Альтер-эго

Это не был истеричный жест или что-то в этом духе. Микеле просто вышел из машины, потому что Флоран остановился и предложил ему выйти. Самый естественный поступок, если закрыть глаза на то, при каких обстоятельствах все произошло. Наверняка, со стороны это выглядело тупо. Наверняка, для полноты картины им нужно было ругаться, посылать друг друга к черту и к дьяволу и отчаянно размахивать руками. В душе было ощущение финала. Когда заканчиваешь читать хорошую книгу, появляется точно такая же мягкая пустота внутри, которая приносит одновременно и боль, и какое-то уютное удовлетворение. Но самое главное: понимаешь, что уже ничего не вернуть. Можно посмотреть экранизацию или зайти на фанатский сайт, но книга прочитана - точка. Ему в любом случае придется однажды пойти домой к Флорану. Там остались не только все его вещи, но и деньги, и документы. Микеле вздохнул и пошел в знакомом направлении. До дома было всего несколько кварталов, и это явно был более логичный поступок, чем ночевать по дешевым гостиницам и прятаться от Мота во время неизбежных встреч на репетициях. Да и наночевался он абы где на всю жизнь вперед, а теперь он уважаемый артист, у него есть деньги и карьера - нечего тут строить из себя влюбленного подростка. Надо только покончить со всеми этими театральными отношениями, перестать мучить мальчишку - ха, мальчишку, обычно это француз его так называл - и начать жить как нормальный человек. Дверь была не заперта, а в квартире светло. Откуда-то из спальни слышались тихие звуки гитары. Микеле положил ненужные ключи на столик у двери. Его вещи находятся в спальне. У него сегодня не осталось сил, чтобы улыбаться. Когда итальянец заходит в комнату, Флоран не обращает на него внимания, спрятавшись от всех переживаний за новой мелодией. Собрав одежду в сумкой, с которой он однажды внезапно, не только для Мота, но и для себя, оказался на пороге этой квартиры, Микеле тихонько хмыкнул. То ли чтобы привлечь внимание, то ли усмехнувшись мысли о том, что сейчас любой мог бы обокрасть всю квартиру, а Флоран бы даже не заметил. А Флоран наконец-то заметил. Он не особо надеялся, что его итальянец вообще вернется этой ночью, тем более не ждал его так рано. Локонте открыл было рот, чтобы сухо и по-взрослому сказать слова расставания и благодарности за отношения. - Останься. Слово повисло посреди комнаты, словно полусдувшийся воздушный шарик. Оно было сказано так умоляюще-детски и одновременно так властно-покровительственно, как умел сказать, вероятно, всего один человек. Слово висело посреди комнаты, скрепляя собой почти разорванную встречу. - Я настолько отвратителен тебе? - обреченно выдохнул Мот, встречая удивленное покачивание головой. - Тогда оставайся. Микеле просто разжал руку, позволив сумке упасть на пол. После секундного размышления и сам сел рядом с сумкой. - Я могу остаться. Но зачем? Чтобы притворяться перед тобой кем-то другим? Или заставлять тебя притворяться? Я и на сцене наиграюсь. Француз удивленно отложил гитару. Он ожидал истерики, ожидал бурных расставаний, перемежающихся обычной клоунадой и жутким проклятиями. Ожидал примирения и искристого итальянского смеха, боялся, но все же ждал и едких слов о том, что все кончено, битья посуды и хлопков дверьми. Он ожидал, что Микеле будет сиять. Будет искрить эмоциями, ребячиться и устраивать подростковые романтические разборки. Он ожидал Микеланджело. Когда Мот вышел из комнаты, итальянец просто закрыл глаза. О да, вот он и показал свою блеклую сущность. Ну и кто еще кому отвратителен. Другой музыкант в это время лихорадочно пытался найти то отвратительное вино, которое постоянно покупал Локонте для их посиделок а-ля Сальери, и которое он убрал с глаз долой, только зайдя домой после ссоры. Он ведь никогда об этом не думал. Даже и не предполагал, что Питеру Пэну может нравиться отдающее кислятиной вино, темные комнаты и заунывная музыка. Что ему нравится молчать. Господи, да он, конечно, часто ходит в черном, но даже черный на нем смотрится аляповато. Как вообще Мот должен был догадаться, что это не игра. Никак, на то и расчет был. Расплескав бутылку по столу и двум стаканам, Флоран поспешил в комнату, перестав отвлекаться на философские мысли. Микеле открыл глаза, почувствовав, что по ту сторону век стало темно, рядом с ним оказалось что-то теплое, а в руку настойчиво тыкается что-то стеклянное. Итальянец взял бокал. Они молча выпили. Свет был выключен по всей квартире, его француз сидел рядом и продолжал играть что-то медленное. На нем была все та же затертая футболка. А Микеле молчал.