Short Stories From Panem

Китнисс могла поручиться: этот поцелуй совсем не такой, как те, что были прежде. Для начала, он был настоящий. Или, по крайней мере, он был на вкус как настоящий. Совсем не такой, как чмоки, которыми они обменивались с Прим. И это был не показушный, сыгранный трюк, вроде тех, что они уже не раз проделывали для выколачивания подарков от спонсоров и привлечения внимания публики. Нет, сейчас она поцеловала Пита потому, что ей хотелось. Потому что этого требовало все ее существо. Прикосновение его губ пьянило, тело казалось чужим, ее снедал огонь, неведомый ей прежде. Но все закончилось едва начавшись. Она невольно протестующе захныкала, когда он отстранился, но Пит как будто этого и не заметил. Он только пристально смотрел куда-то поверх ее глаз. — Черт, у тебя что, пошла кровь? — резко выпаливает он обеспокоенно. В  неверном сумрачном свете пещеры он рассматривает порез у нее на лбу и нежно касается местечка возле раны над правой бровью. От этого прикосновения она с шумом втягивает воздух. Тут же отдернув руку, он смотрит на свои теперь окрашенные алым пальцы и хмурится.  — Так и есть, — он слегка кивает в такт своим словам, и вытирает руку о грязные штаны. И чмокает ее в кончик носа, так, что невероятный накал, который здесь царит, мгновенно рассыпается. — Тебе нужно прилечь.  — Нет, — упрямится она, — Не хочу я ложиться. — И это правда. Она хочет поцеловать его снова. И снова окунуться в это пламя.  — Китнисс, — начинает Пит, решительно качая головой, — Слушай, тебе нужно окрепнуть и… Она не дает ему закончить. Просто не может. Затыкает ему рот поцелуем, прижавшись к нему губами, обвив его шею, прильнув к нему всем телом. Частичкой сознания она понимает, что зрители жадно будут взирать на них, целующихся на экране – ах, эти роковые влюбленные из Дистрикта 12, не отлипающие друг от друга на арене. И что Хеймитч, где бы он ни был, будет довольно потирать руки и даже покажет тот самый большой палец. Но ей дела нет до всего этого. Все, что происходит — их не касается. Пит поначалу протестует. Впрочем, не сильно. Пытается схватить ее за запястья и оторвать от себя. Но потом она целует его глубже, сильнее, с языком, и пробегается руками вдоль его тела, и он перестает противиться.  — О, — стонет он ей прямо в рот, не разрывая поцелуя, который становится все более яростным. Китнисс и сама не понимает, как это вышло, но через миг он уже прижимает ее к стене — той дальней стене их пещеры, где, как они решили накануне, нет доступа для камер. Грубый камень, который их здесь заслоняет, болезненно впивается ей в поясницу. И это ощущение лишь усиливает ее тягу, так что она привлекает его к себе еще ближе. И тогда ощущает еще кое-что: его скрытую от глаз часть тела, твердую как камень, которая вдавливается ей в бедра.  — Что происходит? — Пит почти задыхается, но все же задает этот вопрос, когда оказывается в силах говорить. А на его лице борются счастливая улыбка и искреннее, глубокое потрясение. Двигаясь как во сне, он отстраняется лишь для того, чтобы проложить мучительно тягучую дорожку неспешных поцелуев от ее уха вниз, в чувствительное место, где шея встречается с плечом. Добравшись туда, он снова отстраняется, часто моргая, и пытается заглянуть ей в глаза.  — Китнисс? Пит просто хочет знать, что это значит для нее, вообще что это значит. Видно, и правда безумно в нее влюблен. Все это застало его врасплох. Наверное, он заслуживает объяснений. Но прямо сейчас ей не хочется вести беседу. Вообще разговаривать. Вероятно, скоро они оба умрут, и все, чего ей на самом деле хочется сейчас — не говорить, а чувствовать. И она не отвечает на его так и не заданный вопрос. А повисшую паузу заполняет тем, что твердо берет его за руки и кладёт его ладони себе на грудь. И видит, как его глаза расширились от изумления. Улыбнувшись кончиками губ, Китнисс припечатывает его руки своими. Стискивает.  — Камеры нас здесь не достанут, — спокойно говорит она.