Спутанные карты

Любящий муж

Быстро перебирая длинными, облаченными в растянутые спортивные брюки ногами, Тсунаеши легко бежал по лестнице, перепрыгивая через ступеньки. Почти споткнувшись о последнюю ступеньку, но все же удержав равновесие, он облегченно выдохнул и не надолго остановился, пачкая дорогой ковер, что устилал весь длинный коридор, грязью с теплых шерстяных носков в бело-голубой горошек, в которых он уже успел пробежаться по саду за своим любимым аргетинским догом. Отдышавшись, омега поудобней перехватил сидящего у него на руках и весело хрюкающего куда-то в шею черноволосого мальчика лет пяти и уже более спокойно отправился дальше по коридору, оставляя за собой темно-коричневые следы грязных ног. И вот наконец перед молодым мужчиной оказалась темная дверь с золотистым узором, обрамляющим края. Наклонившись в бок, шатен локтем повернул нажал на ручку и быстро толкнул дверь ногой, легко открывая ее и вваливаясь в помещение. Мальчик постучал Тсунаеши по руке, и тот поспешил присесть, что бы выпустить ребенка на волю. В кабинете же тем временем воцарилась тишина. Брюнет, сидящий за внушительным письменным столом из красного дерева, устало вздохнул, прикрыв глаза рукой на несколько секунд, а затем оглядел сидящих перед ним людей. Мамон и Фран единственные, кто никогда не смотрел на него с такой жалостью, как поглядывают сейчас Скуало и Кумо — новый хранитель его семьи. Словно он развалится на части от одного присутствия омеги. — Можете идти, — усмехнувшись пробасил он, привлекая внимание тихо шишикающего Бела, что уже успел передать ребенку большой леденец, стыренный из кармана возмущенного Ламбо, так же присоединившегося к ним не так давно, как глава отряда разведки, подчиняющегося Леви. — Скуало, останься ненадолго. Тсунаеши отошел от двери утягивая за собой и мальчишку, что недовольно зыркнул в сторону забравшего конфету обратно Ламбо. На секунду остановившись, «великан» А-Тан, улыбнувшись уголками губ, взъерошил каштановые волосы омеги, получая ответную нежную улыбку возлюбленного своего дорогого Босса, щелкнул по носу мальчика с такими же алыми, как у Занзаса, глазами и поспешил выйти, захлопнув за собой дверь. Стоило лишним хранителям покинуть комнату, как мальчик рванул к столу, сразу же забираясь на колени недовольного брюнета, а Тсунаеши прошел к своему любимому креслу, стоящему в дальнем от двери углу, за креслом Главы, на ходу поздоровавшись с хранителем Дождя его семьи. — Скуало, — устроив мальчика поудобней, тем временем продолжил хозяин кабинета. — Как я и говорил, завтра прием Аринго на тебе, я поеду в Японию на переговоры с группировкой Кито. Так же в пятницу я еще, вероятнее всего не вернусь, так что заседание Альянса проведешь ты. Бьякуран сказал, что Мельфиоре и Джингл Неро на этот раз тоже придут в «Круглый зал», Каваллоне Дино же пропустит. Суперби кивнул, стоило альфе остановиться, и погладив растрепанные Леви волосы омеги, направился к выходу и оставляя семью наедине. Ему еще Бела успокаивать. Тот, после того, как узнал, что ждет ребенка, просто рвет и мечет, и, конечно, больше всех страдает хранитель Грозы, который и не был осторожен в последнюю течку Принца. — Занзас, — стоило за Капитаном закрыться двери, возбужденно заерзал на месте Тсунаеши, хитро улыбаясь. — Да, Зверек, — альфа немного болезненно улыбнулся, разворачиваясь на стуле в сторону омеги, и с нежностью в серых глазах взглянул на своего возлюбленного, но все же решил добавить: — Я столько раз просил тебя не врываться в мой кабинет… — Я помню, — омега нервно хихикнул и потер затылок. — Но я не смог сдержаться! — в карих глазах зажглось с новой силой воодушевление. — Ведь Рики сегодня зажег свое первое пламя! Покажи папочке чему научился, Рики. Альфа отпустил маленького альфу с колен и, внимательно наблюдая за усердием на загорелом личике, так не похожем на его собственное, оперся на стол, локтем. Рикардо же — как его было решено назвать — закусив верхнюю губу, нахмурил разделенные к концу брови и сдул прядку жестких черных волос со лба, на котором виднелся большой шрам, с которым родился малыш. Именно тот, что остался от выстрела Алехандро Вонголы далекие пять с половиной лет назад. В тот день, казалось бы, весь мир перевернулся с ног на голову. Для Хибари уж точно… Хотя нет. Его мир разрушился и выстроился вновь — только уже в причудливые, искаженные, словно картины Ван Гога или Пикассо, города — не в тот же день, а лишь спустя несколько дней. Он исчез для всего мира, как Хибари Кея — ГДК старшей школы Намимори, как хранитель Облака Вонголы, а после Варии, как, в конце-концов друг и почти брат Тсунаеши Савады, и стал Занзасом Скайрини — Главой семьи наемников — Варии, а после и самой Вонголы, а так же возлюбленным человеком нео-Примо… Проснувшись после недельной комы, Тсунаеши не вспомнил даже себя, не узнал ничего и никого. Почти. Ведь стоило в палате появиться ему, Хибари, как омега бросился ему на шею, называя совершенно другим и, чего лгать, совершенно неприятным самому альфе именем. И никто из хранителей, ни сам Кея даже не попытались утверждать обратное. Сначала из-за шока, после каждый по своей причине: Бел был, каким-никаким, а другом Савады, и желал ему хоть какого-то, да счастья. Скуало не раскрывал своих причин, но где-то внутри просто не желал новых страданий для Тсунаеши. В Леви же продолжалась вечная борьба. Он не хотел видеть, как Тсунаеши продолжает жить, как ни в чем не бывало, после смерти Занзаса, считая, что его возлюбленным всегда был Кея. Но в тоже время А-Тан ни раз ловил себя на мысли, что Босс не был бы рад, если бы Гроза начал говорить лишнее. Фран и Мамон всегда старались оставаться немного в стороне от всех этих «семейных отношений». Во всяком случае, так они оправдывались, когда разговор заходил о чем-то связанном со сложившейся ситуацией. А Хибари… Хибари просто любил и был любимым. Он надеялся, что именно он был любимым, а не Скайрини, видимый Тсунаеши в его образе. И он не желал упускать шанс. Иногда Кее безумно хотелось раскрыть омеге всю правду, рассказать все до последней детали. О том, как осознав произошедшее Занзас бросился на Алехандро, оставив своего омегу истекать кровью и все больше слабеть на этих чертовых мраморных ступеньках. О том, как полностью погрузился в методичное избиение лже-Дечимо, что и так был при смерти, из-за своей ярости и злости забыв о медленно умирающем супруге. И, конечно, о том, как Скайрини, совершенно забыв о бдительности пропустил мощный всплеск пламени Неба, снесший добрую половину территории и особняка великой мафиозной семьи. Именно теряющий свою жизнь и жизнь своего ребенка омега стал источником этого всплеска. Пламя, что решило защитить своего обладателя и уничтожить все возможные угрозы в радиусе пары километров. И несмотря на то, что на исцеление и столь мощный удар у омеги ушло достаточно сил, юноша все же остался жив и сохранил своего наследника. Возможно, именно пламя и стерло память омеги, чтобы сохранить его рассудок и облегчит ношу хозяину. А, возможно, это амнезия случилась из-за огромного перенапряжения всего организма Десятого Неба. Во всяком случае точной причины не могли назвать ни Верде, ни Шамал, ни другие врачи, что осматривали Тсунаеши. Во всяком случае, Хибари был даже в какой-то степени рад всему случившемуся в тот день. Он потерял не столь много… Хотя жизнь под чужим именем и была большим грузом, а каждая ночь проведенная вместе с омегой еще на протяжении нескольких дней не уходила из мыслей, с каждым разом делая все больнее, Кея большую часть времени был действительно счастлив. -Ты молодец, — улыбнулся альфа, глядя как над руками его пасынка полыхает небольшое пламя с алыми отливами. Кее хотелось верить, что мальчику огонь Ярости передался именно от папы, а не от кровного отца. — Пап, — это обращение всегда ласкало слух, но в тоже время и било как пощечина. — А ты научишь меня пользоваться пламенем? Я буду стараться! Мальчик немного картавил, но сейчас его речь стала намного лучше, чем год назад. До этого он еще и шепелявил, а так же плохо выговаривал «л». Сейчас же, после долгих занятий с логопедом, Рикардо остались лишь звуки «р» и «ш», хотя ребенок явно уже устал от всех этих мучительных уроков и все больше ленился. — Ты же знаешь, Ри, — усмехнулся Кея. — Я больше не пользуюсь пламенем. Попроси Тсунаеши. — Но, Кея, — возмутился омега. — Мне тяжело зажигать пламя. — Если ты боишься тренировать Рика, то я могу попросить Скуало, чтобы это делал он, — спокойно ответил Хибари. — Или тот же Бьякуран. Ты же знаешь, как он любит возится с Рикардо. — Нет! — тут же выпалил Тсунаеши. — Только не этот хитрый зефир… Я сам, — последнее прозвучало с небольшим сомнением. Все же экс-Саваде было нелегко управляться с пламенем: оно всегда немного обжигало руки. Омега замялся. — Ты снова уезжаешь? Кея тяжело вздохнул и, передав сыну листок бумаги и карандаш, вновь взглянул на смотрящего на свои руки омегу. Новый глава Вонголы прекрасно понимал, что омега видит в его постоянных разъездах свою вину, сам не понимая от чего именно бежит его супруг, но не мог ничего поделать с собой снова и снова сбегая из особняка, вновь и вновь возлагая именно на себя участие на переговорах и собраниях. Но альфа просто не мог оставаться здесь, рядом с Тсунаеши и маленьким Рикардо надолго… Он просто сходил с ума, в какие-то дня даже забывая самого себя. Если бы не хранители Занзаса, наедине зовущие его Кеей, Хибари наверное уже давно полностью стал «Скайрини-Фуриозо Занзасом». — Не переживай, Зверек, — попытался успокоить шатена бывший ГДК. — В этот раз я вернусь быстро. — Скуало ты сказал, что тебя не будет в пятницу… — поджал губы супруг самого влиятельного мафиози. — Ты вернешься в воскресенье? — Не думаю, — нахмурился Кея. — Только в понедельник. А что? Омега еще сильнее нахмурился и резко встал с кресла. Он быстро прошел к столу и, схватив за руку застывшего на месте и переставшего рисовать сына, прошел к двери, уже на пороге оборачиваясь назад и обвиняюще смотря на альфу. — Знаешь, — помедлив громко сказал он. — Можешь вообще не возвращаться… Дверь за омегой громко хлопнула, оставляя Хибари наедине с самим собой. Мужчину простонал и, развернувшись обратно к столу, прикрыл глаза ладонями, упираясь локтями в собственные колени. И все же он уставал от всего происходящего вокруг. — Что же на этот раз я сделал не так? — Кея посмотрел на их с Тсунаеши свадебную фотографию, стоявшую на столе. Тогда они были такими счастливыми… Тсунаеши так искренне весело улыбался, глядя в камеру счастливым взглядом и придерживая двумя руками небольшой букет фиалок, контрастно выделяющийся на фоне молочно-белого костюма. Кея же даже не смотрел в камеру, полностью посвятив себя в этот день своему жениху. И путь на его лице и не было широкой улыбки, было и так понятно сколько счастья испытывает альфа, ведь он буквально светился от удовольствия. Взгляд серых глаз зацепился за календарик, размещенный левее от рамки с фотографией, и ложный Скайрини прикусил язык. Желание зарядить себе себе хорошенькую пощечину ворвалось в голову, сметая все устроившиеся там депрессивно-жалостливые к самому себе мысли. Ну вот и какой он после этого «хороший муж и отец»? Красным маркером на белом листке была жирно отмечена клетка с девятнадцатым числом, выпавшим на воскресенье. День рождения Рикардо. *** Кея тихо зашел в темную комнату, шепотом матерясь, когда запнулся о ножку одного из кресел, и похромал в сторону кровати. Аккуратно приподняв одеяло, альфа осторожно, стараясь не очень шуметь или беспокоить посапывающего супруга, забрался в постель и придвинулся ближе к Тсунаеши, тихонько прижимая его к себе. Шатен завозился, сбивая простынь под собой, и перевернулся на другой бок, прижимаясь к груди супруга носом. — От тебя так резко пахнет, — пробубнил омега себе под нос, щекоча кожу Хибари дыханием. — Не нравится? — Нравится, — альфа почувствовал, как Тсунаеши улыбнулся, и прижался носом к его макушке. — Очень… Фиалки пахнут нежнее, чем кофе… Кея не успел даже и слова сказать, как омега заснул, шумно посапывая ему в грудь. Альфа позволил себе улыбнуться, легонько поцеловать супруга в макушку и крепче обнять, поднимая руки с талии на оголенные лопатки. Он не знал почему Тсунаеши в полудреме обмолвился об этом, но эти слова подарили мужчине неописуемые радость и облегчение. Пусть это и не идеально, но у него есть любимый и все-таки любящий именно его муж. Другого Кея просить в этой жизни и не смел.