Graveyard shift (Ночная смена)

Do not cry out or hit the alarm You know we're friends till we die Either way you turn I'll be there Open up your skull I'll be there Climbing up the walls (c) Radiohead "Climbing Up The Walls"

В улыбке матери – горечь. Теперь только так – с тех пор, как они остались вдвоем. Он так устал, что сейчас вырубится. Тара еле успевает подхватить его, когда Брент, открыв дверь машины, пытается устроиться на пассажирском сиденье и заваливается набок. Пожалуйста, не оставляй меня, Дэн. Рука в руке. Твои пальцы картежника и карманника – коротенькие, похожие на детские, ухватистые, мягкие. Я родился и жил один – восемнадцать лет, это слишком долго, кому другому за убийство меньше отвешивают. Не оставляй меня. Я пристегнусь как следует, чтобы не вылететь через лобовуху, если мать затормозит слишком резко. Я никому другому такого не скажу. Не оставляй меня. Брент устраивается поудобнее и засыпает. Он давно не видел таких снов – чтобы это была история, которую можно рассказать, проснувшись. И вот плод погибает в утробе матери. Ее надо спасать, и врачи вынимают ребенка по кускам. Брент вроде даже знает, как зовется такая операция. Как-то на "э". Эмбриотомия. Вот. Только слово потерялось, ну да сейчас это не имеет значения. Никого в семье Эбботт не назовут Брентом. Мама и отец остаются вместе. Отец теряет рекламную листовку «Umbrella Health» и обращается в другую страховую. Ему, Бренту, уже исполнилось бы восемнадцать, но не исполнится, конечно, родители все еще бездетны, и в одно особенно пустое утро понимают, что больше не хотят так жить. Гарольд Эбботт поседел и набрал десяток фунтов, но он жив. Операция на сердце прошла успешно. Теперь отец не выпивает даже своей субботней бутылки пива, и бросил курить. Совсем. А Брента нет. Тридцать первого марта Дэниелу Мэттьюсу исполняется девятнадцать. Однажды утром мама и отец включают телевизор и смотрят новости. Здоровенный коп выносит из дома, где до того случились жуткие убийства, девочку лет десяти. «У нее никого не осталось», округляет глаза хорошенькая корреспондентка. Они решают взять ребенка из приюта. Не годовалого малыша, как сделали соседи. Кого-нибудь повзрослее. На кого посмотришь и подумаешь, а потом скажешь – у нас не осталось сына, у тебя не осталось никого. Наверное, мы можем помочь друг другу. Девочку зовут Корбетт. А в новостях говорили просто «девочка». Теперь у Брента есть сестра, это даже неплохо, хотя десятилетние соплячки наверное только и делают, что путаются под ногами старшего брата, но эта девчонка любила бы его, только вот никакого брата у нее на самом деле нет. Брент вздрагивает и вписывается локтем в дверцу. Боль кое-как взбадривает. Он пялится в темноту за лобовым стеклом. Разделительная полоса по-прежнему убегает из-под колес, перечеркивая, прорезая все то, что они с каждой милей оставляют позади; лучшее, что с ними может теперь случиться – затеряться, утвердиться на новых координатах и начать все сначала. "Сначала" и "заново" - лучшие слова на свете. "Сначала", почти что "с нуля". Минимум багажа, деньги на первое время, и все, кто ему дорог – в одной с ним машине, здесь и сейчас. Вся его семья. Темнота – и позади, и там, куда они едут. Мама все так же напряженно щурится. У Брента, конечно, никогда не было сестры. И отец умер, когда ему только стукнуло семнадцать. Но вот прошел год, и у него есть брат. Вон там, на заднем сиденье. Мертвый сиамский близнец, тело которого будет волочиться за выжившим. Брент смотрит в зеркало заднего вида. Дэнни там. Брент моргает, трет глаза, жмурится изо всех сил. Теперь заднее сиденье пустует. Но это ничего не меняет. Конечно же, Дэнни отправился прокатиться с ними. Мать едет, соблюдая все скоростные ограничения. Не хватало еще, чтобы остановили. От Дэнни ему никуда не деться. Куда бы они ни уехали. В горе и в радости. Мир в предутренные часы – черно-белая фотография самого себя. Вытащив из сумки бутылку джина, отобранную у миссис Мэттьюс, Брент запрокидывает голову и делает обжигающий глоток, а потом и второй, и третий, запивая свою ответственность за все, что случилось и в итоге привело к тому, что вот они с матерью – несутся на пределе дозволенной скорости навстречу будущему, без возможности вернуться, высланные из прошлого, из города, из дружб, обязательств и разговоров. Впервые в жизни Брент пьет в присутствии матери. Сегодня джин – вкус его смелости. Хотя, какое там – смелости. Он же всегда был трусом. Ну ладно, бля, пусть сегодня это смелость. Надо запомнить, как оно бывает. В лобовом стекле – его искаженное отражение. Щеки запали, глаза – темные провалы. Сейчас Брент очень похож на отца. Каким тот сделался в свою самую последнюю неделю. Ну что ж, отец, по крайней мере, в одном я не разочаровал тебя, надеюсь. Я делаю все возможное, чтобы позаботиться о маме. *** В придорожном мотельчике за стойкой – женщина в балахоне с иероглифами. В зубах – сигарета, с которой вот-вот обвалится столбик пепла. За спиной у женщины – телевизор, работающий без звука, передают то ли выпуск новостей, то ли "телемагазин на диване", Брент так заебался, что не видит разницы, если она вообще есть. Если это все-таки новости... Нет, их пока еще не должны искать. Может быть, те двое, кто на него (и на Дэнни, конечно) напал, вовсе даже не будут огорчены внезапным исчезновением нанимателя, и кассета с убийством Истона не всплывет никогда, но в таких вопросах нельзя доверять никаким там "может быть". Натянув капюшон по самые глаза, Брент подходит к стойке. Женщина пытается одновременно улыбнуться, не упустить сигарету, сделать затяжку и поприветствовать потенциального постояльца. Выходит как-то не очень. Сигарета падает в стоящую рядом с журналом регистрации кружку, изрисованную героями мультиков, а Брент давится воздухом, чтобы не издать вообще никакого звука, заметив на боку кружки Трех Поросят. – Хотите номер? Итак, мадам, сейчас на деньги Серого Волка последний оставшийся Поросенок получит постель, душ и телевизор. И завтрак. Он же обед. Вы такое когда-нибудь видели? Лично я – ни разу. Все справедливо. Мать улыбается ему, когда Брент показывает ей ключи и вертит их на пальце. Она улыбается. Они в беде, они в глубокой жопе – но все равно свободны. *** Неплохо бы достать новое удостоверение личности. Навсегда похоронить Брента Эбботта, а Дэниела Мэттьюса оставить при себе. Иногда писать его матери. Почерк у Дэнни – жуткие каракули, изобразить такие – раз плюнуть. Представить, как его рука выводит косые, валящиеся друг на друга буквы. И никаких e-mail. Только настоящая бумага и шариковая ручка. Старье, но такое теплое. Может, он бы и сам себе написал, и подписался - Д.М. И постскриптум: надеюсь, у тебя все хорошо, долбаный засранец. *** Брент живет, и неплохо. У новые имя и фамилия. У матери тоже. Маленький городок, почти что самый северный в стране. Может быть, это никогда и не пригодится, но отсюда легче легкого свалить в Канаду. "Живи теперь дальше сам" – эти слова так и не прозвучали. Все, чего от него ждал, наверное, Дэнни – чтобы он, Брент Эбботт просто жил. Под другим именем и в другом городе. Как в итоге и получилось. *** Если кто обращает внимание на его поджившие уже шрамы и спрашивает, сам ли он это сделал, Брент без всяких колебаний отвечает "да". Каждое утро солнце всходит и освещает обломки кораблекрушения, из которых он должен попытаться заново сложить хоть какое-то подобие нормальной жизни. Ресторанчик "Солнечный край" очень напоминает "Коралл", а здешнюю вредину Пэм зовут Мириам. Привычная работа – целительная повязка на его ранах. Тех, что будут затягиваться еще долго. Те, что зашил доктор Гордон – почти что в порядке. Док не соврал. Край здесь, конечно, вовсе не солнечный. Погода слишком часто отсыревает и мрачнеет, небо затягивает серой пеленой, сереет все – улицы, дома, чужие лица, в такие дни, когда сверху течет слишком много воды, Брент изводится от того, что называют фантомными болями. Он просто не может определить, где болит, ведь все части тела остались при нем. На третий месяц к Бренту возвращается нормальный сон. Мать выглядит гораздо лучше. Перемена биографии определенно пошла ей на пользу. Теперь она не вдова, а мать-одиночка с почти взрослым сыном, и это удивительным образом вернуло Таре десяток фунтов и убавило морщинок вокруг глаз. Брент тоже чувствует, что меняется. Даже стал немного шире в плечах. Изменилось не только имя. Он постепенно становится кем-то другим. В нем проступают некоторые черты Дэнни. Словечки, жесты, манера крутить что-нибудь в руке, разминая пальцы, как пианист перед выступлением. Теперь про Брента никто не сказал бы, что у него дырявые руки. Он даже освоил несколько карточных фокусов. Брент больше не носит электронных часов. Не хочет смотреть, как убегают секунды. Хватит с него таймеров. Иногда хорошее – отсутствие плохого, как тепло – просто отсутствие холода. Дэнни говорит: придурок, я так по тебе скучаю. Но только сюда – не торопись. Дэнни шепчет ему во сне: может быть, хватит траура, Эбботт? Может быть, когда-нибудь он отсюда уедет. Туда, где теплее. Мать пусть остается, ей здесь нравится. В Мексику. Все всегда бегут в Мексику. Только не столкнуться там с Хоффманом. Напиться текилы – до полусмерти, сгореть на солнце, пойти к чертям, провести еще какой-нибудь опыт со своим сердцем, попробовать, что это такое – жить без оглядки, не задумываясь, выбросить из головы бесполезные истины, перестать пытаться все раскладывать на составные части – потом обратно не соберешь из пронумерованных костей. Позволить всем пробелам в биографии слиться в один, войти в него как в воду с головой, стать полным незнакомцем даже для самого себя. Но это все – потом. Очень и очень нескоро. Они с матерью внимательно читают газеты. Смотрят новости. Все это время – никаких "новых жертв Пилы". Брент пока делит свою жизнь с Дэнни, и нет ничего, что можно было бы сравнить с этим по силе воздействия. Слова, что так и не были сказаны, оставленные в безвоздушной пустоте вопросы, ответов на которые он не получит уже никогда, воспоминания, которые так и не стали воспоминаниями, потому что слишком много застыло во времени, как в муха в янтаре – несделанным. Дэнни останется с ним, его сердце будет биться с небольшим отставанием от ритма его собственного, этот дополнительный тихий стук – нет, не в груди, а где-то над ухом - еще долго станет задавать ритм жизни Брента, совсем как метроном. =fin= Примечания от автора: Названия глав позаимствованы у различных кинофильмов (в некоторых случаях еще и книг, содержание которых никак не пересекается с содержанием данного рассказа) (1) - перевод куска композиции проекта U.N.K.L.E. "Rabbit In Your Headlights" (2) - перевод строчки из "Why Don't You Get A Job" от The Offspring (3) – Реджи Лав - адвокат, персонаж книги Дж. Гришема "Клиент" и одноименного фильма (4) - имеется в виду фильм "Запекшаяся кровь" (Curdled) (5) - строки из стихотворения Р.Киплинга "Добровольно "пропавший без вести"