружении терпкого дыма я чувствовала себя лучше, ну, а если приступ начнется, то она сможет воочию увидеть, с чем ей придется бороться. — Ты ей доверяешь? — шепнула я, пока она отошла. — Нет. Но зелья действуют хуже с каждым днем. Мы должны хотя бы попробовать. — Как ты нашел её? — Спрашивал у людей. Многие из них упоминали эту женщину как способную излечить самые страшные хвори. — И ты поверил им? — Будто у меня был особый выбор. Винить Вилкаса я просто не могла. Не представляю, в каких глубинах отчаяния он побывал, если решил поверить слухам. Достаточно просто взглянуть на него, чтобы понять, как он переживал все это время. Терять особо нечего, придется довериться. Эзра зажгла еще несколько свечей, расставила какие-то емкости на земле, рассыпала лепестки на широкий камень в центре. Закончив приготовления, взяла один из ритуальных ножей и поймала курицу. — Пора. Одним точным движением она отсекла птице голову, и кровь хлынула на камни, заструилась по земле. На удивление, меня не беспокоило это зрелище, хотя вид крови после царства Намиры вызывал у меня стойкое чувство омерзения. — Так много всего… Много разной энергии, сильной энергии, — ведьма раскладывала вынутые внутренности на маленькие плоские тарелки, напряженно присматривалась, и взгляд ее менялся от непонимания до удивления. — Все смешалось, истоков уже не найти. — Так ты сможешь её исцелить или нет? Она поднялась с земли с окровавленными руками, зыркнула на Вилкаса, отчего нам обоим стало не по себе. — Ты знаешь, что такое проклятья даэдра? О, ты-то знаешь точно. Ведь и на тебе оно. Чтобы это понять, даже не нужно убивать невинную птицу. — О чем ты говоришь, ведьма? — О твоей ликантропии, конечно же. Любое проклятие — это болезнь. И любая болезнь — проклятие. Чуму и большую часть других насылает Периайт, ликантропию — Хирсин, вампиризм — Молаг Бал, безумие — Шеогарат. И много еще есть, чью природу ни люди, ни меры пока не изучили. От которого из проклятий ты хочешь избавить свою напарницу? Действительно ли она видела наши истинные сущности, или это ведьмачьи уловки? Застывший поначалу в нерешительности, Вилкас теперь смотрел с вызовом. — Она не может быть проклята сразу всеми! Такого не бывает. Значит, ты — шарлатанка! — Никто еще не смел называть меня так, и тебе не советую. — Может потому что эти смельчаки мертвы, или ты вырвала им язык? — Не суди о том, чего не понимаешь, оборотень! Я говорю то, что увидела. На ней пять отметин. Четыре темные длани, одна светлая. — Не верю ни одному твоему слову, — Вилкас уже поднялся, угрожающе схватившись за рукоять меча. — Нет, стой! — я обхватила его ногу со всей силой, на какую была способна в своем состоянии. Он ведь ничего не знает об экспериментах Фалиона и его догадках, не знает ни о моем происхождении, ни о моих необъяснимых способностях. Но эта женщина… как она может видеть? — Ты можешь сказать, чьи это отметины? Она покачала головой. — Это сильные сущности. Я не могу назвать их имен, иначе рискую прогневить любого из них, если ошибусь. Но на тебе есть волчий укус и кровь детей ночи, и ни одно из них я вылечить не смогу. — Я же говорил, она дурит нам головы, — Соратник сплюнул. — Помолчи, Вилкас, ты сам меня сюда привел. Она и вправду не может, но как объяснить это моему напарнику, не сболтнув ведьме лишнего? Она не в силах вылечить ликантропию, потому что это сильнейшее проклятие, наложенное целым ковеном. Это договор, скрепленный кровью. И, поскольку это не обычный укус оборотня, простые способы тут не действуют. То же касается и вампиризма. Если во мне кровь лорда-вампира, это не вылечить ритуалом, Фалион об этом сказал давно. — Послушай, мне не нужно полное излечение. Только избавиться от кошмаров, насланных даэдрическим принцем Намирой. — На… Намирой? Той самой, что недавно… — ведьма попятилась. — Не бойся теперь произносить ее имя, единственное, где она осталась в этом мире — это в головах тех несчастных, что прошли ритуал. В редкие часы сознания Вилкас рассказывал мне о том, как все кончилось, о том, что храм был разрушен, а оставшиеся Ведьмари либо разбежались, либо томятся в подземельях. Невменяемые. Такие же безумцы, как и я сама. Видят ли они то же, говорит ли с ними госпожа уродства? Возможно. Но вот чего я так и не смогла понять, чего она от меня хочет, когда предлагает впустить в себя. Ей нужно мое тело, чтобы использовать его так же как и Мортифейна, или у нее другие планы? — Во время вторжения, я укрылась в горах, поэтому мало что знаю. Расскажи о ритуале. Воспоминания мгновенно вспыхнули в памяти. Трупная вонь повсюду и пустые глаза Ведьмарей. Дикое заунывное пение и вкус крови во рту. — Плохо помню, — соврала я, — только то, что под алтарем стояла чаша вроде как с кровью. Я услышала голос Намиры сразу после того, как в меня влили ту жидкость. — Кровь… опять кровь, — ведьма опустилась на землю, снова всматриваясь в куриные кишки и печень. — Ты ведь и сама догадываешься, что все дело в ней. Каждое из проклятий ты получила через кровь. Не кровь простых смертных. Кровь вампира, кровь оборотня, кровь даэдровой твари. Все впитается, смешается, и проклятье Намиры уйдет, но придется долго ждать. — Насколько долго? Стоило ей только заговорить об этом, как состояние резко ухудшилось. Навязчивый голос уже лез в уши, и красные пятна начали покрывать руки и лицо ведьмы. Пока это лишь видение, но совсем скоро Эзра превратится в одну из тех тварей, сотканную из нескольких пауков, корусов и останков человека, будет преследовать меня. — Несколько месяцев, может больше. — У меня нет столько времени. — Есть один способ, но он очень опасный. Ты можешь не выжить. Лицо ведьмы уже поплыло, разлагаясь прямо на глазах, внутренности курицы, напротив, собирались воедино, а голос Намиры стал отчетливей. — Нисса, это не стоит твоей жизни. Слова Вилкаса еще доходили до меня, но сам он, как и ведьма, почти превратился в уродливого монстра. — Я готова рискнуть, — лучше умереть попытавшись, чем день за днем медленно сходить с ума. Чудовища уже тянули ко мне клешни-отростки, разевали зловонные пасти. Запах смрада заполнил пространство, голос шелестел в голове, будто туда забрались насекомые. Попытки зажать уши или выдворить оттуда надоедливых личинок были бесполезны. Руки провалились в кровавое месиво, по локоть погрузились в жижу. Я пыталась встать, но могла только ползти, а жадные твари хватали отовсюду, когтями, зубами вырывали куски плоти…

***

Снова горечь на языке: вязкая, маслянистая, с привкусом рыбьей желчи. И дым — он заполнял легкие, перебивая неприятные запахи.  — Очнулась наконец. Чья-то рука меняла мне влажную повязку на лбу. Пальцы Эзры. Кусок льняной ткани тоже пах какой-то кислятиной. Плевать, чем бы ни воняло, лишь бы не мертвечиной и кровью. — Вилкас… где он? — Дай ему поспать, я едва уговорила его. Он готов был сторожить тебя все четверо суток, что ты была без сознания. А сколько недель он не спал до этого? Четыре дня? Значит ли это, что Намира больше не ворвется в мою голову, ведь раньше это случалось каждые несколько часов? Судя по ясности в мыслях, все и впрямь получилось. Эзра присела рядом. — Я искренне полагала, что ты умрешь в первый же час. — Какой оптимизм для целительницы. — Настоящий лекарь должен реально оценивать ситуацию, а не надеяться на чудо. — Из твоих слов я поняла, что меня спасло именно оно. — Тебя спасло не чудо. Чтобы ускорить процесс растворения в твоей крови проклятья, я приготовила зелье, способное разогнать сердцебиение, и еще одно, укрепляющее сосуды. Я влила в тебя первое, а вот второе ты разбила в припадке. Времени на новое не было. Твое сердце должно было просто лопнуть от давления, ты должна была истечь кровью. Кто ты, даэдра тебя дери? Она смотрела не с неприязнью, скорее с интересом, почти как Фалион, и блеск в ее глазах мне не понравился. — Хотела бы я сама знать ответ на этот вопрос. Но, Эзра, — я легко коснулась ее, — не стоит интересоваться моим прошлым. Я могла бы убить ее прямо здесь, свернув шею. Могла разбудить Вилкаса и сказать, что ведьма отравила меня. Еще слово — и я действительно готова была это сделать, слишком много знала эта женщина. Это не просто раздражало, а приводило в ярость. Но тень испуга в глазах Эзры заставила меня разжать пальцы, уже сомкнувшиеся на ее плече. — Ты должна рассказать хотя бы ему, — она повернулась в сторону Вилкаса. — Все, что знаешь о себе, все, что сможешь вспомнить. — Тебе-то какое до этого дело? — Мне жаль его. Однажды он может легко расстаться с жизнью. Ради тебя или по твоей вине. Разве не разумнее предупредить его об угрозах, ждущих впереди? Разве ты не хочешь, чтобы твой единственный защитник знал, от чего именно ему придется тебя оберегать? Я стиснула челюсти. Что такого она знает о моей жизни? Даже я не в состоянии судить о собственной природе. Что открылось ей среди куриных внутренностей, о чем она так усиленно умалчивает? — И как мне рассказать ему обо всем, если я и сама ничего не знаю? Ты все видела, но не можешь говорить наверняка. Я даже понимаю, почему тебе страшно называть чьи-то имена. Но хотя бы о проклятии, о том самом первом, что сидит во мне, ты можешь поведать? Она молчала долго, словно собираясь с мыслями, неосознанно чертила на земле какие-то линии. Затем обернулась, отражая в темных глазах-омутах свет единственной горящей свечи. — Кровь. Та, что смешивает в себе другие. Та, что была сильна и без них. Она бежит по твоим венам, но принадлежит другому существу, мне неведомому. Не вампиру, не оборотню, не даэдра. Она не дает тебе умереть, но она и есть твое главное проклятье.