«Если мы не можем ходить по воде, мы или найдем другую дорогу, или сделаем так, чтобы вода на нашем пути превратилась в песок».
— ...Не хочу знать, как вы сюда добрались, — сквозь пелену небытия пробился грубый прокуренный мужской голос, — И кого вы, черт возьми, могли за собой привести. Голос явно принадлежал человеку внушительного возраста. Почему-то мне казалось, что не менее внушительной комплекции. Томный, гулкий хриплый голос. Эдакого здоровяка-повара... — Какая разница?! Забываетесь, товарищ... — Гарик, этот голос принадлежал ему, — ...Генерал. Генерал?.. Вот это да. Я званий выше майора не слышал уже практически... Да кого я обманываю, я их вообще не слышал. Несколько фраз проплыли мимо ушей. Лампочка над моей головой мигнула предательски сильно — я дрогнул будто озябшими мышцами всего тела. Обладатели голосов замолчали. Шаг, второй, третий. Они приближаются. Генерал идет первым, Гарик и его вечно щелкающие карабины на куртке — следуют. Мышцы непроизвольно сокращались. Ноги тряслись, меня пробирал озноб. Генерал замер рядом с моей... кушеткой? Койкой, я не знаю. Шмыгнул носом. Затем тяжелая горячая ладонь томно легла на мою грудь — я испугался и затих. Судорога исчезла, я еле дышал. Что-то тяжелое, но при этом неощутимое легло на мое сердце. Я чувствовал это. Почти как от Меченой, только наоборот — не изнутри, а снаружи. — Вы принесли сюда калеку? Он не выглядит, как офицер. — ...Пожили бы вы его жизнью.Хе-хех... Моей жизнью? А она столь ужасна, Гарик? Нет, правда. Неужели моя жизнь оставила на мне столь яркий след?
Все это походило на сцену из мало бюджетного боевика: главный герой валяется в отключке, над ним стоят двое других персонажей и обсуждают его миссию. Да только в кино главный герой приходит в сознание после окончания диалога, а я был в сознании на всем его протяжении. И я не главный герой. Тяжелая рука сдвинулась с груди в район шеи. Толстые грубые пальцы небрежно елозили по моим шрамам. Я нервно сглотнул. — Солдат, если ты не немой, то ответь мне, — глаза пришлось открыть, — Какая машина сделала это? Я попытался приподняться. Тщетно. Будто что-то внутри меня сказало: «Лежи как лежал!» — К этому причастны две машины, товарищ... — на полуслове меня прервали. — ...Крамов — и продолжили за меня, — И какие же? — «Шестисотая» и «Бегун», товарищ генерал.Стрелки часов не могли устоять на месте ни мгновения. Минута за минутой, час за часом. Я объяснял, рассказывал, предупреждал, приводил доказательства. Впустую. Офицерский состав части Крамова смотрел на меня, израненного и уставшего паренька, с таким же избитым приятелем и такой же девушкой, как на идиота. Никто не мог понять, не хотел понять, что Меченая — реальная угроза. Реальная, как и (за неимением у меня тогда других сравнений) арахнофобия Гарика.
— Доказательства, которые вы предъявляете, товарищ лейтенант, больше походят на бредни! — длинноносый сухарь в кепи запомнился мне самым ярым противником моих предостережений, — Самостоятельно мыслящая машина? Да кто в это поверит, черт подери?! — Поверить можно, Дима, но это действительно странно, лейтенант — пробубнил своим прокуренным голосом Крамов, переводя взгляд на меня. Я терял надежду. Крамов хоть, казалось, и верил мне, но вот остальных убедить было не возможно. Я был тут один. — Машина, способная думать самостоятельно. Лейтенант, вы понимаете насколько сильно это является бредом? По вашему «Скайнет» только и нужны такие жестянки? Которые способны нарушить ее приказ, которые способны, в конце концов, пойти и против нее?! — длинноносый не успокаивался. — Нет, товарищ старший лейтенант. Для «Скайнет» это бессмысленно, — начинал сдаваться я, — ...Но тогда какого же черта я своими собственными глазами уже в четвертый раз вижу одну и ту же стальную скотину, что преследует меня, не убивая?! Это тоже нужно «Скайнет»?! Это тоже часть плана, твою мать?!...Но я все же пытался.
Липкая тишина в ту минуту покрыла совещательную. Я, глазами полными злобы, отчаяния, смотрел на длинноносого старлея. Только было Крамов попытался прервать тишину своим глубоким кашлем, как я не выдержал. — Вы, Королев, не можете понять. Или не хотите этого сделать... Одна машина, которая способна охотиться, выслеживать случайную цель, которая ей... «Понравилась», — я взмахнул руками, — способна загнать в угол нас всех! Она учится. И не приведи Господь, следующим ее учебником станем мы с вами! Щелкнули каблуки сапог. Скрипнула дверь, обернулись офицеры. В комнату вошел высокий худощавый человек в поношенной сильнее, чем у остальных, форме. Длинный с горбинкой нос был несколько раз сломан, о чем свидетельствовал его слегка скошенный кончик; длинный и узкий подбородок выдавал в нем человека строгого. «Немец». — Вновь прибывший лейтенант от части прав, — с действительно немецким акцентом произнес незнакомец, — Эта машина опасна. «Единственный здравомыслящий человек», — думал я. — К сожалению, товарищ Макаров, у командования есть дела несколько более важные. Мы примем к сведению ваши показания, — немец демонстративно бросил взгляд на длинноносого старлея и с ленцой в голосе продолжил, — Прошу покинуть совещательную. Можете быть свободны.***
Ловить на себе чьи-то взгляды Кате никогда не нравилось. Она старалась отводить глаза, смущалась. Вызывая тем самым еще большую реакцию. Мне это тоже не нравилось. Мы тут были чужими. Совсем. В части Крамова, казалось, не осталось людей со спокойным взглядом. Так или иначе, хотя бы один из-за своего столика да бросит прищуренный, будто угрожающий и вопрошающий: «Ты тут че делаешь?!» взор. Мы направлялись в жилой корпус. Перед нами несколько раз маячили бойцы в шлемах с широкими забралами (ударная группа, что ли?..), с тяжелым вооружением. Мимо пронеслась девушка с длинными волосами. Катя сразу же дернула меня за куртку — «Глазки опусти, родной». Девушка была не примечательна, по-крайней мере, для меня. Гарик же, кажется, загорелся. — Так значит, это ты - тот бессмертный с Юга? — донеслось из-за угла, — Вы здесь меньше четырех часов, а о вас, кажется, успели сложить больше баек, чем об Искателях. Худощавый высокий парень лет двадцати семи стоял в дверях, облокотившись одним плечом на косяк. Заплетенные в хвост на затылке волосы. Странного цвета глаза... Что-то, казалось, сжалось у меня под правым боком. Закололо... Катя. Я поежился, не отводя глаз с удивительного незнакомца. Мой повзрослевший детеныш панды все понял без слов — ее тонкие пальцы перестали сжимать мой бок, она слегка отошла в сторону, к стене. Гарик насторожился. Нам обоим в тот момент казалось, что мы его знаем... Но кто он? Откуда? — Хвост, — прервал раздумья парень, — Ваш здешний провожатый. И улыбнулся. Противно так, наигранно. Хотя, нет, не наигранно. Как будто... Как будто что-то скрывая. Он обернулся, словно откликаясь, но позади было пусто. Нашему взору предстал его... хех, «хвост». С обгоревшим кончиком. Акима вдруг произнесла из-за моей спины: — Почему ты такой радушный? Здесь все нас в штыки приняли. — А я тоже должен хаять вас за вашу живучесть? — подмигнув Акиме произнес, не оборачиваясь, Хвост, — Не вижу в этом смысла. — Тогда давай, рассказывай, — прошуршал я уставшим голосом, желающим пить. Это он принимал меня, когда Гарик с Акимой дотащили меня до кордона. Он и еще один мужчина. Я наконец-то понял, почему мне так сильно казалось, что я его знаю. Пришло время спросить и о втором моем «спасителе». Ответ последовал быстро — Радеев. Один из моих старых знакомых. Ну, точнее, старых знакомых оружейника из нашей части. По «долгу службы» и из-за постоянного общения с ним, я невольно узнал и всех друзей нашего Кулибина.***
Бешеный взгляд, приоткрытый рот с оскаленными зубами. Гулкое дыхание, неровный пульс.
Лис держал наготове винтовку, он вот-вот выстрелит... Да только куда? Как зверь он ждал момента. Ждал, чтобы убить. Указательный палец слегка подрагивал, готовясь дернуть за искривленную железку. Глухой хлопок, звон ударившейся о ствол сосны гильзы. Выстрел произведен, чья-то жизнь кровавым дымом уносится вон, куда-то очень далеко. Лис хмыкнул, поведя уголками губ. Мимолетный взгляд на дымящийся ствол охотничьей винтовки, резкое выверенное движение за тонкую расплетающуюся веревочку — и камуфляжная сетка, покрытая тряпками, листвой и переплетенная ссохшимися веточками поползла вниз. — Сука. Гильза, отстрелянная меньше минуты назад уже успела остыть на холодном, почти зимнем, уже конца осени воздухе. Сутулый, грозный, подобно скале охотник вырос из под завала листьев и веток.Охота удалась.
Бездыханное тело крупной лисицы с редкой шерстью и впалыми боками, на виске которой красовалась аккуратная дырочка, медленно погружалось в сырую мягкую землю, обильно смоченную кровью. Холодный ветер дул Лису прямо в лицо, отчаянно пытаясь стянуть маску, натянутую на самые кончики ушей. Не спасал даже высокий ворот куртки. Ничего бы не спасло. Словно шестым чувством, тем, что находится где-то глубоко-глубоко внутри грудной клетки, он почувствовал опасность. В голове перемкнуло: он рванулся с места, в одной руке держа клинок с широким лезвием, которым хотел было снять шкуру со своей жертвы, а второй набегу заправлял под лежащий на спине капюшон ремень винтовки. Через провалы в земле, мимо поваленных и обожженных деревьев, мимо сгоревших многие годы назад танков, растащенных сталкерами на запчасти, он бежал. Не смотря куда-либо, как вперед. Позади раздавались тяжелые томные шаги. Выдающие огромную массу... Что-то чуждое и одновременно знакомое. Но Лису было не важно. Шаги утихли, хруст сухих нижних веток покореженных деревьев прекратился. Добыча досталась другому. Замедляя шаг, Лис переходил на прочесывание — стянул винтовку, проверил боезапас по накладным карманам. Присел, переводя сбившееся дыхание. Тишина. Мертвая. Вновь подул холодный утренний ветер, пронизывающий до самых костей. Снег. Серый, мелкий снег стал медленно сыпаться с неба. В лучах восходящего солнца он казался не столь пустым, не столь грязным. По спине охотника пробежал сноп мурашек. Он глубоко вдохнул. Влажный, холодно-режущий воздух пропитывал легкие охотника каким-то неведомым страхом. Опасением. Что-то будет...***
Радеев вертел в руках затворный механизм «Сайги», одновременно продолжая задавать мне вопросы: — Так значит, эта твоя Меченая, к-кто... — он прервался, смутившись, — Что она? Убийца? — Понятия не имею. Но я чрезвычайно озабочен тем, что она охотится... За мной. — Охотится? Хочешь сказать, она никак не может тебя убить? Я покачал головой. «Если бы». — Она пыталась его прикончить только в первый раз, — ответил за меня Гарик, — Остальные их встречи проходили... М-м, Кира, расскажи лучше сам. Я поморщился, вспоминая. «Она охотится за мной, даже не пытаясь убить. Точнее, пытаясь, но как будто, наигранно. Она просто... Выслеживает. Наблюдает. Запоминает повадки и пытается осознавать причины моих действий. Что ни встреча - я убегал. А она следовала. Как кошка, желающая получить от тебя что-то. Лакомство, ласку, внимание... Черт знает! Она учится на мне. Ты... Просто себе не представляешь, как страшно было видеть ее глаза. Ее живые глаза, желающие узнать тебя, или убить. Честно, я так и не понял». Лицо Радеева померкло. Он понимал то, о чем я говорю; с каждым моим словом будто ярче видя картину того, что я испытал. Хвост стоял у стены, опустив голову. Ему не было смысла нас прерывать, он просто слушал, возможно, даже понимал суть. Но больше это было похоже на дрему. Я отвел глаза от Радеева, понимая, что итак слишком сильно его омрачил своим рассказом. Взгляд невольно упал на узкую полоску света, что освещала половину лица нашего «провожатого». Сквозь блеклое стекло окна, частично закрытого решетками снаружи и тугими сварными прутьями снаружи, к нам в помещение пробивалось утреннее солнце. Я лишь сейчас осознал, что уже утро. Вчера я бегал по аэродрому, вчера меня чуть не убили. Опять. И вот он, новый день. Маленькая снежинка прилипла к стеклу, затем еще одна, третья. Осень начинает становиться зимой... А я и не заметил изворотов природы, для меня все было едино, я мало что осознавал в последние недели. Мой взгляд снова пал на Хвоста, его худая поджарая фигура все никак не могла оставить меня в покое... Я как будто видел его когда-то. Когда-то давно, но точно не в довоенном прошлом. — Почему именно ты, Хвост? — сняла слова с языка Катя, — Почему к нам приставили тебя? В ответ он поморщился. Что-то скрывает. — Меня здесь не то чтобы любят... В подобных ситуациях крайним оказываюсь я. — В «подобных ситуациях»? — перебил его Гарик, я же продолжать слушать, — Хочешь сказать, у вас каждую неделю появляется полу убитый офицер с двумя бойцами, преследуемые бешеным терминатором? «Терминатором». Не люблю это слово. Понятия не имею, почему американцы, и в частности, некто Коннор, что вечно вещает на коротковолновых по всему шарику, назвал их именно так. У «Скайнет» ведь нету таких классификаций. Нет, точно имеются серийные номера, номера моделей, но имен-то нет. Их всех дали мы, Сопротивление... Так почему «терминаторы»? — Я... Что мне было делать? Ни с того ни с сего в зоне боевой операции оказывается этот, как ты выразился? «Полу мертвый офицер и два солдата», когда мы полосуем Вэ-Вэ-Пэ и административные здания из всего, что только есть, попутно крича на вашего... Григорьева за то, что его часть атаки провалилась и... — Хвост резко глянул в дверной проем - пусто, — И что нам оставалось делать? Радеев наорал на всех, кто был у оружия, попросил лейтенанта дать приказ остановить огонь, и мы побежали вас вытаскивать! Что, надо было вас оставить?! Как-то слишком эмоциально, однако. В принципе, могли бы и оставить. Мы ведь не подпадаем под вашу юрисдикцию, мы тут чужие, и на территории аэропорта тоже были чужими. Что-то этот малый недоговаривает... Хотя, посмотрим. Гарика точно нельзя прерывать, взорвется. — Давайте мы закончим обвинять того, кто помог вам вытащить мою шкуру из огня, Катя. Если они с Радеевым это сделали - они это сделали, Гарик. Не нравится - можешь тащить меня обратно, — экранно повалившись на колени Кати я изобразил обморок. Гарику не понравилось, но он воспринял сказанное мной вполне спокойно. На удивление. — Так значит, пока что вы здесь? — в разговор вмешался и сам Виктор Радеев, все это время продолжавший крутить в руках затворную раму «Сайги». — По всей видимости, да, — ответила Катя, — Но думаю, ненадолго. Сегодня мы точно здесь, а там... Посмотрим, что скажет ваше командование на твои слова, Кира, — она перевела взгляд вниз, на меня и опустила свою легкую ладонь мне на висок, теребя волосы над ухом. Прошло порядка трех часов. Косые взгляды поредели, большая часть базировавшихся здесь рот куда-то ушли. Утро уже сменилось полуднем, и яркое солнце закрылось от нас темными, словно дождевыми тучами. Все-таки, я до сих пор не могу понять, насколько сильно поменялась Москва... Вроде бы, она все та же: все те же осенние дожди, все тот же осенний ветер. Да, воздух стал казаться чище. Хотя это не так, он просто стал пахнуть по-другому. Но что-то еще в ней поменялось точно, а что - сказать не получается. Мои размышления прервал топот десятка ног. Что-то творилось последние пару минут в холле рядом с которым мы сидели (в небольшой комнатке, видимо служившей рекреационной), но внимания я этому не придавал. А теперь там начался настоящий переполох. «...Держи же! Ну давай!.. Да куда?!.. Сильнее!» Я резко вскочил с диванчика и с Катиных коленок. Моему взору предстало то еще зрелище: с десяток здоровых мужиков в тяжелой броне, в огромных шлемах с гигантскими забралами на широком холсте какой-то ткани, наверное, брезенте, тащили что-то очень крупное. Или даже не крупное, но крайне тяжелое... Моему удивлению и недоумению не было предела. — Да вы что... Издеваетесь? — вырвался из моей груди тихий возглас. Мутные пятна машинного масла оставляли за процессией след. Шел по лестнице, видимо от проходной. Хотя да, откуда еще можно было это притащить. Суровые и уставшие мужики бросили брезент на высокий длинный стол, явно служивший чем-то вроде стола операционного в двух комнатах от нашего местечка. Когда процессия расступилась, а пыль, поднятая двумя с лишним десятками истертых ботинок улеглась, пара человек протолкнула меня практически к самому столу. Цель визита этих парней мне стала известна. «Неваляшки». Две избитые, обглоданные насекомыми собаки, из под дырявых шкур и гнилого мяса которых виднелись темные, когда-то серебристые металлические помпы лежали бездыханные посреди стола, окруженные волнами темно-зеленого, местами бурого от их гнилой крови брезента. Вопроса «какого черта?» здесь было бы явно недостаточно. — Макаров! Отойди, отойди же... — пробурчал Радеев, протискиваясь сквозь толпу солдат, окруживших стол, — Ну же! Все вон! Вон, пошли по своим делам! Чтобы никого постороннего я здесь не видел! Видимо, я к посторонним не относился. Радеев пожал руки, обнаженные из под обгоревших и пропитанных порохом перчаток бойцов, протянутые ему. Похлопал всех по плечам, распрощался и поблагодарил еще раз. Огромный камень, казалось, упал с души каждого из бойцов в тяжелом обмундировании. Видимо, они сделали свою работу, а Радееву предстояла его. С моей души камень не упал. А даже наоборот. Через минуту спешных сборов по углам комнаты и рытья в разномастных ящиках и коробках, Виктор видимо нашел все, что искал и сбросил торбу ножей, отверток и пил на стол. Из-за моей спины сквозь резко открывшиеся двери в комнату быстро вошли четыре человека в промышленных очках, грубых строительных перчатках. Я наблюдал за их действиями как студент медицинского вуза на своей первой в жизни практике в морге. Пять пар рук резали прогнившее мясо, кусками сдирали его со старого избитого, местами проржавевшего корпуса сначала одной, а затем и второй «Неваляшки». — Лейтенант! Включи вентиляцию, забыли совсем! Большой синий тумблер вон-вон там, за дверью, с другой стороны, — донеслось из под маски, которую Радеев надел на лицо сразу после начала «операции» — А-то нас повара в землю вгонят за такие-то ароматы, блин... Быстро выполнив просьбу, я на мгновение задержался за стеной в «операционную». Черт подери, зачем им ловить двух старых робо-псов?! И уж тем более препарировать... Ответ я получил в следующее же мгновение, когда один из помощников Виктора медленно выудил из нутра бездыханной машины, вскрытой первой, тусклую продолговатую тубу, от части похожую на маленькую бутылку. Батарея. Это гребаная батарея. Аккумулятор, что «Скайнет» сует во все свои творения, автономно блуждающие вот уже несколько лет по улицам опустевших городов. — Не смотри на меня так, Макаров! Неужели вы там у себя на Юге до сих пор сидите на бензиновых генераторах?! — воскликнул Радеев, заметив мой пораженный взгляд, направленный на аккумуляторную батарею в руках его ассистента. — Так вот почему у вас тихо... — прошептал я, облокотившись на стенку, за которой стоял меньше минуты назад. Я был чрезвычайно удивлён увиденным, сказать по-правде, я испугался. Батарейки в «Неваляшках» ядерные, это компактные ядерные реакторы, или как минимум очень ёмкие щелочные аккумуляторы, при повреждении которых можно запросто всю часть сделать необитаемой. Не то, чтобы прям совсем превратить в новый Чернобыль, но избавиться от последствий, я думаю, было бы непросто. — Кира, ты меня удивляешь. Что в этом необычного? Риск, согласен... Ай, черт, прорежь вот здесь, что-то ей корпус пробило, ага... — Виктор отвлекся от меня на мгновение — Но у нас давно нет выбора! Кто-то, помнится, подал идею ловить сволочей по-меньше, ну мы и приноровились, собственно. — Вы и оборудование перепаивали под эти батареи? Какое напряжение? — вдруг спросил Гарик, оказывается слушавший нас через дверь, рядом с тумблером, — там же немерянная мощность для наших-то нужд... И правда, этим собакам энергии хватало минимум на 5 лет автономной работы в поле, что, учитывая их силу и строение, требовало очень ёмкого и очень мощного аккумулятора. Универсальный источник энергии для любых нужд Сопротивления... Умно, но очень опасно. Я улыбнулся, и кивнув вышел из «операционной». Радеев все-таки не нормальный. — ...Так в чем была ваша задача на аэродроме? Нашу часть использовали под самый конец - наши начали утюжить вэ-пэ-пэ, а когда закончили, мы спустились вытаскивать с диспетчерки вас, — расспрашивал нас Хвост, — и все, что мы увидели внизу были трупы и остовы машин. Вас без арт-подготовки, что-ли, высадили? — Да, никакой подготовки не было, мы видимо были мясом, на которое отвлекли большую часть сил, чтобы дать возможность диверсантам уничтожить зенитную точку у лесополосы, — ответил я, — вот только диверсантов, видимо, уничтожили раньше, и как выяснилось, у одного из парней что были со мной был запасной заряд тротила в рюкзаке. Ага, вот просто так. Хвост слегка дернулся, наверное представил себя на моем месте. Томно глянув в сторону он продолжил: — Так вот значит как... Интересно, кто оказался виноват, в итоге-то? Аэропорт мы взяли, но какой ценой, — взгляд его померк, — мы там очень многих потеряли. Не смотря на то, что я его понимал, осознать, сколько людей погибло вчера у меня на глазах ну никак не получалось. Вот хоть убей, а здесь стоит почти гробовая тишина - никто не плачет, никто не громыхает снаряжением, как будто и не было вчера штурма! А речь вдруг заходит об убитых... Я от смерти Скифа отошел только частично, можно сказать, местами. С одной стороны, понимал что мужика уже не вернуть и знал, кому мстить, но с другой и сердце почему-то не болело. Скорбь перерастала в злобу, кажется. И что-то подсказывало мне, что не у меня одного, вот только напоминать обо всем этом мне не хотелось. Дверь которую я закрыл несколько минут назад распахнулась: Радеев. Довольный. Уже и переоделся. В след за ним из «операционной» вышли его ассистенты, все мокрые, явно уставшие морально и физически. За Виктором пахнуло гнилью, но запах быстро выветрился - я только сейчас заметил огромный вентилятор почти под самым потолком, от которого к синему тумблеру, мною включенному, тянулся толстый рыжеватый кабель. Судя по тому, с какой скоростью вонь исчезла, внутри должен был стоять еще один, а-то и парочка. М-да, все-таки они тут не хило устроились с этими «батарейками». — Ладно, Кира. Я тебе вот что скажу - сейчас пойдем с вами всей кучей к Королеву, будем вам койки выпрашивать. Пока там ваш Григорьев, етит-его-мать, разбирается со своими приказами сверху и прочей лабудой, ютиться в дверях вам не пристало. Королев?.. Погоди-ка дорогой. «А звание?» — У Королева-то? Да старлей это наш, с длинным носом такой, может видел, — «Ага, видел» - мигнуло в голове у меня в ответ на реплику Радеева. «Видел, Витя... И я ему не понравился».