Исповедь красивой женщины

* * * Я замерла, сжав зубы. Сердце заходилось, требуя порцию кислорода, а глубоко вздохнуть я боялась: казалось, легкие у меня разорвутся с оглушительным хлопком, стоит им только расправиться. Я даже не заметила, как высокая фигура Алессандро оказалась в центре пыточного каземата. Кровавое пламя в факелах бесновалось, будто сонм демонов, на доли секунды выхватывая из темноты казавшийся зловещим абрис длинного черного домино мужа. Высокий капюшон делал Алессандро похожим на средневекового инквизитора. Забини встал рядом со странным сооружением, отдаленно напоминавшим складную походную койку, и сложил руки на груди. Я с трудом разглядела кое-какие детали этого ужасного устройства: железные полосы крест-накрест образовывали что-то вроде лежака, посередине — перемычка, очевидно позволявшая складывать эту штуковину пополам, внизу под железным ложем — небольшие меха, при помощи которых в стародавние времена кузнецы раздували огонь в своих печах. «Значит, там еще должен стоять сосуд с тлеющими углями», — рассеянно подумала я мимоходом, а сама напряженно вглядывалась через пелену вуали и металлическую решетку, отделявшую меня от остального помещения, во мрак, туда, откуда раздавались неприятно щекочущие нервы хриплые мужские рыдания. И снова этот топот... Лязг-лязг... Боже, до чего отвратительно чиркали о камни подземелья эти проклятые гвозди, которыми были подбиты сапоги слуг Алессандро! Меня передернуло, а через несколько секунд я и вовсе подскочила на стуле, зажав рот рукой: из потайного коридорчика берсеркеры шустро втащили Люциуса в камеру пыток, держа его за руки и за ноги. На нем не было ничего, кроме мешковато висевшего на одних плечах длинного перепачканного испражнениями рубища из грубого серого полотна — ни дать, ни взять, вылитый кающийся грешник, выведенный на публичное покаяние перед полным составом Супремы. Великолепные волосы, которыми Люциус гордился не меньше, чем родословной, висели грязными сосульками, спутались, а ступни выглядели черными. Наследник благородного рода Малфоев — известный сноб, позер, гаденыш, каких поискать — напоминал тряпку. В первый момент мне показалось, что это и не Люциус Малфой, вернее, он, но уже мертвый, настолько страх и неизвестность парализовали его. Здоровые, как кабаны, слуги Сандро бросили к ногам господина беспомощное тело, а сами встали рядом — по двое с каждой стороны и один сзади. Забини поднял палочку и направил её на неподвижную тушку Малфоя. — Энервейт! Я зябко поёжилась; очень уж непривычно и страшно звучал шепот Сандро в гулкой тишине подземелья — словно отголосок из потустороннего мира. Люциус очнулся и слабо застонал. Алессандро едва заметно качнул головой, и его верные берсеркеры тотчас подхватили Малфоя с каменных плит пола, затем, крепко держа, словно клещами, стальными пальцами за плечи, поставили перед хозяином. Видно, Забини строго-настрого запретил им даже касаться Темной метки на предплечье этого хлыща. — Что вам от меня нужно? — прохрипел Люциус, теряя последние крохи самообладания. — Денег? Фамильный особняк? Что? Клянусь собственной кровью и её чистотой, что не спал ни с вашей женой, ни с чьей-либо ещё... Да я даже до собственной невесты пока не дотрагивался. Я чту традиции магической аристократии. В моей постели не было ни чужих жен, ни благородных девиц, никого... кроме продажных девок. Могу, если нужно, поклясться в этом собственной магией. Мерлин, Моргана, а заодно и Иисус с Марией, спасибо, что позволили мне сдержаться — не ринуться к этому скоту и не выцарапать его бесстыжие глаза! Брезгливость победила: противно было даже прикасаться к его покрытой грязью, соплями и слезами физиономии, да и берсеркеры слишком уж переусердствовали и разбили сопротивляющемуся Малфою всю физиономию в кровь, отчего оба глаза у него выглядели заплывшими. Я сжала руки в кулаки, чувствуя, как под ногтями рвется тонкий кружевной платочек. Интересно, какие еще уверения Люциус примется лепетать в своё оправдание? — Вы, мистер Малфой, абсолютно уверены в том, что говорите здесь и сейчас? Приглушенный шепот Сандро кого угодно мог бы пробрать до костей. Малфой дернулся в железных тисках берсеркеров и снова зарыдал. — Что ж, раз вы не желаете признаваться в своих гнусных проступках по-хорошему, придется нам с вами выяснять отношения по-плохому. Что поделать, вы сами выбрали для себя эту участь. Алессандро щелкнул пальцами. Громила, что стоял сзади, сделал шаг вперед и рванул ткань рубахи, в которую «принарядили» Люциуса по случаю допроса. Через мгновение мой смертельный враг уже извивался в мертвой хватке берсеркеров совсем голый со связанными за спиной руками. Парни Сандро подхватили его, словно пушинку, перевернули вверх ногами и потащили к жутким приспособлениям, от одного вида которых у любого нормального человека застыла бы кровь в жилах. Или сердце разорвалось. Малфой не успел опомниться, как уже висел вниз головой, привязанный за разведенные в стороны ноги толстыми жесткими веревками. По подземелью гулко прокатился вопль, наполненный болью и страхом перед еще более ужасными страданиями. Видно, этот сукин сын успел своими слезящимися щелками разглядеть орудия пыток и сообразить, какие муки его ожидают, если он вздумает упорствовать. — Не-е-ет! Не-е-ет! — он хрипел, как раненый зверь. — Пощадите! Пощадите! Сандро черной тенью скользнул к беспомощно трепыхавшемуся обнаженному телу Малфоя. — Пощадить, говоришь? А ты пощадил бы того, кто оказался на твоем месте? Ты проявил милосердие к беспомощной молодой женщине, умолявшей сохранить её честь? Что, не нравится? Согласись, так приятно чувствовать себя всемогущим... И знать, что ни за одно своё злодеяние не придется отвечать. Увы, навсегда не бывает, Малфой! Я не терплю насильников. Ты не представляешь, с каким удовольствием я лишу тебя предмета твоей гордости, осквернившего тело моей жены... — Я не знаю, о ком вы говорите! — заверещал Малфой, задергавшись, как червяк на крючке. — Клянусь всем, что мне дорого и свято, что никогда не прикасался к чужим женам! Тем более, без их согласия! Отпустите меня! Я — сын Абраксаса Малфоя, и он... — Я, кажется, уже не раз говорил, что мне плевать на твоего папашу вместе со всеми его деньгами. И скоро ты узнаешь, почему. Совсем скоро... Прежде, чем умрешь, если, конечно, не согласишься сделать то, что я потребую. — Умру? — Люциус снова дернулся, и тут же под низкими готическими сводами подземелья прокатился его страшный крик. Видно, дергаясь, этот собачий сын ненароком вывихнул себе тазобедренный сустав. Или порвал связки. Я смотрела на Малфоя и не понимала, почему мне совсем не жаль его. Ни капельки! Неужели я настолько ожесточилась? Как-никак, живой человек, молодой мужчина, полный сил, желания жить... Так почему ни одна его мольба не тронула моё сердце? Передо мной одновременно мелькали урывками две реальности — прошлое и настоящее. И чем больше воспоминаний о собственном изнасиловании цеплялось за сознание, тем меньше оставалось в сердце элементарного сострадания к жалкому скоту, грубо надругавшемуся надо мной, едва не разрушившему всю мою жизнь. Мало того, мне хотелось, чтобы Люциус в полной мере ощутил всю ту боль, что когда-то причинили десяткам несчастных вроде меня или Бебе и его предки, и он сам. Я не удивилась бы, узнав о пытках Люциусом магглов и грязнокровок. Ведь он был Пожирателем Смерти, и доказать свою преданность этому сатане Темному Лорду мог лишь как убийца или изувер. Что ж, Люциус Малфой, вот и пришел твой черед ощутить на собственной шкуре, каковы они — страх, страдания, отчаяние. Жаль, Алессандро ради меня решил позволить ему отделаться слишком легко. Крик, полный муки, постепенно перешел в низкий надрывный хрип. — Приступайте, — прошипел Алессандро, подав глазами и жестами знак своим верным берсеркерам. Тут они сделали такое, от чего мне в первую минуту стало дурно. В руках у двоих из них оказалась обыкновенная маггловская пила, при помощи которой простецы заготавливают дрова для печей и каминов. Я моментально сообразила, какой пыткой Алессандро собрался пригрозить Люциусу, и вздрогнула. Даже мне, стороннему наблюдателю, всего лишь представить, что живого человека могут начать распиливать пополам, было невыносимо, что уж говорить про болтавшуюся вниз головой жертву. Люциус опять заголосил так, что у меня уши заложило. — Не-е-е-ет! За что?! Умоляю! Умоля-я-яю! Пощадите! Заклинаю всем святым! Я не хочу!.. Не хочу... — и снова судорожное дерганье, причинявшее, это чувствовалось, Люциусу страшную боль. Алессандро поднял руку. Сверкающее лезвие пилы остановилось в нескольких дюймах от покрытого темными волосами паха Малфоя, у которого уже не осталось ни сил, ни надежды, ни голоса. Он хрипел, по лицу его лились слезы, а по телу, и это было самое неприятное, отвратительными грязно-коричневыми ручейками начали стекать фекалии и моча. Жалкий негодяй обделался то ли от страха, то ли от боли, а может, при одной мысли о такой смерти. Вся его кожа блестела от едкого пота страданий, несмотря на то, что в камере пыток было очень холодно. Я скривилась, вспомнив, что мы с Люциусом должны будем соприкоснуться руками, и втайне пожелала Алессандро догадаться окатить его как следует при помощи Агуаменти перед принесением обета. — Не хочешь? А ведь моя жена так же просила тебя, вонючий скот!.. Я видел в её воспоминаниях, как она умоляла пощадить её. Но разве такая тварь, как ты, слышит хоть чьи-то мольбы, пока сильнее? А вот сейчас, в эту самую минуту сильнее я! Ты понимаешь, гаденыш? Не ты, не твой папаша, а я! — мой муж разошелся не на шутку. — Захочу — сделаю с тобой всё, что вздумается, и никто никогда не догадается, что твой выпотрошенный до основания труп — моих рук дело. Вернее, моих ребят. Я могу под Веритасерумом подтвердить, что пальцем к тебе не притронулся, и не совру. Вот думаю, как бы еще с тобой позабавиться... — Алессандро поднял руки и поправил капюшон домино, затем принялся ходить кругами вокруг тонко поскуливающего Малфоя, прикрывая отверстие для дыхания в маске широким рукавом. — Распилить пополам, так, чтобы кишки зловонным комком из тебя на пол вывалились, а твои неугомонные, не в меру охочие до чужих жен и невест яйца превратились в ошметки? То еще зрелище для меня!.. А может, немного согреть? Привязать вон к той железной решетке, раскалить её докрасна и поджарить до хруста твоё сдобное белое седалище? Или твоей заднице нравятся другие приключения? А что, мои ребята не привередливы и с удовольствием разработают твоё пока еще целое дупло до размеров тоннеля лондонской подземки... — тут он осекся и неосторожно развернулся в мою сторону, видно, сообразил, что их с Малфоем «мужской разговор по душам» долетает до нежных ушек молодой супруги. Я, разумеется, ничего не поняла, но почувствовала, что последняя угроза Сандро была совсем уж... мерзкой. Люциус снова взвыл и зарыдал из последних сил. — Я... я... Скажите хоть, кто вы... Я не мог покуситься на честь вашей жены... Я не знаю ни её, ни вас... У меня есть невеста... Я люблю её... Я не мог... не мог... — хрипел он сдавленно из последних сил. В голосе этого человека не осталось уже ничего человеческого. Видно, Малфой, дергаясь на дыбе, и в самом деле вывихнул себе бедро. А если к боли прибавить еще и страх пополам с жестоким унижением, то, не сомневаюсь, ему с гаком должно было хватить сегодняшнего урока на всю оставшуюся жизнь. Но Малфой не был бы Малфоем, если б вдруг решил искренне покаяться в своих грехах. Я лишь передернула плечами: в слезах Люциуса не чувствовалось ни намека на раскаяние в содеянном зле, ни даже сожаления. Негодяя терзали лишь страх и неизвестность. А ещё — желание жить. В последнем я вряд ли могла его упрекнуть. Жить хотят все. Главное, чтобы не по-скотски, не причиняя вреда другим. Алессандро, вероятно, решил, что пора переходить к делу. Порт-ключ для перемещения в Италию должен был активизироваться через полчаса, если не раньше. Не хватало еще опоздать. — Слушай меня внимательно, слизень... — Сандро в эту минуту был похож на ангела возмездия. — Если ты незамедлительно не принесешь Непреложный обет моей супруге в том, что... Неважно, в чем. Узнаешь, если согласишься. Закреплять его буду лично я и скажу, в чем ты должен поклясться[1]. Откажешься — через час сдохнешь в лютых мучениях, можешь не сомневаться. Ты даже не представляешь, какими страшными будут твои последние мгновения на этой земле. Тебе останется лишь молиться. Неважно кому — богу ли, Мерлину ли, твоим предкам, любому, кто поможет поскорее приблизить твою кончину. Ну, так что?.. Люциус лишь тяжело вздохнул, и этот вздох, полный муки и осознания страшной участи перед неизбежным, тяжелым эхом прокатился по темнице. Даже языки пламени в факелах задрожали, заметались, словно кто-то грубо растревожил, разбудил сонм мирно почивавших огненных элементалей. Надрывные отголоски этого вздоха достигли каменных стен и просочились сквозь них, оставив липкий налет страдания, как остается на тонкой ткани грязь и копоть при процеживании использованного воска. Я часто слышала, что в таких местах энергетика ужасна, и теперь понимала, что имелось в виду. — Малфой, отвечай, — вкрадчиво-недобрый требовательный шепот Алессандро вернул меня к действительности. — Иначе твое молчание я буду расценивать, как желание стойко принять мученическую смерть... — Сог... — с трудом простонал Люциус сквозь полураскрытые запекшиеся губы, — ...ласен... По...ща...дите... Его хрипы постепенно стихли. Я уже начала беспокоиться, что этот поганец вот-вот отправится в мир иной, на встречу со своими достославными чистокровными предками, но тут Забини подал знак, и берсеркеры, обмотав тело Люциуса какой-то темной тканью, принялись отвязывать ему ноги: двое держали его на весу, а остальные резво расправлялись с веревками. Через минуту Малфой был уложен на холодный пол, и Алессандро принялся за его лечение. В первую очередь требовалось вправить злополучный вывих, а может, всего лишь заживить порванные связки, отмыть смердящее мочой, фекалиями и кровью тело, свести синяки. Я наблюдала сквозь решетку, как Забини шепотом бормотал неизвестные мне заклинания, водя палочкой вдоль тела Люциуса, после чего принялся отпаивать его лечебными зельями, которые достал из кармана домино. Через какое-то время Малфой застонал. Поразительно, что даже Энервейт не понадобился. — Поднимайся с пола, вонючка, — хриплый шепот Алессандро перекрыл нытье Люциуса. — Буду приводить тебя в порядок. Еще не хватало, чтобы моя жена во время принесения Обета от твоего благоуханья сознание потеряла. И дотрагиваться до тебя, свиньи, не разрешу, пока не отмоешься дочиста. Не дожидаясь, пока Малфой соберется с силами и придет в себя после экзекуции, Забини окатил его мощной струёй из палочки. Люциус заорал громче, чем на дыбе, и громко закашлялся. Видно, Сандро не пожалел холодной воды для этого неженки, привыкшего к теплым ваннам с пеной, душистому мылу и ароматическим маслам. На некоторое время широкие спины верных слуг моего мужа скрыли от меня Малфоя. Наверное, берсеркеры поднимали его с пола, оттирали и приводили в более-менее приличный вид. Когда глухонемые расступились, я увидела, что Малфоя закутали в темную мантию и усадили перед Забини на низенькую скамеечку. Голова Люциуса была низко опущена, мокрые светлые пряди прилипли к щекам и ткани, а самого его била неконтролируемая дрожь: белые руки, безвольно упавшие на колени, подскакивали при каждом вздохе, как у припадочного, а может, это ноги ходили ходуном после десятиминутного болтания вниз головой и немилосердных экспериментов Сандро. Я напряглась, понимая, что совсем скоро должен состояться мой выход. — Итак, — Забини стоял чуть поодаль от Люциуса, видно, брезговал подходить ближе, — сейчас вы, мистер Малфой, принесете Нерушимый обет моей жене, после чего будете доставлены в Малфой-мэнор. Моя магия засвидетельствует клятву. Вы не мальчик и прекрасно понимаете, что если нарушите её, то не проживете и дня. Голова Люциуса опустилась еще ниже. — Вот и славно! — Забини снова кивнул, и один из берсеркеров метнулся в сторону, в темноту, куда не падал свет факелов. Через миг перед Люциусом стояла маленькая банкетка с мягким сиденьем, обитая бархатом. «Это для меня», — я была приятно удивлена, что Алессандро не упустил ни одной детали в этом деле и позаботился даже о такой мелочи, как мой комфорт во время принесения Обета. Сердце в груди заколотилось еще сильней, хотя куда уж больше. Я боялась, что не смогу встать: все мышцы будто одеревенели, руки и ноги отказывались подчиняться. Я инстинктивно противилась вынужденному нахождению вблизи Люциуса. Даже на расстоянии вытянутой руки. Алессандро тем временем оказался рядом, а я даже не заметила, как он подходил ко мне. — Девочка, — шепнул он мне едва слышно, — давай... Ты должна это сделать. Скоро мы будем далеко отсюда. Сандро протянул мне руку. Я, не помня себя от волнения и иррационального страха, вложила дрожащие пальцы в ладонь мужа и кое-как поднялась. — Умница... Запомни, моя хорошая, никогда ничего не бойся, пока я рядом. Вот и он... Тот, кто семь лет назад поработил моё девчоночье сердечко одним лишь мимолетным взглядом, от кого еще месяц назад я была без ума, а сейчас ненавидела всеми фибрами души. Мне казалось, что та Далила Голдсмит, что боготворила Люциуса Малфоя, вовсе не я, а чужая, незнакомая мне девушка, и весь кошмар, случившийся в Малфой-мэноре, мне лишь приснился. Люциус поднял голову и уставился на меня в упор, силясь сообразить, кто перед ним. Я понимала, что моё лицо невозможно разглядеть под несколькими слоями густой вуали, да еще в полумраке подземелья, но все равно дрожала при мысли, что Малфой обо всём догадается. Неважно как... Может, вспомнит мой рост, а может — форму пальцев или что-то еще. Кто ж знает, что за мысли одолели его при виде высокой женской фигуры, закутанной в черные одежки с ног до головы. Люциус, конечно же, не узнал меня. Такому, как он, и в голову не могло прийти, что нищая девчонка из Лютного, грубо поруганная им почти три недели назад, может оказаться женой очень богатого и могущественного человека. Откуда ей взять такого мужа за столь короткий срок, тем более что она — порченый товар? Безвестная продавщица из грязной лавки «малышка Дэл», в одночасье ставшая презренной шлюхой, и жена очень богатого могущественного человека — слишком разные миры в воображении такого субъекта, как Люциус Малфой. Для него так не бывает, и это очень хорошо. Супруг ободряюще обнял меня за плечи, подвел к банкеточке и аккуратно усадил на неё. Если б не руки Сандро, я, наверное, рухнула бы на мягкое бархатное сиденье, как сломанная кукла. Малфой напряженно вглядывался в густую пелену вуали, скрывавшей моё лицо. Зубы у него стучали, черты заострились, будто перед смертью, а на лице застыло выражение ужаса и недоверия, видно, этот подлец сомневался, что отделается Непреложным обетом. Церемониться с ним явно не собирались, и потому сопротивляться было бы глупо. Не дай Мерлин, скажешь что-то не то или задашь неподходящий вопрос, и страшный незнакомец приведет в исполнении свои угрозы — снова на дыбе окажешься, да еще под пилой или жаровней. Изображать гордого непокоренного аристократа у Люциуса была кишка тонка, а Непреложный обет — хоть какая-то возможность избежать мучительной смерти: пусть он и вяжет по рукам и ногам, но пока его блюдешь, жить будешь. — Дорогая, — мягко, будто парселтанг, прошелестел голос Забини, — протяни руку. Я собрала в кулак, кажется, всю волю, какая у меня оставалась, и все силы и с трудом приподняла дрожащую кисть. — Теперь ты, Малфой! — Алессандро, чувствовалось, едва сдерживал себя; нетерпение и досада то и дело прорывались сквозь его обманчиво-спокойный тон. — И прекрати трястись, как паралитик, иначе хуже будет. Я, увидев белую дрожащую руку, тянущуюся ко мне, едва не закричала. Сандро словно почувствовал моё состояние и легонько сжал мне плечо, стараясь успокоить. Голова у меня закружилась, к горлу подступила тошнота, а перед глазами вдруг, искрясь и лопаясь, заплавали странные цветные круги. — Обхвати её запястье, Малфой, — в приглушенном шепоте Сандро явственно слышалась угроза. Люциус всхлипнул, но выбора у него не было. Я задержала дыхание и в ужасе наблюдала, как рука, приносившая мне боль, касается меня снова. Это было невыносимо. Мерзко... Проще было флоббер-червя живым разжевать, чем чувствовать сквозь ткань платья, как подрагивающие горячие пальцы Малфоя, влажные то ли от пота, то ли от вынужденного купания, неуклюже тычутся в мою ладонь, стискивают манжету платья и замирают, точно влитые. — Милая, — Алессандро был неумолим, — ты тоже должна обхватить его руку. Я знала, что должна, но как сделать это? Как удержать в себе жгучую ненависть и отвращение, что прямо-таки напирали изнутри на рвущуюся из меня стихийную магию. Это было невыносимо!.. Хуже смерти... Лишь воспоминание о скором отбытии в Италию придало мне духу, и я кое-как заставила себя коснуться липкого малфоевского запястья. Скорей!.. Сандро, родной, прошу, поторопись, иначе меня стошнит прямо на этого ублюдка. Ты же видишь, как мне плохо. Я задыхаюсь от того, что дышу с Малфоем одним воздухом, я слепну при виде его бесцветных глаз и белесых волос, а прикосновение к его руке — для меня пытка... Хуже и больней, чем прижигание каленым железом. Лучше умереть, чем чувствовать мерзкую кожу этого скота, ощущать его дрожь и страх, встречаться взглядом с его глазами и тут же окунаться в море ярости, бушующее в них. Малфой был в бешенстве от невозможности исправить положение, от беспомощности, от осознания собственной слабости и глупости. А еще от неизвестности. Даю руку на отсечение, он дорого дал бы за то, чтобы раскрыть меня и хоть немного разобраться в том, что с ним приключилось. Сандро достал палочку. Люциус с тоской взглянул на неё, но дергаться побоялся: вокруг стояли огромного роста чудовища в костюмах палачей, готовые тотчас разорвать на куски нечестивца. Он лишь снова тяжко вздохнул и вперил взгляд на моего мужа. — Итак, Малфой, мы начинаем, — угрожающий шепот Сандро заставил вздрогнуть нас с Люциусом одновременно. — Мой тебе совет: даже не пробуй искать лазейку в этом обете — не получится. Я предусмотрел всё. Малфой только тяжело дышал, раздражая хрипами мой слух, и молчал. Сандро взмахнул палочкой, рассыпав вокруг нас с Люциусом сонм золотых искр, после чего прикоснулся к нашим сплетенным рукам. — Обещаешь ли ты, Люциус Абраксас Малфой, что никогда ни ты, ни те, кто связан с тобой кровными узами, не причините вреда ни магией, ни каким-либо другим способом жизни, здоровью и безопасности той, что держит сейчас тебя за руку? Люциус аж подскочил. Я почувствовала, что пальцы его вот-вот разожмутся. Забини поднял голову и свободной рукой подал знак берсеркерам. Они все впятером одновременно сделали шаг к Люциусу. Боевой запал Малфоя сразу испарился. В холодном вязком воздухе подземелья раздался его хриплый голос: — Обещаю... Алессандро прикоснулся палочкой к нашим с Малфоем рукам, и их тотчас оплели золотистые нити. Они ярко вспыхнули, будто раскаленная проволока, и просочились мне под ткань платья, а Люциусу — под кожу. Я почувствовала лишь легкую щекотку. Малфой в отчаянии смотрел, как изломанный контур магического следа быстро тает, лишая его возможности поступать по собственной воле и для собственной выгоды. Алессандро не дал Люциусу опомниться и продолжил: — Обещаешь ли ты, Люциус Абраксас Малфой, что никогда ни ты, ни те, кто связан с тобой кровными узами, не причините вреда ни магией, ни каким-либо другим способом жизни, здоровью и безопасности людям, связанным кровными узами с той, что держит сейчас тебя за руку? Злобу и отчаяние, исказившие лицо Малфоя, не прочитал бы только дурак или слепой, но деваться ему было некуда. — Обещаю... Забини вновь дотронулся палочкой до наших рук, и еще одна нить оплела их, подтверждая крепость слов Люциуса ценой его жизни. В каземате повисла оглушающая тишина. Я, едва дыша, наблюдала, как последний ярко-красный волшебный росчерк втягивался под кожу Малфоя с едва уловимым неприятно цепляющим нервы шипением. «Вот и всё...» Как оказалось, у Алессандро был припасен еще один сюрприз для этого чистокровного сучонка. И для его папаши тоже. — Обещаешь ли ты, Люциус Абраксас Малфой, что никогда ни ты, ни те, кто связан с тобой кровными узами, не посмеете опорочить ту, что держит сейчас тебя за руку, и нанести малейший вред устным или письменным словом либо любым другим действием её репутации, а также репутации тех, кто связан с ней кровными узами? Даже из-под нескольких слоев вуали я сумела углядеть, что щеки Малфоя посерели, и на них точно два огромных узла вздулись жесткие желваки, сразу же придав лицу Люциуса сходство с каким-то отвратительным хищным зверем. Губы его, казалось, склеились, до того не хотелось ему произносить заветное слово обета. — Обещаю, — через силу процедил он, готовый завыть от злости. Через секунду последняя красная нить заклинания погасла, и с этой минуты Люциус Малфой был для меня полностью безопасен. Как и его отец. И не только для меня, но и для моей матери. А вот мой муж выйдет, как выражаются магглы, «из-под огня» Малфоев только с появлением на свет нашего общего ребенка, в котором перемешается моя кровь и кровь Алессандро. И никак иначе. К тому же пока во всей этой цепочке для нас имелось еще одно слабое звено — Нарцисса Блэк. Пока — это до рождения их с Малфоем ребенка. Когда её с Люциусом спаяют узы крови, она, как муж и свекор, будет не в состоянии причинить вред никому из моих близких. Ну, судьба, ты и злодейка, до чего ж забавный номер отмочила... Еще месяц назад я рыдала в подушку, думала, что умру от ревности, просто представив, как Люциус ложится в постель с Нарциссой, как целует её, а сегодня я готова была молить все высшие силы, чтобы это случилось поскорее, чтобы Блэк забеременела и навек связала тем самым себе руки. На мгновение мне показалось, что я слышу, как кровь стучит в моих висках, а затем, разогнавшись, устремляется вниз, проходит через сердце и снова торопится к голове. Рассудок мой, похоже, был близок к помутнению. Всё моё существо кричало, умоляло, требовало избавить меня от присутствия Малфоя как можно скорее. Алессандро будто прочитал мои немые мольбы. — Что ж, — голос мужа показался мне хриплым и совсем... чужим, — я удовлетворен. Сейчас вы окажетесь у ворот Малфой-мэнора, как я и обещал. Палочку свою вы получите совой через какое-то время, но не позже завтрашнего вечера. Расскажите достопочтенному господину Абраксасу обо всём, что с вами произошло, и предупредите его, чем вам и ему грозит нарушение Непреложного обета. Да, кстати, совсем забыл: счастливого вам супружества. Ведь, насколько я знаю, у вас послезавтра свадьба с мисс Блэк, — добавил в конце Сандро почти насмешливым тоном. Берсеркеры знали своё дело. Едва Алессандро сделал шаг в сторону, как они подхватили Малфоя под подмышки и поставили на ноги. Сандро подошел ко мне и, мягко поддерживая меня за плечо, помог встать, после чего обернулся к верным слугам и что-то показал им знаком; они в ответ лишь наклонили головы. — Пойдем отсюда, девочка, — прошептал муж, наклоняясь ко мне. — Я выведу тебя наверх и сдам с рук на руки Бебе. Ты едва жива. Я специально приготовил для тебя своё фирменное укрепляющее зелье, оно мигом приведет тебя в норму. Нянюшка уже предупреждена и проследит, чтобы ты выпила всё до капли. Я не задержусь надолго, только брошу этого... подлеца у ворот его мэнора и сразу же аппарирую обратно. Я с трудом осознала, что говорил мне Сандро, и пришла в ужас от того, что он пусть на несколько секунд, но будет вынужден остаться с Малфоем наедине. За эти мгновения может произойти всё, что угодно. Даже если у Люциуса не будет палочки, вдруг по закону подлости поблизости окажется Абраксас? Старый козёл уж точно церемониться не станет. Если у сынка хватит сил выкрикнуть простую фразу «Отец, задержи его!», то папаша, не моргнув глазом, просто-напросто обездвижит Алессандро. Ведь мы с мужем еще не связаны узами крови, и потому обет не сработает. И тогда Забини конец! Я глубоко задышала и содрогнулась, представив столь ужасный расклад, и, наверное, даже всхлипнула. Руки задрожали, как у пьяницы, а зубы застучали. — Далила, да ты что? Успокойся, — прошептал мне на ухо Сандро, придерживая за плечи. — Иначе, чего доброго, лихорадка откроется. Скажи лучше, что тебя так тревожит? Ведь всё уже позади... Нежные успокаивающие интонации мужа вернули мне способность мыслить здраво. — Послушайте!.. — хриплый выкрик Люциуса неприятно полоснул по нервам, и без того натянутым до предела. — А как я узнаю, в отношении кого должен блюсти обет? Кто вы? Назовите хотя бы имя вашей жены. Я же все равно не смогу навредить ей из-за клятвы, но если её персона по-прежнему будет неизвестна, боюсь, мы оба ненароком пострадаем... Забини резко повернул голову назад, не выпуская меня из своих объятий. — А вот «если» быть не может, мистер Малфой! — прошипел он в прежней устрашающей манере. — Попробуйте научиться держать себя в руках. Или вы не в состоянии не пакостить людям? Впрочем, совсем скоро вы узнаете, кто она. И кто я такой. Всему свое время... Мы продолжили путь к лестнице, что вела наверх. — Синьор... Алессандро... — я задыхалась от волнения. — Пожалуйста, умоляю вас... Вы не должны оставаться с ним наедине. Ведь мы с вами пока не связаны узами крови... Забини еще крепче обнял меня за плечо. — Да, пока не связаны... — помедлив, произнес он, — ...но Малфой-то об этом не знает. — А если там вдруг окажется его отец? — я готова была броситься на колени перед мужем и умолять его не делать глупостей, не бравировать напрасно. — Или, того хуже, сам этот... Лорд... Сандро замедлил шаг и о чем-то задумался. Видно, мысль о Темном Лорде до этой минуты не приходила ему в голову. — Ты права, Далила, — медленно, с расстановкой проговорил Алессандро, — я должен был принять к сведению такую возможность. Клянусь, что как только мы окажемся у ворот Малфой-мэнора, я тотчас аппарирую обратно. Не беспокойся, ты и глазом моргнуть не успеешь, как я окажусь рядом с тобой. Согласись, что Непреложный обет, который мы вытрясли из Малфоя, стОит любого риска. Я тяжело вздохнула, понимая, что успокоюсь только тогда, когда мы с Алессандро окажемся в полной безопасности на нашей вилле в Италии. «Сегодня я хочу оказаться еще и в его постели», — совсем уж некстати подумала я. * * * — Сандро! — донья Бенита поспешила к нам, едва мы вышли в холл из двери, ведущей в оранжерею. — Наконец-то! Как всё прошло? Малфоевский щенок принес Обет? — А что ему еще оставалось, Бебе? — мрачно процедил Сандро, поддерживая меня. — Попробовал бы он отказаться. О! — я не отводила взгляда от лица мужа и потому очень удивилась, что его выражение полностью поменялось: глаза прищурились, а на полных губах заиграла улыбка. — Няня, что ж ты сразу не сказала, что у нас гости? Я повернула голову и увидела, что по лестнице спускается высокий темнокожий мужчина — совсем лысый, в каком-то странном одеянии, похожем на халат. В его ухе поблескивала серьга в форме кольца. Забини в прямом смысле слова передал меня своей кормилице и только тогда направился к гостю. — Кингсли, какими судьбами? — Алессандро широко раскинул руки и по-братски обнял великана. Плечи у того были — будь здоров! Если бы этот самый Кингли вздумал стиснуть моего мужа в объятиях, я не уверена, что получила бы Сандро обратно целым и невредимым. — Как поживает тетушка Ифе[2]? А знаешь, ты очень кстати. Пора выкинуть отсюда Малфоя обратно в его мэнор, где ему самое место, и было б неплохо, если бы ты подстраховал меня, иначе, боюсь, моя Далила сойдет с ума от беспокойства, если я окажусь с этим мерзавцем один на один. «Да это же его кузен! — догадалась я. — Тот самый Шеклболт, легилимент. Как хорошо, что он оказался в Забини-мэноре! Если они вдвоем возьмутся доставить Малфоя по адресу, то я буду спокойна. Один другого всегда подстрахует». — Сандро, — пророкотал густым басом этот самый Кингсли. — Ты можешь гарантировать, что с Малфоем все в порядке? Я не хочу неприятностей ни тебе, ни себе. Забини помрачнел, после чего покачал головой. — Жив он, скотина, просто напуган до полусмерти. Ничего ему не сделается, прихвостню пожирательскому. Небольшое растяжение связок, только и всего. Я бы на твоем месте, Кинг, сдал этого засранца в Аврорат, ведь Метка на его руке — самое прямое доказательство его преступлений, и по желанию папаши Абраксаса от неё не избавишься. Этот самый Кингсли достал платок и утер лоб. Радостное выражение на его странном, почти диком лице сменилось озабоченностью. — От метки, верно, не избавишься, но деньги Абраксаса Малфоя до сих пор исправно творили чудеса. Сандро окончательно разъярился. — Деньги у него есть, не спорю, но сам-то как думаешь, у кого их больше? Кингсли лишь усмехнулся. — Он принадлежит к древнему аристократическому роду Британии. Поверь, я знаю, о чем говорю. Род моего отца тоже в том списке... «Священных двадцати восьми». Ты знатен и очень богат, но знатности у тебя больше маггловской, нежели магической, Сандро. К тому же ты итальянец. У Малфоев ведь не только деньги на кону, но и влияние. Тебе нужно прежде влиться в эту когорту, прощупать почву, как следует. На это нужно время, но я-то знаю, как ты умеешь располагать к себе людей. Не гони фестралов, постарайся произвести впечатление, а вот после и можно начинать потихоньку точить зуб на Малфоев. — Да, ты прав, Кингсли, — задумчиво проговорил Сандро, мысленно взвешивая все доводы кузена. — Сандро, может, ты все же познакомишь меня со своей женой, раз уж на свадьбу не пригласил, — серьезные нотки в баске Кингсли сменились шутливыми. — Очень уж хочется увидеть женщину, которая сумела свести с ума такого парня, как ты. — Увы, ты был на задании, а свадьба состоялась слишком уж... скоропалительно, — отозвался мой муж, подходя ко мне. — Между прочим, наши венецианские аристократы все поголовно были в смятении от того, что я женился так внезапно, да еще и на англичанке. До тех пор, пока не увидели Далилу воочию. И ты прав, Кинг, сейчас я исправлю это досадное упущение. Сандро подошел к нам с Бебе, взял меня за руку и вывел вперед. — Дорогая, прости, что повел себя, как невежа и сразу же не познакомил тебя с моим родственником. Представляю тебе моего кузена Кингсли Шеклболта, сына двоюродной сестры моей матери — моей любимой тети Ифе. Сними шляпку, Далила, она, наверное, тебе здорово надоела. Наконец-то! Мои глаза уже устали от черной пелены вуали, превращавшей краски окружающего мира в тусклые тени. Я сняла изрядно утомившую меня шляпу, с наслаждением тряхнула головой, позволив длинным смоляным локонам рассыпаться по плечам, после чего взглянула на этого самого Кингсли и вежливо ему кивнула. Кингсли стоял неподвижно, приоткрыв рот, и буквально пожирал меня взглядом. Он застыл, точно африканский истукан, и выражение его больших темно-карих глаз — бешеных и восторженных одновременно — испугало меня не на шутку. Я чуть не выронила шляпку из рук. Сандро тоже обратил внимание на странное поведение кузена. — Кинг, что с тобой? Или ты не согласен, что моя жена очень красива? Шеклболт с трудом сделал вдох. — Твоя жена, Сандро... — произнес он медленно, не отрывая от меня глаз, — ...очень красива! Самая прекрасная женщина из всех, кого я видел. Такой больше нет в целом свете, поверь мне. Кингсли сглотнул, словно что-то царапнуло ему по горлу, и резко отвернулся. Мне стало немного страшно и в то же время до чертиков приятно. Алессандро стоял рядом и молчал, задумчиво глядя на кузена. В черных глазах мужа полыхнуло пламя. «Он же ревнует меня! Ревнует! — догадалась я. — Господи, только этого мне недоставало!..» Донья Бенита лишь укоризненно покачала головой. _______________________________________ [1] — обряд принесения Непреложного обета по Йейтсу, а не по книге Роулинг. Обязательства по обету произносит, как и в фильме, тот, кто скрепляет клятву. [2] — берберск. «любовь»