Заложники

У меня к тебе любовь — Это так, не вопрос. У меня к тебе любовь На разрыв, на износ. Нина Юдина. «Признание в любви»

      Крупные капли влетали в лобовое стекло и с отчетливым стуком разбивались. Они на мгновение обращались в плотную водяную пленку, но сдавались под натиском стеклоочистителей. Дождь настойчиво барабанил по автомобилю, задавая незамысловатый ритм мыслям О'Нилла. Джек изумлялся резкой перемене погоды, ведь когда он покинул базу, казалось, ничто не предвещало всемирного потопа, но теперь ему приходилось ежесекундно сражаться со стихией: видимость была хуже некуда, чувствовалось, как колеса даже на небольшой скорости скользят по асфальту, — ему стоило немалых трудов держаться намеченного курса. Необходимость жесткого контроля за пикапом не позволяла ему всецело погружаться в картины прошлого, но они нет-нет да и выныривали из глубин памяти и поддевали его душу острыми коготками.       «ВВС — единственное, что стоит между вами. Правила, инструкции — если это так, ты совершаешь большую ошибку», — слова Керри Джонсон вновь прозвучали в его голове. О'Нилл непроизвольно ухмыльнулся и сильнее стиснул руль. Если бы все было так просто. Если бы между ними стоял только устав. Но стена между ними год от года становилась все плотнее, нерешимость с обеих сторон крепла, и казалось, что они давно смирились и привыкли к сложившейся ситуации. Они оба старались доказать самим себе, что способны жить по-другому: могут идти бок о бок с другими, засыпать и пробуждаться с другими, разделять горести и радости с другими, но рано или поздно иллюзия счастья рассеивалась, и они возвращались на утлую лодку, которую мотало из стороны в сторону в море сомнений и терзаний.       Джек не мог решить за них обоих. Будь он хоть дважды командиром, мужчиной и воякой, О'Нилл слишком уважал и ценил Картер, чтобы толкнуть ее на риск и собственными руками серьезно изменить ее жизнь, а быть может, и разрушить. Ему был остро, как заплутавшему в лабиринте пирамиды — карта, необходим маячок, который намекнул бы, а лучше четко указал, что Саманта действительно хочет быть с ним. Джек придумал бы что-нибудь, подобрал бы нужную отмычку, отыскал бы верное решение, но он блуждал, точно путник в бескрайней пустыне, исполненный отчаянной надежды увидеть яркую вспышку сигнальной ракеты. У него была цель, но молчание Картер связало его по рукам и ногам. Она раз за разом ускользала от него, зарывалась в работу и усердно пыталась лгать самой себе. Они оба врали своим отражениям в зеркале, но это выглядело столь неубедительно, что не верили не только они, но и окружающие. Даже канцелярские крысы и те чувствовали истинное положение вещей и периодически пытались поставить под удар проект «Звездные врата», стремясь уличить О'Нилла и Картер в любовных отношениях. «Дьявол, Саманта, ну почему ты решила сказать что-то важное именно тогда, на крыльце моего дома, когда я был с Керри, а ты — с Питом? Почему не раньше? Все эти годы мне не хватало только твоих слов. И чем больше лет проходило, тем мне все больше не хватало только твоих слов».       Джек не сразу понял, что едет непривычной дорогой. Погрузившись в себя, он не заметил, что подсознание, точно искусный кукловод, накинуло на него свои невидимые нити, завладело его телом и повело его в Колорадо-Спрингс, к дому с живой изгородью и номером 1025 на почтовом ящике, прикрепленном к калитке.       О'Нилла снедало отчетливое чувство: что-то происходит. Не может не происходить. Весь мир Картер в одночасье рухнул — она признала, что в очередной раз бежит от самой себя, и разошлась с Питом, притом потеряла его навсегда; она осталась без отца, с которым сблизилась в последние годы, как ни с кем другим; и дьявол знает, о чем подумала, когда вскрылось, что Джек не один, ведь только он сам да Керри понимали, что эти отношения — всего лишь спасительный анальгетик, сладкий и обманчивый морфин, жалкая попытка жить нормально. Нельзя заполнить пустоту ложью или симпатией, когда место отведено под любовь, как ни старайся. Невозможно вколотить неподходящую деталь в незанятое окошко в пазле, хоть разбей кулак до мяса. Никому и ничему не по силам изничтожить истинное чувство. Всякий раз О'Нилл и Картер убеждались в этом, но все равно пытались разорвать колкие сети, терзались болью и истекали кровью, как звери, попавшие в капкан.       Даже когда Джек добрался до дома Саманты, дождь продолжал остервенело заливать улицы, точно желал смыть все с земной поверхности. О'Нилл не хотел более ни о чем размышлять, не стал колебаться и выжидать внутри пикапа неизвестно чего, не променял разбушевавшуюся стихию на уют автомобиля — без толку. Он был словно ополоумевший капитан корабля, без компаса и карты выживающий в ночи в бескрайнем море; без света маяка, буев и звезд что ни делай, на все воля случая — либо повезет в поисках суши, либо сгинешь в темной пучине. Так и с Картер: либо она наконец скажет то, что было у нее на сердце — если было и по сей день, — либо однажды станет слишком поздно, пусть и говорят, что никогда не поздно, — бесполезно признаваться крышке цинкового гроба.       Он вышел из пикапа, пробежал по дорожке, поднялся на крыльцо и постучал в дверь. В некоторых окнах горел свет, и Джек был уверен, что Саманта дома, но она не торопилась показываться. — Картер, — позвал ее О'Нилл и вновь постучался, но уже более настойчиво.       Саманта явно стояла некоторое время рядом с засовом и не решалась к нему прикоснуться. Наконец дверь приотворилась, и на крыльцо выскользнул луч света. Картер отошла назад и тыльной стороной ладони провела по лицу, утирая слезы. Было видно, что она плакала уже очень долго, не в силах остановиться. Джек зашел внутрь и притворил дверь. — Иди сюда, — сказал он так, как говорил ей десятки раз за время существования программы «Звездные врата».       Губы Саманты дрогнули, поджались и вытянулись в тонкую нить, она уткнулась в грудь О'Нилла и зашлась в рыданиях в его объятиях. Все, что было для нее счастьем или представлялось таковым, посыпалось, точно костяшки домино, столь стремительно, что она оказалась к этому не готовой. И теперь на руинах ее жизни рядом оказался именно Джек, впрочем, как и всегда. Тот, от которого она так рьяно пыталась оторваться и всякий раз терпела неудачу, и тот, к кому она стремилась в тяжелые минуты.       Устав взрастил в ней запреты, вложил первый камень в кладку глухой стены, которая разделила ее с О'Ниллом. Работа и исследования были бессильны заполнить пустоту, зияющую в ее душе, и всякий раз, когда неподалеку загорался яркий свет, она летела на него, точно мотылек, в надежде отогреться и забыться, раствориться в чужом взгляде, чужих объятиях и чувствах. Саманта искала кого-нибудь, кто сравнился бы с Джеком, но по пути, мельком заглянув в зеркало, видела лишь свое лживое лицо. Чем дальше она заходила, тем больше коварное пламя самообмана обжигало ее, и наконец оно обуглило ее крылья и обездвижило ее.       Картер была уверена, что Пит Шанахан обогреет ее, исцелит ее кровоточащую рану и избавит от терзаний. Она была настолько убеждена в этом, что начало совместного пути в самом дело было сладко и ярко, но чем дальше они заходили, тем сильнее сгущались мрачные тени и ощутимее смыкались пальцы лжи на шее Саманты. Картер точно попала в свой кошмар и сама себя душила: душила своими страхами, душила священным табу, душила истинным чувством и одиночеством. Ей было страшно выбрать Джека, но одновременно было страшно остаться без него. Она помнила, как было трудно ее отцу после смерти ее матери, и оттого ей было еще страшнее от одной только мысли, что О'Нилл может отвергнуть ее или погибнуть. Саманта стояла в ледяном круге страха и не знала, как из него выбраться, как найти в себе силы, чтобы сделать шаг в правильном направлении.       Выплакав всю горечь потери и страхи без остатка, Картер отметила, как же хорошо стоять в объятиях О'Нилла, заражаться его спокойствием, чувствовать тепло его тела, вдыхать запах дождя со слабым привкусом бензина. Безмятежность обволакивала ее, и хотелось, чтобы эти мгновения, когда не нужно никому ничего объяснять, бояться и думать о туманном будущем, длились вечно. В такие моменты ей казалось, что все понятно без слов. — Кто мы, сэр? — тихо спросила она и чуть отстранилась от О'Нилла. — Заложники, — сказал Джек, точно они были на одной волне.       Картер проговорила про себя его ответ, тыльной стороной ладони утерла последние слезы и ухмыльнулась. О'Нилл, впрочем, как и всегда, был поразительно краток, но в то же время невероятно точен — заложники. Заложники устава. Заложники судьбы. Заложники жизней друг друга. Алые нити, туго переплетенные, словно тонкие змеи в брачный период. Саманта прекрасно понимала это, но всякий раз тщетно испытывала эти нити на прочность.       Тогда, на крыльце дома О'Нилла она хотела сказать ему все то, что переполняло ее и разрывало изнутри грудную клетку, иной раз так сильно и грубо, что Картер по-настоящему чувствовала боль. За столько лет они оба измучились до предела. Джек ждал ее, а она боялась сделать шаг ему навстречу. Терзалась мыслями, имеет ли она право пренебречь уставом, хотя и осознавала, что уже не раз шла на поводу у эмоций. Картер и О'Нилл были порознь в угоду правилам, но их чувства были столь сильны, что вопреки всему влияли на их поступки в ходе миссий, пусть это и было недопустимо. Она не могла понять, сумеет ли обрести с ним подлинное семейное счастье, если каждый из них мог погибнуть в любой момент, и по этой же причине ей было сложно думать о материнстве.       Картер облизнула губы и собралась с духом. — Что если я уйду из ВВС, это что-нибудь изменит?       Джек заглянул в ее глаза и взял за плечи так, как в свое время делал не раз, только теперь не отдернул руки, опомнившись, а продолжал держать ее: — Только через мой труп, Саманта. — И что... — осеклась на мгновение Картер; ее глаза бегали от волнения. — Что тогда… Джек? — Тебе решать.       Она вновь облизнула губы и отвела глаза. Саманта хотела возмутиться, почему Джек оставляет все на ее волю, но вдруг поняла, что О'Нилл давно все для себя решил и ждал только ее хода. За него говорили его спокойствие, его молчаливая поддержка, его полувзгляды и полужесты. Больше четырех лет назад на допросе, который проводила Энис из Ток'Ра, Джек признался, что лучше умереть, чем бросить ее, Картер, потому что она дорога ему куда больше, чем полагается по уставу. Все это время он был рядом. Безропотно отпускал ее на поиски счастья, умел рассмешить, ободрить ее всего парой фраз и вытащить из любой передряги. И только Саманта никак не могла понять, чего она боится больше: никогда не вкусить запретный плод или окунуться в омут с головой и, возможно, совершить ошибку.       В ее сознании вспыхнули смелые образы, подобные тем, что мелькали перед ней год назад на опустевшем «Прометее». Она чуть вздрогнула и отогнала их прочь, хотя рядом с настоящим, из плоти и крови, О'Ниллом это было непросто. На базе было легко сбежать в работу, отвлечься, дома же ускользнуть было некуда.       Он стоял слишком близко. Картер взглянула на Джека, с трудом поборов нерешимость и вновь нахлынувшие страхи, протянула руку и коснулась кончиками пальцев его гладко выбритой щеки. Так просто было дотронуться до него безо всякого умысла и так сложно, когда хотелось чего-то большего. Запреты были столь крепки в ней, что ей стоило немалых усилий лишь почувствовать тепло и мягкость его щеки. Она неотрывно смотрела в его глаза, и ей казалось, что она сейчас рухнет в омут, из которого невозможно выбраться на берег. Картер смущалась, отводила взгляд, но потом снова останавливала его на О'Нилле, который внимательно наблюдал за ней и мягко улыбался одними уголками губ, точно знал о том, о чем она не догадывалась. Саманте было невдомек, что однажды он вкусил радость близости с ней, пусть прилюдно и на краткое мгновение. Всего-то и надо было, что подать в отставку за считанные секунды до того, как петля времени в очередной раз замкнулась, отмотала назад стрелки часов, стерла память всех, кроме Джека и Тил'ка, после чего минуты пошли вновь, обмакнули кисти в тушь и начали рисовать образы на чистом листе.       О'Нилл мягко обхватил Картер за талию, притянул к себе, чуть склонил голову и, воспользовавшись ее кратковременным замешательством, прикоснулся к ее губам. Саманта вздрогнула, почувствовав тепло, разливающееся по тонкой коже, и дыхание Джека, щекочущее ее щеку, обхватила руками его шею и медленно приникла к нему в ответ. От долгожданной близости по ее телу прокатилась приятная волна возбуждения и слегка закружилась голова. Безудержные эмоции сражались с нерукотворной стеной в ее душе и с хаотичными мыслями, не дававшими ей сполна насладиться происходящим. Затянувшийся поцелуй становился все более смелым и откровенным — они упивались друг другом. О'Нилл с трудом обуздывал желание, крепко сжимая в объятиях Картер, которая, казалось, все никак не могла до конца раскрыться и освободиться от пут посторонних переживаний. Ее одолевали то сомнения, то неудержимая страсть.       Они потеряли счет времени и еле смогли оторваться друг от друга. — Останься, — приглушенно сказала Саманта, не разрывая объятий. — Партию в шахматы? — произнес Джек, пытаясь скрыть свое волнение.       Они так долго пребывали во власти штиля, что О'Ниллу было сложно поверить во внезапно налетевший ветер перемен и в приближение эндшпиля после нескончаемого цугцванга.       Труднее всего сделать решающий шаг и что-то изменить, так же как разжечь огонь при помощи трения, но стоит появиться искре, как пламя будет не остановить. Джек хорошо это знал, и внутри него все переворачивалось от осознания, что Картер спустя столько лет приоткрыла дверь, ведущую в ее душу, позволила ему и себе забыть об уставе и условностях, вошла в омут, из которого невозможно вновь выйти на берег.       Охваченные невысказанной страстью, они не заметили, как пересекли порог спальни, освободились из плена одежд, прильнули друг к другу, почувствовали жар разгоряченной плоти и на краткий миг — прохладу постельного белья. О'Нилл с упоением прикасался к Саманте, осыпал ее поцелуями и разглядывал ее в приглушенном свете настольной лампы. В его голове не было ничего, кроме безумного коктейля из пламени и мыслей о Картер. Ее обнаженное тело, вечно прикрытое армейским облачением, сводило его с ума так сильно, что он, опасаясь не удержаться, заставлял себя отвлекаться на что-нибудь постороннее. Минута за минутой Джек изучал и ласкал ее, изничтожая ее оставшиеся страхи и сомнения, рушил последние барьеры на пути к истинной, чувственной Саманте.       Картер, подобно воде, которая медленно нагревается на огне, неторопливо раскрывалась и смелела, с каждым мгновением прощаясь с одолевающими ее посторонними мыслями. Она утопала в ощущениях, вбирала в себя тепло и пылкую нежность О'Нилла, платила ему любовью за любовь. Сильная и порой непоколебимая Саманта наедине с ним оказалась безгранично женственной и на первый взгляд хрупкой. Но как только рухнула последняя преграда, развеялись глубинные страхи и сомнения, безграничное желание овладело каждой ее клеточкой, она перехватила инициативу и чуть не довела Джека до исступления. О'Нилл лишь чудом сумел обуздать себя и выскользнуть из-под нее, искренне радуясь, что он уже не подросток и умеет укрощать свое тело.       Джек не без труда отыскал свою куртку, выхватил из внутреннего кармана презерватив, проклиная себя за то, что в пылу страстей не позаботился об этом заранее, и, когда присел на краешек кровати, почувствовал спиной обнаженную Картер, прильнувшую к нему. — Иди ко мне, — прошептала она, обхватив его за плечи.       Саманта превратила неловкую заминку в часть любовной игры, и вскоре они слились воедино. На стене в полумраке танцевали размытые тени, темные силуэты то двигались, то замирали на мгновение, чтобы вновь пуститься в пляс. Огонь в теле Картер стал нестерпимым, волна наслаждения на некоторое время размыла все вокруг — остались лишь она, Джек и ни с чем не сравнимое удовольствие. Померкло все: условности, формальности, субординация, страхи, потери и сомнения — все стало несущественным. Все, кроме нее и О'Нилла. Саманта выгнулась, решив не сдерживать стон наслаждения, после чего и Джек позволил себе излиться. Они оба замерли и расслабились, погружаясь в сладкую истому. Возбуждение отступало — у нее медленно, у него стремительно, и окружающее вновь приобретало отчетливость и краски. Они разъединились, точно и не были пару минут назад единым целым, но их души отныне еще прочнее переплелись. Мир вновь наполнился посторонними запахами, цветами и звуками, и все как будто возвращалось на круги своя. Все, кроме одной маленькой детали: теперь О'Нилл никому и никогда не отдаст Саманту. Она его навсегда, и плевать, что подумают высшие чины и канцелярские крысы. Он уже большой мальчик, разберется.       Картер прильнула к Джеку, положила голову ему на грудь и почувствовала, как он обнял ее одной рукой. Она слушала немного асинхронный дуэт их сердец, наслаждалась умиротворением и необычайной легкостью. Никогда в жизни ей еще не было так хорошо и спокойно, и ей совсем не хотелось размышлять о том, что будет завтра, — пусть эта ночь станет вечной, бесконечно долгой. — Саманта Картер, — со всей серьезностью начал Джек, переведя дух, — согласна ли ты… поехать со мной на рыбалку? Двух свидетелей я уже нашел. — Мне нужно подумать, — кокетливо ответила она. — Тебе нужно перестать думать, Саманта. Теперь буду думать я.