Осколки миров

24. Иногда привычка становится вторым счастьем, спасая от сомнений и угрызений совести. В глубине души Нигяр наслаждалась свободой от строгих условностей. Казалось, ей никогда не надоест снова и снова делать то, что не одобрили бы в ее прошлом. Рисовать цветы и ягоды – тем более, что у посетительниц салона цветочные мотивы были очень популярны. Читать серьезные книги, пить коктейли, потихоньку осваивать велосипед и ездить на нем в коротких шортиках. К поездкам на велосипеде ее приучила Сибил, фитнесс-инструктор из салона. Они жили недалеко друг от друга, иногда возвращались с работы вместе, если смены совпадали, а в свободные дни ездили за покупками или в парк. Приятельнице Нигяр рассказывала о своей жизни не больше, чем всем остальным коллегам и знакомым, придерживаясь легенды о тяжкой доле беженки. Хотя таиться от Сибил было труднее, чем от остальных: иногда в проницательном синем взгляде, казалось, мелькало сомнение. Однако ей хватало деликатности не продолжать расспросы. Сибил очень удивлялась тому, что подруга раньше никогда не ездила на велосипеде: уж этот-то архаичный вид транспорта должен быть известен на любой окраине. Нигяр выкрутилась, сказав, что выросла и работала в слишком строгой и слишком приверженной традициям общине, где девушкам запрещались даже невинные радости. Это быстро переключило Сибил на нарекания на религиозных фанатиков, которых ее прямая и энергичная натура просто не выдерживала. Учиться новому оказалось интересно, хотя и нелегко. Нигяр не раз возвращалась из первых поездок с ушибленными коленями и локтями, и потом промывала и перебинтовывала «боевые раны». Как-то раз в один из уже привычных визитов Аджиман помогал ей сменить повязку на локте, и вкрадчивым, мурлыкающим тоном сказал: - Если бы ты не рассказывала мне про велосипед, я бы подумал, что ты от кого-то отбивалась, и стал бы искать негодяя, чтобы наказать его как следует. - Если бы наши девчонки из салона не знали истинную причину, то тоже бы подозревали какого-нибудь мерзавца и решали бы, что ему выщипать маникюрными щипцами, - пошутила Нигяр и добавила: - Учишь ты меня плохому, перенимаю я твое чувство юмора. Услышали б такое в гареме, все бы в обморок упали… - Ну прости, моя прекрасная дама! – игриво, с легким намеком, воскликнул Аджиман. – Такой уж я есть. Циничный юмор – это уже фамильное. Признаться, ей нравилось, когда он рассказывал ей смешные истории из жизни семьи или из быта своего департамента, иногда приправленные пикантными шуточками, а то и черным юмором. Это легкое напоминание о хищной натуре титанийского лорда щекотало нервы. 25. Вечер выдался хмурый, дождливый и сырой. Когда Аджиман приехал, Нигяр с беспокойством воскликнула: - Да ты промок до нитки! Снимай с себя всё, я брошу вещи сушиться, укутаешься в банное полотенце. - Мечта любого мужчины, чтобы женщина с порога велела раздеваться! – засмеялся он. - Быстро-быстро в ванную, мечтатель! Полотенце на полке, - велела Нигяр. – А то простудишься в мокром и холодном, будет тебе не до любовных стремлений. Будешь под одеялом греться и отвары от простуды глотать. - Ну да, - согласился Аджиман. – Залягу тут на дно, а семья меня искать будет. Ладно-ладно, ты права, иду я… От холода его заметно трясло, даже когда он пришел в гостевую спальню и забрался под теплое одеяло. - Заварю тебе горячего чаю, - сказала Нигяр. – Что-то ты сегодня совсем бледный и хмурый… и мне кажется, ты похудел за эту неделю… - Устал, - признался Аджиман. – Послы из Союза целое море крови из меня выпили. Рассказывать долго, противно, да не так уж нужно. Просто, глаза б мои их не видели. Нигяр кивнула. Молча заварила чай, принесла и села рядом с любимым. Тишина была привычной, умиротворяющей. Они пили чай и молчали, думая каждый о своем. Время текло незаметно. Дождь за окном шумел всё сильнее. - Джей, может, останешься на ночь? – предложила Нигяр. – Ты устал, ливень хлещет и хлещет… ты снова промокнешь, как только просто выйдешь на крыльцо. - Не боишься, что если я останусь, слухи пойдут? – осторожно спросил Аджиман. – Мало ли… - А кому мной интересоваться? – Нигяр пожала плечами. – Здесь не Константинополь. У соседей своих забот полно, они меня почти не знают, я их тоже…И нет ничего такого в том, чтобы ты подольше отдохнул. Я так догадываюсь, забот у тебя не на один день. - Эти послы месяц нам нервы трепать будут! – признался Аджиман. – Демократия в стадии маразма, к каждому слову придираются. - Ну ладно, ладно, не думай о них хоть сейчас, - Нигяр ласково провела ладонью по его волосам. - Попробую… - он улыбнулся, поставил свою чашку на столик рядом с ее чашкой, и обнял Нигяр, бережно прижимая к себе. – С тобой так тепло. И думается только о приятном. Она прилегла на кровать, нежась в его объятиях, стремясь согреть, развеять тоску, усталость, одиночество. И пусть ее бросало в жар от мысли, что она желает его, чувства были сильнее. - Всё будет хорошо, мой драгоценный, - тихо сказала Нигяр, целуя его. – Всё наладится, свет моей души. Аджиман страстно целовал ее в ответ. - Знаю… но я обожаю слышать это от тебя… Объятий ему было мало, и он расстегнул пуговицы на ее платье, лаская и целуя обнаженные плечи и грудь. Нигяр вздрогнула: - Ты… ты хочешь… большего? - Если ты против, я остановлюсь. - Н-нет… - она покраснела еще сильнее. – Ты самый-самый… только… я немного боюсь… раньше я никогда… - несмотря на стыд, она не могла отвести взгляд от любимого. – Мне даже не верится, что мы с тобой… - Я люблю тебя, - тихо ответил Аджиман, ласково прикасаясь кончиками пальцев к ее щеке. – Не бойся… Нигяр улыбнулась, подумав о том, что доверяла ему в минуты гораздо большей опасности. На миг отстранившись, поднялась, выключила свет, оставив только приглушенно сияющий ночник, не спеша сняла платье и снова легла рядом с любимым. Закрыв глаза, она чувствовала, как по телу пробегает дрожь. Как же она ждала этого момента, ждала, что доверится именно тому мужчине, с которым хотела узнать тайну страсти. Аджиман снова поцеловал ее, и она потянулась за новыми поцелуями и прикосновениями, робко и осторожно лаская его. Пусть это было совсем не то, чему учили в гареме – вся наука, как ублажить хозяина и повелителя, вылетала из головы от волнения – но неважно… в том, чтобы познавать друг друга робко, еще неуверенно, осторожно – была своя прелесть. Всего какой-то миг, и они избавились от той ткани, что еще разделяла их тела. И теперь, когда исчез даже этот тонкий барьер, все чувства обострились, а влечение стало непреодолимым. Теперь обратного пути не было. Нигяр тихо стонала под нежными, страстными, умелыми ласками. Неужели такое бывает не во сне, а на самом деле? Ей нравилось чувствовать на себе тяжесть тела любимого, ощущать его желание. И даже боль оказалась не так страшна. Упасть, ушибиться и ободрать кожу до крови намного больнее. Зато с пьянящим чувством единения ничто не могло сравниться. Теперь ты мой, а я твоя. Теперь никакие препятствия не страшны. Потом, когда всё закончилось, Нигяр лежала в объятиях Аджимана, чутко прислушиваясь к тому, как бьется его сердце, и прислушиваясь к самой себе – ведь что-то изменилось и в ней… Но эта любовь не была похожа на прочную цепь – скорее на то, как сплетаются ветвями два дерева, чтобы тянуться к свету вместе. Вместе пережить бури и дожди, и встретить рассвет. КОНЕЦ