Атласная лента

- Ах, Альберт, это Вы! Не смущайте меня, проходите в сени. - Благодарю, мисс Бертенг – Жизель, - с улыбкой ответил молодой человек лет 20, застывший на пороге у деревянной двери. Это был Альберт Лормье – аристократ с несвойственным его кругу отношением к долгу и жизни. Он считал, что природа выше рода человеческого, а если так, то и люди все равны по своей естественности и праву жить в этом мире. Быть может, увлечение ботаникой так влияло на аристократа, но вопреки убеждениям он с уважением относился к своей работе в фирме отца и светскому обществу, в котором приходилось находиться юноше. - Жизель, я Вам принёс букет с Альп. - Что Вы! Альпы! Где же это… Ах, не обманывайте меня, я Вам так доверяюсь, а Вы…- Жизель покраснела и поджала свои тонкие губки так и не договорив фразы. - Я и не думал пользоваться Вашим доверием! Цикламены действительно зовут альпийскими фиалками, - Растворяясь в доброй улыбке, вымолвил Альберт и протянул букет девушке. Он любил, когда Жизель с девичьей искренностью эмоционально реагировала на его слова, то бледнея, то краснея от осознания собственной неловкости в обществе взрослого, но не всегда серьёзного человека. Утопая в аромате свежего букета пастельного цвета, Жизель и позабыла, что в сенях кто-то ещё есть. Но, как только открыла глаза, поспешила исправить свою ошибку, предложив гостью чай. Вежливо отказавшись, Альберт предложил прогуляться до поля и понаблюдать за редкими бабочками, за которыми юноша охотился с месяц и которые так неожиданно обнаружил на утренней прогулке. - Да, конечно! Но надо предупредить матушку. - Не беспокойтесь, мы оставим записку на столе, дабы не рушить послеобеденной сон мистера и миссис Бертенг. Дойдя до высокой полевой травы, Жизель и Альберт умолкли. Каждый на том поле знал, что девушка задаст вопрос, мучающий её при каждом взгляде на юношу. - Г-н Лормье, то есть Альберт… Не сочтите мой вопрос дерзостью сердца, но это пытает мой ум и, с Вашего позволения, сердце, - Алый румянец смущения разлился по лицу девушки, и Жизель с трудом выжала из себя слова, к которым так долго подходила в этот раз, - Альберт, Вы женитесь на Авиле Готье*? - Жизель… Вы знаете, что невесту мне подбирал отец. Вы также знаете, что женитьба и выгодная партия – это мой долг, как Ваш долг оставаться таким же чудесным цветком, радующим взор, - юноша продолжал говорить, с сочувствием наблюдая, как верхняя губка юной мисс Бертенг задрожала, а опущенные глаза таили первую слезу, ждущую окончательного ответа Альберта. - Жизель! – Он схватил девушку за запястье и вложил хрупкую ручку в свои ладони, - прошу Вас: не плачьте! Никакая Готье не стоит Ваших слёз! Я помню наши детские клятвы, я помню Ваш вечерний румянец, когда Вы в первый раз поверили мне, что будете когда-нибудь миссис Лормье. Жизель, прошу… я не женюсь без Вашего одобрения. Тишина окутала поле, и только сверчок решался петь в эти часы нежно освещавшего высокую траву заката. Слёзы оставляли мокрые дорожки на щеках девушки, а редкие всхлипы поднимали тонкие плечики ранимой Жизель. Отчего тоска снедала её сердце? Оттого ли, что Альберт говорит ей это в утешение или он правда всё ещё помнит детские игры подле летних домиков их семей? Альберт с теплом наблюдал за юной особой перед ним. Она была дорога ему, как дорог травинке последний тёплый солнечный луч на исходе дня, но чувство духовной близости с Жизель не могло быть выше долга аристократа. Это чувство не могло даже заставить его полюбить девушку в ответ. *Авила Готье – знатная дама с особым ощущением собственного места в мире. За свои 18 лет жизни она ни разу не проявила любви к кому-то помимо себя. Быть может, поэтому красивая и юная мисс отталкивала ухажёров, ищущих в ней понимающего и доброго человека, а не хорошее приданое.