Осколки миров

12.1 Нигяр лежала на кровати в больничной палате, обнимая подушку, и плакала. Как же она устала за последние дни! Больше, чем от труда и суеты в гареме. И вроде бы, на новом месте с ней обращались намного лучше, чем она ожидала, зная, что чужая здесь и что с распростертыми объятиями ее никто встречать не будет. Да что там – в родном мире никто не был с ней так вежлив, никто не давал себе труда объяснять непонятное по несколько раз и терпеливо бороться с трудностями вроде взаимопонимания посредством отдельных слов и жестов. И она не помнила, когда вообще видела какую-то заботу к себе до того дня, когда лорд Аджиман нашел ее в зарослях. Может быть, ее и любили в родной семье – но отца и мать она почти не помнила… Но даже внимательные и доброжелательные люди были чужими. Всё здесь было чужое! Страшное, незнакомое, непонятное. Здания намного выше, чем даже султанский дворец в Константинополе. Самодвижущиеся повозки, звучащая, будто из ниоткуда, музыка, светящиеся странным светом вывески, блестящие картины с изображениями людей и животных – здешняя вера это разрешала, в отличие от ислама. А некоторые картины еще двигались и говорили! Или так выглядит тот самый рай, о котором говорилось в священных книгах, или вся эта красота – творение шайтана… Даже с сопровождающим, который знал ее язык и мог что-то ей объяснить, Нигяр боялась всего и вся. А допрос в странном белом здании, более похожем на лазарет, чем на пыточную, и вовсе перевернул все ее представления о той жизни, которую она знала. Она думала, что в мире, полном таких необыкновенных изобретений, допрашивать ее будут тоже при помощи чего-то страшного и вызывающего адскую боль. И готовилась пережить что угодно, лишь бы Аджиман поверил, что она не желает ему зла! Но ее привели в совершенно обычную комнату, и мужчина, представившийся как родственник лорда Аджимана, барон Рихард Титания, не кричал и не угрожал. Ни разу не повысил голос ни на нее, ни на подчиненных. Просто велел ей сесть за стол и опустить ладонь на блестящую узорчатую пластинку, похожую на инкрустацию, и подал ей стакан с каким-то синеватым зельем, от которого немного закружилась голова, и сразу захотелось излить душу присутствующим, как христианин на исповеди у священника. Странно – прикосновение к пластинке вовсе не жгло, хотя Нигяр сначала подумала, что это раскаленная жаровня. Но под рукой чувствовался только легкий холодок металла. А зелье было сладковатым на вкус и тоже никаких неприятных ощущений не вызывало. Плохо было уже после разговора – было невероятно стыдно. Ведь Нигяр рассказывала незнакомым мужчинам, как заботился о ней лорд Аджиман и каким красивым и добрым она его считает! И о своей прежней жизни она рассказала всё, до таких подробностей, которых стыдилась и которыми ни с кем не поделилась бы, если б не это зелье… Разве можно откровенничать с мужчинами иной веры о том, чему обучают девушку, которая должна пойти на хелвет? Или признаваться, что когда-то давным-давно огорчалась из-за того, что ее саму сочли годной только в служанки, а не достойной звания наложницы султана? Или рассказывать о том, что любила Ибрагима… Но барон Рихард уверял ее, что честность ей только на пользу, а о личных секретах он никому не скажет. В ее прошлой жизни даже понятия такого не было, как «личное» и «частная жизнь» - те, кто были выше по положению, могли спросить обо всем, и попробуй не ответь! Барон Рихард говорил, что всё будет хорошо… но легко пообещать! А ей каково, быть запертой в четырех стенах очередного лазарета и сходить с ума от окружающей белизны и от этой неизвестности. И намного ли легче от того, что ее ни в чем не подозревают? Всё равно это не отменяет необходимости продолжать учиться выживать в новом мире, осваивать обычаи, приспособления, язык. Даже одеваться приходится по-другому! Ей сказали, что об одежде и пропитании она может не беспокоиться, лорд Аджиман всё уладит. Но как же неловко было чувствовать себя нахлебницей, пользоваться благами, которые не заслужила собственным трудом. И если лорд Аджиман не забывает о ней и заботится, почему сам не навестит? Хотя, наверное, вокруг него много дам из родного мира, красивых, богатых и образованных. А может, он женат! Нигяр представила себе Аджимана в объятиях женщины, похожей на Хатидже-султан, и зарыдала еще горьше. Если бы у нее осталась хоть одна вещица, напоминающая о том переходе через степь… хоть какая-нибудь мелочь… просто чтобы верить, что те вечера у костра не были сном. А сны, которые она видела в последние дни, приводили ее в еще большее замешательство, чем окружающая реальность. В этих видениях Нигяр снова возвращалась в вечер на реке, когда Аджиман уговаривал ее не бояться воды и учил плавать. И ей снилось, что он целовал ее, и обнимал как желанную женщину… снились прикосновения теплых ладоней мужчины к ее плечам и груди, и… она просыпалась со стоном, краснея от желания и стыда. Она не должна даже мечтать о таком! 14. Он сделал всё, что мог, в сложившихся обстоятельствах. Убедился, что несмотря на всю необычную историю появления в империи, найденная на Центурии женщина не опасна для него и для клана. Можно успокоиться, устроив даму в реабилитационный центр. Но что-то тревожило Аджимана даже после того, как он решил необычную проблему и представил на совете клана отчет об экспедиции. На память об этом приключении он оставил сорванный в центурийском лесу и засушенный цветок, который спрятал между страниц любимой бумажной книги. Сентиментальность. Отец не одобрит, если узнает. Ключевое слово – если! И всё равно невольно вспоминались вечера у костра, когда вдвоем было хорошо даже просто помолчать. Аджиман скучал по тому покоя. С другими женщинами так не было. Он вспоминал, что нисколько не беспокоился, когда Нигяр стояла у него за спиной. Вряд ли он повернулся бы спиной к какой-нибудь светской львице, если бы оказался с таковой один на один в чистом поле или в глухом лесу! Сосредоточенно выполняя свои обязанности, он все же то и дело задумывался, как там живется Нигяр в реабилитационном центре и привыкает ли она к новой жизни. Покровительство лорда Титания должно по идее отбить у людей охоту задавать ей лишние вопросы и пытаться выяснить правду о ее прошлом. Для окружения на новом месте версия была та же, которую принял за базовую сам Аджиман в первые дни знакомства: мигрантка с бедной окраины галактики стала жертвой издевательств хозяина, возомнившего себя царем и богом.