Кусочки жизни

Закаты в Токио красивые. Да везде они красивые, если встречать их на крыше высотного дома. Небо над ними нежных оттенков: золотистое, розовое, голубое, фиолетовое... А у Савамуры лицо нежно-зелёное. Не понятно, оттого ли, что до одури боится высоты, или же просто перебрал текилы. Курамочи делает ещё глоток из бутылки и передаёт её Миюки. Они втроём сидят на парапете, как голуби на проводе, зажимая Савамуру посередине, а тот цепляется за их ладони так, что пальцы немеют. Под их ногами - шумный Синдзюку, огромная неоновая бездна, в которую и смотреть-то страшно. Лучше смотреть вперёд, на закат. - Только представьте, что напишут в газетах, если мы сейчас навернёмся! Три долбоёба, просравшие чемпионат, прыгнули с крыши, взявшись за руки, - веселится Курамочи, и ему действительно, чёрт возьми, весело. - Это всё Фуруя виноват, - тихо говорит Савамура и трётся щекой о плечо Курамочи. - Он что, всегда будет лучше меня? В его голосе слышны плаксивые нотки, а на лице такая искренняя детская обида... Савамуре совсем нельзя пить. Но он всё равно тянется к Миюки, а поскольку руки у Савамуры заняты, тому приходится самому поить его из бутылки. Правда, он как ребёнок, ей-богу. - Не ной, ты его дважды за игру в страйк-аут вывел! Курамочи неосторожно толкает Савамуру плечом, а тот начинает падать вперёд, нависая над бетонной пропастью, и... Это похоже на взрыв в голове. Как одновременно резкое опьянение и оргазм - адреналин врывается в кровь, расщепляя реальность на мелкие искрящиеся кусочки, а в следующую секунду они втроём заваливаются назад, и теперь перед глазами искрит от удара спиной и затылком о крышу. Курамочи матерится в голос, Савамура - ржёт, а Миюки держит бутылку на вытянутой руке, будто её сохранность заботит его в первую очередь. Курамочи тоже пробирает нервный смех. - А тут небо уже чёрное, - замечает Миюки, так и не поднявшись. - И звёзд нет совсем, - поддакивает Курамочи. - Да кому нужны эти звёзды? Савамура диковато улыбается и пялится на догорающий закат, который отражается в его глазах оранжевым пламенем. Красиво. - Идём домой? Нас там ещё якинику дожидается, - вспоминает вдруг Миюки и тянет Савамуру к выходу с крыши. Курамочи вздыхает, забирает у Миюки бутылку, глотает алкоголь словно воду. Вообще-то они собирались праздновать победу, но вышло так, что пришлось вытащить "траурную бутылку" текилы. Одна из сотни маленьких традиций... Он уже и не вспомнит, когда у них эти самые традиции появились. Сейчас ему кажется, что так было всегда, и по-другому быть не может. В голову лезет всякое, и Курамочи понимает, что пить на сегодня ему точно хватит. И всё же на душе остаётся неприятный осадок, след промелькнувшей мысли о том, что завтра всё может измениться. А он не хочет ничего менять. Совсем не хочет. Заходя в квартиру, Курамочи запинается о порожек и впечатывается в спину Миюки. Хватается за него, пытаясь удержаться, да так и остаётся стоять - Миюки тёплый и, в отличие от них с Савамурой, крепко держится на ногах. С ним бывает невероятно спокойно. С Савамурой же о спокойствии не стоит и мечтать, а ещё у него горячие наглые ладони, которые лезут под одежду. Курамочи не знает, каким его самого видят эти двое, но с ними - такими разными, и в то же время похожими, - он нашёл своё место. Всё ещё не хочется давать определения тому, что между ними происходит. Просто... Пусть это будет. Подольше. "Навсегда" - было бы, наверное, слишком хорошо.