Я рождена для тебя

Первое лицо. Анна. Шло время, и та ссора постепенно стиралась в памяти моей и Николая, все больше сближая нас, но все же я понимала, что это воспоминание останется у Кости, который, видимо, не забудет и этого и будет точить на меня зуб, выжидая удобного момента, дабы ударить в больное место каждого из нас. То, что он до сих пор не смирился с моим участием в ритме жизни Коли, проявлялось в основном тогда, когда мы оставались наедине. Вот тогда — то его рот открывался с размахом, и он, совсем не стесняясь в выражениях, гнобил и материл меня. Именно в такие моменты я и жалела, что не пошла в спортивную секцию, как мне советовал папа, а пошла в кружок «Юного врача», который и определил моё будущее, а ведь пойди бы я на бокс я бы уже давно набила бы морду этому маленькому говнюку. Однако с Николаем это все забывалось. Я дарила ему душевный покой, уют в доме и заботилась о нем также, как и он обо мне, давая мне ласку и заботу, которой мне после смерти родителей стало очень не хватать. Даже его помощь в защите дипломе, когда он рассказал мне много практической части о жизни больных, была более броской, чем его трепетная опека надо мной. Правильно говорила мама, мужчины, которым не двадцать и не тридцать, а больше, всегда будут относиться к тебе с уважением, доверием и любовью… Если, конечно, они не обрюзгшие и не слишком старые. Благодаря помощи моего любимого, я с успехом защитила диплом и получила долгожданный документ, подтверждающий, что я врач. Диплом от МГУ не самый последний документ не только в Москве, так что я надеялась найти приличную работу. И тут на помощь пришел, словно Чип и Дейл в одном флаконе, Коля. В клинике, где он работал, недавно уволился стоматолог, и он со спокойной совестью порекомендовал меня. Теперь мы работаем вместе и можем видеться намного чаще, чем раньше. Но что было самое запоминающееся в этом прекрасном жарком лете — наша роспись. В конце июня Николай сделал мне предложение, хотя я даже и не думала, что все зайдет так далеко. Это было неожиданностью, если честно, потому что мне всегда казалось, что Николаю будет нелегко связать себя узами брака, да ещё и со мной. Однако отбросив все предположения в сторону, я сказала ему твердое «да». Ведь лучше быть его молодой женой, чем тайной любовницей, хоть и никто не знал о наших отношениях, кроме Кости. Мы предпочитали не афишировать их, чтобы избежать пересудов и злых языков. Мне хватало бреда умалишенного Кости. Мы скромно расписались в одном из загсов Москвы восьмого июля. Этот день выбрал Николай, думая, что такая дата принесет нам счастье в семейной жизни, а я с ним согласилась. Он с легкостью выбил нам место в этот день, поговорив с одним из работников заведения, который раньше был его пациентом. Оказывается не все решается деньгами. Все было более чем тихо и спокойно, даже без гостей и свидетелей, но этот день был самым лучшим, несмотря на скромность. Фамилию я оставила свою, не имея желания «сверкать его именем и положением» в глазах других и привлекать к себе излишнее внимание со стороны любопытных. В каждой бочке меда есть ложка дегтя. Именно этой ложкой и стал Костя, который пребывал в диком бешенстве от нашего с Колей брака. Увы, спорить с Николаем бесполезно, и Костя сделал вид, что смирился. С того момента, как Николай появился в моей жизни во мне многое изменилось. Я сделалась намного солиднее, много времени потратила, что бы стать настоящей женщиной, а не девочкой-студенткой. Я росла на глаза, чтобы соответствовать мужу, чтобы ему не было стыдно представить меня друзьям и знакомым, если представится такая возможность. Мы прекратили прятаться по углам, словно шкеты с сигаретами, и появлялись на улице вместе, и потому я должна была многому научиться. В клинике я быстро нашла общий язык с коллегами и быстро со всеми подружилась. Я много слышала о них в рассказах мужа и потому мне было вдвойне интересно увидеть их. На работе так же никто не подозревал о наших отношениях с Николаем Борисовичем, благо фамилии были разные и проблем не возникало. Наоборот Николай уже шутил, что я подкупила всю больницу. Моя страсть к приготовлению пищи была востребована. Многие врачи большую часть времени проводят на работе, и их питание состоит из ресторанной пищи или бутербродов и безумное количество кофе. С моим появлением в клинике я избаловала их всех и прикормила. Начало сентября выдалось жарким в погоде и в работе. В Москве стояла небывалая жара, лето не хотело ни уходить, ни хоть немного сдать свои позиции. На часах уже шесть часов вечера, и дневная смена через час подойдет к концу. Персонал клиники потихоньку собирался домой, а мне спешить некуда. В обед ко мне подошла Алла Кричевская и слезно попросила поменяться с ней ночным дежурством. Я же по долгу дружбы согласилась с ней. Николай всю первую половину дня провел в операционной, зашивая какого-то бедолагу попавшего в автокатастрофу. Мне же нужно было срочно сказать ему, что домой он поедет один. Вообще мы редко ездили вместе, а всему виной фанатичное трудолюбие мужа. Нет, я не злилась на него, потому что знала, что его работа спасает людям не только здоровье, но и жизнь. Он дорожил своей работой, любил ее, и я не могла не поддержать его. Я тихонько постучала в дверь его кабинета. Он разрешил войти. Войдя, я не обнаружила мужа в кресле, он был в другом конце кабинета, рассматривая рентгеновские снимки. Я присела на край стола спиной к стене, после чего он через некоторое время сел обратно за своё рабочее место. Я все ещё сидела на столе и загадочно улыбалась, не отрывая от него взгляда, чувствуя азарт некой игры. — Что ты хочешь? — наконец спросил он, не отрываясь от работы. Я широко улыбнулась. — Я сегодня в ночь работаю! — сообщила я. — И что это значит? — спросил муж. — Значит, я сегодня буду здесь одна, мне будет грустно, — жалобно проговорила я. Муж заинтересовался. Он встал передо мной и выпрямился по весь рост, руки он сложил на груди. Он всегда вставал так, когда его что-то интересовало. Я же чуть поерзала, усаживаясь поудобнее и сваливая со стола стакан с карандашами. — Не шали! — пригрозил муж. — Николай Борисович! — позвала я, потянув мужа к себе за галстук. Он оперся ладонями о стол. Его лицо было так близко. Я слегка коснулась его губ, он улыбнулся своей фирменной улыбкой. — Милая, ну, не здесь же! — ответил он, наконец, поняв, чего я от него хочу. Вместо ответа я расстегнула пуговки на своем халате и приспустила его с плеч. — Это жестоко! — сказал он, оглядывая мое полуобнаженное тело. — То есть ты говоришь, что я жестоко поступаю? По-моему это ты жестокий садист… Ведь ты заставляешь меня ждать! — проскулила я, притворяясь дурочкой. — Конец рабочего дня, сейчас зайдет кто-нибудь! — не унимался он. Я тяжело выдохнула и, достав из его кармана ключи от кабинета, заперла его изнутри. Вернувшись снова на стол, я начала медленно раздеваться. Муж подхватил меня на руки и отнес на смотровую кушетку. Оказывается трахаться на кушетках очень классно. Мы почти оделись, когда в его кабинет кто-то настойчиво застучал и что — то прокричал за дверью. Видимо, это была Варя. — Минуточку, Варя, — ответил Николай Борисович. Стук прекратился. — Если она увидит тебя здесь, то расскажет это всей клинике, — нервно хохотнул Коля. Я спряталась за ширму, а когда муж открыл дверь и ушел с медсестрой, я выскользнула из кабинета, запирая его на ключ. Оказалось, у пациента, которого оперировал Николай, открылось кровотечение, а мы трахались в это время. Прекрасно. Теперь меня мучает совесть. Я ждала его возле операционной. Когда он вышел, выкатывая каталку с пациентом, рядом была Варя с капельницей. — Варя, не давайте ему совершать резких движений, когда снова очнется, — скомандовал Николай. — Хорошо, доктор. Будет ему полный покой. — Николай Борисович, вы ключи забыли, — сказала ему я. — Анна Сергеевна, положите мне в карман халата, пожалуйста. Я сделала, как он просил, вдруг заметив, что у него кофта от зеленого костюма надета на изнанку. Наклонившись над каталкой и делая вид, что помогаю толкать, я шепотом сказала ему об этом. Вот так вот мы с ним и работали. Шифровались, как шкеты с сигаретами в ближайших переулках от своих родителей, но это было проще, чем сказать всем и слушать, как будут шушукаться за спиной и говорить гадости. Некоторым сложно поверить из-за отвратительнейших стандартов, где молодые девушки обязаны влюбляться лишь в атлетов, что я женилась на Николае не из-за его денег или уважаемого положения в обществе. С ним я поняла, что внешность, которая бывает обманчива, кстати, не всегда важна. Большую значимость представляет внутренний мир человека, а у Николая он был огромный и прекрасный. Он обращался со мной словно с хрупким цветком. Он был такой заботливый, галантный и романтичный. Когда мы были с ним вдвоем, время останавливалось и все наши разницы возраста с ним стирались. Любви все возрасты покорны. Какая справедливая пословица.