Hoshi

Говорят, что родителей не выбирают. Но и детей тоже, к сожалению. Талантливый мистер Рипли (The Talented Mr. Ripley)

       — Нэмид, — Канги в который раз за вечер остановился возле двери комнаты дочери и тихо поскребся в нее ногтями. — Не хочешь со мной говорить — ладно, я не лезу. Но, может, хотя бы поешь? Принести тебе чего-нибудь в комнату?        Нэм сглотнула ком в горле, громко шмыгнула носом и потёрла всё ещё сырые глаза тыльной стороной ладони. Потолок, в который она глядела, лежа плашмя на кровати, в очередной раз подернулся слёзной дымкой.        — Не надо, — голос прозвучал до того отвратительно гнусаво, что Нэмид не выдержала и, схватив салфетку с тумбочки, не слишком изящно высморкалась.        Канги выразил своё недовольство тихим бурчанием, однако настаивать не стал, за что она была ему безмерно благодарна. Как и за то, что он больше не предпринимал попыток к ней войти, ведь до этого Нэм уже запустила в него подушкой, когда он прибежал на её удушающие всхлипы, а она совсем не хотела чувствовать себя ещё более виноватой.        Чувство усталости надежно поселилось в её измученном переживанием мозгу. Хао выпил её до дна и не оставил ни капли. Когда-то смелая и решительная, Нэмид вся растворилась в нём, и его имя снова и снова повторялось в мыслях, как заевшая пластинка. Нэм была бы рада сказать, что так на неё влияет Хоши, но сегодня, когда он шептал ей те безумные слова, она слишком отчётливо ощущала, как всё её существо рвётся к нему и трепещет. А Хоши, как последний оплот здравого смысла, пытается её удержать.        Отвергнув Хао, Нэмид будто наживую вырвала часть себя. Ей хотелось поддаться вперёд и целовать, целовать его до исступления, пока рассудок окончательно её не покинет. Это стало для неё поистине шокирующим откровением, ведь во всех внезапных приливах нежности Нэм привыкла винить своё первое воплощение, но теперь, оглядываясь назад, она уже совсем не была уверена, что источала свои претензии по нужному адресу. Да, Хоши любила его, и Нэм это знала, но вместе с тем та ещё в первую встречу дала понять, что не собирается давать этим чувствам ход. Так что, если к Хао тянуло именно Нэмид? Что, если она, вопреки всему, что только можно, влюбилась в это… чудовище?        Резко сев на кровати, она схватилась руками за голову и взвыла, согнувшись пополам. Как такое могло произойти? В какой момент её разум затуманился настолько, что она отринула все ужасы сказаний о Величайшем? Где затерялся тот миг, когда образы трёх убитых шаманов перестали мучить её при виде него? И почему она забыла тот священный ужас, что сковывал её тело, стоило Хао лишь мельком обратить на неё внимание?        Наверное, всё началось в день, когда Нэм пустила венок по реке. Тогда мысль о том, что Хао может быть её суженым, вызвала лишь смех с налетом неприязни, но даже сейчас она могла с фотографической точностью вспомнить, какими глазами он на неё смотрел и то, как уголки его рта чуть приподнимались в усмешке. С того вечера всё пошло наперекосяк. Асакура стал центральной фигурой её жизни. Где бы она ни была, что бы ни делала, Нэмид везде натыкалась либо на него, либо на его отсутствие.        А что, если Хао стал её наваждением гораздо раньше? Пусть их первая встреча, к которой они шли тысячу лет, и походила на случайное столкновение двух незнакомцев, но Нэм помнила, как что-то внутри перевернулось, когда их взгляды встретились. Она узнала его, а он узнал её, и с той минуты они оба были обречены сойтись на дороге судеб и дойти до развилки, чтобы каждый, как и тогда, давным давно, продолжил свой путь в одиночестве.        Грохот на крыше заставил её разогнуться и настороженно уставиться в потолок. Первое, что она сделала, вернувшись в дом после поездки к Келу — это спрятала отцовские амулеты под всеми подоконниками и оружие под кроватью, но Нэм даже не предполагала, что Рё решит достать её в этот же день.       Медленно выдохнув, Нэмид опустила ступни на холодный пол и, запустив руку под волочащееся покрывало, бесшумно вытянула наружу лук и полупустой колчан. Взявшись за рукоять лука и нацелив серебряный наконечник стрелы на окно, она дрожащей рукой натянула тетиву, чтобы быть наготове. Нэм знала, как нужно стрелять, скорее, в теории: она делала это лишь однажды, в день своего совершеннолетия, когда церемониально подожгла костер «шалаш» с помощью стрелы. Конечно, тогда её движениями руководил Канги, показывая, как должны располагаться руки, локти и подбородок, но не попасть в гигантского ворона с четырех метров даже для её дилетантских навыков было бы оскорбительно.        «Успокойся. Он чувствует страх», — напомнила она себе, силясь прогнать воспоминания о ночи, когда Рё едва её не разорвал. Сейчас в доме был Канги — её самая надежная защита, — да и существовала вероятность, что ворон не станет прорываться внутрь, видя, что Нэм не безоружна, но дрожь от этих мыслей не слабела.        Шорох шагов над её головой проследовал в сторону окна. Нэмид напряглась всем телом, еще сильнее натянув тетиву. Шаги стихли. По спине и вискам заструился холодный пот.        — Бу!        От неожиданности Нэм вскрикнула и разжала руку, выпустив стрелу, и та просвистела прямо рядом с ухом свисающей вверх тормашками Торуми. Игривая улыбка с лица кицунэ сползла почти мгновенно от понимания, что эта выходка едва не стоила ей целостности мордашки.        Топот бегущих по лестнице ног предупредил о приближении отца, и Нэмид только и успела, что запихнуть лук с колчаном под кровать прежде, чем дверь открылась, ударившись о стену, и на пороге появился Канги с занесённой над головой сковородой. Увидев, что дочь в целости и сохранности, он недоумённо моргнул и, с некоторым замешательством взглянув на руку, сжимающую деревянную рукоять, опустил её.        — Я думал, на тебя напали.        — И решил отбить меня у злодеев сковородкой?        — А ну, не смейся над своим стариком, — Канги предупреждающе выставил на неё указательный палец. — Ты только что перепугала меня своим визгом до полусмерти. Второй раз за день! — Предчувствуя очередную, долго назревавшую нотацию, Нэм поджала губы и отвернулась, пряча лицо за волосами. — Сначала ты ревёшь и гонишь меня из комнаты ссаными тряпками, теперь вот это. И я ещё тактично молчу, что ты укокошила мамино зеркало, уехала на целых три дня вместо двух, а сегодня ещё и Магну обидела. Что с тобой творится в последнее время?        — Когда это я его обижала? — ощетинилась Нэмид, выхватив из его претензий самое возмущающее. — Мы женимся! Что ему ещё надо?        — Даже не знаю, — развел руками Канги. — Может, чтобы его невеста не бегала от него, как от чумы. Он позвал тебя вечером на каньон, а ты что сказала?        — Что никуда с ним не пойду, если там мы будем только вдвоем, — без запинки выдала она. — И я не собираюсь за это извиняться. Как и терпеть его язык в своем рту до свадьбы.        Канги втянул воздух через зубы, глядя на Нэмид так, будто она только что ударила его под дых. Он даже не знал, гордиться ему, что она такая целомудренная, или ругать, что не постеснялась говорить о подобных вещах при своем отце. Конечно, для него не было секретом, во что скорее всего может обернётся подобное свидание, но слышать и тем более представлять такой сюжет с участием собственной дочери было выше его сил. Канги ещё не смирился, что она больше не его маленькая девочка. Да и сможет ли он вообще когда-нибудь?        — Дух с тобой, — наконец, смог выдавить из себя он, направляясь к двери. — Дай знать, когда проголодаешься — я разогрею.        Нэм с плохо скрываемым нетерпением проводила его взглядом. Стоило его шагам на лестнице стихнуть, как из её груди вырвался облегчённый выдох, а в оконном проёме снова свесилась голова незнакомки.        — Ты чуть в меня не попала! — с звенящей обидой воскликнула она так, будто они с Нэмид уже были знакомы, однако шаманка очень хорошо осознавала, что видела её лишь во второй раз в жизни. И потому даже не пыталась изображать гостеприимство.        — Нужно быть готовым огрести по полной, когда пытаешься влезть в дом специалиста по демонам.        — То-то у вас тут всякими побрякушками фонит, — незнакомка поморщилась, продолжая висеть вверх тормашками. — В прошлый раз на окне защиты не было. Это ты так от Рё обложилась?        — Ты была в моей комнате?! — возмущение так захлестнуло Нэмид, что на секунду ей стало плевать, если Канги её услышит и со знанием дела вышибет из этой кицунэ всю дурь. Мыслей будто откуда-то издалека достиг образ листка в руках Хорокея, и она поглубже вдохнула, чтобы хоть немного успокоиться. Тон её голоса так заледенел, что Торуми невольно поумерила свои плутовские повадки: — И это ты рылась в мусорной корзине.        — Да, я, — Руми ловким прыжком приземлилась на подоконник, и амулеты под ним угрожающе засветились синим, не пуская её энергию внутрь комнаты. — Я искала доказательства, что здесь живет реинкарнация Хоши. И, как видишь, нашла.        Из груди Нэм вырвался обречённый вой загнанного в угол животного, и она запустила руку в волосы, сжимая и приподнимая их у корней. Хоши. Хоши. Хоши. Хоши. Всем нужна Хоши. Даже Хао. Особенно Хао. Почему никому и дела нет до Нэмид? Это же она — Нэм! — сейчас живая и слышит все эти невысказанные «ах, как жаль, что ради общения с ней нам приходится терпеть тебя», а прах наследницы именитого японского рода уже тысячу лет как развеял ветер где-то там, в незнакомых ей далеких землях.       Губы шаманки обнажили зубы в пугающей, не тронувшей глаза улыбке. На Торуми она не смотрела, но та наблюдала за ней, не отворачиваясь ни на секунду.        — Я знаю, о чем ты думаешь, — с невиданной доселе серьёзностью заговорила кицунэ. — «Да пошли они все с этой мёртвой японской девицей». — Нэм устремила на неё настороженный взгляд. О да, весьма точное предположение. — И это нормально, что сейчас ты не готова слушать ни меня, ни кого бы то ни было. Эти придурки вывели тебя сегодня из себя, но они понятия не имеют, что может чувствовать человек, в котором уживаются две стороны.        — А ты, стало быть, знаешь?        Львиная доля скептицизма и недоверия в этом вопросе ничуть Торуми не задела, и та невесело ухмыльнулась.        — Каждый демон, созданный из человеческой души, это знает.        Красные глаза Рё на секунду вспыхнули в памяти Нэм, заставив её вздрогнуть. Хорошо, что её вторая сторона вполне миролюбива и не страдает тягой к убийствам.        — Вот, — пальцы кицунэ нырнули в ложбинку меж грудей и выудили оттуда сложенный бумажный самолетик.        — Что это?        — Послание от невестки семьи Асакура. Она немного бесящая снисходительная зазнайка, но зато котелок у неё варит как надо, — Руми расправила крылышки и запустила его в комнату через защитный барьер. Самолетик спикировал в стену и с хрустом рухнул на кровать. — Советую прочесть до фестиваля шаманских народов — или что вы, Патчи, там устраиваете?        — Причем здесь фестиваль?        — Просто прочти, — хмыкнула Торуми и прежде, чем очередной вопрос вырвется изо рта Нэм, махнула всеми невидимыми хвостами и спрыгнула на землю.       Шаманка не стала бросаться к окну, чтобы проверить, насколько удачно та приземлилась. Её вообще мало волновала судьба кицунэ, а в голове после их разговора почти ничего, кроме странного чувства сжимающей горло апатии, не осталось. Нэмид подошла к кровати, подняла самолетик и, повертев его в руке, отправила в полёт в направлении мусорной корзины.        Пейзаж не менялся уже несколько часов: прямая дорога, бесконечной лентой уходящая вдаль, круг белого солнца, статично зависнувший где-то в вышине, рыжие стены песчаных скал и пески, пески, пески, — однако пыльный внедорожник со скрипом неожиданно остановился и загорелый водитель в чёрных солнечных очках сверкнул по-американски широкой улыбкой.        — Приехали.        Кейко инстинктивно вжалась в обшарпанную обивку пассажирского сидения и ещё раз с недоверием бросила взгляд в сторону окна. Её охватил страх. Что, если сейчас этот «Билли» бросит её умирать посреди пустыни, а позже его квадратная физиономия промелькнет по ТВ в криминальном репортаже с каким-нибудь нелепым названием, вроде «Последний попутчик»? Но тут она заметила стремительно приближающуюся долговязую фигуру в расстегнутой белой рубашке и подвернутых темно-зеленых штанах и облегченно выдохнула.        — Благодарю за вашу помощь, — в истинно японских традициях Кейко выразила свою признательность лёгким поклоном, и загорелый лоб Билли сморщился оттого, как высоко он изумлении поднял брови. Не часто ему отвешивают поклоны. Вернее будет сказать — никогда.        Йо тем временем уже оказался рядом и ловким движением выудил её красный клетчатый чемодан из кузова.        — Спасибо, Билли, — отсалютовал он в открытое окно и открыл пассажирскую дверь. Кейко неловко вылезла из машины, едва не полетев носом вперед оттого, как одеревенели ноги за долгую поездку, однако сын вовремя подхватил её под локоть. Только и успела она увидеть поднятый вверх большой палец, прежде чем Билли дал по газам и уверенно двинулся дальше по прямому и гладкому полотну дороги.        — Ками-сама! Как ты вырос! — ладони Кейко мягко обхватили щёки Йо. Его лицо совсем утратило детскую округлость и теперь, чтобы его рассмотреть, приходилось чуть задирать голову. Йо на её замечание ответил тёплым смехом и, заведя руки за голову, взъерошил жесткие чёрные волосы.        — Ну, ещё бы! Когда мы в последний раз виделись? Года три назад?        Этот вопрос пробудил в Кейко уже давно не дремавшее чувство вины. Да, она мико, жрица при храме, а у них у всех не хватает времени на семью, но что она за мать такая, раз не видела своего сына-подростка столько лет?        — Папа, кстати, тоже сейчас в Добби, но ты же его знаешь, — продолжал посмеиваться Йо, — он вечно где-то прячется.        «И мужа ты своего не видела столько же».        Всю дорогу до пещеры с голубым сиянием Йо не прекращал улыбаться и взахлёб рассказывал о своих друзьях. Не о турнире, не о причине её приезда, а о друзьях, которых у него никогда раньше не было. Кейко украдкой утирала собирающиеся в уголках глаз слёзы рукавом. Её сын вырос, стал таким сильным и взрослым, но она даже не заметила, как это произошло. Микихиса оказался куда лучшим родителем, но где-то в глубине души ей хотелось верить, что Йо этого мнения не разделяет и ценит их одинаково.        — Матушка! Какая встреча!        Мико на инстинктах выхватила из-за пояса печати, на что Хао миролюбиво рассмеялся, вскидывая руки в знак безоружности. Как будто эта видимая безоружность хоть что-то значит, когда речь идёт о легендарном основателе Асакура.        — О! И ты здесь, — без неприязни констатировал Йо и, не теряясь, спросил, протягивая чемодан: — Вторую часть пути ты понесешь?        Хао растянул губы в ехидной усмешке, но игру, затеянную братом, подхватил, забрав у него поклажу. Кейко же заметно побледнела, глядя на второго сына с плохо скрываемой примесью боязливости и любопытства. Поразительно! Он выглядел так же, как и Йо, но веяло от него такой мощью, а лицо выражало настолько иные эмоции, что, будь у них одинаковые прически и одежды, спутать их было бы невозможно.        Пещеру они прошли в гробовом молчании. Йо то и дело искоса поглядывал в сторону Хао в ожидании подвоха, но подвох, очевидно, был спрятан в том, что его зловещему близнецу всего лишь стало скучно. Потому он и явился поиграть на нервишках их матери. В конце концов, они виделись-то, должно быть, в последний раз в день, когда Хао из неё вылез. Оттого, как мерзко эта мысль прозвучала, Йо скривился.        — Так какими судьбами ты здесь, Кейко?        Яркий дневной свет после темноты пещеры немного слепил глаза, но это не мешало Кейко с интересом разглядывать открывшийся пейзаж из сотен одинаковых домов, воздвигнутых из прессованного песка.        — Приехала поддержать сына, — она могла гордиться тем, как твёрдо прозвучал её голос, но Хао быстро нашел, чем отпарировать этот решительный ответ:        — Как мило. Хочешь посмотреть на мою коронацию?        — Оставь её, — предупредил Йо, зыркнув на брата так, будто он только что попортил всю семейную идиллию. Только что, а не самим фактом своего появления на свет.        — Это что, тучи? — Кейко изумленно возвела глаза к небу. — Я думала, в пустыне не бывает дождей!        — Здесь бывают, — первым ответил Хао. — Обычно вызывает их кто-то один и делает это обособленно, но сейчас турнир подходит к концу, так что Патчи решили выпендриться и устроить из этого показуху.        — Показуху?        — Скоро поймёшь, — хохотнул Йо и, подхватив мать под локоть, бодрым шагом повёл по на редкость опустевшей улице.        Очень скоро ушей настигли звуки барабанов, бубнов и монотонные напевы на незнакомом языке. Множество разнополых голосов сливались в один стройный гул, и чем дальше вглубь деревни они заходили, тем больше тяжелел от влаги воздух.        Кейко так и ахнула, приложив руки к груди, как только её нога ступила на площадь. В глазах так и запестрило от изобилия красочных костюмов, украшенных перьями. Кажется, целая сотня индейцев, два огромных ровных человеческих круга — мужской внутри женского, — вращались в разных направлениях, в то время как зрители, тихо переговариваясь, довольствовались просмотром, стоя по периметру.        — У-аси-оге-убу, — нараспев, гортанно солировал мужской голос, и стройное разнополое эхо повторяло за ним. — О-убу-оге-аси…        — Похожи на попугаев, — прикрыв рот ладонью, шепнула Кейко Йо, на что тот, улыбаясь, закивал. Он находил происходящее, скорее, проверкой на прочность, тем более что цикличный танец продолжался уже второй час. И ведь ни наблюдатели, ни сами Патчи до сих пор не разошлись. Все терпеливо ждали дождя, и Йо даже заметил высокую причёску Рю на том конце площади.        Круги начали расширяться. Теперь индеанки проносились мимо совсем рядом, всего в десяти шагах. Замужние и женщины в возрасте, одетые, как в футляры, в прямые, расшитые национальными узорами юбки и просторные накидки-пончо, почти не совершали танцевальных движений и только били в бубны, ритмично переставляя ноги. Девушки на выданье же вызвали в душе консервативной японки противоречивую смесь любопытства и смущения. Их молодые тела скрывались лишь широкой перевязью на груди и подобием юбки на бедрах, почти целиком состоящей из разноцветной бахромы. Пряди взлетающих от прыжков распущенных волос перемежались с перьями, а на шее у каждой побрякивали ряды длинных бус из бирюзы и костяных шариков.        Йо выжидающе глянул на Хао. Тот наблюдал за процессией нечитаемым взглядом, скрестив на груди руки, но взгляд его имел вполне определённое направление. Впрочем, когда Йо, вытянувшись на носках, посмотрел на других зевак, то обнаружил, что Нэмид явно привлекает больше внимания, чем остальные.        Йо взглянул на Нэм еще раз, призывая на помощь всё своё критическое мышление. В будничной обстановке он находил её приятной на лицо и опредёленно симпатизировал её филантропным взглядам целителя, но не более. Сейчас же она и впрямь казалась… завораживающей. Бахрома юбки плясала вместе с ней, открывая изящные стройные бёдра, переходящие в тонкую талию с подтянутым загорелым животом. Звонкие браслеты скользили от тонкого запястья к предплечью, каждый раз, когда она поднимала их вверх, касаясь копны по-дикому взлохмаченных волос с голубыми, как ясное небо, полосками перьев. Но привлекало внимание не столько её тело, сколько отдача, с которой Нэмид двигалась. Едва ли она вообще замечала хоть что-то вокруг и заботилась о том, как выглядит. В отличие от своих соплеменниц, она улыбалась, блаженно прикрывая глаза, и отдавалась ритму танца, как сама стихия. Йо мало что понимал в ритуалах, но отчего-то он был уверен, что именно такой человек мог бы вызвать дождь в одиночку.        — Ты её знаешь? — Кейко заметила пристальное внимание сына и дёрнула его за рукав, на что тот смущённо повел плечом.        — Э… да, — и, пристально заглянув ей в глаза, чтобы обратить внимание на свои слова, добавил: — Это Нэмид. Целительница турнира.        Кейко моргнула, вспомнив, как именно это имя ей называли, когда просили приехать в Добби. Так эта девочка и есть та самая?..        — Хорошенькая, — совершенно искренне отозвалась она. — Бесстыдно раздетая, конечно, но всё равно хорошенькая.        — А по мне, так ничего особенного, — не сводя глаз с Нэм, хмыкнул Хао, и Йо, который следил за поведением брата с самого начала, не поверил ни единому его слову. Если кто-то и мог быть особенным для шамана, прожившего тысячу лет, то только она.        Когда Нэмид уже танцевала напротив, Хао прикрыл глаза, будто не хотел её видеть. Сначала Йо подумал, что так оно и есть, однако в следующие мгновение всякое движение в воздухе остановилось, а уже через десять секунд потемневшее небо разрезала молния, объявив о своем прибытии устрашающе громким раскатом грома.        Тысячи капель обрушились на землю, вызвав у всех присутствующих ликующие крики и аплодисменты. Патчи обнимались и поздравляли друг друга, остальные — искали укрытие. Кейко тоже отошла под ближайший козырек, недоумевая, почему близнецы даже не сдвинулись с места.        — Очень мило было с твоей стороны помочь им, — перекричал потоки ниспадающей с неба воды Йо и забрал из рук брата чемодан Кейко. Хао же на его замечание лишь ядовито ухмыльнулся.        — Ты не хуже меня знаешь, что, пляши эти дикари хоть до самого скончания времен, мне было бы плевать. Благо, не так долго ждать осталось.        Йо в ответ на это откровение добродушно рассмеялся.        — Но у каждого же должен быть тот, ради которого и вызвать дождь не жалко.        Нэмид тянулась ладонью к небу, вставая на цыпочки, улыбаясь и ловя губами воздух оттого, как холодные капли бегут по позвоночнику. Другие Патчи уже разбежались, скрываясь от стихии в своих домах, но только не она — она медленно брела вдоль улицы, наслаждаясь моментом. Хао наблюдал за ней с крыш, как завороженный ловил каждый жест и представлял, что это не дождь, а он покрывает поцелуями её лицо, изящную шею, грудь, обнажённый живот и стройные ноги. Снова видеть её было сродни мазохизму, но остановиться он не мог. Может, стоило позволить ей танцевать там и дальше, но Хао слишком разозлил раздувавшийся от гордости Магна. Ему повышенное внимание к его невесте непомерно льстило, в то время как Асакура в жизни не отпустил бы её никуда в таком виде.        — Эй, господин вуайерист! — счастливая, мокрая до нитки и продрогшая Нэм улыбнулась и отвесила ему шутливый поклон. — Дождь у вас получился что надо. Спасибо.        И прежде, чем он успел ей хоть что-то ответить, нырнула в узкий просвет меж домов.