Иная Инквизиция

      Они ехали по главной и широкой Западной дороге. Обычно на ней было много движения: торговцы, фермеры, везущие свои товары на рынок в Денерим, сборщики податей, сейчас словно сгинули, оставив дорогу абсолютно безлюдной. Хотя Солона и её спутники подъезжали к Лотерингу, несмотря на то, что простой люд не очень любил это место, предпочитая обходить его стороной. Люди боялись, что пройдя по землям, недалеко от которых зародился Мор, они навлекут на себя несчастье, болезнь и смерть. Солона же, наметив себе более короткий маршрут, ехала напрямик.       Проезжая мимо Лотеринга, она с грустью смотрела на то, что осталось от деревушки. Именно эта деревня стала первой жертвой порождений тьмы одиннадцать лет назад. Земля потихоньку приходила в себя, но той прежней растительности и плодовитости уже никогда не будет. И Амелл было жаль не столько людей, потерявших дом, убитых беженцев и крестьян, сколько землю, которую отравила скверна. Тогда столько людей погибло не только в Лотеринге, но и в Остагаре, Редклифе, в её башне магов, в Денериме и эльфы в Брессилиане. Не говоря уже о полном уничтожении дома Совершенной в Орзаммаре, а потом в Амарантайне во время Оттепельной охоты. Наверное, война и Посвящение в Стражи полностью стирает чувство сострадания.       Прекрасное и плодородное Мор превращает в гниль. Как её превратила в гниль скверна порождений тьмы. Дважды она была в Лотеринге. Первый раз с Дунканом, когда тот вёл её в Остагар, второй раз, когда они бежали из Диких Земель. И дважды эта деревня вызывала у чародейки лишь отвращение.       Сейчас здесь было лишь безрадостное последствие Мора. Ненужное напоминание о нём. Вокруг была безжизненная земля, проросшая мелкими пожелтевшими сорняками. Кое-где виднелись деревянные, недостроенные и обветшалые крестьянские хижины. Люди какое-то время пытались восстановить деревню, но, поняв, что на этой выжженной Мором земле ничего не вырастет, они разбежались кто куда. И внутри Солоны была такая же пустота, когда она смотрела на то, что осталось.       — Лотеринг? — спросил Блэкволл, смотря на пустынные окрестности.       — То, что от него осталось, — ответила победительница Мора.       — Завеса здесь истощилась ещё со времён Мора, — прокомментировал Солас.       Амелл поморщилась, вспомнив отчаяние, которое витало здесь в дни, когда смерть только-только показалась наружу из-под глубинных троп.       — Не хочу тут задерживаться, — сказала Амелл и пустила лошадь рысью, желая удалиться от этого места, и чем скорее, тем лучше.        Миновав окружные земли Лотеринга, они снова оказались среди лиственных деревьев и сосен. Сразу почувствовалась разница. Здесь деревья были одеты в золотой и красный наряд из листьев или вовсе сбросили их, возведя голые ветки к небу. Сгнившие листья, превратившиеся в грязную кашу, липли к копытам лошадей. Небо во время путешествия Солоны и её спутников было чаще серым, чем голубым, а река Драккон вышла из берегов после недавних многочисленных проливных дождей. Росшие возле речных берегов деревья, ушли под воду до нижних ветвей.       Чаще Солона со своими спутниками спала под открытым небом, лишь изредка они оставались в какой-нибудь деревне, когда наступали сумерки. Они закупались там едой и водой, и на следующее утро, едва появятся первые лучи солнца, снова садились на коней и ехали дальше. Все поняли, что Амелл не любит терять время и предпочитает быстрее добираться до конечной точки маршрута. Возможно, это появилось у неё после Мора, когда степенная магическая жизнь сменилась на постоянное выживание, когда надо было быстрее добираться до союзников, быстрее решать их проблемы и бежать дальше. Бежать, бежать, бежать.       Осенние пейзажи не менялись. Вокруг рассыпались краски багрянца и золота, пасмурная серость туманов и промёрзшая грязь под ногами лошадей.       К их счастью разбойники им пока не встречались. Почти у каждой деревни была стража. Амелл приметила это, подумав, что банны и эрлы решили хотя бы так обезопасить свои земли, чтобы не получилось, как со Внутренними Землями. Стражники эрла Южного Предела и баннов из Баннорна патрулировали свои земли. По нескольку раз останавливали Амелл и её спутников.       — Куда направляетесь? — спросил один из них, сверля Солону взглядом из прорези в шлеме. Он смотрел то на неё, то на посох. Другой же не сводил глаз с Соласа.       — В Амарантайн, — спокойно ответила Амелл.       — С какой целью?       — Я еду… — «Домой?» — подумала она, — к себе.       — У магов там дом?       — Я Солона Амелл — эрлесса Амарантайна. И я еду к себе. У меня там… — «Дом?» — владения!       — Простите, не узнали! — быстро проговорил стражник и, сняв шлем, поклонился. Он был ещё юн, даже борода была больше похожа на пушок птенца. Юнец, несмотря на возраст, уже охранял владения знатного лорда, рискуя своей жизнью.       — Простите нас, — проговорил второй, кланяясь. — Мы за всю жизнь видели вас только издалека и то лишь раз, когда вы поздравляли всех с победой. А он тогда, — стражник кивнул в сторону своего напарника, — и вовсе был глупым мальцом.       Амелл махнула рукой, мол неважно.       — Мы из местного ополчения, — сказал первый, тот, что был ещё молоденький. — Когда маги и храмовники стали воевать, башня магов как будто взорвалась изнутри и вывалила на нас всё магическое дерьмо, — его напарник ткнул локтем в бок, и тот испуганными глазами посмотрел на Солону. — Ой… я… просто… храмовники тоже там учиняли… э-э…       — Столько поселений и людей погибло, — сказал второй. — Вот и было решение собрать ополчение для охраны дорог и местных жителей. Да ещё и беженцы пользуются этой дорогой, и из-за этого разбойники появились.       — Разбойники?       Лошадь Солоны недовольно забила копытом, но Амелл быстро её успокоила, похлопав по шее.       — В Южном Пределе вроде бы как какая-то банда появилась. Многих они убили. А ещё во Внутренних Землях…       — Как король мог дать убежище магам в Редклифе?! — недоумевал юноша. — Разве не маг был виновен в том… ой.       — Не обращайте на него внимания, он вечно чушь несёт, — чуть не прорычал напарник юноши, прожигая того взглядом. — Будьте внимательны на дороге! И храни вас Создатель! — напоследок сказал он им.       И они двигались дальше. А Солона всё думала: какого демона Алистер дал убежище магам в Редклифе? Может он так надеялся, что она окажется среди них? А может потому что Великая Чародейка Фиона умеет убеждать? Или…        Амелл хмыкнула, догадавшись.       Коннор. Всё дело в Конноре. Наверняка, на этом настоял Эамон, заботясь о сыне, если он выжил в этом восстании. Теперь Внутренние Земли переживают последствия того, что маги обосновались в Редклифе. Однако её туда почему-то не пустили. Вредная стражница сказала, что выполняет приказ и она его не ослушается, даже несмотря на то, что об этом просит Героиня Ферелдена.       Ух, как же Солоне тогда хотелось поджарить её на месте.       Варрик очень много разговаривал, находя общий язык как с Блэкволлом, так и с Соласом. Однако с Кассандрой он изредка пререкался. Как собака, которая игриво кусает, не причиняя боль острыми зубами. Амелл чаще молчала, думая о своём ордене и пыталась вспомнить, что произошло до Конклава. Но мозаика воспоминаний никак не соединялась. Помнила она только ужас, холодящий её спину противными липкими пальцами страха, пробираясь внутрь и сжимая сердце так, что невозможно было даже дышать. И сильный Зов. Зов, который переворачивал нутро наизнанку, щупальцами вожделенной мелодии растекаясь по воспалённому скверной разуму.       Позже, миновав очередную полосу объятого сизым туманом леса, они повстречали толпу беженцев. Грязных, в лохмотьях, тащивших на своих плечах своё имущество, которое только смогли унести. Одни потеряли свои дома во Внутренних Землях, когда начались стычки после Конклава, другие побросали всё, желая уйти подальше от огромной дыры в небе, которую никто из них не видел, но по слухам знал, что она поглотит весь мир. Одни тут же свернули на узкую дорожку, желая углубиться в Баннорн, другие намеревались отправиться в Хайевер, Амарантайн, Южный Предел или куда-нибудь поближе к Денериму. Одни ругали политику королевской семьи, другие поддерживали, третьим было всё равно, лишь бы выжить. Четвёртые, более озлобленные из-за своей участи, жадно смотрели на лошадь Солоны. Наверное, такие и становятся разбойниками.       Амелл ничем не могла им помочь, а потому, пожелав удачи, рысью пустила свою лошадь вперёд. Инквизиция сама была на грани существования, у них едва хватало ресурсов, которые быстро заканчивались. Как только они смогут убедить Церковь, что они вовсе никакое не зло, у них может появится спонсирование. И для себя Солона заметила, что она даже ничего не почувствовала по отношению к этим беженцам. Никакой жалости, сострадания и сочувствия. Плохо ли это?       Ближе к вечеру инквизиторская компания обустроила лагерь у берега реки и, помня о разбойниках, начертили вокруг защитные руны. Амелл поила лошадей, с тоской смотря на подрагивающую от порывов ветра водную гладь. Дорожная пыль, пот и грязь ей порядком надоели. Так сильно сейчас ей хотелось окунуться в воду, что, если бы не холод, она с огромным удовольствием прыгнула бы в толщу речных волн. Благо всегда при ней был флакон духов, заменяющий противный запах немытого тела. Она начала пользоваться этим ещё в Круге, когда от любопытства они с Йованом занялись алхимией, и после серии различного вида экспериментов обнаружили возможность сохранять запахи. Но у Амелл не было алхимического таланта, она быстро закончила это дело, передав знания другой девушке, которая и развила эту возможность в совершенстве. А потом оказалось, что это и не новшество вовсе, а знатные дома в Орлее отдают за такие флакончики с ароматной жидкостью кучу золотых монет магам Белого Шпиля и Монтсиммара.       Лесные звуки окружили её со всех сторон. Ветер, поигрывая с листвой, сорвался на её волосы, откинув их назад. Где-то ухнул филин, а затем послышался протяжный вой. От волчьей песни по телу магички пробежали мурашки и, казалось, волосы встали на затылке дыбом. Она вспомнила зелёные глаза одержимых волков. Прокушенная зубами хищников нога и рука заныли, словно Солону снова за них укусили. Амелл затянула рукав и приоткрыла перебинтованную руку. Укус уже превратился в четыре чёрненьких точки засохшей крови. Мысленно чародейка понадеялась, что не обзаведётся ещё одним шрамом. Они и так достаточно украсили её тело.       Солона горько усмехнулась, поняв, что шрамы не так страшны. Сколько бы она не пыталась утешить себя тем, что с её орденом творится что-то неладное, она потихоньку начинала признавать свой неминуемый конец. Она держалась на пределах своих возможностей и сил. Всё чаще и чаще она начинала мириться с этой мелодией в голове. Печальной и неземной. Она затягивала её в воспоминания о ностальгическом блаженстве, которое было утрачено каким-то неизведанным никому образом. Иногда мелодия звучала тихо, сливаясь с шуршанием пергаментов и звуком от латных сапог, что ударялись о каменный пол. Иногда в ней можно было услышать тихое поскрипывание старой деревянной лестницы, которая была в Круге Магов или морской прибой, а саму мелодию напевал женский голос, давно забытый, давно погибший.       Иногда Солона напевала её, пока Варрик не спросил: «Что за мелодию ты напеваешь? Очень… красивая». И тогда она еле сдержалась, чтобы не оглянуться на Блэкволла взглядом полным страха. Но Страж не реагировал.       Эта мелодия дарила чувство красоты, блаженства и успокоения. Чувство отчуждения. Если поддаваться ей, то хотелось слушать её… Вечно. Даже убить за неё, в надежде вернуть то блаженство, что было утрачено.       Амелл редко позволяла Зову взять верх. Но, всё же… Всё же, иногда он одерживал над её волей победу. Солона ненавидела себя за слабость и, в тоже время, ей хотелось поддаться этому призыву. Плюнуть на всё и погрузиться в этот омут, лишь бы всё прекратилось. Её спасала метка, которая напоминала о себе периодической болью в руке. А потом укусы отзывались на это, и кости, которые были переломаны несколько раз когда-то, зудящей болью оседали на зубах, которые Амелл стискивала каждый раз, стараясь отвлечься от неприятных ощущений. «Прямо как у дряхлой старухи!» — думала Солона в такие мгновения.       Серый пасмурный день, тем временем, перешёл в не менее серые сумерки. И Амелл вернулась к своей компании.       В лагере уже во всю жарились тушки зайцев, за приготовлением которых следил Солас, частенько вороша потрескивающие оранжевые угольки. Варрик проверял арбалет после охоты. Бьянка была самим совершенством и не требовала проверки после такого пустяка, но гному нравилось за ней следить, проверять корпус, каждую петель, словно следил за подружкой. Кассандра и Блэкволл тренировались в опасном танце мечей. Лязг и звон металла разносился по округе, разгоняя лесную тишину.       Солона села на поваленное бревно, устремив взгляд на тлеющие угли, словно пытаясь найти там ответы на мучившие её вопросы.       Блудная эрлесса возвращается в свои земли. Или уже не в свои? Разумеется Алистер уже передал их другому стражу, раз Натаниэль счёл её мёртвой. Да и демон с ними, с этими землями. Тут выжить бы. А потом… Найти себе дом, наконец. Такой, чтобы с очагом. Дом, где внутри пахло бы травами, специями и вкусной едой. И чтоб не было никакого долга перед кем-то. Чтобы было куда возвращаться.       «Глупости» — подумала Солона. Она себя слишком хорошо знала. Как знала и то, что в погоне за очередной мирской тайной или ещё чем-то обязательно пропадёт на несколько лет. А дом обветшает, зарастёт бурьяном и будет разграблен. А ещё у неё не очень хорошо получается готовить. От слова совсем. Лучше, чем это делал Алистер, но хуже, чем Морриган.       Нет! Свой дом она не покинет! Она спрячется там от всех и всего, кто мог бы попытаться пробудить в ней чувство долга перед своей страной. И от мирских тайн тоже спрячется, чтобы вести обычную и очень скучную, но безопасную жизнь. Достаточно она уже сделала для людей, а её кости и так ноют на любое колебание погоды. Всё же, герои должны уходить на покой.       Заячье мясо тем временем прожарилось, и аппетитный запах разнёсся по округе. Почуяв готовую еду, Искательница и Серый Страж прекратили свою тренировку. Они присели у костра и каждый взял свою порцию.       — Рада, что ты присоединился к нам, Страж Блэкволл, — сказала Кассандра, восстанавливая дыхание.       — Взаимно, леди Искательница.       — Сейчас нам, больше, чем когда-либо, нужны сильные и праведные воины, — произнесла Пентагаст и мельком взглянула на Солону.       «Это камень в мой огород, что ли?» — подумала чародейка, но сделала вид, что не услышала Искательницу, и вгрызлась зубами в тушку зайца.       — Праведные? — усмехнулся Блэкволл. — Ты меня перехваливаешь, Кассандра. Редкий Страж вёл праведную жизнь в прошлом.       — Это верно. Но, всё же, ты посвятил жизнь Ордену, в котором жертвуют собой ради блага других. Никогда не поздно исправиться и перерасти себя.       Амелл еле сдержала ухмылку. Когда тебя обвиняют в злодеянии, и ты стоишь на краю, неготовый подвести итог своей жизни, ты ухватишься за любую соломинку, лишь бы остаться в живых и не рухнуть в чёрную бездну небытия. Так и преступники готовы вступить в Стражи, лишь бы их не повесили, не отрубили руку за воровство, а дали кров и еду. Серые Стражи лишь тень былого ордена. Они нужны лишь во время Мора и только они способны уничтожить Архидемона.       Но надо ли убивать Древнего Бога? Может, он тоже, как они — Стражи, стал жертвой скверны? — по крайней мере так Амелл оправдывала свой поступок, совершённый десять лет назад. Ох, если бы Искательница узнала, она ни за что не поставила бы Солону во главе Инквизиции.       — Значит ты не веришь в то, что Стражи способны на убийство Верховной Жрицы? — спросил Блэкволл.       — В это тяжело поверить. Но проверить действительно стоит.       «Молчи, Солона!» — думала чародейка. — «Молчи, молчи, молчи. Не язви!». И она промолчала, жадно оттягивая зубами мясо от ветки и обжигая губы.       — За тобой никто не гонится, куда ты так спешишь? — спросил Варрик, заметив как Солона пытается набить рот едой.       Но Амелл проигнорировала замечание, продолжив трапезу, и подула на мясо в попытке остудить его.       Когда сумерки перетекли в ночь, все разошлись по палаткам, оставив в дозоре первых караульных. Это были Солас и Амелл. Чародейка ещё долго не смогла бы заснуть, потому частенько первой несла дежурство.       Яркое пламя костра рассеивало оранжевыми бликами ночную темноту, подступившую к их лагерю со всех сторон. Поленья в костре тихо потрескивали в этой тишине. Где-то в глубине снова послышался волчий вой. Обычно они не нападают на большие группы, но Солоне всё ещё было не по себе. Вдруг эти тоже под демоническим контролем?       Амелл сняла перчатку с левой руки, желая получше рассмотреть свою метку. Впервые за долгое время она решилась снова взглянуть на эту штуку. Обычно Солона старалась не думать о ней, не смотреть на неё и прятать от чужих любопытных глаз. Метка пугала её, конечно не так, как та страшила простой люд, который боялся любого проявления магии, что способно было убить их и их семьи, а гораздо сильнее. Непонятная и неизвестная магия оставила свой отпечаток на её теле. Во благо ли или во зло? Убьёт ли метка её раньше, чем скверна, или же нет? Почему она перестала расти? Хотелось разобраться во всём. Понять её значение и возможности. Безопасна ли она для неё или нет.       Зелёное свечение метки сочилось из руки и ярко переливалось, освещая бледное лицо чародейки в темноте. Изумрудные искорки окрасили серые глаза в бледно-зеленоватый оттенок. Солас, сидевший рядом, посмотрел на слабое сияние, излучаемое ладонью чародейки, и сказал:       — Брешь потребует больше сил, нежели те разрывы, которые мы встречали по пути.       Брешь, разрывы, Инквизиция, Лелиана с отчётами, Жозефина со знатью, рекруты и Каллен с храмовниками.       — Тонко намекаешь на то, что нам нужно больше магов? — спросила Солона, приподняв бровь.       Солас кивнул на её прямой вопрос, не сводя глаз с метки.       Что скажет Каллен, выбери она магов? Разозлится, подобно Алистеру? Смиренно примет выбор или же в её сторону потекут упрёки? Стоп. Какое ей дело до того, что скажет этот храмовник? Он её подчинённый и обязан принять любой её выбор.       — Я слышала, что храмовники могут ослабить магию Бреши.       — Это чистые домыслы. Брешь это не простая магия.       Амелл пожала плечами. Храмовники на её стороне могли бы стать отличным козырем в борьбе против «недовольства» Церкви. Если они перейдут к ней, то многие люди и знать примут её сторону, а со временем и Церковь смирится, наконец признав Инквизицию. Маги, поняв безвыходность своего положения, будут либо драться — подобно отчаявшемуся зверю, загнанному в угол, либо остудят свой пыл, примут всю безысходность ситуации и сдадутся. И тогда можно будет прокладывать нелёгкий путь к миру между магами и храмовниками. Создавать свой магический университет вместо Круга…       Амелл резко остановила свой поток мыслей. Ей просто надо закрыть Брешь, а она уже строит долгие планы для Инквизиции и Тедаса. Почему так всегда? Почему она лезет куда не надо, в самую вглубь политики? Проклятая Инквизиция хочет затянуть её в пучину хаоса, отдалив от мечты о собственном доме, но она не поддастся! Исследование природы Зова превыше всего! Она просто маг, просто Серый Страж, просто человек, желающий выжить.       — И всё же. Что если храмовники направят свои умения на Брешь, а те маги, что есть, усилят магию метки? — спросила Солона.       — Может и сработает. Но разве тебе не хотелось освободить собратьев, дать им шанс?       — Освободить? — усмехнулась чародейка. — Получив одну свободу, они захотят ещё большей. Не пройдёт и столетия, как маги начнут бороться за новые права. Нельзя их просто брать и освобождать.       — А как же справедливость? — возмутился эльф.       — В этом мире нет справедливости. Люди боятся магов, особенно после того, что они учинили.       — Храмовники были ничуть не лучше.       — Правила ордена храмовников должны быть полностью переписаны. Маги и храмовники должны быть не врагами, а союзниками. Церковь не должна контролировать обучение магов, а быть лишь частью этого обучения, позволяя магам принадлежать к религии, если они того захотят. Круг должен восприниматься как дом, убежище, университет, а не тюрьма. Нельзя разлучать родителей и детей. Родители должны гордиться своим чадом, который выбирает свой магический путь, будь то целитель, духовный маг или же стихийный, который может быть приписан к армии в случае опасности для Тедаса. За обучением должна следить Коллегия, а не Церковь.       — Разве это не свобода для магов?       — Не та, которую хотят мятежники. Храмовники должны участвовать в этом. Искатели должны расследовать превышение должностных обязанностей храмовников и тяжкие преступления самих магов. Маги должны контролироваться в первую очередь магами, а потом храмовниками, как защитниками в случае опасности для самих же магов. Такими должны были быть Круги. Но Церковь, — Амелл усмехнулась. — Проклятая фанатичная Церковь, решила всё сделать по-другому. — «Да хватит уже! Просто закрою Брешь и сбегу! Не знаю как, но сбегу из Инквизиции. Мне нужно это лекарство!» — Но пока рано говорить об этом. Гораздо интереснее послушать и узнать получше тебя, Солас.       — Меня? — удивился эльф, а потом насторожился. — Почему?       — Мы вместе сражаемся, прикрываем друг друга. Почему бы не узнать получше? К тому же, ты изучал магию сам, мне интересен другой взгляд на Тень и Завесу, без церковных предрассудков. Я просто любопытствую. Все говорят, что я очень любопытна и у меня длинный нос, — фыркнула чародейка.       Маг хмыкнул, вероятно мысленно согласившись с подобным высказыванием.       — Прости мне мою осторожность, в такие времена она необходима, — сказал он. — Что ты хочешь узнать?       Получив позволение, Солона глубоко и вдохновлённо вдохнула, пытаясь сформулировать первый вопрос. Солас наверняка заметил загорающийся огонёк интереса в её глазах.       — Ты говорил, что видел в Тени отголоски забытых цивилизаций. Видел ли ты эльфийскую?       — Немного. Она давно была утеряна и забыта.       — Какой она была?       — Кристаллические башни Арлатана тянулись к самому небу и их верхушки скрывались среди облаков. Магия была частью жизни элвен, она была переплетена с каждым фрагментом архитектуры.       — Но были те, кто сильней? Всегда же есть более искусный маг, воин или охотник.       — Безусловно. Элвен веками оттачивали своё мастерство. Они могли дискутировать десятилетиями над одним вопросом.       — А что было с сильными магами? Чего они добились?       Солас помедлил, внимательно всматриваясь в лицо собеседницы, словно пытаясь прочитать мысли в её голове, но никак не улавливал их ход. Его лицо оставалось спокойным, но Солона уловила, как эльф слегка нахмурился, словно пытаясь обдумать её вопрос и придумать ответ.       — Так глубоко в Тень я не заглядывал. Да и духи в Тени лишь отражение того, что было. Не всегда они дают точную информацию.       — Кстати о духах. Тебе не было страшно? — Амелл перевела тему, сделав вид, что удовлетворена ответом.       В конце концов она понимала опасения Соласа. Он говорил, что один изучал магию, входил в глубины Тени. Люди боятся магии и духов. Они не смогли бы понять. Одно неосторожное сказанное слово могло сулить эльфу казнь или же усмирение. Но Солона экспериментатор, исследователь, любопытная настолько, что готова рискнуть в разумных рамках. Ей хотелось, чтобы этот кладезь знаний с острыми ушами раскрылся перед ней. Возможно, что его знания и умения могли бы привести её к лекарству. Если в Тени можно просматривать историю, то можно было бы увидеть и создание Ритуала Посвящения? Ведь неизвестно, как он проходил, как создали Серых Стражей, сколько было экспериментов и жертв? Пришли ли они к чему-то ещё? У Серых столько тайн, что даже Первый Страж не всё знает. Многие тайны умирают на Глубинных Тропах вместе с их носителями.       — Страшно? Нет. Церковь даёт неверное представление о Тени. Точнее, очень сжатое. Не все духи несут опасность для мага. Некоторые могут поделиться знаниями. Дух Мудрости, например.       — Во время своего Истязания я столкнулась с духом Доблести.       — Редкий и прекрасный дух. Он тебе помог?       — Он предложил сразиться. Говорил, что в случае победы даст мне оружие, которое поможет в борьбе с демоном, ожидающем меня в Тени. Я сказала, какой же он дух Доблести, раз хочет убить ученика?! Он должен помочь ученику, как воплощение доблести. Он разозлился, назвав меня нахалкой, но оружие дал.       Солас тихо рассмеялся.       — Как видишь, не все духи хотят завладеть телом мага. Их влекут чувства и эмоции простых смертных. Не они внушают злые мысли, а наоборот, приходят потому что они уже внутри самого человека. Если дух завладеет телом человека или окажется здесь сам, он может не выдержать реалий мира и того, что таится внутри «сосуда». Мудрость превратится в Гордыню, Целомудрие в Желание…       — А Справедливость в Месть, — закончила за него Солона.       Винн когда-то поддерживал дух Веры. Настолько чистой была старая чародейка, что смогла жить в гармонии с созданием Тени? Жаль, что Солона не смогла присутствовать на её похоронах.       Учение Церкви и Круга, которое ей вдалбливали на протяжении пятнадцати лет, начинало рушиться на глазах. Если во времена элвен магия была частью их жизни, почему же они пали перед людьми? На каком уровне сейчас находится магия? Они продвинулись дальше или же сделали огромный шаг назад? Она задала этот вопрос Соласу, и тот задумался над ответом.       — Тевинтерские магистры многое переняли у элвен.       — Однако то, что изучаем мы — маги Круга, значительно… обрезало магические знания?       Эльф кивнул.       — Это же огромный шаг назад! — неожиданно возмутилась Солона. — Подожди! Когда я спросила про сильных магов среди элвен, ты сказал, что не заглядывал так глубоко в Тень, но, тем не менее, тебе известны магические приёмы магистров, и ты можешь провести сравнение между прежними элвен и нынешними знаниями магов.       Тело её собеседника напряглось. Он непроизвольно кинул испуганный взгляд на Амелл, которая, сощурив глаза, внимательно наблюдала за ним.       — Твоя взяла, — усмехнулся эльф и посмотрел в огонь. — Я соврал, что не заходил так глубоко в Тень. Арлатан в своё время был ничуть не невиннее Тевинтера и Орлея.       — Как… интересно, что ты привёл в пример Тевинтер и Орлей. То есть, во главе государства эльфов стояли сильные маги-интриганы и они захватывали своих же родичей в рабство? Хм… Так стоит ли магам, на примере всё той же истории, давать полную свободу, или же всё-таки стоит иметь противовес магии в лице храмовников, как надзорного ордена?       Эльф устремил на неё долгий изучающий взгляд. На секунду ему показалось, что его видят насквозь и просто лишают брони, открывая настоящую сущность. Он всматривался в эти льдистые серые глаза, в которых блестели языки пламени от костра, и пытался понять: его подловили случайно, или же она знает намного больше, чем говорит? Этот диалог был её ловушкой, или он просто сам сболтнул лишнего, поддавшись на её уловку?       Но если бы он знал, что сам виноват и весь этот диалог был чистой случайностью, русло которого Амелл даже не контролировала, а ей просто удалось подловить своего разговорившегося собеседника, наверное он разочаровался бы в ней.       — Дело не в магии и не в том, как и для чего ею пользуются. Дело в том, что скрывается внутри нас самих. Ты не изменишь мысли людей, эльфов или гномов. Цивилизации зарождаются, растут и погибают, и в каждой сильные порабощают слабых.       — Но маг сильнее любого человека, просто лишь потому, что может щелчком пальцев убить его. Я не хочу, чтобы повторились времена Тевинтера. Мне в любом случае понадобятся силы магов или храмовников, если Каллен прав насчёт их умений. А потому, если мы сможем опровергнуть мнение Церкви, которое она о нас распространяет, то мой выбор будет иметь последствия. Если я выберу магов и окажется, что это они виноваты во взрыве, нас живьём сожрут.       — Это могли бы быть и храмовники.       — Как они могли бы это сделать? Ты сам говорил Кассандре, что их умения укрепляют реальность, а тут разрыв Завесы.       — Если ты предпочтешь храмовников…       — Угнетение магов может продолжиться и все жертвы будут напрасны, — закончила за него Солона.       «Вот если бы у меня был бы какой-нибудь компромат на храмовников, который говорил бы о том, что они не могут быть самостоятельным орденом, и их надо держать под контролем» — подумала Амелл. Во времена Мора ей постоянно приходилось быстро решать, как действовать. Сейчас у неё хотя бы есть время всё тщательно обдумать. Если она намерена найти это проклятое лекарство от Зова, чтобы продолжить жить дальше в тишине и покое, ей просто необходимо сделать так, чтобы хотя бы маги и храмовники перестали воевать между собой.       Между Амелл и Соласом настала тишина, прерываемая лишь потрескиванием поленьев в костре, да перешептыванием ветра с пожухлыми листьями. Серые тучи за всё это время так и не приоткрыли взору серебристую луну и её звёздных спутников.       Амелл погрузилась в собственные мысли, желая тем самым отмахнуться от Зова на периферии сознания. Ночь была долгой и холодной. Но даже когда пришла пора будить следующих дозорных, Солона боялась погрузиться в сон и холодные объятия кошмара, которые тот нёс с собой.

***

      Ровными размеренными шагами Лелиана шла по направлению к церкви, чтобы увидеть свою старую подругу Жозефину, держа в руке донесение разведчиков о том, что в Орлее дом дю Релион возмущается по поводу того, что Инквизиция заняла их Убежище. Этот небольшой род — несильно властный из-за того, что маркиз в жёны себе взял ферелденку из Денерима — опасности пока не представлял. Но когда маркиз не получит поддержку от Селины, а он её не получит, потому что у Императрицы нет времени на эту несущественную глупость, то «владелец» Убежища обязательно прибудет сюда, донимать Жозефину и Инквизицию — в лучшем случае. В худшем, объединится с Церковью, которая уж точно дойдёт до одного из львов. И тогда Гаспар или Селина могут начать добиваться расположения Церкви для переманивания союзников врага на свою сторону за счёт церковного влияния. В лучшем случае — их выгонят, в худшем — убьют, сожгут, казнят. Обычных людей, возможно, убьют почти мгновенно, но верхушку Инквизиции: Жозефину, Каллена, Лелиану, Кассандру прилюдно казнят на площади Вал Руайо. А Солону может ожидать участь и того хуже. Тогда Ферелден, возможно, обозлится и воспользуется ослаблением Орлея после гражданской войны. Начнётся ещё больший хаос.       Поэтому они должны первыми связаться с маркизом дю Релион и пригласить в Убежище для переговоров. А ещё Лелиана не отказалась бы выпить бокал вина с ложечкой мёда и корицей в компании своей подруги, и заодно обсудить продвижение по поручению Солоны.       Раскрыв огромную дверь церкви и впустив в помещение зимний ветер вместе со снегом, она окунулась в полумрак. Большой церковный холл был заполнен деревянными ящиками и холщовыми мешками. Кое-где в тёмном углу можно было заметить разбросанные доспехи. Командиру Каллену всегда их мало. Церковные послушницы, которые отдыхали и согревались возле жаровен, тихо общались между собой, некоторые из них читали Песнь Света. Но среди этого небольшого гула голосов отчётливо можно было услышать голос канцлера Родерика, который никак не мог успокоиться ещё со времени своего приезда. Его новой жертвой теперь стала преподобная мать Жизель.       — Как, вы-то, преподобная мать, решили присоединиться к этим еретикам? — ворчал мужчина.       — Отнюдь, канцлер. Я служу не Инквизиции, а людям.       — Они отказались от Церкви, отказались от веры.       — Все люди — творения Создателя. Если они сбились с пути, я должна направлять их, а не отворачиваться.       — Мира Создатель, прости их. Слишком долго в тени они находились, Света не зря Твоего, что мог их направить. Будь же с Твоими детьми, о Создатель!       — И хоть пламя объяло её словно саван, — продолжила цитировать Песню преподобная мать. И Лелиана, заинтересовавшись, почему же Жизель предпочла продолжить этот отрывок, встала в тени одной из колон и, пока слушала молитвенное препирание, отряхивала свою одежду от снега, — а жар от огня доносился до каждого в поле, Андрасте молчала, не издав даже стона. И солдаты Архонта, что рядом стояли на страже, задрожали и стали друг с другом шептаться: «А вдруг и вправду она служительница бога?»       Пока бровь Лелианы медленно поползла вверх от удивления, канцлер Родерик принялся громко возмущаться:       — Она маг! Создатель и Невеста его не могли послать нам в помощь мага!       — Мы не знаем волю Создателя. Возможно, что нам послали мага, потому что мы неправильно истолковали мысль Андрасте, начав ограничивать их в правах? А может так Создатель захотел показать нам, что маги тоже его дети? Вспомните, что говорится в Песне Света. Как во времена Андрасте, тевинтерские магистры не верили в Создателя и считали его посланницу не более, чем завоевательницей. Точно так же, как сейчас Церковь считает еретиками новую Инквизицию. Но каковы цели этой организации? Восстановить порядок, закрыть Брешь и найти настоящего виновника.       — А что если эта женщина, мнящая себя посланницей пророчицы нашей, просто водит вас всех за нос?       — Если это правда, то можете потом злорадствовать надо мной, повторяя: «Я же говорил». А пока, дайте хоть небольшой шанс Инквизиции. Время и шанс на то, чтобы они смогли закрыть Брешь, которая угрожает нам всем.       — Как бы эта Амелл не расширила Брешь, набрав себе в помощь совсем не тех союзников, — фыркнул Родерик.       Лелиана усмехнулась. Канцлер всегда был глубоко верующим и преданным Церкви и Верховной Жрице. В целом, Соловью было понятно его недоверие в отношении Инквизитора-мага, у которой нелепая метка на руке, и тем более Инквизиции, которая её защищает. Однако, если бы не эти палки, которые он пытается вставить им в колёса вместе с остальными владычицами церкви, Инквизиции было бы проще.       Лелиана воспринимала его, как назойливую муху, так же как и остальные, кто привык с ним работать. Однако же, она прислушивалась к его словам и его настроению, которые отражали слова владычиц и Вал Руайо. Канцлер не так искусен в Игре, потому один его неосторожный шаг, слово, фраза, и Лелиана сможет многое узнать.       Но если бы они смогли переманить канцлера и на свою сторону, то это стало бы толчком к выстраиванию взаимовыгодных отношений с Церковью. Остаётся лишь надеяться на то, что Жозефина с этим справится, когда преподобная мать почти подготовила почву.       Поприветствовав преподобную мать Жизель, Лелиана прошла дальше к двери кабинета леди Монтилье. Оттуда доносился голос подруги и мужской. Соловей усмехнулась, узнав его, и вошла внутрь. В кабинете подруги пахло тропическим чаем из Антивы, горело множество свечей, а на столе лежали горы пергаментов. В углах комнаты стояли сундуки, хранившие в себе чернила, перья и пергаменты. Голые каменные стены загораживали стеллажи с книгами. Кажется, Жозефина попыталась создать здесь подобие уюта.       — Я понимаю, вас, командир, — уставшим голосом говорила Жозефина, сидя за своим столом. — Но канцлер приехал, чтобы переговорить со мной.       — Я в этом виноват? — возмутился Каллен. — Если его так легко обидеть, то может быть, пусть он сам перестанет ко мне лезть?       — Я просто прошу вас не провоцировать канцлера, — тяжело вздохнула подруга.       — Я его даже не трогаю! Он суёт нос не в свои дела.       — Но я обещала ему, что он сможет наблюдать за тем, что Инквизиция не пытается предпринять каких-либо попыток по ослаблению Церкви и веры в Создателя. Мы должны действовать максимально прозрачно или хотя бы создавать эту видимость.       — Я не мешаю ему наблюдать, — проворчал командир. — Он лезет в мою личную жизнь.       «В твою личную жизнь?» — удивлённо подумала Лелиана. Насколько она помнила из отчётов разведки: вся личная жизнь Каллена Стентона Резерфорда была связана с орденом храмовников. Или командир тут присмотрел себе кого-то? На мгновение ей даже стало смешно от этого, но потом внезапно к ней пришло осознание.       Во времена Пятого Мора, когда они пришли в цитадель Круга Магов, молодой и морально сломленный храмовник, запертый в магической клетке, признался в своём «позоре» — он любил чародейку. Амелл.       Теперь в голове Лелианы сошлось: почему личная жизнь Каллена Стентона Резерфорда была настолько сера и скучна, что сейчас приняла весьма интересный оттенок. Но откуда об этом знать канцлеру, если признание молодого храмовника услышали лишь немногие, и все они, на тот момент, были спутниками Солоны, а в Киркволле у Мередит подобный храмовник вряд ли бы продвинулся по службе?! В Инквизиции сейчас находятся опытные маги, которые жили в ферелденском Круге десять лет назад, но они теперь служат Инквизиции и, даже если бы этот слух вновь распространился спустя столько времени, а маги всё ещё вспоминали бы об этом теперь, то, либо у канцлера отросли большие уши, либо их всё-таки предали.       Неужели она ошиблась в своём лучшем разведчике?       — Просто не обращайте на канцлера внимания, — посоветовала Жозефина.       — А что именно его не устроило в вашей личной жизни? — поинтересовалась Лелиана.       Каллен посмотрел на неё взглядом полным возмущения.       — Это моё личное дело, — недовольно проговорил командир, сложив руки на груди.       — Вы должны понимать, командир Каллен, что если канцлер пристал к одному из советников Инквизиции с личным делом, то получается, что он обладает некой информацией, которая может сыграть против нашей организации.       Каллен колебался некоторое время, словно вёл борьбу внутри себя.       — Я… кхм… — в тусклом свете желтых свечей было еле видно, как слегка порозовели щёки военного советника. Но Лелиана, как опытный бард, умела ловить каждую эмоцию своего собеседника. — Кхм… кто-то распустил слух о том, что… — командир замялся, пытаясь подобрать слова.       — У вас был роман с Инквизитором до Пятого Мора? — продолжила за него сестра Соловей.       Жозефина громко ахнула, явно не ожидая услышать подобную информацию, затем приложила ладошку к своему рту, смутившись от своего же громкого вздоха.       — Не было никакого романа! — возмутился Каллен. — Я был храмовником, она — ученицей. Её бы усмирили, узнай кто об этом!       «Но что сделали бы с тобой, тебя, видимо, не волнует. Значит, ты не отказался бы от подобной связи, но опасался за её жизнь?» — подумала женщина. В целом, информация не подкреплена ничем, кроме возмущений самого командира, но это не значит, что Родерик и жрицы не знают ещё что-нибудь лишнее.       — Канцлер Родерик, конечно, человек умный, — сказала Лелиана. — Но, поскольку по Инквизиции эта информация не распространилась, то он просто хочет попугать нас тем, что ему, якобы, многое известно. Не обращайте на него внимания.       Каллен недовольно фыркнул, когда она предложила это, и поспешил уйти. Лелиана же отменила свои планы, передала Жозефине отчёт и тоже вышла из кабинета. Ей столь многое предстояло сделать и обдумать, чтобы поймать крысу. Но, прежде всего, ей необходимо было заткнуть рот разболтавшемуся магу.

***

      Следующий день выдался такой же серый и холодный. Всё утро моросил мелкий дождь и, даже когда он перестал, тучи не желали покидать небо, закрывая собой солнечный диск. Такая погода способна привести в уныние кого угодно, и потому инквизиторский отряд ехал молча. Западная дорога отделяла земли Баннорна и Южного предела. По левой стороне простирались вспаханные поля, залитые осенним дождём, справа шумела и пенилась вышедшая из своих берегов река. Уже завтра, как планировала Солона, они должны будут достигнуть крепости эрла Южного Предела.       «Помнится, эрлом всё ещё является Леонас Брайланд» — подумала Амелл. Но, когда женщина вспомнила его дочурку-живодёрку, её передёрнуло. Недалеко от крепости была деревня, и наверно, лучше остановиться в ней инкогнито, чтобы Брайланд не предложил ей остаться в замке с его… любимой дочерью, чья жестокость, видимо, перешла к ней от дядюшки Хоу.       Весь день чародейка и её спутники шли под ненастным небом, и не выспавшаяся Солона иногда клевала носом, держась за поводья своей лошади. Тем не менее, помимо Зова и усталости она чувствовала порождений тьмы, присутствие которых ощутила ещё с последней стоянки в лесу. Она чуяла их близость краем сознания, и, как обычно бывало, этому ощущению сопутствовало мерзкое тёмное чувство, разливавшееся внутри вен. Словно скверна в её собственной крови реагировала на скверну проклятых Создателем тварей. Солона была уверена — они тоже чувствовали её присутствие. Вот только она никак не могла понять: исходит ли это ощущение присутствия из-под земли, где свод Глубинных Троп слишком тонко граничит с землёй по которой ступают она и её спутники, или же порождения тьмы где-то здесь, на поверхности? Блэкволл осадил свою лошадь, поровнявшись с лошадью Амелл.       — За нами кто-то наблюдает, — сказал Страж. — С прошлой стоянки.       — Разбойники? — «Или порождения тьмы?»       — Если это так, то у них большая банда с отрядом разведчиков, которых они могли пустить вслед за нами.       «Скорее всего разбойники» — подумала Амелл, ведь Блэкволл, как опытный Страж, точно бы определил порождений тьмы и уж точно сообщил бы об этом Солоне.       Под теми же свинцовыми тучами, спустя некоторое время в пути, они ужинали в своём лагере. До конца их путешествия оставалось совсем немного. Как и обычно, лагерь окружили магические защитные руны. Но, если за ними наблюдали, то наверняка враг знает про точное месторасположение рун.       После сытного походного ужина Солона довольно потянулась, хрустя костями. Но внезапно, странное холодное чувство страха, подобно змее, сжало внутренности женщины. Ветер стал холоднее прежнего. Он жестоко срывал листья с деревьев и уносил их прочь во мглу опустившейся вокруг ночи.       Кассандра, сняв с себя латные пластины, разминала пальцами затёкшее во время езды тело. Солона подошла к ней максимально близко, чем вызвала удивление Искательницы.       — Меня беспокоят разбойники, — тихо произнесла Амелл, чтобы только её собеседница услышала её слова.       — Вокруг расставлены ловушки и защитные руны.       — Да, но если они наблюдали за нами, то могут активировать одну из них и ворваться в наш лагерь.       — Мы услышим, если они посмеют активировать ловушку.       — Но что мы будем предпринимать, если их численно больше?       Кассандра изучающе посмотрела на свою обеспокоенную собеседницу.       — Мы и так максимально осторожны, — сказала Искательница.       Но слова эти не успокоили Амелл, которой не хотелось снова столкнуться с кем-либо в очередной битве. К тому же, местность они знают намного хуже, чем разбойники, преследующие их. По лагерю разнёсся громкий смех Блэкволла над очередной шуткой Варрика. Солас сидел рядом с ними и грел руки у костра. Эльф усмехнулся и ответил гному острым словцом, вызвав на лице у последнего довольную ухмылку.       Уже глубокой ночью, прислушиваясь к каждому шороху, Солона по малой нужде прошла немного вглубь зарослей густого папоротника, растущего вокруг лагеря. Замёрзшими пальцами она расправлялась со шнуровкой на штанах, когда внутри всё напряглось от тревоги. Было такое ощущение, как будто в её нутро кто-то вливает яд. К Зову в голове прибавился и тихий шипящий рокот. Скверна в её крови резонировала. Сердце забилось чаще, а пальцы сами перестали теребить шнуровку на штанах. Всё внутри чародейки напряглось. Она всматривалась в ночную тьму, окутавшую её со всех сторон, и ничего не видела. Сосредоточившись лишь на своих ощущениях, Солона попыталась выявить в какой именно стороне находятся порождения тьмы.       Она почувствовала только одного, который был совсем близко от неё. В ладони чародейки загорелся огонь. Пару секунд было тихо, а затем послышался хруст веток и шаркающие шаги. Брови женщины сдвинулись на переносице, челюсть сомкнулась, и всё лицо приняло напряженное выражение. Она выставила вторую руку вперёд, создавая перед собой защитный барьер.       Где-то за спиной чародейки послышался смех Варрика и безмятежный голос Блэкволла, который рассказывал военную байку.       — Я от Отца, — наконец прохрипел неестественный скрипучий голос из тёмных глубин окруживших её зарослей, и Солона расслабилась, убрав барьер.       — Тебе нельзя ходить по поверхности, — сказала она. — Особенно по лесам и вблизи людских поселений.       Его ужасное лицо осветил огонь из её рук, когда порождение тьмы шагнуло к ней ближе. Это был гарлок. Тот же самый, что и в Андерфелсе. В прогнивших доспехах Серого Стража. На этот раз без капюшона на голове. Высокий, бледный, весь в язвах, частички сгнившей кожи свисали с его лица, оголяя белые черепные кости и острые зубы. В рыбьих неживых глазах поблескивали всполохи огня.       Если бы десять или двенадцать лет назад Солоне сказали бы, что она будет общаться с порождением тьмы в ночной чаще леса, она бы вздрогнула от страха, а потом, громко засмеявшись, кинула бы какое-нибудь лёгкое заклинание в глупого шутника.       — Я искал тебя.       — Что ему надо?       — Он просил передать, что после крупной тряски нам пришлось переместиться.       «Крупной тряски? Скорее всего из-за взрыва на Конклаве. Они были близко во время взрыва?» — думала чародейка. «Что, демон побери, произошло тогда до Конклава и во время?!». Эта неизвестность и провал в памяти жутко бесили её.       — Где он теперь?       — Вы называете это Кэл Хирол.       Солона была готова чуть ли не подпрыгнуть от радости. Как же всё удачно складывается! Она не только узнает про причину исчезновения Стражей, но и до Архитектора сможет добраться! А там, возможно, он и прояснит ей, что тогда случилось.       Но холодную маску отрешённости она всё же сохранила на лице.       — Я прибуду туда. А ты должен немедленно вернуться на Тропы и не расхаживать по поверхности!       Гарлок стал разворачиваться к ней спиной, чтобы уйти прочь.       — Стой, — остановила его Солона. — Ты всё это время следил за мной?       — Да.       — Здесь нигде не прятался отряд людей?       — Они есть. Но вас трогать боятся, других пугают.       — Хм, интересно, — усмехнулась она. — Возвращайся к Архитектору.       Вскоре порождение тьмы растворилось в ночной темноте, оставляя после себя лишь мерзкий запах гнили да хруст веток где-то вдали.       Когда Солона вернулась в лагерь, она внимательно посмотрела на Серого Стража. Он всё с той же интонацией рассказывал Варрику свою историю, вставляя шутки и посмеиваясь над ними вместе с гномом. «Хм» — хмыкнула она, настороженно и внимательно всматриваясь в фигуру своего спутника. Но разговор, внезапно пришедший в голову, всё же решила отложить на потом, когда они прибудут в Амарантайн, чтобы не сбежал в случае чего.

***

      К вечеру следующего дня, минув крепость эрла Южного Предела, они добрались до деревеньки, которая расположилась в нескольких милях от неё. Как и в любом ферелденском поселении, дома здесь располагались в хаотичном порядке. Воздух был густо пропитан свежей грязью, помоями, рыбой и людским потом. Ребятня, громко крича, бегала друг за другом, где-то гавкала собака, в загонах ржали лошади, во дворах на верёвках висело постиранные бельё и одежда, а по грязной улочке гуляло несколько кур и огромный, распушивший перья петух. Мальчонка, бегающий вокруг, видимо разозлил важную птицу, и петух клюнул того прямо в грудь. Ребёнок истошно заорал и, услышав его крик, из дома выбежала старушка и принялась ругать мальчишку.       Солнце плавно опускалось к горизонту, когда Солона передала поводья своей лошади хозяину конюшни. Магесса забрала свои вещи после того, как конюх расседлал лошадей. Пройдя к таверне, что разместилась на сваях у берега реки Драккон, Солона толкнула рукой тяжёлую деревянную дверь. Царивший внутри помещения коктейль из всевозможных запахов будто ударил кулаком в нос Инквизитора и её компании. Здесь смешалось всё: запах немытых тел и пива, свежей выпечки и рыбы, которую разделывали в небольшой комнатке с открытой дверью; сушёных фруктов и корицы; лимона и эля; шалфея и пота.       Ветер, ворвавшийся в таверну вместе с Солоной, пробежал меж столов, слегка потрепав подол у платья девушки, которая разносила еду на подносе; долетел до огромного камина и слегка приглушил огонь. В ответ языки пламени ещё сильней вспыхнули и снова вернулись к своему танцу. Варрик захлопнул дверь.       За стойкой, смеясь над какой-то шуткой светловолосого мужчины, стояла такая же светловолосая женщина. Лицо у неё было нежное, несмотря на возраст. Она была старше Солоны лет на пять-шесть, может больше. Губы у неё были пухлые, словно бантик. Она была одета в простое шерстяное платье, слегка заляпанное едой и потом. Кого-то она напоминала, но Амелл не могла понять, кого именно. Солона прошла к ним.       — Добро пожаловать, — улыбнулась женщина, увидев Солону.       — Мне нужны комнаты, желательно пять.       — Есть только три.       — Ладно, давайте три, — недовольно проворчала Солона. — У меня в компании истинные джентльмены, и они как-нибудь уместятся втроём в одной комнате. Да? — спросила она обернувшись к эльфу, гному и человеку.       Им пришлось согласиться от того, что банально не было выбора, да и спорить с Солоной никому из них не хотелось.       — И ещё хотелось бы помыться. Смыть с себя уже въевшуюся под кожу дорожную грязь и пыль.       Женщина кивнула и попросила следовать за ней на второй этаж. Комнатки были маленькие с небольшими оконцами и одной жаровней, тюфяки, явно предназначенные для сна, выглядели жутко с различными пятнами и разводами, не пойми после чего оставленными. «Лишь бы блох не было» — думала Солона. Женщина представилась Мией и, спустившись вниз, попросила Амелл следовать в дальнюю комнату на первом этаже. Помещение было очень маленьким. В нём помещалась только небольшая лохань, ведро, столик с кувшином и маленькая жаровня, в которой горел огонь. Стены были абсолютно голыми и неприветливо серыми.       — Здесь сможете помыться, когда вода нагреется, — сказала Мия.       — Можно сейчас налить туда воды?       — Но она холодная!       — Плевать.       Мия удивлённо вскинула брови и вышла вон, прикрыв за собой дверь. Вскоре после её ухода вошёл здоровенный мужчина с двумя большими вёдрами с водой и заполнил ею лохань в два таких захода.       — Спасибо, — сказала Солона, стягивая с себя пропитанный серой пылью дорожный плащ.       Внимательно осмотрев свою посетительницу, Мия, пожав плечами, вышла за дверь, плотно закрыв её. Амелл обернулась и, обнаружив крючок, закрыла дверь на это тщедушное подобие замка. Подойдя к лохани, Солона прошептала формулу заклинания и опустила руку в воду. Вода потихоньку начала согреваться. Когда она дошла до нужной температуры, Солона порылась в своей дорожной сумке, ища мыло, которое всегда брала с собой в путешествия, ведь она никогда не упускала возможности помыться в дороге. Найдя его, чародейка быстро скинула с себя грязную одежду и погрузилась в горячую воду, не скрывая протяжный стон удовольствия.       Острые бледные коленки показались из-под воды. На одной из них красовался пожелтевший уже синяк, на другой растянулся зарубцевавшийся старый шрам. Она уже даже не припомнит, каким способом получила его. В комнате было холодно, но в воде тепло. По каменному полу гулял сквозняк и гудел в небольшом коридорчике за дверью. Солона по подбородок погрузилась в воду и часть её волос намокла.       От Башни Бдения до Кэл Хирола совсем немного, но Кассандра не позволит ей отправиться туда без кучи ненужных вопросов. «Может воспользоваться Блэкволлом?» — думала она. — «Или сочинить что-нибудь? Нет, тогда она увидит Архитектора. Достало!» Амелл выпрямилась и недовольно хлопнула ладонью по воде. Брызги воды возмущённо разлетелись в разные стороны, и одна из капель метнулась прочь из лохани и с хлюпающим звуком разбилась об пол, оставив после себя крохотную лужицу. «Дурацкая Инквизиция!» — гневно подумала Солона. Бам. И капли вновь разлетелись в разные стороны. «Дурацкие маги!» Бам. «Дурацкие Стражи! Ненавижу Стражей!». Бам. Бам. «Дурацкие храмовники!».       Горько усмехнувшись своей внезапной и короткой истерике, она задержала дыхание и резко опустилась под воду, намочив волосы. Холодный воздух пробежался по её коленям и Солона вынырнула. Убрав намокшие пряди с лица, она откинула голову и тяжело вздохнула. Даже простонала от собственной безысходности.       Она думала про магов и храмовников. Про заверения Каллена об умениях последних и словах Лелианы, которые совпадали со словами Соласа о том, что это всего лишь домыслы. Она думала обо всём Тедасе и этой дурацкой войне магов и храмовников. И хотя, несмотря на то, что она маг, женщина думала, что маги виновны во взрыве на Конклаве. Больше никто не сможет разорвать Завесу подобным образом. Уж точно не храмовники, которые не владеют подобной могущественной магической силой.       Обратиться к храмовникам она не могла, потому что иначе могут продолжиться гонения магов. Да и вряд ли они с удовольствием помогут Инквизитору-магу.       К магам идти тоже не хотелось, потому что она им не доверяла. Сначала её предал Йован, используя магию крови (то, что она его предала первой, её не особо волновало), потом Андерс, который не только убил некоторых её Стражей, так ещё и Церковь взорвал в Киркволле. Затем, как её осведомила Элара, один из магов крови чуть не убил Её Святейшество. И потом Великая Чародейка Фиона начала восстание.       И как им доверять после всего этого?       Из храмовников её никто не предавал. Грегор, конечно, её недолюбливал, но это было скорее из-за Каллена, который не умел скрывать свои чувства от чужих глаз. Рыцарь-командор пристально за ней наблюдал какое-то время, пока не убедился, что их с Калленом абсолютно ничего не связывало, кроме лёгкой влюблённости юного храмовника. Наверняка он проводил не одну «воспитательную» беседу с ним. После чего храмовник старался избегать Солону и всегда так глупо пытался ретироваться из коридора, по которому она шла. А потом, через некоторое время всё возвращалось на круги своя, стоило ей всего лишь улыбнуться и сказать:       — Давно тебя не видела, Каллен. Где пропадал? Из башни вроде никто не сбегал. Или ты бегал в соседнюю деревню к какой-нибудь девушке?       А он, смущаясь, говорил:       — Нет у меня девушки! В-вернее… не в деревне. То есть… я не бегаю в соседнюю деревню… Я вообще не бегаю к девушкам. Эм… мне нравятся девушки, но нет времени.       — Повезёт же какой-нибудь девице. Только обещай мне не говорить про неё, — подмигнув, говорила она. — А про меня можешь ей рассказывать.       Он закашлялся тогда, смутился и попытался перевести тему в другое, менее неловкое для себя русло.       Но командор в то время не мог заглянуть ей в голову и душу, чтобы понять, что всё было взаимно, но запретно, невозможно и опасно. Будь тогда Каллен чуть посмелее, понимая тонкие намёки молодой девушки, возможно… Амелл смущённо улыбнулась, прикусив губу. А потом она снова окунулась в воду с головой. Такой глупой и влюбчивой она была в юности. Вода словно вымыла эти мысли из головы и вернула их в нужное русло.       Оторвать бы храмовников от Церкви и её предрассудков, распустить этот орден, чтобы возродить новым. Не фанатичным, без церковной диктовки. Новым. С новыми правилами, новыми взглядами, новыми целями. Какая наивность.       Дурацкий мир. Почему она сражается за него? Почему нельзя позволить ему погибнуть, чтобы из пепла возродился новый, более чистый и не осквернённый людскими пороками?       Она встала на ноги и намылила своё тело вместе с головой, словно хотела смыть из себя эти мысли. Запахло нарциссами. Резко опустившись вниз, она расплескала воду в разные стороны и окунулась в неё с головой. Грязная пенка волнами разошлась по поверхности.       Когда женщина вынырнула, её волосы полностью закрыли лицо. Убрав их, она провела руками по глазам, желая избавиться от стекающей со лба воды.       «- Когда придёт время, я не хотел бы встретиться с тобой на поле брани» — отчего-то вспомнила она слова Стэна.       Возможно, если она всё же позволит этому миру погибнуть, то мировой порядок будет как у кунари. А почему бы, собственно, и нет? Судя по тому, что вытворяют сейчас все живые существа, им нужен жёсткий кунарийский контроль.       Амелл снова на несколько мгновений нырнула под воду, всё ещё желая избавиться от той зудящей в голове мысли — бросить всё и всех. Она всегда помнила эти слова. Кунари просто так ими не разбрасываются. Она помнила о возможном вторжении и всячески хотела подготовить к подобному хотя бы Ферелден. Именно поэтому она была согласна с Эамоном в том, что королевской семье нужен наследник. Анора прознала об этом и тонко намекнула, что Амелл опасна для власти Алистера, потому что знать перешёптывается о том, что, возможно, Ферелденом правит не королевская семья Тейрин, а маг крови. Скоты. Она ведь спасла их жизни, демон их побери! Так и был «закрыт» для неё въезд в Денерим. Она сама для себя его закрыла.       Эамон и Анора — два треклятых политика, которые использовали её неопытность и самого Алистера. Ворвавшись в высшее общество на волне удачи, Солона хотела крепко в нём освоиться и быть его частью. Глупая, маленькая и наивная девчонка. Надо было заниматься своими солдатами в дурацкой Башне Бдения.       Но воины в доспехах, как и война — не её стихия. Она не полководец и, уж тем более, не командор. Мыслит она иначе, на церковные догмы не опирается. Всё неизвестное ей интересно, всё опасное только будоражит кровь в желании познать истину. Нет, солдаты это не её стезя. Книги, исследования, история, пропитанные пылью времени древние пергаменты и чернила, долгие споры, беседы, тяжёлый выбор, принятие последствий — вот к чему она готовилась. Ведь Круг — это маленькое королевство, в котором необходимо завоевать авторитет не только среди магов, но и среди храмовников. Там свои хитрости и тонкости, свои правила, своя игра и «политика». К сожалению, не такая, как в настоящем высшем обществе. А потому…когда она оказалась в эпицентре реалий и настоящих интриг и политики, от неё быстро избавились. Сначала использовали её авторитет Героини Ферелдена, её любовь к Алистеру и его к ней, а потом избавились как от лишней фигурки на шахматной доске.       Амелл хмыкнула. Чувство унижения и злоба вновь закипали в её душе.       Анора может и избавилась от неё, чтобы остаться королевой, и маленький Эамонов план, так же как и при Кайлане, не осуществился. Но она всё ещё бесплодна, а Ферелдену по-прежнему нужен наследник крови Тейринов. Власть Алистера в стране укрепилась, и теперь Анора может стать ненужной фигуркой на доске.       Солона слегка потёрла ладонями своё тело, словно старалась избавиться от собственной злости. В щелях комнаты загудел сквозняк, и холодный ветерок пробежался по помещению, как будто пытался успокоить калейдоскоп вскипающих чувств внутри магессы.       Бедняги, играются друг с другом в свою политику и не знают, что Серому Стражу крайне тяжело зачать здорового ребёнка. Но если она найдёт лекарство.       Амелл коварно усмехнулась. Если она найдёт лекарство, бесплодная королева лишится хорошенького стула под задом, поскольку глупый Алистер считает, что только из-за него нет наследника. И хотя Солона понимала Анору и думала, что сама поступила бы точно так же, но в случае успешных поисков она не сможет отказать себе в этой мести.       А потом она будет издали наблюдать за происходящим и радоваться спокойной жизни. Вот только… бедный Алистер.       Нет. Она не должна о нём думать. Она должна по-прежнему пытаться его ненавидеть. Ведь так лучше, так проще, так нужно. Тем более он сам напялил на себя эту дурацкую корону. «Идиот. Идиот. Идиот! Мог бы остаться Стражем, придурок!». Как давно она пытается убить эти чувства в себе, мысленно поливая нынешнего теперь уже короля грязью? Но каждый раз, каждый проклятый раз она вспоминает его. А с прибытием в Ферелден так вообще чуть ли не каждый день.       Солона вздохнула, снова произнесла заклинание и вода стала вновь нагреваться, едва ли отвлекая чародейку от тяжёлых мыслей, бушующих в голове.

***

      В комнате, куда Лелиана вызвала Ферье, царил полумрак. Оранжевые угли пульсировали в жаровне, согревая помещение. Стол был накрыт тёмной тканью, которая в некоторых местах принимала форму маленьких фигурок.       «Карта Тедаса» — предположил разведчик, кинув мимолётный взгляд на стол. Он посмотрел туда непринуждённо, явно стараясь сделать так, чтобы Соловей не заметила. Но не вышло. Лелиана заметила этот взгляд, хмыкнула каким-то своим мыслям, и Ферье понял, что стол накрыт специально. Возможно она проверяет его, но он даже не может себе представить, сможет ли пройти эту проверку.       Батлер. Разведчик отлично понимал к чему подобная проверка и недоверие со стороны женщины в капюшоне. Соловей узнала про нездоровый интерес его друга к прошлому Инквизитора. И канцлер много болтал, стараясь запугать советников, но недооценивал своих врагов, подставив под удар своего информатора.       Свечи горели в подсвечниках и потрескивали от лёгкого сквозняка, который постоянно гулял в стенах церкви. Соловей, держа в руке горящую свечу, подошла к пустующему канделябру и накапала воска в отверстие.       — Батлер странно себя ведёт, — непринуждённо, как будто обсуждая погоду, произнесла Лелиана и поставила свечу в подсвечник.       Тайный канцлер посмотрела на своего разведчика, и Ферье поёжился от этого взгляда. Её глаза пронизывали насквозь, как это бывает, когда острая стрела вонзается в тело.       — Наверное… — медленно и неуверенно ответил разведчик.       «Проклятье! Батлер, что ты натворил?!» — думал он, стараясь выдержать холодное выражение на лице, но отлично понимал, что Соловей зорким глазом уловит каждое его движение и мимику. Не зря она была бардом при орлессианском дворе, а Джустиния V сделала её своей левой рукой.       От того, как он ответит на её вопросы, будет зависеть его жизнь. Конечно, возможно он драматизирует, но ему не хотелось бы проверять на что способна эта женщина. Особенно, когда дело касается её давней подруги.       — То есть ты ничего не заметил? — спросила она, всё ещё с той же непринуждённой интонацией в голосе.       «- Надеюсь, сестра Соловей не узнает о нашем разговоре?!» — спросил Батлер, когда они общались в последний раз. «Чтоб тебя!» — думал Ферье, желая собственноручно придушить своего друга. Что же известно сестре Соловей и как это выяснить, не подставив себя под удар? Для Ферье это была непосильная задача. Любое его неверное движение, взгляд, интонация, и Соловей поймёт, что он скрывает от неё что-то.       — Смотря что именно считается странным. Он — разведчик, да и сам немного чудаковат.       Лелиана усмехнулась.       — Слишком он… сдружился с магами.       «Она знает! Она знает о том, что Батлер старался узнать про прошлое леди Инквизитор! И видимо уже не только прошлое. Проклятье! Демоны тебя задери!»       — Вы думаете, что он предал нас?       — Я ничего не говорила про предательство, — усмехнулась Лелиана.       Она пытается сделать так, чтобы Ферье подумал, что сам проговорился. Но разведчик знал, что от Соловья ничего не утаится. Даже если кто-то из разведчиков пойдёт отлить не в привычное для себя место — она будет знать. Теперь, главное правильно отреагировать. Предать друга, чтобы не потерять доверие своего командира или же попытаться оправдать его? Ферье не мог поверить, что Батлер просто взял и предал их! Что-то явно произошло! Сложный моральный выбор приходилось решать сейчас и немедля. Но в голову ничего не приходило.       Лелиана посмотрела на него долгим испытующим взглядом. По комнате разлилось тёплое оранжево-золотое освещение от горящих свеч и жаровни, но лицо и взгляд тайного канцлера было холодным. Слишком холодным.       — Он… общался с магами, — сказал Ферье, даже не зная, ненавидеть себя теперь или же думать, что он всё делает правильно. — Он узнал о том, что в неё был влюблён военный советник. Вроде даже бурный роман был. Но это же всего лишь слухи! Как они могут навредить нашей организации?       — Это всего лишь слухи, когда их пересказывает пьяный маг, — привычно спокойным голосом ответила Соловей. — Но когда об этом начинает говорить жречество или другие высокопоставленные особы, положение человека может пошатнуться. Тебе ли этого не знать?       Лелиана протянула пергамент с посланием к владычице церкви Виктуар. Некий «Б» предлагал свою помощь в борьбе с Инквизицией, называя всех еретиками и то, что они хотят опорочить Церковь и Андрасте, выставляя своим лидером мага. Далее следовало указание точек, где можно было бы получить информацию в случае, если Церковь отправит своего представителя.       Подчерк конечно же изменён, но подпись «Б»? Батлер не стал бы так глупо подписываться, намекая на своё имя! Да, он поддерживает Церковь, недолюбливает магов и не доверяет Амелл, но в Инквизиции находятся все его друзья и товарищи. Он не стал бы предавать их и свою клятву верности, данную сестре Соловей! Что-то явно было не так. Во всяком случае, Ферье хотел так думать, пытаясь оправдать проступок своего друга.       — Но разве стал бы он подписываться, как некий «Б»? — спросил разведчик, желая подтолкнуть своего командира к мысли о том, что кто-то пытается подставить Батлера.       — Он работал со жречеством, когда Джустиния V была ещё жива. Виктуар его знает, а она не стала бы доверять какому-нибудь незнакомцу. Буква «Б» должна была подтолкнуть подозрительную владычицу церкви к сотрудничеству.       «Проклятье!» — подумал Ферье. Всё так ровно складывается, что он даже не может попытаться хоть как-то выручить друга.       — Это был мой план, — продолжила женщина. — Мы с ним договорились об этом, чтобы снабжать Церковь ложной информацией и внедрить своего человека в её ряды. Леди Инквизитор дала на это согласие. Но Батлер разболтался. Он стал давать нужную информацию, даже слишком личную. А также, по всей видимости, внутренние конфликты среди последователей Инквизиции его рук дело. Самый яркий — это показательный конфликт между магами и храмовниками у врат церкви, как раз в тот день, когда прибыл канцлер Родерик.       Несмотря на откровения Лелианы, Ферье отлично понимал, что Соловей сомневается в своих догадках. Слишком всё явственно указывает на Батлера. С одной стороны — он мог думать, что сможет спокойно передавать информацию жрицам, с другой стороны — он не стал бы действовать настолько открыто. Но всё так сходится, что даже не подкопаться!       — Выжившие преподобные матери и владычицы церкви хотят разрушить Инквизицию, так? Поймаем шпиона на живца.       — На живца? — переспросил разведчик, боясь даже спросить о том, кто будет приманкой.       — Жречество безусловно знает, что в Вал Руайо у меня много разведчиков. Батлер был одним из тех, кому я доверяла, и он знает, кто и где находится из моих шпионов. Я прикажу тебе отправиться в Вал Руайо, чтобы договориться с охраной города о допуске леди Инквизитора на встречу с представителями Церкви. Возьми с собой Батлера и ещё кого-нибудь, кому можешь доверять, якобы для помощи, но сам наблюдай за ним. Предатель явно захочет убить важных агентов Инквизиции, чтобы обезопасить жречество от шпионов. Но главное помни: предатель может захотеть и обезглавить Инквизицию. Пусть те, кто пойдёт с тобой, глаз не спускают с Солоны Амелл. За одно проверим, будут ли без него здесь возгораться конфликты?       — Будет сделано, сестра Соловей, — уверенно отчеканил Ферье, представляя, как придушит своего друга, если тот действительно их предал.

***

      Когда Амелл снова вошла в общий зал, в таверне народа было так много, что не продохнуть. Её спутники разбрелись, только Варрик с Блэкволлом играли с крестьянами в карты за столом, недалеко от камина. Мия, стоя за стойкой, протирала кружку, улыбаясь своему собеседнику.       — Ой, ну хватит меня поучать! — воскликнул мужчина. — Я не маленький уже давно.       — Вы все маленькие, — рассмеялась Мия. — А один вообще так и ждёт, когда я его выпорю.       — Розгами его, розгами! — смеясь, поддакивал ей собеседник.       — Как появится, так сразу.       — Забавное зрелище будет: сэр-важный-храмовник удирает от злой сестры.       — Строгой сестры, — поправила Мия.       — Думаешь, он приедет к нам? Хоть раз?       Солона присела на стул за стойкой и внимательно стала наблюдать за женщиной. Её кудри золотились в лучах предзакатного солнца, а глаза стали похожи на тягучий янтарь. Где же она её видела?       Мия пожала плечами.       — Я надеюсь, — тяжело вздохнула она. — Надеюсь, что когда-нибудь это закончится, и мы будем жить рядом, как раньше. Но я была бы рада, если б он хотя бы просто отвечал на мои письма.       — Фу-у… он вредный какой-то стал. Мне иногда кажется, что он больше всего на свете боится пергамента и пера.       — Может, о нас беспокоится? Пытается обезопасить подобным образом.       — Чего беспокоиться-то? Просто написать: Я жив. Точка.       — Ай, не заводись. Саму раздражает, что он отвечает по нескольку лет на письма или не пишет вообще, если первой ему не напишешь.       — Сама настояла на том, чтобы мы ему помогали тренироваться. Надо было его ещё несколько раз в озеро сбросить, — проворчал мужчина.       На какой-то миг Солона позавидовала тому сэру-важному-храмовнику, который не отвечает на письма. Позавидовала тому, что у него такая переживающая за него семья. В обычных семьях так принято, да? Думать о брате или сестре, беспокоиться, злиться, если подолгу не отвечает на письма, ворчать и любить несмотря ни на что. Несмотря на то, что Амелл считала всех в Круге своей семьёй, там было всё абсолютно по-другому.       Мия, заметив, что её рассматривают, смутилась. За разговором она совсем забыла о посетительнице.       — Налить что-нибудь? — спросила она, обращаясь к Солоне.       — Поесть бы.       Мия кивнула и уже было отправилась на кухню, как Амелл крикнула ей вдогонку:       — И эля тоже давай!       Златовласая скрылась за деревянной дверью. Косые лучи освещали теперь не её светлые кудри, а опустевшее пространство, где танцевали и переливались под лучами солнца серые пылинки. Мужчина повернулся к Солоне. Он был крепкого телосложения, с карими глазами, светлыми волосами и широкой челюстью, заросшей короткой бородой. Кожа светлая. Солона не сводила с него глаз, а он с неё. Возможно он был одного возраста с Солоной.       — А мы раньше… — начала было Амелл, но Мия быстро вернулась, неся в руке тарелку с сочным куском баранины, заправленного грибами и рисом.       — Брансон, иди уже домой! — сказала женщина, прервав речь Амелл и обратившись к светловолосому мужчине, который по-хозяйски подливал себе эля в кружку.       — Злая старшая сестра, — проворчал он. — У меня повод!       — Какой у тебя может быть повод? — спросила она, наливая Солоне эля.       — Ну… кхм… — он напряжённо замолчал, а Мия уставилась на него подобно строгой учительнице. — Ты стала тётей, — быстро проговорил Брансон и тут же опустошил кружку с элем.       «Ха, удобное время для детей!» — язвительно подумала про себя Амелл, отправляя кусок баранины в рот. А Мия просияла подобно летнему солнцу, чем весьма удивила чародейку.       — Я уже рассказал Розали.       — Что? — громко возмутилась и одновременно обрадовалась Мия, что у Солоны дёрнулась рука, когда она запивала еду не особо вкусным разбавленным элем. — Как… что за… почему я только сейчас узнала? Почему меня не позвали?       — Ты вся в этой таверне, — фыркнул Брансон, взмахнув рукой.       — Я помогаю Скалли. У него жена скоро родит.       — Ну, а моя уже родила. У тебя, кстати, племянник.       — Почему Розали первая узнала? — проворчала Мия, скорчив наигранно обиженное лицо и серой тряпкой протирая стойку. — И не важно, что я старшая сестра?       — Ну, прости, — усмехнулся Брансон. — Ты и так со всеми нянчишься. «Ой живот болит. Мия, помоги!», «Ой, мой муж пропал. Мия, что делать?» «Мия, помоги! Мия, спаси! Мия, у моего ребёнка что-то с рукой!».       — Просто у меня два младших брата и сестра. Я постоянно за вами следила.       Солоне было так непривычно слушать семейную болтовню, что она почувствовала себя не совсем уютно. Кажется, что этот разговор она вообще не должна была слышать. Но брат с сестрой были слишком заняты обсуждением насущных проблем и не обращали на окружающих никакого внимания. Здесь всё было так… обыденно, степенно, спокойно. Таверна заполнялась людьми. Помещение полнилось самыми обычными разговорами самых обычных людей. Они слышали про Брешь, про враждующих между собой магов и храмовников. Некоторые из посетителей были взволнованы, некоторые напряжены, но, всё же, здесь было так умиротворённо, в отличии от деревень близ Морозных гор.       — Я слышал, что много беженцев идёт из Внутренних Земель, — перевёл тему Брансон.       — Да, но… кто-то распустил слух о том, что в Южном Пределе обосновалась банда разбойников, — раздражённо сказала Мия.       — Это тоже слышал. Так что ты смотри, за пределы деревни не уходи! Даже если кто-то из соседней прибежит с криком о помощи! — пригрозил ей пальцем брат.       — Да эти разбойники только пугать могут. Что-то ни одного из наших не тронули. Только беженцев и могут пугать… — она осеклась, покосилась на Солону. — Так говорят.       — А ведь когда-то и мы были… беженцами, — хмыкнул Брансон, поняв положение сестры и переведя тему, а потом с грустью в голосе добавил. — Пришли с тем, что едва смогли унести.       — Хорошо, что выжили, — усмехнулась женщина. — Но тогда вокруг свирепствовал Мор.       А вот этот разговор был намного интересней. «Так значит нет никакой опасной шайки разбойников? А есть только хитрожопый Брайланд?!» — подумала Солона. Теперь она даже боялась представить, как много людей может быть в Амарантайне.       — И в Крествуде, говорят, неспокойно, — продолжил Брансон. — Говорят, будто мертвецы ожили и нападают на деревню.       — Дыханье Создателя! — воскликнула Мия. — Не может быть.       Брансон лишь развёл руками в разные стороны, мол, так говорят.       «Дайте угадаю» — подумала Амелл. — «После того как мы разберёмся с Церковью и Брешью, я должна буду выяснить: всё ли в порядке в Крествуде? Хотя, ожившие мертвецы… Прорыв в Завесе? Но простой люд и байки сочинять любит. И неплохие ведь сказки сочиняет. Может это такая же уловка, как с разбойниками?! Странно, что про Бресилиан ничего не говорят. Завеса там ещё десять лет назад была тонкая». Солона опустошила содержимое кружки и заказала ещё. Ей стало так тошно в этой таверне с этой… счастливой семейкой белокурых крестьян. Так… завидно. Видимо их брат — сэр-важный-храмовник настолько глуп, что не понимает, от кого отворачивается. Особенно сейчас, когда толком не знаешь, где безопасно и что будет дальше. Ради чего интересно он бежит от семьи? Ради глупого и прогнившего насквозь ордена? Что за идиот…

***

      Под вечер в Убежище разыгрался самый настоящий скандал, а вернее — драка. Два молодых рекрута: орлессианец и ферелденец сошлись в жестокой схватке. Сначала они дрались на мечах, пытаясь так уладить свой спор, но потом тренировочные мечи, видимо, им надоели и они перешли на кулачный бой, вернее-мордобой. А если ещё точнее, то к валянию на снегу с жестоким избиением. Вокруг них, конечно же, столпилась группа поддержки, состоящая по большей части из ферелденцев, но орлессианец тоже пользовался некоторыми успехами. В основном женскими. И орлессианскими, коих было меньше, чем ферелденских.       Одна из послушниц, увидев подобное зрелище, тут же убежала за командиром.       «Создатель, сколько это будет продолжаться?» — думал Каллен, быстрым шагом приближаясь к месту драки и сжимая рукой эфес меча, висевшего сбоку. С самого утра у мужчины болела голова, а теперь пульсирующая боль, словно по вискам стучат тысяча дятлов, достигла своего апогея, подпитавшись громкими криками. Кромсай следовал рядом с ним.       Толпа яростно выкрикивала слова в поддержку того или иного противника. Всё это смешалось в какофонию звуков, которые заставляли голову болеть ещё сильней. В два, а то и в три раза сильнее. Зрителями в основном были молодые и более взрослые рекруты, но так же среди них можно было заметить и некоторых разведчиков Лелианы. Каллен заметил одну — эльфийку с тёмно-каштановыми волосами. Она, довольно наблюдая за зрелищем, вдруг повернула голову в сторону Каллена. В её больших зелёных глазах не было даже тени смущения или страха от того, что её заметили в этой толпе. Наоборот, эльфийка с вызовом посмотрела на него, хмыкнула и перевела взгляд на дерущихся. Зато в глазах и на лице командира ясно читалась только одна эмоция — раздражение.       Когда он уже приблизился к толпе, эльфийка каким-то образом смогла раствориться среди собравшихся.       Но командиру было всё равно на неё. Он желал отчитать своих людей. Оттолкнув одного из наблюдателей, он стал пробираться в глубь толпы к первым рядам. Заметив его, рекрут Роланд постарался скрыться в толпе, потащив за собой довольного дракой Бевина. «Флинн и Этьенн. Почему я не удивлён?» — подумал командир, увидев дерущихся.       Ферелденец со светлыми заляпанными кровью волосами, разбитым носом, губой и пораненной скулой с левой стороны, скинул с себя темноволосого кудрявого орлессианца с заплывшим глазом, сломанным носом и разбитой губой. Его противник тут же вскочил на ноги, отпрыгнул от атаки и спиной врезался в Каллена. Рука командира сильно сжала и без того повреждённое плечо. Флинн, разгорячённый боем, принял командира за одного из поддерживающих его солдат. Он хотел было накинуться на Этьенна, но перед ним быстро появился Кромсай и грозно зарычал, оскалив острые зубы. Рекрут, не ожидая встречи с боевым мабари, отпрыгнул назад, поскользнулся и упал.       — Что здесь происходит?! — прогремел голос Каллена в морозном воздухе.       Флинн постарался быстро подняться на ноги, Этьенн же развернулся к командиру лицом. Виновники всего этого балагана, потупив взор, уставились в землю, а группа поддержки постаралась побыстрее ретироваться куда-нибудь подальше.       — Всем оставаться на месте! — крикнул Каллен, ткнув пальцем в сторону толпы. — Я видел, кто присутствовал.       За всем этим наблюдал канцлер Родерик. Заметив его, Каллен фыркнул. «Ну кто бы сомневался, что он будет здесь?» — подумал мужчина, встретившись с насмешливым взглядом церковника. Каллен чуть ли не вплотную подошёл к рекрутам, прожигая их гневным взглядом. Под кровью, царапинами и ссадинами на мужчину смотрели совсем молодые лица. Их одежда была в снегу, местами порвана, а рукава висели клочьями, заляпанные кровью.       — Для вас Убежище — подворотня, где вы можете подраться с ненавистным соседом? М? — чуть ли не крича, говорил командир. — А Брешь просто скопление облаков, которое само собой пройдёт? Или может Инквизиция для вас просто орден, где обучают ничего не значащему фехтованию?       — Н-нет, — чуть ли не хором ответили рекруты, вжав головы в плечи.       — Тогда в чём проблема? В том, что один родом из Орлея, а второй из Ферелдена?       Орлессианец перекинулся взглядом с ферелденцем. Мабари гавкнул и снова зарычал, оскалив острые белоснежные клыки. Этьенн вздрогнул, устремив взгляд на пса. Оба виновника молчали.       — А вы почему их не разняли? — Каллен повернулся к толпе, которая всё-таки значительно проредела. — По-вашему всё это забавно? А будет забавно, когда вам придётся сражаться с демоном, а эти двое вдруг начнут драться друг с другом и не прикроют вас? Вы понимаете, что мы все можем погибнуть?! Если мы избавились от демонов сейчас, это не значит, что они не появятся снова! Или Инквизиция у вас в качестве развлечения?!       Он снова повернулся к виновникам.       — А вы оба должны для себя решить: либо вы размалёванный орлессианский павлин, — он указал на Этьенна, а затем добавил, — и пропахшей псиной ферелденец, — указав на Флинна, — и покидаете нашу организацию, либо вы рекруты Инквизиции и прекращаете свои драки. Даю вам ночь на размышление.       Он развернулся на пятках и ушёл, думая, что завтра он им устроит такую жизнь, что даже говорить не будет сил. Кромсай, не моргая, посмотрел на виновников долгим взглядом, будто осуждая их, а потом побежал за командиром.       Но на этом раздражители не закончились. Когда Каллен проходил мимо Родерика, церковник видимо посчитал нужным задеть его.       — Хорошая у вас организация, — ехидно произнёс канцлер. — Все так и хотят вцепиться друг другу в глотки.       Командир остановился и резко развернулся на пятках.       — А в Церкви как будто такого вообще не происходит, — фыркнул Каллен.       — И вам не стыдно, командир Каллен, что эти юноши могут погибнуть за лживые убеждения? — Родерик проигнорировал и фразу, и недовольный взгляд мужчины напротив.       — Они тренируются, чтобы такие, как вы, канцлер, могли безопасно передвигаться от Убежища до Великого Собора, — сдерживая застрявший в горле ком ярости, ответил командир.       — И как много этих юношей останется в Инквизиции, когда им станет известно, что их командир, возможно, был подвержен запретной магии со стороны лже-Вестницы?       — Знаете, вы так любите говорить про это, что тот нелепый слух, который вы услышали из уст пьяного мага, может перестать быть вашим «оружием».       — Такой уж и нелепый?       — Неужели вы думаете, что это такой уж сильный козырь? — спросил командир Каллен, сложив руки на груди.       — Ваш авторитет пошатнётся. Смогут ли люди доверять храмовнику, который любил мага, а потом с этим магом и основал Инквизицию? Не просто же так у вас титул Военного Советника?       Натянутые до предела нервы лопнули.       — Люди здесь потому, что видят — Брешь действительно угрожает миру. Они здесь, потому что только Амелл сможет закрыть её. А вы… слишком погрязли в политике, как и вся ваша Церковь. Даже если вскроются мои, якобы, чувства к ней, то на цель Инквизиции это никак не повлияет! Мы уже помогли Внутренним Землям, показав кто именно заботится о простых людях. А что сделала Церковь? Надеюсь, хотя бы выбрала наряд для новой Верховной Жрицы?       Канцлер Родерик чуть ли не задохнулся от возмущения, а командир усмехнулся и, обойдя собеседника, направился в сторону ворот.       — Вы просто мешаете Церкви! — крикнул Родерик ему вдогонку.       — Могу отправить несколько советов по орлессианской моде для помощи! — ответил ему Каллен, даже не обернувшись. Почему-то вспомнилась Солона, которая, будучи прилежной ученицей, почему-то всегда ругалась с послушницами в часовне Круга.       И, внезапно вспомнив про неё, ему неожиданно стало не по себе. Сердце застучало с бешеным ритмом, к горлу подступил ком и застрял где-то посередине, а голову атаковали не самые позитивные мысли. Она собирается отправиться в Вал Руайо, где разъярённая толпа может растерзать её подобно тряпичной кукле.       Он считает эту поездку бессмысленной и опасной. Если канцлеру здесь вообще ничего не угрожает, даже когда от него уже многие готовы волком выть, то там — в Орлее — Солона будет находиться в опасности. Эта тревога раздирала его мозг ещё с того дня, когда принесли её послание с сообщением о том, что она решила встретиться со жречеством. «Почему она даже не посоветовалась?» — думал Каллен. — «Или наше мнение для неё не так важно?!». Запереть бы её, пусть сидит в Убежище и отдает приказы отсюда. Разве все руководители так не делают?! Мередит только и делала, что торчала в Казематах, а Грегор в Башне Магов. Неужели для того, чтобы договориться с Церковью, необходимо её присутствие?! На что им посол, всё-таки?       А Внутренние Земли? Какого демона ей надо было туда отправляться? Капрал Вейл не справился бы с освобождением деревни? Почему всем так обязательно смотреть на неё, точно на статую?! А если по её душу отправят убийц? В Убежище относительно безопасней. Намного безопасней, чем во Внутренних Землях и в Вал Руайо. Раздражение обжигающе разливалось по жилам почти до дрожи.       Каллен уже подошёл к своей комнате, где была кровать и стол, заваленный докладами, списками и заявками. Он попробовал сменить ход своих мыслей в сторону насущных проблем. Они в очередной раз должны помочь отвлечься от беспокойства за Солону.       Непривычно всё это. Слышать любимое имя и видеть другого теперь человека. Не ученицу, разбившую коленку, свалившись с расшатанного деревянного стула, а победительницу Мора. И, к тому же, Инквизитора — своего руководителя.       Так много лет прошло. И хотя то самое трепетное волнение и тёплые чувства просыпаются внутри, когда видит её, Каллен привык любить её на расстоянии. Любить лишь образ, который въелся в память запахом цитрусов, озорными огоньками в глазах и звонкими переливами смеха. Вся эта любовь - просто призрак прошлого. И у них нет времени на любовь к кому бы то ни было. Она притупит чувство долга, отнимет мысли, подстегнёт на глупые действия, противоречащие тактическому плану и неоправданному риску.       Для них обоих сейчас есть только война: против Бреши, против убийц Верховной Жрицы, против хаоса...