Я рождена для тебя

Первое лицо. Анна 14 февраля. Москва.       Сегодня день Святого Валентина. С самого утра настроение было отличным, хотя иногда я допускала себе мрачную мысль, что Стас мне до сих пор не позвонил. Однако на часах было всего пол восьмого, и я решила, что не стоит так уж слишком о нем переживать. Может быть, он всего лишь решил развлечься в каком - нибудь клубе со своим другом, и сейчас лежит в своей кровати, выпивая залпами множество стаканов воды из-за дикого сушняка и пропуская пары в университете. Для себя я решила, что все - таки мне придётся приехать к нему после учебы, если он не соизволит мне позвонить или же сам не придёт. После этого, практически сразу после посещения моего любимого разгильдяя, я заеду в клинику и узнаю результаты анализов, в которых будет сказано моих возможных противопоказаниях к операции. Возможно, в глубине души где - то шестое чувство умирало в муках на руках у душевных противоречий, но мне было бы на это все равно, ведь все же я решилась и от своего не отступлюсь.        Как я и думала, Стас не появился ни на парах, ни приехал лично ко мне, поэтому мне пришлось сесть на метро и поехать к нему вместе с подарком, который всю поездку я держала в своих руках. Но то, что я увидела, подходя к его подъезду, было самым настоящим ударом ниже пояса. В груди увиденное отдалось тупой болью, и я выронила из рук коробку подарка. Все казалось мне настолько нереальным, расплывчатым, что на секунду я подумала, что все, время остановилось. Это было настолько ужасно, что я даже и не услышала, как раздался треск подарка в коробке. Мой любимый человек, Стас, выходящий под руку с размалеванной в пух и прах сучкой, жадно целовал её каждые несколько секунд. Конечно, целовать такую было намного приятнее, чем меня. Теперь к разочарованию, обиде и злости добавилась черная зависть. И никаких предположений о том, что это могла быть из его клубных подруг, уже не возникало в голове. Они меня не заметили, будучи увлечены друг другом. Стас усадил свою очередную потаскуху в машину и поднял взгляд. Теперь он меня уже заметил. Лицо его немного побледнело, хотя, может быть, это мне так показалось из-за расшалившихся нервных клеток. Я подхожу к нему и наотмашь даю ему пощечину, отборно ругаясь, однако, он схватил меня за плечи и оттолкнул от себя. — Слушай, Анечка, исчезни к чертям. Мы с тобой не пара, ты мне не подходишь. Ты страшная, противная и мерзкая, - злобно прошипел он, схватив меня за шею, но почему - то он не сжимал свои руки и не душил меня. — Зачем ты тогда... Зачем ты тогда со мной встречался? - тихо проговорила я, чувствуя как от страха на глаза навернулись слёзы. - Ты просто была забавная. Обезьянки в цирке тоже не красавицы, но они очень забавные, - засмеялся он в лицо, толкнув меня в снег, из-за чего я не удержала в равновесие и упала. Заржав, Стас круто развернулся на каблуках и направился к своему подъезду, вскоре он скрылся, оставив меня в одиночестве. Еле поднявшись, я, шатаясь от резко поднявшегося давления, пошла туда, куда несли меня ноги, даже не обращая внимания на окружающий вокруг себя мир. Пусть меня машина собьёт, всем намного лучше будет без меня. Я так сильно ошиблась, поверив ему и начав с ним встречаться. Особенно больно стало от той мысли, что он, наверное, мог даже меня обсуждать со своими подругами и противно посмеиваться надо мной, волна отчаяния накрыла меня с головой, и я завыла, словно волк, закрывая лицо руками и чувствуя, как слёзы градом катятся по моим щекам, оставляя после себя разводы потекшей туши. Я была самой настоящей дурой, над которой, действительно, можно и нужно смеяться до болей в животе. Поняв это, я истерично засмеялась, словно пациент дурки. Я готова была лечь под нож, чтобы утолить желания этого идиота. Похоже у меня случился нервный срыв, и мне нужно будет выговориться. Кому угодно, хоть пауку, который жил у меня под ванной, но рассказать о своей душевной боли, что я и делала весь час, когда пришла домой. Москва. Клиника. 15 февраля 2013 года.       Уже совсем стемнело, когда Николай Борисович закончив операцию, которая растянулась на несколько часов, вышел на улицу. Мужчина выглядел уставшим, он медленным шагом направился к парковке, будто оттягивая время. Через плечо у него была перекинута сумка, а руки он убрал в карманы. Вдруг он увидел девушку, которая перетаптывалась с ноги на ногу и пыталась согреть руки, выдыхая на них теплый воздух изо рта. — Николай Борисович! — радостно воскликнула девушка, завидев мужчину. Он тоже узнал в ней, ту девушку, что приходила к нему на прием пару недель назад. — Анна? — удивился он. — Простите, я здесь жду вас, — ответила девушка. — Вы все-таки передумали, как я погляжу? — спросил доктор. Девушка кивнула и улыбнулась. — И за это хочу поблагодарить вас! — ответила Анна, — если бы не вы доктор, я бы потом ужасно корила себя за этот поступок. — Я рад, что смог помочь! — ответил Маслов. - Вижу, ваш парень показал свои намерения?— спросил доктор. Анна опустила взгляд. — Вы были правы и это были лишь предлоги, не мог он прямо сказать, что не хочет со мной встречаться, — рассказала девушка. — Не расстраивайтесь, будет и в вашей жизни настоящий любящий вас человек, который примет вас такой, какая вы есть! — проговорил доктор. Анна все время разговора пыталась согреться. — Давно вы тут стоите? — спросил доктор. — Можно и на ты. Честно сказать, как рабочие часы клиники закончились, так и стою, — ответила Анна, — Мне хотелось увидеть вас сегодня. - Обращайся ко мне тоже на ты тогда. Пойдем ко мне в машину, а то не хватало еще переохлаждения, — сказал врач, идя вперед. Анна послушно последовала за ним. Вскоре они оказались в салоне дорогого внедорожника. Маслов включил обогреватель. Тело девушки почувствовало долгожданное тепло, и она смогла расслабиться. — Да у тебя руки совсем заледенели, — произнес Николай Борисович. Он взял ручки девушки в свои большие ладони и поднес их к губам. Мужчина заботливо грел руки девушки. Анна была сильно смущена и не могла от стеснения поднять взгляд на Маслова. Через пару минут девушка совсем отогрелась. — Еще раз спасибо вам, доктор! — снова благодарила девушка, — Я даже не знаю, как мне вас отблагодарить? Вы столько сделали для меня... — Сейчас я хочу где-нибудь поужинать, уже и забыл, когда ел в последний раз, — устало проговорил Маслов. Доктор откинул голову на подголовник и закрыл глаза. — Николай Борисович, а разрешите мне накормить вас, — попросила девушка. Маслов вопросительно смотрел на девушку. — Мы можем поехать ко мне, и я обещаю вам отличный домашний ужин, — пояснила девушка. Доктор был в недоумении. — Соглашайтесь! — молила девушка, — Я должна хоть, как-то вас отблагодарить! — проговорила девушка. Маслов согласился, поняв в эту секунду, что из-за работы у него совсем не осталось сил, чтобы отказаться. И кто же в здравом уме и твердой памяти может отказаться от домашнего ужина, если условия позволяют? Правильно, никто. Маслов, уже давно забывший о сытной вечерней трапезе у себя дома, тоже входил в число тех, кто не смог не поддаться искушению. Его домашняя кулинария ограничивалась пельменями и яичницей с помидорами и колбасой, но даже на такие изыски у него порой не было времени, и потому все чаще он ужинал в кафе. А все началось уже совсем давно. Десять лет назад его жене поставили страшный диагноз — рассеянный склероз. Постепенно она начала угасать, и все хозяйство пало на мужские плечи Маслова и его сына, но последний не особо напрягал себя хозяйством, сваливая всю вину на мнимую занятость, поэтому Николай Борисович вынужден был взять домработницу и сиделку для жены и сутками пропадать на работе, что бы все это оплатить.       Вскоре внедорожник Маслова остановился в спальном районе города, возле типичного панельного девятиэтажного дома. Они поднялись на шестой этаж, девушка открыла дверь ключом и, войдя в квартиру, включила свет.       — Располагайтесь, — предложила девушка, — ванная тут, а я буду на кухне. — А твои родители не будут против? — спросил Николай Борисович, разуваясь. — Они погибли четыре года назад, — ответила девушка. - Мне очень жаль, - отчеканил Маслов, будто на автомате, хотя именно так и было. За годы своей работы он потерял счёт того, сколько ему пришлось говорить эту фразу из трёх слов, принимая вид "человека-кремния" и в молчании наблюдая за людьми, которые кричали, плакали, рыдали от горя. Девушка кивнула и скрылась на кухне, а Николай Борисович, помыв руки в ванной, вошёл в помещение, увидев там накрытый стол. — Садитесь! — предложила девушка, указывая на стул. — Видимо, ты кого-то ждешь? — спросил доктор, оглядывая взглядом количество разнообразной снеди. Девушка кивнула. — Вчера еще ждала, — грустно ответила она, — Что поделаешь, а готовить я люблю, хоть уже некому.       За ужином Николай Борисович и Анна разговорились. Она рассказала ему об учебе в медицинском и о том, что хочет стать врачом, а именно стоматологом, что в этом году она его закончит и её ждёт диплом, а после и другая жизнь. Маслов, в свою очередь, тоже открылся девушке и рассказал ей о больной жене, прикованной к кровати, о сыне, с которым он никак не может найти общий язык. Разговор шел легко и не принужденно, казалось, они давно знакомы. Анне нравилось разговаривать с Николаем Борисовичем, с ним было интересно. Он мог многое рассказать из своей практики, из своей прошлой военной жизни и вообще беседовать с умудренным человеком оказалось намного увлекательней, чем с не утруждающим себя Стасом, который, если и говорил умные вещи, то только цитаты из пабликов "ВКонтакте". Да и разницы в возрасте она совсем не ощущала. Маслов, хоть и был на двадцать пять лет старше девушки, но не ворчал на пустом месте , как большая часть его поколения, и мог с легкостью обсудить современные темы, не осуждая молоджь.       За чашкой чая они перебрались в гостиную. Легкая фоновая музыка и разговор. Но вскоре Анна вышла на кухню, что бы убрать посуду, а когда вернулась, Николай Борисович крепко спал на диване. Девушка не решилась его беспокоить и лишь прикрыла его пледом и погасив свет вышла из комнаты. «Ему нужно отдохнуть» — подумала девушка. Да и ей самой очень хотелось спать.       Николай Борисович проснулся рано, не было еще шести. Он решил, что нужно перед работой заскочить домой, принять душ и переодеться. Маслов заглянул в спальню девушки, та спала, как убитая. Он не решился разбудить ее и, оставив записку на зеркале с тем, что обязательно отблагодарит девушку за ужин, поспешил уйти.       До дома мужчина добрался быстро, с утра пробок на дорогах почти не было. Он поднялся в квартиру, где его встретила сиделка жены.       — Здравствуйте, Николай Борисович, — поздоровалась женщина. Доктор кивнул. — Как там Марина?— спросил мужчина. — Сегодня особенно бодро, вот ни свет, ни заря поднялась в хорошем настроении, у нас ремиссия, — поделилась новостью сиделка. Маслов взглянул на жену через дверь. Он был рад, что хоть какое-то время она не будет так сильно мучиться. — Что даже не зайдешь? — спросил Костя, появившись в коридоре. — Я ненадолго, — бросил Николай Борисович, — приму душ и поеду на работу, — пояснил он. — Отец, ты меня поражаешь! — воскликнул сын. Маслов вопросительно посмотрел на него. — Даже имея свободный вечер, ты проводишь его вне дома, а не с мамой. Где ты вчера был?!— высказался сын.       Доктор устало отёр лицо рукой, будучи уставшим от постоянных упреков сына. Костя не мог простить, что отец не проводит больше времени с мамой, что он постоянно работает и практически не бывает дома, даже не понимая в силу своего юного возраста, какие усилия приложил Маслов, чтобы сохранить частицу того, что осталось от их прежней мирной жизни. Парень, раз за разом упрекал своего отца, причиняя ему все больше душевных терзаний, а тот старался, как можно меньше, пересекаться со своим сыном и не вступать с ним в перепалки, понимая, что все эти заскоки были делом временным.       Конечно, Николай Борисович работал, не покладая рук, стараясь заработать больше, но иногда он просто не хотел идти домой. Ему больно было смотреть на страдания жены, слушать ее крики. Его сердце разрывалось, и он не мог выносить этого. Костя любил мать, а Маслов любил жену, но они воспринимали это по-разному. Николай Борисович знал, что он делает для жены все, что было в его силах, что многие мужчины в его положении просто сдают жен в больницы и живут своей жизнью. Маслов не мог так поступить с женой и никогда не давал поводов для ревности, хотя последнее время Марина уже даже не узнавала его. Женщина сильно переменилась и Маслову, будучи врачом, было ужасно понимать, что для близкого человека он не может сделать ничего. Он был вынужден смотреть, как она угасает и теряет человеческий облик. Как и всегда Николай Борисович предпочел уехать в клинику, даже не ответив на вопрос своего сына, где он вчера был.