travesty

Огонёк свечки дрожал в воздухе, наполняя комнату мягким запахом лаванды. Пальцы на руках подрагивали. Вино из пластикового стаканчика могло в любой момент вылиться на черные джинсы с дырками на коленках. Трудно будет вспомнить, откуда эти дырки появились. Окурки догорали в пепельнице. Кроме лаванды в воздухе тяжелым грузом повис запах одиночества и отчаяния. В замке завозился ключ, и с тихим скрипом дверь открылась, впуская ещё одного хозяина квартиры. — Опять ты накурил, — стуча тяжелыми ботинками по паркету, в помещение ввалился черноволосый парень. — Луи, блять, ты меня слышишь? Шатен, Луи, глубоко вздохнул и откинулся на стену. Прижав к себе босые ноги, тоскливо посмотрел на друга. — Слышу. — Тогда какого хуя у нас вечно накурено, как в грёбанном баре? — Зейн открыл огромное окно, и в комнату ворвался свежий воздух. Это окно было настолько огромным, что иногда, когда электричество скакало как бешеный бык (и включать любую технику было слишком рисковано), это окно заменяло парням телевизор. Совсем не важно, что из этого огромного окна можно было увидеть только серые стены соседнего дома и стройку с многочисленной техникой, отбрасывающей ночью жутковатые тени. — Я же ничего тебе не говорю по поводу твоих вечно раскиданных красок и кисточек, — Луи глубоко вздохнул, улавливая последние нотки сигаретного дыма, ускользающего в открытое окно. Кряхтя и сетуя на жизнь, он поднялся с пола и облокотился о стену. Зейн смотрел на это всё молча, не впервой ему видеть своего друга пьяного и накуренного. — Иди, прими душ, — Малик вздохнул и устало провёл рукой по лицу. — Я пока сделаю нам что-нибудь перекусить. — Я уже говорил, что я люблю тебя? — Томлинсон улыбнулся, и распахнул объятия для друга. Зейн закатил глаза. — Полотенце занесу. Крикнешь, когда оно понадобится, — брюнет проигнорировал протянутые руки и ушёл в кухню. Идя по стеночке, практически постоянно целуясь с полом, Луи, наконец, добрался до ванной комнаты. Стянув с себя футболку, пропахшую потом, сигаретным дымом и дешевым алкоголем, Луи встал под теплые струи воды. Напряжение спадало. То ли сказывался недосып, то ли третий косяк был определенно лишним, но Луи наебнулся на мокром полу. Славно так наебнулся. Губу разбил. — Луи, блять! Упс. Во время еды царило молчание, только дежурные фразочки типа: « — Передай соль. — Сам возьми, я тебе не передай-подай!», — то и дело разрывали тишину. — Что сегодня будешь делать? — Луи откинулся на спинку стула и закурил сигарету, хлопая себя по набитому животу. Зейн недовольно посмотрел на зажжённый табак, но промолчал, только окно приоткрыл чуть шире. — У меня через две недели выставка, мне нужно дорисовать ещё несколько картин. — Так значит, будешь рисовать? — Нет, блять, дрочить. Конечно, рисовать. А ты бы на работу сходил. — Хмпф. Убравшись на кухне и пожелав Зейну хорошей дрочки, а заодно получив пинок под зад, Луи вышел на улицу. Задница после пинка побаливала. Машины на месте не было. Силясь вспомнить, куда же он её поставил в прошлый раз, Луи запрокинул голову к небу. Однако, после того, как солнце больно резануло по глазам, он сдался. — Зейн! — постарался как можно громче крикнуть. Нет ответа. Окно по прежнему закрыто. — Зейн! Ничего. — Зейн! — Что, блять? Есть сигнал. — Куда я дел свою машину? Малик задумался и почесал бровь, синяя краска с пальцев размазалась по лицу. — Ты её отдал Бобу. — А где сейчас Боб? — А я откуда знаю? Дома, наверное. Кивнув Зейну и махнув ему напоследок ручкой, Томлинсон вспомнил, что Боб живёт у чёрта на куличиках. Туда пешком идти полдня. Поэтому, достав из кармана ярко розовые наушники, которые он взял у Сью, младшей сестры, Луи отправился на остановку, ловить такси. Жёлтая машина очень скоро остановилась возле парня. За рулём сидел старый и седой мужик. В машине у него пахло прескверно: сыростью и плесенью. Луи похлопал по карманам, деньги он с собой не взял. В наушниках пели «The Rolling Stones». Денег не было. Проехав больше половины пути, Луи понял, что наглеть нельзя. Он как можно глубже вдохнул запах плесени и ржавчины, к этим ароматам прибавился ещё запах дешевого алкоголя, исходившей из мягких и влажных сидений. Томлинсону стало плохо. Мик Джаггер пел что-то про Энджи. Лицо Луи, редко бывавшее в здоровом цвете, чаще всего пребывающее в бледных оттенках, сделалось совсем зеленым. Луи издал писк. Мужик посмотрел в зеркало. — Вам плохо? — Даже не представляете как, — прохрипел шатен. — Очень? — Сейчас сдохну. Мужик резко дал по тормозам и разблокировал дверь: — Выметайся, пьянь. Луи вдруг стало так хорошо. Он выпрямился и, лучезарно улыбнувшись, ступил на мокрый тротуар Лондонской улицы. — Хорошего Вам дня, сэр, — отвесив поклон, Луи зашагал к подъезду. Мужик выкрикнул пару ругательств, но, в конце концов, сплюнув на асфальт, уехал. На счастье Луи, домофон был сломан. Юркнув в узкий коридор дома, он стал подниматься наверх, перепрыгивая по две-три ступеньки. Стены в доме были давно обшарпаны. Краска слезла, и пошлые надписи так и сверкали на сером бетоне. «Сара — шлюха!». «Н-да,» — подумал Луи. — «Как можно такое писать? Ну раз она шлюха, так номер её хоть пиши под именем, а то сам попользовался, а другим не дал. Сукин сын.» Наконец, добравшись до нужного этажа, Луи забарабанил ногами и руками по двери. — Открывай, Бобби, старый извращенец! Но Бобби не открывал. — Бобби! — как следует стукнув по хлипкой двери, Луи заметил кусочек облупившейся краски. Томлинсон принялся ковырять краску. Он успел отодрать приличный кусок штукатурки, содрать кожу на пальце и посадить занозу под ноготь, при этом, не переставал стучать в дверь. С другой стороны зашуршали. Дверь слегка приоткрылась. В проёме показалась стриженная голова Бобби. — Бобби, друг! Рад видеть твой один заплывший глаз, — Бобби моргнул. — Привет, Луи, — дверь всё так же была на цепочке. — А отчего ты меня впускаешь? — А зачем тебе проходить? — Бобби моргнул ещё раз. — Что ты хотел, Томмо? — Как что? Мою машину, конечно же, — Луи рассмеялся. — Давай ключи, мне на работу нужно. — Ты так и поедешь? У тебя же вся футболка в грязи. — Так и я не в ресторан собрался, — Луи усмехнулся. — Ты мне, друг, зубы не заговаривай. Где моя машина, мудила? Бобби заворчал: — Отчего же сразу мудила? — Где она? — рявкнул Томмо. Заплывший глаз зажмурился. — Я её разбил, — и тут же затараторил, — Там только передник разбит. Фары целы и работают. Я её даже в мастерскую отдал. Там мастер — азиат. А ты же знаешь, Луи, какие азиаты мастера. Всё могут. Бобби замолчал. Заплывший глаз с опаской смотрел в щель. — Ты за ремонт заплатил? — Конечно, Луи. Я разбил — я плачу. Бобби принялся кивать головой, словно болванчик. Луи так и тянуло рассмеяться. — Ну и отлично, старина! Давай ключи! Где же она, моя красотка? "Красотка" — громко сказано. Машине был не первый десяток. Эта была «Chevrolet Caprice» 1991 года выпуска. Бордовая. Её мотор работал с перебоями, заднее стекло потрескалось (после того, как пьяные Луи и Зейн влетели в стену серой многоэтажки, перепутав газ и задний ход), а фары иногда устраивали дискотеку, то работая, то не работая. Но Луи любил её. В салоне всегда пахло лавандой и мятой (спасибо маме, которая подарила ему мешочек с этими травами). На ключах болтался брелок. Обезьяна, сжимающая в руках две больших тарелки. Её мордочка была испачкана чем-то белым, а маленький коричневый джемпер пах сигаретами. Машина была в мастерской на углу. На вывеске написано «Шамаль». Приоткрыв маленькую дверь, Луи шагнул внутрь мастерской. Там пахло бензином. Томлинсон глубоко вздохнул. Токсикоман. Под капотом старенького жука возился парень. Луи окликнул его. — Я ищу Ли Конга, не знаешь, куда этот узкоглазый запропостился? — А ты выскочка, — парень вытер руки о тряпку. — Я Айзек. — Луи. Айзек был выше его на три, а то и целых четыре головы. Ткань футболки обтягивала мышцы. Айзек был блондином. Блондины не во вкусе Луи, но Айзек был красавчиком. Таких красавчиков обычно на обложки журналов помещают. — Конга сейчас нет. Ты за той Шевроле? Айзек кивнул на "красотку" Луи. Губы Томлинсона сами по себе растянулись в широкую белозубую улыбку. — Точно, за ней. — Ключи лежат у меня в заднем кармане, — Айзек облокотился на машину. — Достанешь сам или помочь? — Сам справлюсь. — Тогда пошли в кабинет. Как только дверь за ними закрылась, Айзек резко притянул Томмо к себе, и уже через пару минут, Луи стоял на коленях, еле слышно постанывая. Когда Томмо вышел из мастерской, на улице смеркалось. Вывеска над входом зажглась. Буква «А» не горела. Получалось не «Шамаль», а «Шмаль». Оказавшись за рулём, Томлинсон вырулил на автостраду. Задница слегка саднила, а в салоне всё так же пахло лавандой. Взглянув на часы, Луи обнаружил, что шёл уже девятый час. Не отвлекаясь от дороги, шатен порылся в карманах, нащупывая телефон. Зейн поднял трубку после пятого гудка. — Что? — голос был сонный. — Ты закончил рисовать? Луи остановился на обочине, дальше был перекресток. Налево — ночной клуб, направо — дом. — Да, — Малик зевнул. — Хочешь развлечься? — Так точно, — тоже захотелось зевнуть. Чёртов Зейн. — Буду в «Тиамат» через пятнадцать минут, — Зейн отключился. — Значит, нам налево, — сказал под нос Луи и снова завёл мотор. «Тиамат» относительно новый ночной клуб, открывшийся три года назад. Луи и Зейн просадили там не одну пару сотен. Их знали все, включая уборщиц и охранников. Полы в Тиамате никогда не были чистыми. Если, вы, вдруг, окажетесь там (тогда вы крупно облажались в своей жизни) и посмотрите на пол, вместо блестящего чёрного кафеля с красивыми сероватыми разводами, вы увидите кучу грязи: неиспользованные презервативы (иногда, правда, попадались и использованные), выпавшие из задних карманов джинс, окурки, пустые пластиковые стаканчики. Однажды, когда Зейн был совсем плох, он упал на этот самый грязный пол. Пребывая в горизонтальном положении, Малик получил в живот, как минимум раз пять, по голове два, а на его руках и ногах отпечаталось несчетное количество подошв ботинок (позже, Луи отвёз его в больницу и пока Зейна всячески перебинтовывали и зашивали, Луи урвал два бесплатных стаканчика с кофе). Но в тот момент, когда Малик любезно собирал пинки, его взгляд зацепился за мятую бумажку. Протянув кое-как руку и схватив листочек, он развернул её. Не поверите, это оказались деньги! Настоящие зеленые. Пять фунтов! На следующий день они с Луи облазили весь пол в поисках бумажек. Нарыли десять номеров с просьбой перезвонить и пятьдесят стерлингов. Удача была на их стороне. Тогда они славно погуляли в закусочной рядом с их домом. Малик подъехал через час. Луи к этому времени получил минет от Адри и выпил несколько шотов. Музыка била по мозгам. Косяк в дрожащих пальцах то и дело норовил выскользнуть. Чья-та задница терлась о пах Луи. Женские духи мешались с мужскими. Удушающая атмосфера. В полночь Луи потрахался с Адри. Девушка была хороша. Стройные ноги, округлые формы и совершенно тупой взгляд. В четыре Томмо выиграл спор с каким-то парнем и получился законные 10 фунтов. Малик счастливо повис на нём, у них есть, чем платить за квартиру. В пять утра Томмо подцепил Микки. Он определенно почувствовал, как Микки сунул ему в задний карман бумажку с номером телефона. Конечно же, он не собирался перезванивать. Ближе к восьми утра, помятые и уставшие, они завалились в закусочную. Всё в ту же, возле их дома. Заняв столик у стены, парни рассмеялись. — Сегодня у нас пир, Лу-Лу, — Зейн счастливо хлопнул ладонью по столу. Поверхность была липкой. Томлинсон тоже хлопнул и залился хохотом. — Я знаю, Зейни, знаю. К их столику подошла официантка. Подол её юбчонки слегка задрался, оголяя стройные ноги. — Что будете, мальчики? Ноа, красовалось на бейджике. Заказали омлет и оладьи, а потом попросили ещё стаканов пять или шесть кофе. Дома друзья оказались только часов в десять и сразу же рухнули на диван. Укрывшись одним одеялом на двоих, Луи устроился в руках Малика, а тот уткнулся носом в макушку друга. Через пару минут оба сопели.