Ну что, страны, в бесконечность и далее?!

Маленькое, ничем не примечательное авто, заходило на посадку над громадным сельскохозяйственным гигантом — планетой Джо Эд. Обычное дело, если бы не одно большое НО. Со вчерашнего дня, все представители не Джо Эдианской расы наоборот валили прочь с этой планеты. Там же поселилось неведомое ледяное нечто, провозгласившее себя местным владыкой, и теперь статус планеты, как части галактического Альянса, был под большим вопросом. Вот не местные и драпали побыстрее и подальше. А тут наоборот — люди, уроженцы планеты Столицы и сами назад летят! Ещё и радуются! Узнал бы об этом кто-нибудь из летящих им на встречу, посчитал бы слабоумными — добровольно лететь на захваченную кем-то территорию сейчас смерти подобно. Впрочем, тем двоим было бы пофиг на чужое мнение. Они только что вырвались из более ужасного места. А то, что Джо Эд был захвачен… так это их же спасителем что летел с ними. И не захвачен вовсе, а — добровольно сдан местными ему в поклонение. А это, на минуточку — абсолютно разные вещи! Вот и летели те двое, горланя от радости песни. Вернее горланил дылда под два метра ростом, пока его белобрысый приятель совершал маневры. — Был озабочен очень воздушный наш народ: К нам не вернулся ночью с бомбежки самолет. Радисты скребли в эфире, волну найдя едва. И вот без пяти четыре — услышали слова: «Мы летим, ковыляя во мгле. Мы ползем на последнем крыле. Бак пробит, хвост горит и машина летит. На честном слове и на одном крыле…» — Russish, не накаркай! — Огрызнулся прусс. — И не ори под руку! А то, вдруг мотыльнет меня… Не сброшу скорость, сожжёт атмосферой! — Не сожжёт! — Хохотнули где-то позади, будто из пустоты. — Со мной — только подморозит! Правь туда, где ледник виднеется! А ты пой, Ванечка! Радуйся, внучек! — Агась! — Кивнул дылда с готовностью, и загорланил пуще прежнего: — Ну, дела! Ночь была! Их объекты разбомбили мы дотла. Мы ушли, ковыляя во мгле, мы к родной подлетаем земле. Вся команда цела, и машина пришла. На честном слове и на одном крыле. На честном слове и на одном крыле!!! Напрасно боялся красноглазый водитель-пилот, посадка прошла замечательно. Авто приземлилось посреди громадной ледяной «шапки» и почти сразу оттуда выскочил дылда русский, неугомонный Ванька Брагинский, с жучонком за пазухой. — Свобода! Свободушка! Вольная волюшка! — Возопил он богатырским басом и, подскользнувшись, распластался на спине. Наледь-то подтаяла за время отсутствия Мороза, стала мокрой и гладкой. — Ванька, блин! — Вышедший из авто Гил тоже шлепнулся, прямиком на пятую точку, что не прибавило ему настроения. — Слышь, я понимаю, что у тебя наплыв эмоций! Но ты б родную песню пел! Нафига петь песню английского дитачки?! Этого очкастого гавнюка, из-за которого нас занесло к местному чертиле! — Не урчи, Гилушка, — ласково ответил Иван, приподняв голову из сугроба, а улыбка у него была — аж до ушей. — Душа у меня поет, ведь из такой… жёп… — тут Ванька смутился и вновь прилёг, воздевая руки к черному в россыпи звезд небу: — из такого места выбрались! Как не петь, ну Гил! Али сам не рад, друже? — Кхем!.. — Прервал порыв прусской злости голос откуда-то свыше. — Во-первых, следить за языком в священном месте! Знамо, это теперича — место моего признания местными и их поклонения мне! Храм мой отныне! А во-вторых… — Мороз слегка присыпал прусса рыхлым снежком, а потом и вовсе засыпал округу небольшим сугробчиком. — Если ты об отроке шпынь голове, со стекляшками на глазах, дык он не особливо-то и виноват в вашей неволе. — Эт…это к…как? — Пропищал из-под снега Гил, клацая зубами. А на Иванову реплику лишь вздохнул, дрожа всем телом: — Рад, но песня… Ай ладно. — Хмм… — Мороз смерил дрожащего прусса строгим взглядом, глянул на Ваньку и хлопнул в ладоши. Тут же все заволокло пургой и через миг ребята оказались в просторной пещере с ледяным сводом. — Ух, ты! Деда! Как кра~асиво! Какие растения! — Ванька сорвался с места и замельтешил по пещере, нарезая зигзаги мимо длиннющих мясистых стеблей в руку толщиной, с листьями-лопухами и синими, похожими на гигантские снежинки, цветами. — Красота! Это местное растение? А оно съедобное? — Пухляши говорили, скоту на силос хорошо идёт… — Пожал плечами Мороз, умильно глядя на внука. — Ты подальше забеги, Ванюша! Там тебе подарок! — Агась! — Гаркнуло великовозрастное дитя и унеслось в глубь пещеры. — Э?! А я?! — Опомнился Гил, когда и Мороз скрылся в глубине пещеры, и тоже поспешил туда, откуда были слышны восторженные вопли. Эх, не зря Ванька ликовал. Подарком оказалась добротная деревянная изба, в лучших славянских традициях. Да ещё — двухэтажная, с балкончиком! — Гилушка, мы тута жить будем! — Заявил Ванька довольно с порога. Но тут же погрустнел. — Увы, нельзя нам уходить отсюда… Заберут же… — Слышь, русский, после того концлагеря эта пещера для меня, как санаторий будет! — Хмыкнул в ответ его анклав, озираясь по сторонам, но тут же зябко повел плечами. — Хоть тут и прохладно… — А внутри — ТЕПЛО~О~! — Ванька показал приятелю язык и исчез в глубине дома. Гил не дурак был — мёрзнуть на улице поэтому тоже поспешил внутрь. Первый этаж встретил их просторной комнатой, с огромным столом, широкими лавками-палатями вдоль него, да печкой на треть комнаты в углу. Только вместо дров в ней тлел какой-то кристалл. — О, вы вернулись! — Из-за печки показался коренной Джо Эдианец и тут же ринулся на улицу, к новому божеству. — Вот, как и обещал — печку натопил, угощение приготовил! Принимайте работу! — Поклонился он в пояс духу холода. — Благодарствую! — Расплылся Мороз в улыбке и тоже поклонился красному гиганту. — А теперь, не в службу, а в дружбу, красный молодец, скажи-ка остальным своим — пущай идут по домам, отдыхают. Вестимо, умаялись, мне песни петь, да хороводы водить. Пущай на честной отдых отправляются! А я слово свое сдержу — буду вам верным защитником, да помощником в трудах! — СПАСИБО! — Завопил пухляш от радости, и унёсся куда-то прочь. — А вы… — Мороз заглянул в окно. — Вы садитесь-ка по лавкам, трапезничайте. Чай изголодались там. А я вам историю расскажу, что видывал без вас, да как местным богом стал. — Агась! — Ванька выудил жучонка из-за пазухи, повертел растерянно головой, да и посадил насекомыша на стол, за неимением высокого стула для него. — Чичас! Будет нам еда! — нацепив висевшие у печки рукавицы, он полез было в печку, но… Был остановлен гыкающим пруссом: — Ванька, быстро обславянились местные — в печи готовят! — Агась! — Довольный Ванька вытащил из печки пару горшком с ароматным содержимым. — О! Щи! Да каша! Пища наша! А кашица-то гречневая, с грибами и мясом! А щи наваристые! Держи, Гилушка, лытку[1] цельную! И тебе, кроха, покушать!.. Получив свои порции, все занялись едой, а Мороз начал свой рассказ. Сначала поведал про утренник, про ледяные чудеса для детей, про заинтересовавшихся чудесами местных. И главное, как тот самый кашевар-истопник, встретивший всех в этой избе, первым обратился за помощью к ледяному волшебнику, ну и получил в награду вместо пустыни — ледник. А дальше — хороводы-песни, накопление сил, отлёт за внуком на вражьи территории. — Значит, шпион-почтальон тебя подвез, да? — Ванька расплылся в улыбке. — Я знал, что не так он плох. Даже ежели избавиться от нас хотел, все равно ж — помог сбежать! А, Гилушка? — Ну, да. Я сам до последнего не верил. Особенно когда он машину свою предложил для побега. Пусть даже он хотел так от нас избавиться, но… — Гил задумчиво повертел в руках обглоданную говяжью кость, — все равно ж помог. А мог и подставить, чтоб нас… — поежился боязливо, но тут же напустил привычный бравый вид. — Вот кого я простить не могу, так это Джонса и его братца-папеньку. Я хоть и обещал, что если выберемся живыми из плена, не буду мстить англосаксам, но… Желать справедливости, это ж не мстить. — Гил отложил голую кость и выловил новую, с мясом и жиром. — А об этом вторая часть моего повествования! — Усмехнулся Мороз в бороду. — Есть у меня одна штучка… — он исчез в снежном вихре, но вернулся через несколько секунд с чем-то зажатым в руке. — Глянь-ка, Ваня! Узнаешь? — Матрёшка? — Ванька удивлённо вскинул брови и, подойдя к окну, пригляделся. — Так и есть! Моя матрёшка! Которую я Василию дарил. Вторая с конца… Я ее хорошо помню. Особливо старался заради подарка для друга! Но при чем тут она, деда? — А при том, что в ней сидит кое-ктось. Вредный такой, нос до небес задирал! Угрожал тебе и всем, ктось поперек него идёт, пакостей натворить, аж до смертушки чтоб. Ругал вас. Да и на меня при встрече зубоскалил! — Деда… — Ванька округлил глаза от ужаса. — Ты что же?.. Кого-то из аглийских братьев… того самого?.. А душу в… матрёшку? — Акстись, внучек! — Мороз обиженно нахмурился. — Да, было дело раньше. Но теперича — нет. Только знатных лиходеев морозить охота и то ты не даёшь. А в матрёшке — внутренняя нечисть аглицкого любимчика. Внутренний демон можно сказать. Ух и вредный он! Отделился от тела, с душою того егозливого шумного отрока, недруга твоего, Вань. Отделился и чуть душу человечью не изничтожил, чтоб единолично в теле заправлять, да впредь ещё боле гадостей людям честным делать! Ан я его — изловил и в матрёшку упрятал! Во как! А человек живёт себе дальше. Вольно. — Не понял? — Гил перевел ошарашенный взгляд с Мороза на свое не менее ахреневшее государство. — Какой демон? Че за — внутренняя нечисть? Вань, переведи. — Ох, Гилушка… — только и покачал головой внучок Деда Мороза: — Ну чего ж ты такой недогада. Ладно, расшифрую специально для Великого тебя. Слушай. Английский братец, он же любимчик — это Альфред. Помнишь, как он меня не любил? Ругался постоянно. Даже с Англией я кое-как, со скрипом сошелся в интересах: чай, вышивание, садоводство… А Альфред все одно едино на меня зубами скрипел. Помнишь? — Помню, ксе. Ты еще говорил, что его после второй мировой как подменили. — Ну, дык… — Ваня грустно усмехнулся, отведя глаза в сторону и развел руками: — Как вожжа под одно место попала. Еще один богоизбранный, блин. Ладно, я не в обиде, но неприятно. Про свою-то ерепенистость помнишь? Я тебя не ругаю, я говорю, что у тебя внутри тоже может кто-то сидел и тебе в уши шептал, что я плохой и меня прибить надо. Ну так и у Альфреда по ходу так же? Да, дедушка? — Иван, удостоверившись, что все говорит верно, продолжил: — Ну так вот, дедушка говорит что они вроде как… Подрались? Только у Альфреда душа наружу вышла? Деда, а это как? Такого ж не бывает. Или… Альфред спал? Я не пойму просто. — Спал, внучек. Спал. Просто я его увидел и еще подумал — а чего это он тут, возле меня, когда он в комнате спит? Но возле хорошего Альфреда я увидел и плохого. Ух, он меня поноси-и-ил. Ладно бы меня, так о тебе тоже говорил… всякое… — начал прятать глаза Мороз, чувствуя что опять злится на Гордея. — Дедуль, холодно… — шепот русского вырвался облачком теплого воздуха и вот уже Ваня ластится к божеству: — Не злись, деда… Молодой он, дурной. Ну сам видел. А что значит, оно действительно такое злое американское чудище было? Как выглядел? — Да как тот же паренек Джонс, но не тот, что плакал возле меня, а другой. Ну, помнишь, как он выглядел? В лётной коричневой куртке, в светлой форме, пиджак и брюки. Белые зубы скалит, а глядит как змея — будто я ему должен чего, а не отдаю. — Спохватившись что злится, Морозко встал и подойдя к печи подкинул несколько дров в печку, потом вновь сел, приобняв присевшего рядом внука. А в избе стало немного теплее. — А, военная форма… Странно. Может… он так себя отождествлял? Ну что он все знает и умеет? Может ему важна была именно… ну… вид свой? Ну, там похвастаться, показать себя какой он крутой… А чего говорил? О чем с Альфредом этот злюка беседовал? — Да всё о том же, внучек, — погладил Ваню по плечу Морозко, — что ты и сказал: будто этот Гордей все знает и умеет, а сам Альфред ничего не помнит. И если он от человека уйдет, будет ваш американец как первоклассник — болван болваном. — Угрожа~а~ал значит? — Округлились у Ивана глаза. И он обернулся к Гилу. — Гил, а скажи… Я тут себя вспоминаю… у тебя такое было ощущение, ну… что ты злишься и… как будто другой совсем? Как будто ты, а с другой стороны и не ты вовсе? Если б ты смотрел на себя со стороны, то ты б видел себя более злого, более жесткого? И сам с себя удивлялся, мол что это со мной, я же не такой вовсе! Или у тебя как накатило, так и не отпускало? — Да вот хз, если честно, Вань. — Пожал плечами прусс. — Я особо не следил за этим. Да, злился одно время на тебя. Аж до скрежета зубов, до помутнения памяти. Но после упразднения… как-то отпустило. Теперь и не помню, чего на тебя агрился. Ты, кстати, до распада СССР, тоже ж другим был. Более… — задумался, подбирая менее обидное слово. — Нестабильным? Ну, в плане эмоций. Как Латвию растягивал, чтоб тот выше был. Он вопил от боли и страха, а ты его как гармошку, ещё и лыбился! Я сам не видел, Эдик[2] рассказывал! Говорил, что бедолагу от разрывания спас закипевший чайник. А шуточки твои про Польшу — «Хобби мое, четвертовать Польшу, аха!». Хотя ж — родня. — М… вроде помню, но… Я еще удивился тогда почему, что случилось, чего все орут. Это ж… — у задумчивого Ивана на глазах блеснули слезы и ужас, когда-то произошедшего: — Неужели ему было больно? А я… я ж-же не п-понял тогда! Ги-ил! — Он с отчаянием посмотрел на своего друга. Опустил глаза и глухо пробормотал: — Т-ты… ты тоже говори… не приукрашивай. Откуда я мог понимать тогда… — Да кто ж из нас, как выяснилось, мог понимать — что творит? Накатит — и себя не помнишь! Ну все, успокаивайся… — Гил спешно подошёл к побратиму, помялся немного, но все же обнял его с противоположной от Мороза стороны — Дело прошлое, Вань. Что случилось, то случилось. Главное, к этому не возвращаться! Да и ты ещё по-божески с ними… Они сыты были, одеты, в одном доме с тобой жили. Это не мои больные фантазии, как я тебя… в подвале… в цепях… — Ага… так всё равно стра~ашно! Говоришь, Феличиано у Родериха жил, с ним нормально обходились? Или все ж шпыняли? Но вроде Лизавета говорила… что относительно нормально… Да и Родерих ту девочку к музыке приучил… Ну… девочку… Феличи же считали девочкой. А я — такой самодур, со мной… — тут Ваня вздохнул и, всеж немного успокоившись, грустно произнес, вытирая глаза: — Со мной — стра-ашно. Чуть что не то скажут — на каторгу, в Сибирь… Как они вообще жили… — помолчав, русский все ж понял, что его обнимают и с другой стороны, со вздохом произнес: — Спасибо, Гил… Спасибо… Никогда тебя и твою эту дружбу не забуду… Хороший ты… Деда? — Ваня поднял глаза на божка: — Гилушка ведь хороший? — Был бы плохим, я б его не щадил. Особенно опосля тех четырех годков бесчинств над твоим народом и тобой, внучек. Сурьезно бы подмораживал! И нечего зыркать на старших! — Пригрозил возмущенному пруссу пальцем и усмехнулся. — Экая малость — снежком запорошить, так это для закалки хорошо. — И на т…том с…спасиб…бо… — Вздохнул Гил, и пошел обратно к столу, клацая зубами. Но по пути передумал и прижался к печке. — Эх, вот закаляешь его, закаляешь, а он… Мерзлявый какой! Зато свой! — Беззлобно усмехнулся Мороз и повертел в руке матрёшку. — А этот арестант дюже вредный. Уж и морозил я его, снегом посыпал, а он все зубоскалил, сквернословил! Я б показал его, дык он дикий. Ещё сбежит, будет по планете летать и честной народ пугать. Без тела он на большее не способен. Да и он это понимает. Ужо не рвется наружу. А поначалу я столько проклятий наслышался! Дескать — «Верни меня назад! Найду свое тело, выгоню оттуда хлюпика, сам буду жить!». Ещё потому я увез его с собой. Видать, при своем теле, да на одной планете, он сильнее становится. Аж слышно его, как он бунтует. Во как! — Маловат Гилушка, жира особо нет, вот и мерзнет. Дедуль, ну не надо его морозить! Сам же знаешь… — Иван все ж выбрался из объятий дедушки и подбежав к Гилу, приобнял его: — Иди сюда, белобрысый немчик, обниму, все не так холодно станет. Иди, иди, я осторожно… А выслушав Мороза он и вовсе спросил: — Так ты с этим… злюкой бился? — Бился. А поскольку имени у этой сущности нет, нарек я его Гордеем Сэшеа. Может конечно не стоило имя ему давать… — нахмурился божок. — Но с другой стороны — хорошо, когда он не безымянный, с такими еще труднее. — Мороз спрятал матрёшку за пазуху и вылетел в окно. А то в доме чересчур прохладно стало. — Ладно, вы доедывайте, да спать ложитесь с дороги. Умаялись, небось, в плену у супостата. И приятеля своего нового, трофейного, не забудьте разместить! — Донеслось уже с улицы. — А сестрёнок ко мне позвать?! — Ломанулся к окну Ванька. — И брата! — Гаркнул Гил из-за печки. — Сначала отдохните с дороги, а то на вас без слез не глянешь! — Хохотнули с улицы. — А я полетел новые владения осматривать! — Деда-а-а!!! — Взвыл Ванька обиженно и высунулся в окно по самое не могу. Ещё б чуточка, и вывалился бы наружу. — Да будут тебе сестрёнки. Будут. — Подлетевший Мороз аккуратно впихнул его назад в дом. — Ну не хочу я, чтоб наши девоньки видели тебя таким измотанным. Вот отдохнувшим — другое дело! Накрайняк, спящим! Так что доедывать разносолы и бегом спать! — Да, деда… — вздохнул Ванька и поплелся к столу. Уперся его дед, да и прав был он, измотанному Ваньке перед сестрами лучше не появляться. Действительно, без слез не глянуть на братика. А значит — надо спать. Но сначала убрать со стола. Есть уже не хотелось, да и угощения на столе знатно поостыли… Однако жучонок взирал и на такую снедь взглядом голодающего. Пялился, едва не исходил слюной, но — не трогал ничего, только вертел в лапках пустую тарелку из-под… не ясно, чего. Тарелка ж сияла чистотой. Не иначе вылизал ее голодный насекомыш. — А ты чего пирожки не берешь? — Удивился Ваня. — Они вкусные, с разными начинками. — Так не положено же, есть больше, чем тебе выдали… — пискнул насекомыш виновато. Ваня только за голову схватился. — Да как же это? Да что же… — он беспомощно оглянулся на разомлевшего Гила, паренек отогревался у печки, ему явно полегчало. — Ешь, конечно! У нас даже можно не спрашивать. Ни меня, ни Гила, верно, Великий? Вот ежели блюдо опустело — тогда спроси. И то для того чтобы попросить порцию доба~а~авки!.. — обрадовано протянул Иван и тут же озадачено посмотрел на жука, даже руку протянул чтобы погладить того по голове. — Хотя погоди, Райвис второй… Ты ведь не против того чтобы тебя так звали? Точно нет? Тогда чего ты так испугался? — Вань, ты ж не английское дитятко, ксе! — Хохотнул Гил. — Мы откуда вернулись? Сколько натерпелись? А этот там с рождения жил. А как ты думаешь, для чего там обычно руки тянут? Особенно если ты — махонький жучок, а к тебе тянется здоровенный дылда, а? Кто там, высокий мог тянуться к нему до тебя? Я двух таких знаю. И если синий мог и не тронуть, то фиолетовый… Не допетришь? — Это я что ли на них похож? — Изумился русский. И вновь посмотрел на жука. — А если так? — и присел на стол и чуть наклонил голову. — А так? Не страшно? Ну, на тебе мои руки, — И он вытянул свои, положив их прям плашмя, и пробурчал на хихиканье немца: — Знаю, что он не собачка, чего ржешь, Гил, но путь уж он их видит… И так страшно? Ох, ты ж батюшки… И ведь покормить тебя никак нельзя… то есть, — поправился Иван, — покормить можно, еда есть и брать её можно всегда, но живот будет болеть… Ну ладно, — решился русский. — Давай еще сто двадцать пять грамм и всё. А то плохо станет. Может даже вырвать от изобилия. Особенно таких… недоедающих. — Иван опять оглянулся на Гила, но уже украдкой и вновь посмотрел на жученыша. — Это где-то… четверть пирожка… Хотя нет, есть же черный хлеб, чего это я. — Взяв хлеб и нож, Иван мигом отрезал сколько нужно одним движением руки, только нож стукнул о дерево стола. Убрав нож подальше, и укутав рушником хлеб, Иван вновь повернулся к Райвису, держа в руках тонкий кусок хлеба. — Только… давай так. Если поймешь, что наелся — остальное не доедай. И ешь не торопясь, можешь даже как конфету пососать, корочку — особенно. А потом проглатывать, тщательно разжёвывая, так даже лучше будет. Ну, в шарики скатай и… Не знаешь? Давай я тебя покормлю, горе ты моё… — Н…не надо… Я… сам… — Пролепетал испуганно жучонок, но хлеб взял. Дают — бери! Если не дурак и помереть не хочешь. — Ванька, пусть ест сам! Ты своей помощью его только больше пугаешь. — Покачал прусс белобрысой головой. — Лучше определи ему койко-место. Где он спать ляжет? Не на столе ж! Ксе-се-се! — На печке? — всё-так же удивленно захлопал глазами Иван. — Холодно же, куда ему на полу спать… На полу и я могу, но зачем пол, если есть лавка, а я привычный. Но если ты брезгуешь, то я спущу тебе какую-нибудь кацавейку, будешь спать на лавке. — Воды дать запить, маленький? — вновь ласково обратился к жуку Иван. — Гы! У него две спальни наверху, а он на лавке спать собрался, ксе-се-се!.. — Сложился пополам прусский язва. — Твой же дед сказал, что там есть две опочивальни. Это ж спальни, не? Или ты так ошалел от радости, что ничего не слышал? — А, да? Ну я… видимо да, ошалел, — разулыбался Иван. — Привык же что дом одноэтажный, ну максимум два этажа, если из богатых. — Как доешь, пойдем комнату смотреть? Пойми, я тебе не Зург, пропади он пропадом, я другой. Мне слуги подле себя не нужны. А вот хорошего человека я смогу приютить завсегда. Просто я опасаюсь, что его Великое княжество Прусское не очень… Ну не особо он с такими, как ты. Да нормально, не дергайся, он видит, что ты не такой как остальные, но то что ты — не человек — его может это оттолкнуть. Всё же издревле считалось что кровать — это самое безопасное и чистое место, а тут, такой как ты. А я привычный. Я могу тебя к себе взять на постой. Хотя на печке тоже тепло, если ты меня очень боишься. Или я опять не прав насчет тебя, Гилушка? — Мне кажется, что он больше боится, чё ты повернешься не так во сне и его раздавишь, как переспелую ягоду! Ксе! Лучше… Щас… — Гил залез за печь и выскочил оттуда, горделиво держа перед собой плетёную корзину. — Во! Положишь сюда ему подушку, накроешь чем-нибудь и пущай дрыхнет. Как в люльке, ксе… — Ну я бы придумал ему люльку… — слегка надулся Иван, — по типу гамака… — Но увидев корзину, хлопнул в ладоши: — Ба~атюшки, какая прелесть! Гилушка, ты — чудо! — и бросился обнимать приятеля. — Спасибо! А еще — немецкий гений! Набираешься ума, я смотрю, от меня не по дням, а по часам! — Э, корзину не сломай! — Гил задрал руки с корзиной над головой, чтоб не дай матерь Божия, Мария… Но Ванька обнял его довольно аккуратно. — «Спасибо Сапфирчику за его вразумление…» Ладно, держи корзину, а я пойду… Спать рубит жутко! Хоть сегодня отосплюсь за всю пережитую нервотрепку! А ты не бойся, мелкий. — Улыбнулся он жучку. — Ванька не так страшен, а я вообще никого не трогаю. Мало чести — заведомо слабых обижать! И не принимай на свой счёт, чё Ванька ляпнул. Я вообще посторонних рядом с собой спящим не люблю. У воинов, знаешь ли, сон чуткий. Кстати, Вань… — обернулся к русскому. — Нам бы всем помыться. Не знаю, как ты, а я ж, после веселухи, жопа в мыле, спина в потяге. Только… я хз, где тут баня. Ещё ж топить ее, мыться… Не, не потяну! Даже душ вряд ли потяну, если он тут есть. Рубит спать… — Иди, Гилушка. Иди… — Кивнул ему Иван и, забрав корзинку, принялся уговаривать жучонка. — Не бойся меня, маленький. Иди-ка лучше в корзинку, раз на ручки боязливо. Али ты из-за наших рассказов напугался? Так то в прошлой жизни было! Не трону, спать уложу, а опосля устрою банный день. Это когда все моются чистенько и в чистое одеваются. Иди в корзинку… Иди, иди… Будет тебе мягкая постелюшка… Гил лишь хмыкнул по-доброму и поплелся наверх. Слишком истосковался по брату, но зная характер славянского деда, без сна ему Людвига не видать. Да и глаза уже слипались… Следом послышалось радостное — аха! — и тяжелая поступь русского дылды по ступенькам. Уговорил-таки он жучонка. «Райвис-второй… Додумался ж. Ксе!» Хмыкнул прусс про себя, падая на чистую кровать. На дальнейшее его не хватило, сон сграбастал его в цепкие объятья. Сидящий же на крыше избы Мороз усмехнулся по-доброму. Улеглись-таки спать ребятушки, и спасенного уложить не забыли. Значит можно лететь инспектировать владения. Но как же сложно сосредоточиться на деле, когда от радости все поет! Вот бы и внучек порадовать. Ну и что, что уже сгустились сумерки? Ежели не спят его девочки, пущай порадуются. А то изгоревались его красавицы. Да и младший немец, на людях — кремень, тоже наплакался украдкой… в подушку. «Интересно, обрадуется ли? Или убежит в свою комнату, там в пляс пустится? Или?..» Мороз нахмурился и полетел пуще. Нынешний статус местного божества обострил его способность ощущать духовную энергию окружающих. Или отсутствие оной. Пара секунд и Мороз спикировал на крышу славянского дома. «М-да, нет тута ни младшого немчуры, ни Оленьки моей, красны девицы, ни Елисейки…» Вьюжка заструилась по стене дома, к раскрытому кухонному окну. Его Натуся прибиралась на кухне, пока ее пухленькая красная соседушка и названная маменька в одном лице, перемывала посуду. — Доброй ночи, хозяюшки? Отчего не спите? — Повеяло от окна холодком. — Дедушка! — Наташа рванула к окну. — Ты где был? Оля тебя перед отлётом увидать хотела! — Да так… Дела… — Улыбнулся загадочно дух холода. — А куда же она уехала, старшенькая наша? — Так на планету Столицу же. Вместе с Людвигом, в качестве шофера. Ты ж перепугал всех своим появлением! Такая шумиха поднялась, жуть просто! Почти все не кореные жители поуезжали ещё вчера. Испугались, что станут заложниками нового хозяина планеты. — Правда что ли? — Мороз перевел взгляд со взбудораженной внучки на мамашу Мунчапер. — Увы… — кивнула Джо Эдианка грустно. — Мы-то вам верим, что вы не ради злого умысла появились у нас, а нам же в помощь. Увы, остальному Альянсу это невдомёк. Для них вы сейчас… простите… захватчик одной из важнейших планет Альянса. Не обижайтесь на них. Наша ж планета всех кормит, вот они и боятся новой власти на ней. Бустик, мой сыночек, рассказал мне, что они хотят провести с вами переговоры, выяснить — кто вы и чего хотите? Ну и подписать с вами мирный договор. — Вона как, да? Что ж, если с миром придут, поговорим. «Вот только подчиняться кому-то я не намерен. Боженьки под дудочку простых смертных отродясь не плясали!» — Мороз усмехнулся в бороду, но тут же вспомнив о цели визита, поманил внучку к себе: — Натусь. А сбегай-ка, оденься тепленько. Надось ко мне на ледник слетать. Сюрприз там. — Неужели?.. «Ванечка?!» — Наташа с мольбой кинулась к Джо Эдианке. — Ма, прости! Деда зовёт! А коли зовёт, это очень-очень важно! — Лети, коли важно. Я сама все доделаю. — Улыбнулась та. — Спасибо! — Крикнула Наташа на ходу, исчезая в недрах дома. Ей хватило и минуты, чтоб набросить на себя шубейку, захватить по пути телефончик, да выскочить на улицу в объятия ко вьюге, крикнув соседке на последок. — Ма, если что — я на связи! Звони! Звонкий девичий голосок оборвался с внезапно исчезнувшей вьюгой. Будто и не было тут ничего и никого. Лишь подмерзшая трава выдавала недавний визит местного бога. — Деда, а ты меня к Ванечке несёшь? Он вернулся? Ты его вернул, да? — Угадала, умничка моя! Вернул я касатика нашего, вместе с его немчурой! Сам! Во как! — Деда-а-а! Я тебя обожаю! «Знаю, девонька! Чувствую, красавица!» Вьюга приземлилась в ледяной пещере, напротив избы, и Наташа опрометью рванула в здание. Промчалась по пустому первому этажу, вспорхнула птичкой на второй и… резко остановилась. Радость радостью, но ежели братика нет в сенях и светлице, значит — он отдыхает с дороги, да после плена лиходеева. А она, такая-рассякая, топать тут удумала! Непорядок! «Ванечка… Я тихонько пройду! Тихо-тихо! Прокрадусь мышкой и посижу подле тебя!» Наташа безошибочно юркнула в приоткрытую дверь, беззвучной тенью проплыла по спаленке и застыла подле изголовья брата. «Ванечка!» — Девушке стоило неимоверных усилий — не разбудить братца шквалом поцелуев и радостными воплями. Но она ж сильная, справилась. Даже увидев на табурете подле кровати корзинку с огромным спящим в ней тараканом, не издала ни звука. Сразу догадалась — «Братик бедолагу на постой притащил! Не иначе! Какой он всё-таки сердобольный…» Наташа осторожно присела на край кровати. О сне она и не помышляла. Ей бы на брата наглядеться, какое тут спать! А переполняющую грудь радость и колыбельной выплеснуть можно. Спеть для милого братика. Пущай во сне узнает — сестрица рада встрече! Еще бы Олю обрадовать! Позвонить ей, что ли?..

***

Оле не спалось на станции, вдали от дома и сестры, и она решила пройтись по коридору гостевого крыла. Там она и повстречала главного парламентера Альянса. Тот тоже не спал по причине нервозности. Ещё бы, такое приключилось в оставленном ему предками наследии! Одна из важнейших планет практически отправилась в «вольное плавание». Как тут не унывать, не переживать — удадутся ли переговоры и пройдут ли они вообще? Ведь они даже ещё не связались с этим самым Морозко, чтобы обговорить условия встречи и переговоров. Погруженный в переживания, эмисар Гаррон в прямом смысле чуть не столкнулся с вырулившей из-за поворота девушкой. Благо у Оли реакция оказалась получше, и она вовремя отскочила в сторону. — Ох, простите! Простите! — Запричитала она виновато. — Ничего страшного, мисс, — виновато улыбнулся сэр Гаррон. — это я слишком сильно задумался… Прошу прощения за вопрос, мисс, вам тоже не спится? Волнуетесь? — Да… — поступила глаза Ольга. — Волнуюсь и… — она тяжко вздохнула. — И скучаю… Братик мой, единственный… Он же до сих пор… где-то… в плену… — смахнула слезинку. — Я дома хотя бы на наших птенчиков отвлекалась, а на работе, на деток. А тут… Мысли дурные сами в голову лезут. Ещё и деда учудил. Нет, я рада, что он теперь не исчезнет, но… но чтобы вот так… целую планету. Прошу прощения, что мой родственник так перепугал всех. Парламентер Гаррон отвел глаза. Конечно неприятно было что вдруг заявился кто-то… какое-то существо и столь могущественное что с ним приходится считаться, но… — А мне кажется, он всё-таки присоединится к нам, — с надеждой мужчина начал успокаивать Олю. — Ваш родственник. Ведь он знает про злодея Зурга? Хорошо, что знает… И лучше бы всем хорошим людям быть вместе и объединить свои усилия против бандитов, чем. чем жить каждому в стороне. Может быть он сильнее всех нас всех и ему не будет нужна наша помощь, но… уж лучше быть вместе! А то ведь кто знает… И я надеюсь, что сэр Бонфуа уговорит его присоединиться к Альянсу. — Я тоже надеюсь. Вы ведь хорошее дело делаете, собираете вместе мирные планеты, чтоб взаимовыручка была, чтоб не в одного тяготы переносить. Просто деда… он… такой… Шкодный малость. С виду пожилой мужчина, по годам так же, а порой ведёт себя как отрок, честное слово. Пошутить любит, постращать… покрасоваться. Но это он не со зла. Признания хочет. Уважения. А то в последнее время в него только мы с Натусей и Ванечкой верили… ну и Гилберт, иногда вспоминал. И Франциск… боялся панически. А тут его целая планета приняла и полюбила! Вот он от радости и красуется, как отрок, получивший приз и известность. Ой! Ты ко мне, маленький? — Только сейчас заметила девушка стоящего подле нее эмземена. — Там вам сестра звонит. Хотите поговорить? Тогда идите за мной. — Зелёный малыш смешно засеменил по коридору. — Идемте. — Обернулась Оля к Гаррону. — Вдруг Натуся будет в духе и расскажет вам чего про дедушку. Ан может и лично с ним поговорит, расскажет о вашем желании с ним пообщаться. — Понимаю. Да только не каждый сможет понять его мотивов… Многих это чудачество отпугивает… Может вы ему это объясните? А можно? Все же это ваши личные разговоры… Неудобно… — робко осведомился Гаррон. — Ничего страшного. Если что, на наших личных разговорах отойдете на минуточку. Или мы сами и попозже. А то вдруг всё-таки мы все вместе сможем поговорить о дедушке, а мы с сестрой о своем личном… Это ведь снова за вами посылать малыша зелененького… Некрасиво. Идемте, идемте! — Ну хорошо, идемте. Раз вы приглашаете, то я рад с вами пойти, — улыбнулся эмисар. Путь был не долгим. Эмземен просто провел Олю с Гарроном к ближайшему видеофону и перенаправил входящий вызов на него. С экрана сразу же затараторила счастливая Наталья: — Олечка! Олечка! Ты представь, какое счастье у нас! Ванечка домой вернулся! — Как?! — Округлила глаза Оля. — Правда?! Правда, правда?! — Да! — Ой! Счастьеееее! — Украинка запрыгала от радости, хлопая в ладоши, словно маленькая девочка. Благо на станции была защита от сейсмопомех, вызываемых… всякими там колебаниями крупных тел. — Постойте! — Вдруг встрял перепуганный Гаррон, за секунды выстроивший в своей голове страшную цепочку взаимосвязей. — Ваш брат? Он же… он был у императора зла в плену. Как он мог вернуться? Зург так просто свое бы не отдал! Ваш дед, что… в обмен на внука… с…с…с…сдал… п…п…планету?.. — Бедняга от шока рухнул на пол, словно… «Брошенный куль картошки!» — Фыркнула про себя Наташа и пояснила: — Не сдавал наш деда никакую планету! Вот ещё! Обломается это козел рогатый! Деда нашего Ванечку ДАРОМ забрал! Слетал к супостату в гости, навёл там шороху, схватил Ваню с Гилом и тикать! Сейчас все уже дома. Ваня спит. Деда… на улице от счастья вьюгой пляшет. Эх, я б тоже в пляс, да Ваня же спит! — Эт-то прав-да? Скажите, уважаемая, ваша сестра не лжет? Но ведь… если это правда, то Зург может явиться и забрать свое! А тех, кто откажется ему подчиняться — ждет жестокая участь… Вы… ваш родственник знает об этом? — Пфф! Деда сказал, что этот чудик едва живой был, когда они улетали оттуда! Сидел в снегу и глазами зыркал беспомощно! — Самодовольно донеслось от экрана: — Не верите, спросите деду сами! Только двери затворю на лестницу, чтоб касатику нашему тепло спалось. — Девушка временно исчезла с экрана, затем появилась в шубейке и с пожилым мужчиной рядом. — Вот он, герой наш, спаситель Ванечки! — Но он же всё равно… когда-нибудь соберется… Император Зла же… — жалобно простонал Гаррон. И перевел взгляд на Ольгу, которая уже подавала ему руку. — Ох, спасибо вам, мисс… Большое спасибо… Я не в таком сейчас состоянии чтобы беседовать, но… видимо придется? — Хо, хо! Пущай попробует только сунуться ко мне во владения, этот супостат рогатый! — Хохотнул мужчина. — Я ему такую встречу устрою, и на том свете не забудет! Боженька я или кто? На чужой территории все хоромы ему заморозил, ан на своей и вовсе разгуляюся! Боженьки, они же силу от верящих в них черпают, а на меня тут все пухляши местные молятся! И силушки во мне немерено! Во как! — Ну если так… Но я могу надеяться, что уважаемый Мороз все же будет с нами дружить? Ох, прошу прощения, где мои манеры… — Гаррон подошел к экрану поближе. — Я — эмисар и парламентер Гаррон, представляю Альянс, слежу за всевозможнейшими переговорами с теми цивилизациями и существами с других планет, которые захотели присоединиться к нашему Альянсу, — и посол слегка поклонился. — Посол чтоль? Неуж-то, ко мне? — Мороз довольно прищурился. Это ж надо, как его зауважали вдруг, хотя ещё вчера он был неизвестным духом на грани исчезновения. А нынче уже челобитные бьют! Увидели бы Перун с остальными, померли бы от зависти, а не исчезли, как забытым богам полагалось. Вот и подбоченился честолюбивый Морозко на посла смиренного. — А скажите, посол, но только честно — что мне сулит дружба с вашим этим Аля…янсом… Слово- то какое, мудреное… — Дедушка, Альянс, это по-нашему — Союз, — осторожно вмешалась Оля, видя, что посол немного стушевался. Еще бы, вот так, спросонья вспомнить, что надо говорить. Тем более ведь сам Альянс не договорился с Джо Эд, и с его нынешним так называемым правителем — Морозом о дате переговоров. — Простите, сэр, хотела подсказать дедушке аналог нашего слова. — Ничего, мисс, я даже вам благодарен. — учтиво кивнул Гаррон. — Наш союз планет предлагает вам защиту в любое время суток по первому запросу, снабжение необходимой техникой, провизией, охраной на первое время и вообще если нужно будет — по необходимости. Еще мы даем возможность обучения ваших жителей в наших академиях и институтах, если они сами это пожелают, да… Так же если житель захочет стать рейнджером и его параметры совпадут с общепринятой нормой, то он вполне может обучиться быть рейнджером и защищать вашу планету! Кажется, в Академии… в команде Лайтера, есть местный житель. Он довольно неплохо себя показывает. По секрету — он и вовсе начинал уборщиком, но несколько лет назад случились некоторые… э-э… обстоятельства и поскольку он повел себя героически и по уставу, то его заметили и приняли в рейнджеры. Парень далеко пойдет, скажу я вам! Так что не все потеряно, если непрошедшим испытания отказывают. Так же можно устроиться на станцию или еще куда — Центр размещения беженцев или всевозможные Центры занятости населения планеты будут только рады. Альянс предоставляет всем представителям рас равные возможности![3] А поскольку ваша планета производит разные фрукты и овощи, то мы можем официально подписать с вами договор на поставку вашей продукции на разные планеты. То есть… На планете уже есть склады и пункт приема продукции и мы в основном подписывали договор с теми кто там живет, с местными или с приезжими… А теперь придется переоформлять эту процедуру еще и с вами, что вы не против того, что ваши жители и работающие и живущие у вас люди могут отвозить или отдавать на вывоз излишек своих растений на Планету Столицу или на другие — напрямую. — И услышав ворчание Мороза — «Как это все сложно… опять эти грамоты писать? А без них — никак?» — посол Гаррон развел тоненькими перепончатыми зелеными лапками: — Увы, достопочтимый сэр, без этого — никак. Все фрукты, овощи и плоды с деревьев проходят обработку и строжайший отбор, отслеживается их степень зрелости и целостности, ведь никому не хочется увидеть гусеницу в сливе или жука в картошке. Конечно фермеры стараются, но и они не безупречны, так что специальные сортировщики очень тщательно следят за отбором. И документы, чтобы никто не смел обвинить вас и ваших жителей в несоблюдении норм по хранению, выращиванию и других пунктам. Мы стараемся, чтобы не происходило неприятных обвинений в сторону Джо Эд, все же жители действительно очень хорошо работают. Зачем им ссоры или склоки. Верю, что вы тоже сможете защитить права своих… э-э… пухляшей и других фермеров, но ведь… там сейчас остались только местные? А значит, нагрузка возрастет. Тем более, вам ведь все равно нужно куда-то девать остатки, так почему бы не разрешить продавать нам? Мы с радостью будем платить столько же сколько и платили. Кажется, никто не жаловался, что Альянс мало платит Джо-Эдовцам. Ах да! Совсем забыл! Ваши жители так же могут приезжать на другие планеты и пользоваться сетью транспортных порталов или такси — нужно только ваше разрешение. Вы ведь сейчас у них главный! Но вы вполне можете их не отпускать никуда. А даже если отпустите, то нужно заключить с нами договор. Но ведь они сами, без вашего разрешения не могут его заключать, тут нужны именно вы! Поэтому… Я прекрасно понимаю, вся эта бюрократия кого угодно утомит и так трудно понять все эти пункты договора. Но поймите, без этих правил, без вашего разрешения ни мы, ни жители не сможем с вами и с планетой взаимодействовать. И если вы захотите, то я со своей стороны на переговорах смогу подтвердить и расшифровать каждый пункт договора. Правда… только через видео связь, простите… — и тут посол поежился и вновь извинился. — Простите, не очень люблю холод… Ах да… прошу прощения, я хочу у вас спросить… Я смотрел репортаж из Джо-Эд, это ваш внезапный праздник зимы… очень было красиво, очень. Я и сам захотел туда, так все было красиво. Но я отвлекся. Там девушки рассказали, что первым с вами подружился маленький Иван, так? А потом он привел вас к своей матери и сестрам? Вы ведь ними, маленькими, о чем-то договорились? А они — с вами? Вот и мы просим так же. И наверняка ваш договор был негласным и вы все трое свои слова держите до сих пор. Но в современном мире лучше слова скреплять подписью и печатью. Так будет надёжней. — Деда, он правду говорит! Вспомни пословицу! Что написано пером — не вырубишь топором! Так же и у них! — вмешалась Наталья. — У них все-все важные документы только так и подписывают! А потом документы оцифровывают и вот уже у всех множество копий этого договора, на разных планетах! Даже если что-то случится с бумагой или с сервером — какая-то цифровая копия все равно уцелеет, сервера есть и на других планетах. — Да, деда! Соглашайся, прошу! — поддакнула Ольга. — А то мы столько всего посеяли, а излишки куда? Кому? — Местные столько не съедят, у них в ходу другие овощи. — Птенцы прожорливы, это верно, но всего не съедят, а мы столько не сдюжим хранить, соглашайся! — вторила сестре Наташа. — Подпол придется вырыть… Но все равно… И семена, деда! Некоторые семена нам доставляют с Планеты-Столицы, а в пункте Земли на Джо Эде, в который мы ходили, какие-то семена были в достатке, какие-то на исходе, а каких-то — и вовсе не было. М, дедуля? — белокурая девушка прижалась Морозко, ласково-упрашивающе смотря на него. — Ох, внученьки… Ох, хитрые… Как ладно, да складно поете, обе! Сестрички-лисички… — Покачал головой Мороз. — Но правда ваша, столько овощей в моих угодьях ненать. Согласен на торговлю. И запирать свои угодья я не намерен был. Пущай мои летают по заграницам, да ваши люди добрые к нам заглядывают. Учеба… тут я тоже не против. Ученье — свет, оно нужно. А вот с защитой — обойдуся. Чай я сам что ли не справлюсь, да на своих владениях? Справлюсь! В чужой крепости справился, внука оттуда увел, а в своих владениях и подавно сдюжу с любым врагом! Посол Гаррон облегченно вздохнул: практически на все условия этот божок был согласен. Но всё-таки. Как же без защиты? Он было хотел осторожно уточнить этот момент, ведь Зург может не только прилететь лично, но и придумать что-нибудь, но понял — лучше не сейчас. — Очень вам благодарен за ваше мудрое решение и добрые слова о нас, — вновь поклонился желтоглазый посол, — значит, можно вам посылать делегацию? Примете наших людей для переговоров? Или вам лучше позвонить утром? О согласовании даты и времени? — Да уж прилетаете в любое время, как выспитесь. Я- то во сне не нуждаюсь. — Благодарю вас, сэр Мороз, я передам ваши слова тем, кто полетит с вами на переговоры, — еще раз учтиво поклонился посол. — Вот и ладненько. Эх, пора мне! Владения облетать! Мне же вся планета — дом! Надо облететь ее, посмотреть — все ли в порядке в моих владениях? Во как! — Мороз аж светился весь от удовольствия, гордый своим нынешним положением. Вернув телефон младшей внучке, он вьюгой выскользнул из избы и полетел по небу, напевая от радости: — Я — Морозко! Местный Бог! Многое сегодня смог! Лиходея припугнул! Внука своего вернул! Во как! Во как! Попляшу сейчас гопак! Разошелся Мороз ни на шутку. Даже не сразу заметил брани в свой адрес. — Хорош хвалиться, старый пердед! Лучше выпусти меня! Я хочу в МОЕ тело! — Вновь раздался полный ненависти ор. — Это ещё что?! — Мороз прекратил танцевать, вытащил матрёшку из-за пазухи и сердито уставился на нее. — Чего тебе неймётся, Гордей? Тело твое далеко, посиживай себе тихо, да не гневи меня. — Fuck you! — Огрызнулись в ответ из матрёшки. — Чё ты мне сделаешь? И так отнял самое ценное! FREEDOM!!! А этот в моем теле, на воле ошивается! Пусти к нему, иначе покоя не дам!!! — Дык, как ты его достанешь-то? Он же на другой планете! Или?.. — Мороз нахмурился ещё сильнее. Свечение матрёшки усиливалось на глазах. — «Ах, вона как? Что ж, придется покумекать с егозливым шпынь головушкой напоследок…» И Мороз опять отправился в путь. В одно из мест, где массово хранился собранный урожай. На посадочной площадке перед овощехранилищем было непривычно пусто. Лишь несколько тракторов, да вдалеке торчал серой горой межзвёздный транспортник. Там-то древний дух и обнаружил плачущего юнца. Джонс сидел на самом краешке грузового трапа, безучастно глядя вдаль невидящим от слез взглядом. Благо, ему никто не мешал, не травил душу попытками разговоров. Вся команда усвистала прибухнуть, пока робот-погрузчик затаскивал на борт купленное продовольствие. Увидев понурившегося янки, Морозко удивился — откуда он здесь? Ведь парень должен был быть на Земле, ну или как её сейчас называют? А, на Планете-Столице! «Значит Гордей, будь он неладен, прав был, когда учуял бедолагу. Хорошо, что сил это ему не прибавляет», — с облегчением подумал бог зимы. Но сразу начинать с расспросов в лоб было не слишком удачным и божок решился тихонько полетать рядом. «Мысли уловить — дело нехитрое, ну а если мальчонка меня учует — скрываться не стану». Но Альфред только лишь поежился, уж слишком велико было его горе… А Морозко в который раз подивился тому, что увидел и прочувствовал в голове парня — чувство очень сильной вины, страх что его ненавидят и желание поскорее улизнуть прочь, подальше от дома, от родных, от всего привычного, потому что он ничего этого не достоин! — заполонило голову парня. Но среди всех этих мыслей всё чаще и чаще мелькало робкое: «Хоть бы Иван меня простил. Это ведь я виноват перед ним… это я всё натворил! Я бы пошел и извинился… хнык! Но… простит ли он меня? Нет! Не простит… я ведь не достоин прощения! да и как просить прощения, если… он у этого… Стра-ашно! И сестры его меня обругают. Не пойду, боюсь!.. Страшно… хнык! Эх, если бы…» — Эк тебя заполошного зацепило. Боишься, что не простят? А хочешь извиниться? Похвально… А хочешь, прям сейчас это устрою? Эй, малец-молодец, герой-удалец, к Ване хочешь? Не пужайся, хорошенький, Ваня тут, на Джо Эде. Живой, добрый, не безумец. Я его освободил и привел обратно. Я. А этого рогатого… заморозили, я сам собственноручно снегом завалил. Так что… когда он еще явится… Пойдем мириться, а? — Говоря это, Морозко очень ласково и очень осторожно стал себя проявлять, а то испугается парень, догони его потом. — «Может от корабля не убежит, но вдруг… Надо бы поаккуратней.» — И Морозко протянул руку парню. — Пойдешь со мной мириться к Ивану? — повторил он еще раз. — К…кто тут?! — Альф испуганно замотал головой в попытке увидеть источник голоса, но тщетно. Заплаканные глаза ничерта не видели. — Кто тут? — Пискнул он совсем уж жалобно, а в голове взвился рой страшных мыслей. Парень-то ничерта не понял, что ему нашептывал неизвестный. Слишком уж был погружен в пучину горя по разбитой жизни. Морозко вздохнул и принялся ещё раз в втолковывать парню: — Мороз я, божок зимы и стужи. Али забыл меня? Погоди, так ты меня не видишь? Так сильно расстроился? Эх-хо-хо… и что ж с тобой, бедовым, делать? — Эт…это в…вы? — Альф от удивления даже слезы лить перестал. Содрал очки с носа и, за неимением платка или салфеток, стал протирать лицо руками. Он-то уже подумал всякое, что с ума он уже сходит. Слышать голоса ж — ненормально. Или вдруг очередной какой «демон» зубы заговаривает, на его тело позарился, как тот, с которым Альф сотни лет вместе прожил… Брр! Страшно! Альф спешно нацепил очки на протёртые глаза и облегчённо вздохнул. Перед ним был знакомый с той страшной ночи старикашка. Стоп! Но откуда он здесь?! На другой планете! Или… Экипаж транспортника обманул Ала и… Его вернули на планету Столицу?! — Откуда вы тут? — Еле слышно пролепетал парень, севшим от шока голосом. — Мы же… не на Столице? Ведь нет? — С мольбой уставился он на Мороза, а в глазах вновь заблестели слезинки. Мороз с улыбкой, молча покачал головой, потом всё-таки пояснил: — Нет, не на Земле мы, молодец. С чего ты решил? А, так ты думаешь о том дне, когда я тебя… кхе, снегом завалил? Уж прости старого, мысли твои, они прям здесь, даже глубоко лезть никуда не надо. Ванька бы сказал — на лице написаны. Не увлекаюсь, зачем мне чужое читать, — смутился вдруг божок, — но ты так явно удивился, а я не понял сперва, с чего это ты так спрашиваешь. Привезли меня, с внучками повидаться захотел. Думал, исчезну, так хоть напоследок Оленьку и Наташенька увижу. Да жители здешние мне помогли, от них верой и напитался, спасибо им большое. А раз они мне помогли, придется и мне им помочь. Как ты там говоришь? — И тут Морозко усмехнулся по доброму: — Ноу проблем? Однако вижу, что тебя иное тревожит. Верно, герой-молодец? Альф не ответил. Лишь обмяк безвольно. Перепугался же. Но раз он всё-таки на Джо Эд, можно расслабиться и ждать отлёта. Тому, что и дед славян здесь, Альф не удивился. Это ж — славяне. Они что угодно могут учудить, даже перетащить древнего духа на другую планету. Да и Россию вполне могли бы вытащить из плена. Стоп! Так не об этом ли нашептывал недавно морозный дух? — Правда, что ли? — Альф выпучил от изумления голубые глаза. — Правда, — довольно кивнул дед. Обрадовался, что паренек его не шугается как прежде да и сообразил что Морозко мысли читает, — «А значит — не такой уж он и болван каким казался. Эх, алмаз он не огранённый, обычные люди раньше и во все это — не верили, а он поди ж ты — не только поверил, но уже и общается относительно нормально…» Правда, Альфред, правда. Я сам могу за Иваном посмотреть, ежели он на тебя бухтеть будет, но это вряд ли. Думаю, он больше тебе лично обрадуется. он ведь сейчас здоровый, в уме своем, дразниться и злиться-ругаться не станет. Он ведь так долго хотел с тобой подружиться, поговорить с тобой нормально, но… прости, если напомнил. — И замер, ожидая решения парня. Все ж и уговаривать не хотелось, побоялся Мороз что его излишнее рвение американца спугнет, вдруг еще подумает чего. — «А он мастер — надумывать и придумывать. Без спросу». — Значит он… спасся… — Альф облегчённо вздохнул, такой камень с души свалился. Но парень тут же испугался вновь. Ведь где Иван, там и его прусс, главный свидетель причастности Артура к темным делишкам янки. А ну, эти двое сейчас рванут к рейнджерам, показания давать и все — прощай невиновность Артура. А ведь Джонс так мучился, составляя чистосердечное, в котором Арти ни коем образом не замешан. «Нет! Надо… надо исправить это! Уговорить!.. Арти не виноват! Это я его втянул!» Мороз вновь вздохнул, парень вроде бы явно хотел (хотел же!) поговорить с Иваном обо всем случившемся: — «Вон как себя корил, что это он виноват. Не каждый так сможет… — Но однако — от чего-то застопорился. — «А мысли, мысли-то — будто около сладкого мухи летом! Может намекнуть ему?» Молодец-удалец! — Вновь позвал американца Морозко. — Уважаемый Альфред! Не смею на вас давить. Но у вас очень много мыслей по поводу одного события. Чувствую, что вас это все тяготит и… Не хотите ли с моим внуком поговорить обо всем произошедшем? Нет? А кто прощения хотел попросить у него? Вы ведь уезжаете надолго, я же вижу… Если надо — я могу корабль заморозить. Никуда, они тепленькие, не денутся! Тем более в таком-то виде! — рассмеялся бог зимы. — Пусть пьют свой рассол или аспирин, чего там для отрезвления мозгов, а мы… может пойдем уже к внучеку моему? Если такая уж страшная тайна — не говори. И мне не надо, я и так стараюсь твои мысли не читать. Но хоть извиниться — извинись. Легче ж станет. Вы согласны со мной, сэр Джонс? Пойдемте? — и Мороз опять протянул Джонсу руку. «Точно не улетят?» — Альф было потянулся к духу холода, но… побоялся. — «А вдруг они меня схватят и рейнджерам сдадут? Не Ванька, так его язва красноглазый. И меня сдаст, и Артура… Ни на какие умоления не согласится… ХНЫК!» Я точно?.. Точно смогу уйти… улететь… в случае чего? — Экий ты недоверчивый. А у меня и бересты никакой собой нет, — задумался Морозко. — Неужто моего слова недостаточно? Не улетит корабль пока ты мне об этом не скажешь. Сам. Или сам мне напишешь. Не волнуйся, аглицкий я понимаю маненько. Что же до Ивана и Гила — они сами пока что беззаконники, нельзя им к рейджерам. — Вздох бога зимы обернулся морозным облачком. — Боятся они. Вдруг их разлучат. Вдруг еще хуже станет. Так что вы тут все в одинаковом виде, кто ж на другого такого же стучать будет? Себя показать придется. А убегать они не хотят, все ж родные у них тут. А они — не выдадут. Может парни потом сами как-нибудь объявятся, не знаю. Но сейчас — пусть с сестрами побудут. Слишком много натерпелись. Вот Людвига бы еще сюда, да он уехал. — И добавил: — Слово даю и Ваня с немцем слово дадут что держать тебя против твоей воли никто не будет. Альф заколебался. С одной стороны, поговорить бы, попросить за Артура, но… С другой стороны — кто ж этих славян с их приятелями знает. Вдруг не послушают, не отпустят… Он же такое сотворил! А такое не прощается! — Никак решиться не можешь? — по-своему понял молчание парня бог зимы. — А что если скажу — знают парни о твоем злом двойнике? Знают, от меня знают, я же ту ночь много чего от него наслушался. Думаешь злятся? Мести тебе желают? Видеть не хотят? Не угадаа-ал! Ваня все тебя жалел, дескать у самого такое безумие было — и головы не поднять, только и думал — нормальный ли он или другой, тот которому что-то чудится… и кажется? У него тоже такое было, он ведь тоже таким маялся… Говорит — волнами накатывало. То в разуме, всех любит-обожает, дружить хочет, а то — будто в смоль-ненависть черную окунулся. А Гилберт — и вовсе сказал, что у него будто помутнение было, злился и злился. Только после упразднения его отпустило. У них обоих это прошло, да вот Ивану кто-то удружил… Кто ж знал что это двойник твой. Благо он — горлопан тот ещё и болтун редкий, в ту ночь он до самого моего дома не затыкался. Так что — я и Ване рассказал кто это его так. А на тебя лично — никто из них не злится, слово даю. Жалеют только, что ты так долго с этим Гордеем ходил. Тут Альф призадумался конкретно. Вроде ж все сложилось неплохо. Ванька с Гилом не только спаслись, но и знают, что сам Альф почти не виноват в их бедах. Поговорить бы с ними. Возможно, они не только не сдадут Артура, но и потом замолвят словечко перед Баззом. Скажут, что не так плох янки. Что раскаивался. Что не совсем бессовестным оказался… «Может Базз станет меньше меня… презирать… Хнык…» — Это стало последним доводом для внутренней борьбы парня. Если что-то поможет хоть как-то задобрить лучшего рейнджера, надо рискнуть! Даже если им уже никогда не встретиться, на душе будет легче от мысли, что хоть напоследок Базз узнал о хорошем поступке янки. «Надо рискнуть!» — Альф вновь потянул было руку к Морозу, но… — Вы точно обещаете, что никто и ничто не помешает мне покинуть планету в… в случае чего? Арти как-то проболтался, что клятва божества никогда не нарушается. Клянетесь? — Да что б мне пусто было! — почти торжественно ответил Мороз. — Клянусь! Если тебя кто-то будет удерживать силой — пусть мне не будет везти, так же как и тебе! — О…окей… — Кивнул Альф, но всё-таки замялся немного. Страшно же. Вдруг его всё-таки обругают и попробуют заставить остаться. Но с другой стороны… — «Базз бы одобрил такой поступок!» Я… я согласен… — Тогда давай руку, чудо. — улыбнулся Мороз. — Или хотя бы встань рядом. Ножками идти — это конечно хорошо, но долго. К теле…тел…по…пор… тьфу! К перемещениям как относишься? Не отвык еще? Не бойся, это быстро. И если страшно, прикрой глаза. Альфред встал рядом, нервно сглотнул, а вдруг все-таки не туда… Зашумело-завьюжило, завыл тихонько ветер, но тут же все резко стихло. Испугаться и додумать мысль парню не дали, дед слегка толкнул парня, давая понять что глаза открывать можно, и произнес: — Приехали. Вот двор, вот дом, ребята явно не спят. А нет, шельма прусская, Великий Гил спит, а вот у Вани сестра. Окошко-то на втором этаже светится. Пойдем, не такая уж Наташенька и страшная. — Нат… Наташенька?.. — Севшим от ужаса шепотом промямлил янки и тут же попятился прочь. Будь тут Оля, он бы может ещё и рискнул, но эта… — С…спасибо… Я… я Ивана на улице п…подожду… — Замерзнешь же, — проворчал Морозко. — С ней я поговорю сам, иди в дом. А то может, брата увидев, оттает, а? Тем более — ты тут ненадолго. А раз ненадолго… то потерпит. Иди, не бойся. — и практически поймав парня чтобы не убежал, он наклонился и посмотрел ему в лицо: — Слово даю, не тронет она тебя. И зыркать не будет. Ты мне веришь? — Она всех призраков в доме Винчестеров запугала, что они потом людям боялись показываться! Призраков запугала! Призраков!.. — Взвыл Альф, весь дрожа от страха и холода. — Ну и ничего страшного. Нечего мертвым ходить среди живых. Нехорошо это, — попытался успокоить парня Морозко. — Я сам раньше любил так баловаться, а потом перестал. Скучно это, духов тревожить, да еще и люди боятся. Оно конечно хорошо когда боятся, дольше в домах сидеть будут, но… скучно мне было. Злой я тогда был. А Наташа… Ну видимо или не понравилось ей что её пугают или помочь хотела, да не поняли её твои призраки. Бывает и она сердится на такие шуточки. Пойдем, ну хорошо же начали, чего опять остановился? Но Альфред вновь помотал головой, не пойду мол. Морозко вздохнул и постучался в окошко: — Отворяйте ворота, я к вам гостя привел! Вижу, что не спите, так хоть гостя вашего примите! А к Наташе — просьба от меня, держи себя, внученька, в руках. Натуся, милая, знаю тебе он не люб ни в каком виде, но ведь чем хочешь поклянусь — ненадолго он здесь. Он сам так решил, уехать хочет и кажется навсегда, вот и… — пробормотал божок зимы виновато, смотря на выскочившего к окну Ваньку. — Я сам не знал что тут он, а этот… его двойник вдруг разорался что свое тело чует, ну я и решил посмотреть. Парень улетает куда-то и… кажется он хотел с тобой, Иванушка, увидеться. Еле уговорил что его тут не тронут и не будут силой удерживать. Словом поклялся. Наташенька, будь ласкова к нему, пригласи человека. Замерзнет же. — Мы так не договаривались! — Продолжал панически верещать парень. — Я хотел встретиться только с Иваном! Максимум — с ним и с его этим… Гилбертом! Про Наташек уговора не было! Не пойду! Она ж меня за брата!.. Не пойду! — Ой, да кому ты нужен! — Раздалось из окна брезгливо. Альф взвизгнул и нырнул в сугроб, подальше с глаз младшей славянки. Та лишь фыркнула: — Делать мне больше нечего, как трусливых мальчишек гонять! — И скрылась в окне, попутно окликнув брата: — Спустись к этому оглашенному! — Аха! — Раздалось радостное и… Из окна второго этажа Ванька браво десантировался в сугроб. — Снег же мягкий! — Воскликнул он из сугроба на сердитые причитания сестрицы и принялся шарить в сугробе. Очередное довольное — АХА! — и Ванька попер домой с «уловом» на плече в виде перепуганного и продрогшего Джонса. Альфред не отбивался, смирившись со своей участью… ну или слишком окоченев для возможности сопротивления. Он безропотно дал снять с себя куртку и был водружен куда-то высоко, между потолком и чем-то теплым, напоминающим огромный камин. — Полежи-ка на печи! Отогрейся! Оттуда тебе спокойней будет общаться, да? С высоты-то! Аха! — С…спасибо… — Альф распластался на тонком матрасике, покрывавшем кирпичи под ним. Тут действительно было спокойней, лежбище закрыто с трех сторон, вход сюда узкий и высоко расположен… бить будет неудобно, даже если сильно захотят. А Морозко, в который раз подивишись на чудачества внука, подлетел к Наташе поближе: — И чего ты такая холодная к этому парню, ведь не снегурочка же. Пожалела бы, видишь же, что он теперь совсем не вредный. Нет у него той злобы-нетерпения к вам ко всем. И теперь он — всего лишь перепуганный парень, столько же проблем на голову свалилось — как снег на голову. Ну Наташенька… — Это может он напуганный такой смирный. А как все устаканится, может снова станет несносным мальчишкой. — Нахмурилась «Льдышка». — Посмотрим, как дальше себя вести будет. По поведению будет и отношение. Будет вести себя нормально, возможно, я буду общаться с ним нормально. А пока… — вздохнула, — прости, деда, не могу себя пересилить. Однако я удивлена, что он решился явиться сюда. Даже жалко, что не слышно, о чем они с Ваней разговаривают. А спуститься никак, удерет же. — Эх, разумная моя! — слегка обрадовался дедок. — Вроде ж внучка, должна знать о моих способностях, а сама мне не веришь? Я же в самое нутро ему смотрю. Да и сам я знаю, что с ним произошло, за все эти дни. А о чем разговаривают — Ваня сам тебе потом перескажет. Однако вижу — ты желаешь о Ване историю услышать? О брате любимом и о его друге — белоголовой язве? Ладно, внученька, будет тебе сказочка. Слушай… И пустился Морозко в рассказ, как вызволял касатика своего, Ванечку, из плена супостатова. А внизу другой разговор только назревал. Джонс и без того был в подавленном настроении, а теперь и вовсе уподобился безвольной тряпочке, мечтающей, чтоб оставили бедняжку в покое хоть ненадолго. Увы, словоохотливому русскому не было удержу. — Федюнь, сильно окоченел, да? Чаю будешь? Нет? Ну лежи, грейся. А ты какими судьбами здесь? По важному делу пришел? Неуж-то… помириться? Я завсегда рад! Иль поговорить для начала? Говори, я тебя слуша~а~ю… — Ванька положил обе руки на лежанку, умостил на них свою голову, да и застыл, ожидая ответа внезапного гостя. А тому хоть и хотелось высказаться, да уйти поскорее прочь с глаз чужих, но слова как-то не шли. Слишком многое надо было высказать, за многое извиниться, о многом попросить. — Тяжело начать? — Догадался русский. Альф кивнул и отвёл взгляд. — Стыдно? — Понял Иван, на что янки вовсе уткнулся лбом в лежанку. — Эх, беда, огорчение… — Вздохнул Иван и отошёл от печки к столу. — Я всё-таки налью тебе чаю, а то ж продрог, ещё разболеешься. Теперь и Альф вздохнул, и украдкой поглядывая на суетящегося над кружкой Брагинского, начал обдумывать ход предстоящего разговора, но Иван заговорил первым: — Мне вот тоже тяжело. Вернулся я из одной неволи, как над головой маячит другая. Мну же тоже за много что светит, но… вроде как у Альянса, это вам не у Зурга. За вину на плаху вряд ли поведут. — А за что тебя на плаху? — Ну, дык… — Ванька принялся перечислять. — Была попытка убийства главы Альянса. То есть даже не одной планеты, а сообщества целых планет! Хоть и формально, но она тоже за те планеты в ответе вроде как, защиту же дает, заботится… не хухры-мухры… Предательство на государственном уровне, ну и перебежчик же еще. У Зурга служил… Так еще и сестрами контактировал. А вот в Союзе могли сказать — «ты с ними общался? Значит вербовал! Значит они тоже — преступницы!» Думаешь я за себя боюсь? Да я за них боялся, как бы на них это мое общение с ними в статусе предателя не повесили! Что они — тоже предательницы! Но ведь… обошлось же! Даже не думали такое им говорить! Вот я и думаю… может… не все так плохо здесь? — Тебе и так ничего плохого не будет. Ведь не ты же виноват в покушении. И в плен к тому рогатому ты не по своей воле пошел. За что тебя наказывать? — Так-то оно так… — Ваня вздохнул. — Но это мы с тобой знаем. Рейнджерам сей факт не ведом. — А та… синекожая из команды Базза? Мира… кажется… Она может подтвердить твою невиновность. — Ну… — Ваня сел на лавку и помешал ложечкой чай в кружке. — Думаю, слова одного человека маловато будет на суде. Есть ещё новый детектор лжи, но… Докажет ли он гражданам Альянса мою невиновность? Я ж при всём честном народе кинулся на ими выбранную голову Альянса! — Угу… — Альф стыдливо потупился. — Слушай, Рос… Иван… Ты же знаешь, что все это — моя вина! Из-за меня ты столько вытерпел! И общаешься сейчас со мной нормально. Почему?.. — Почему?.. — Ванька задумался. — Наверное… потому что ты гостем ко мне пришел? Мириться. А повинную голову с плеч не секут. Да и деда рассказал мне уже про того охальника зловредного, горделивого, что с тобою в одном теле жил. Дело-то житейское. Сам таким был. Как и все мы… Так что теперь, злиться на тебя за чужие выкрутасы? Иди лучше сюда! Покушай. А то исхудал ты. Я даже опосля плена тебя легко поднял. — Спасибо… — Альф завошкался, спускаясь с печной лежанки. Пусть от переживаний аппетит был никакой, но поесть надо было. Бесплатно, перед долгой дорогой. А то фиг знает, как там будет на новом месте. — На здоровье! Вот тебе чай, — Ванька подвинул гостю одну из кружек и следом за нею плетенку, накрытую вышитым рушником, — а вот пирожки! Бери, не стесняйся! А то ж есть ещё щи, да каша. Не будешь их? Ну, ладно… Оба парня взяли по пирожку и начали жевать. Ванька-то в два укуса свой схомячил, а Альф лишь краешек обгрыз, обдумывая что-то. Ну и не выдержал, наконец: — А… а если… Если я… сам сознаюсь?.. Что я виноват в… том… нападении?.. — А ты хочешь сознаться? — Округлил Ванька глазищи. — Угу… — Альф слабо кивнул. — Хочу отослать Баззу письменное признание. Только… — Он весь съежился от страха и мелко задрожал. — Боишься тюрьмы? — Понял Иван. — Боюсь… но не тюрьмы боюсь!.. Хотя… боюсь, но не так сильно, как… — Альф вспомнил свой страшный сон, осуждающий взгляд бывшего учителя, его жестокие слова, и слезы так и хлынули из небесно-голубых глаз. — Я… я боюсь… Боюсь оказаться перед ним! Что он скажет… Как посмотрит… Боюсь! — Спрятал лицо в ладонях, а потом и вовсе распластался на столе. — Я не знаю… выдержу ли? Я как представлю!.. Сердце щемит, вдохнуть не могу! А я ведь только представляю! А в живую?.. Не выдержу! А ведь он имеет право! И не только смотреть и выговаривать… И пусть бы бил! Но он же… может… на стороне обвинения… Представь! Суд! И Базз там! И… Зап… запрашивает мне… срок побольше… и камеру одиночную… и… смотрит, как на… на последний мусор! — Не выдержав собственных фантазий, Альф громко разрыдался. — Ну-ну… успокойся, милай, — Иван попробовал дотянуться до Альфреда, утешительно похлопать по плечу или даже хотя бы руку его взять — парню легче станет. Но не дотянулся, сел рядом — понял что парень либо сбежит на нервах, либо отстранится: — Слушай, Фе… Альфред, может тебе бы сказать всё? Ну ту ситуацию с твоей гордыней. Он знает это? Может он не знает! Может он думает что это всё ты один был и сейчас ни капли не раскаиваешься, а косишь под дурачка? Ему об этом говорил кто? Может… я попробую поговорить? — Нет! — Альф аж взвился от испуга. — Не надо! Не выдавай меня! Ты имеешь право мстить мне, но не надо! Не зови его! Я ж прямо перед ним помру! — Снова заплакал, спрятав лицо в ладонях. — Да кто в это поверит?! Тут, в высокотехнологичном будущем… Кто поверит в такую муть, как… двое в одном теле! Меня максимум признают невменяемым. Больным… Шизиком! Хотя… возможно это и лучше. Базз посмотрит на меня не с ненавистью и презрением, а с жалостью… — Да успокойся! Сюда к тебе не позову, ну чего-о ты? — Иван обеспокоенно взглянул на взъерошенного янки и даже решился дотронуться до его плеча, в надежде успокоить: — И не думал даже… Я с ним один поговорить хочу, можно? И никто тебя не признает невменяемым, Мороз показывал, где твоя злая сущность сидит. Надо думать, как её показать… вот думаем… На живых людях не будем, еще чего не хватало, не бойся. Дело в сохранности, снег — он ведь тает. Лед — тоже… А в другие сосуды мы опасаемся… Да и вообще Морозко опасается, что дух дюже зловредный, полезет вселятся в кого другого — не выгонишь. — Н…не надо! Не выпускайте его! — Вновь взвился с места парень, глядя на Ивана сквозь растопыренные от страха пальцы, а в голубых глазах янки плескался даже не страх — ужас от воображения говоримых слов: — Он меня убить хотел! Чтоб одному остаться! Убить за то, что я… — снова захлюпал носом. — Я Базза жалел, хотел проклятье снять, чтоб он не болел… Базз ведь… такой замечательный! Всегда придет на помощь… Спасет. А я… позорище… Я с самого начала не имел права находиться рядом с таким человеком! Ещё и поэтому хочу уйти… пропасть из его жизни! Знаешь… я ведь подумывал уйти навсегда. Чтоб безвозвратно… Увы, я — трус. Я не смогу… сам… Даже жалко, что мой двойник… Нет! — Резко замотал головой. — Я не мог дать ему прикончить меня! Он же… он грозил, что потом тоже и Базза… и остальных… Я не мог позволить… — И в который раз Альф залился горькими слезами. — Не надо ему говорить обо мне… — простонал он тихо-тихо. — Не надо ему говорить обо мне… Не надо… Не заслужил я… даже его презрительного взгляда… не достоин… Да и если двойник все расскажет… — с мольбой уставился на Ивана: — Арти же тоже плохо будет. Он же не сам все творил. Это я… это все из-за меня! Мне и отвечать! Я… признание написал… Чистосердечное. Там во всем виноват только я! Не Артур! Не сдавай его, умоляю! Я ж до отъезда… дом продал… Часть денег на билет была, часть… — потупился виновато, — тебе. Компенсация… Репарации… — Ох, горюшко ты на~аше… — все-таки приобнял Иван парня и осторожно погладил по спине, а то совсем американец поник, вон аж носом хлюпает. — Ну тогда не буду. Не хочешь — не стану говорить, раз не хочешь. Честно пионерско. А ты не кручинься. Может придумаем что. И этого злодея не выпустим раньше времени, не бойся. И не вешай нос, всё будет хорошо. Это я тебе обещаю. А Базз замечательный, это да. Но мне кажется, если бы он узнал об этом факте… мы же все не виноваты в том, что у нас были другие личности. Ну так случилось… Думаю, что он бы понял. Но раз хочешь чтобы я молчал — значит не скажу. Слово мое железно. А… — до Ивана вдруг дошло, что Альф теперь бездомный. — Как же ты теперь? Не надо мне денег, ну чего ты! Выдумал чего, смотри-ка! — нахмурившись, заглянул Альфреду в лицо, вновь скрытое мокрыми ладонями: — Как же ты сам теперь без дома-то? Куда ж ты теперь, а? Бедовая твоя голова и как же ты… — Иван всё никак не мог понять как так — добровольно лишить себя дома даже взамен на извинения. — Ты мог прийти ко мне и я чего другое с тебя бы попросил, м? У меня вон рабочих рук не хватает… огород сохнет, птенцы не поймут в чем дело… с садом тоже. началось… Вроде и все удобряем, и поливаем, а сохнет как будто засуха… А теперь? Ну ты дал маху конечно. Как же ты теперь, Альфред? — все тормошил американца русский за руки, постепенно раскрывая того как обиженного и зареванного на весь мир ребенка и тот, слушая причитания давнего врага, видел что сейчас-то Иван — откровенен и честен как никогда и что он действительно беспокоится за американца: — Без дома-то? И Артур… ну Артур конечно тоже… маху дал… от тебя, егозы, зелье то не спрятал. Ладно, не сдам. Я не в обиде. Но от таких детей зелья надо запирать!.. Ох, ну что теперь-то ругаться… Что сделано, то сделано. Я не в обиде. Не ты же хотел чтобы я исчез, а этот поганец в матрешке, — и Иван насупился, но тут же взглянул на Альфа? Are you fine? Всё ведь нормально? Я на тебя не злюсь, честно. А ты? — Так я же не планировал возвращаться… никогда. — Ошарашился парень. И автоматом кивнул: — Yes, I’m fine… Я и сейчас зашел… попрощаться. Знаешь… я ведь улетаю скоро… — Куды-ы! — Иван даже встал и начал сердито отчитывать парня: — Я тебя НЕ ПУЩУ! На что жить будешь? Куда поедешь? Что хочешь делай — не пущу! Будешь жить тут. Ну или… — виновато вдруг попросил отшатнувшегося янки: — Помоги с огородом хотя бы, не могу понять в чем проблема. К сестрам особо не подхожу к птенцам, не подхожу — боюсь… опять накроет… Хоть деда и сказал, что нормально все со мной, но боюсь я… — хмуро поник Иван и слегка отвернулся. — А я тебе денег на билет додам, потом уедешь. Ну… если захочешь… А? Останься? Хотя б на недельку бы? А я Василию не скажу что ты тут, вот те крест! Ты меня знаешь, я не скажу! И Гилу скажу и всем скажу-попрошу! — Жарко зашептав, русский умоляюще посмотрел на парня: — А если Василий или ктось из рейнджеров приедет — так я тебя прятать буду, честное-пречестное! — Зачем тебе… это?.. — Альф шмыгнул носом. — Зачем? Такого соседа? Всем же лучше будет. — Мне нет. Я о тебе беспокоиться буду. — Иван опять отвернулся, но вновь посмотрел на Альфреда и, чему-то смущаясь, выложил: — Я все хочу с тобой подружиться… Помнишь… когда мы в общежитии встретились. После возрождения? Я думал — раз мы больше не страны, то и делить нам с тобой нечего. Может сейчас — подружимся? Я и сейчас надеюсь… Не знаю правда, зачем… Ты всё-таки тоже… веселый вон, интересно живешь, знаешь то, что может я не знаю… Хотелось бы с тобой нормально пообщаться. Или ты сам… не хочешь? Если нет — держать не стану. Просто… ну… я думал… может всё-таки попробуем еще раз, а? — И Иван вновь взглянул на американца с надеждой: — Раз ты тогда налажал с кнопкой[4], с ресетом[5], помнишь? И вышел у нас полный оверлоад[6], то может сейчас самое время сделать ребут?[7] Правильно хоть сказал? — Иван попытался сменить тему, но тут же сам быстро признался что его гложет: — Да и жалко тебя отпускать, в такую-то даль. Артур же переживать будет. Хоть ты и неслух, а все ж он за тебя переживает. Волнуется. Плакать будет… — Да какой же я… весёлый? Ничерта я теперь не знаю — все двойник забрал. Даже все, чему… Базз научить успел… Я теперь не просто дурень, а идиот, не знающий почти ничего полезного. Ещё и Артур… из-за меня… — Альф чуть было не разревелся вновь, но… видимо слезы закончились. Тогда он выудил из кармана телефон, что-то быстро отыскал и сунул русскому под нос. — Вот. Это мое… чистосердечное… Про Артура там ни слова. Во всем я виноват! Я хотел отправить это куда надо после отлёта… Если я у тебя останусь… я не смогу потом убежать. Меня ж искать будут! Я этого боюсь! Что Базз… — остатки слез всё-таки показались на глазах американца. — Мне либо вечно прятаться у тебя, либо… к Баззу в руки и… на суд. — Н-ну не вечно, а всего-то — недельку… А потом когда шумиха уляжется и о тебе позабудут, я Олю попрошу тебя отправить. Наташа то заметная, а Оля — ей только груди перевязать да подушку под живот, чтобы полноватенькой стать. Придумаем что-нибудь и тебе маскировку найдем. Или все ж сейчас хочешь уйти? Альф вяло кивнул. Уж если собрался уходить… — Зря ты это, малой! — Раздался голос пруссака и вот он уже сам сел напротив янки. — Сбегать тебе никак нельзя. Лайтер же тебя все равно найдет. Найдет, ты это и без меня знаешь. А за побег от ответственности по закону светит ужесточение принимаемых к преступнику мер, в некоторых случаях — аж вдвое. Забыл что ли? Или не учил ещё уголовный кодекс? — З…забыл… Все знания тот гад забрал… — Простонал Альф, схватившись за голову. Да уж, ужесточение в двойном размере — это вам не шутки! — И вот что с таким неумехой делать? — тут уже схватился за голову Иван. — Альфред, может все ж останешься? — с надеждой посмотрел она на непутевого беглеца. — А мы тебе с Гилом растолкуем пару важных законов, чтобы ты в дурные ситуации не попадался. Хоть запишешь наши объяснения, не запомнишь, так будешь перечитывать. Останься, Альфред! Если вдруг чего — скажем что ты не сбежал, а прятался от Базза, боялся его презрения и гнева, это все же лучше чем целенаправленный побег. Соглашайся, а я тебя от него защищать буду! — Кстати, на этот счёт есть отдельная поправка… — Пробормотал Гил задумчиво, припоминая. — Не помню точно… Не дочитал… Вроде бы правительство отдельных планет имеет право выносить решение по делу зарегистрированных на них граждан, особенно если те из коренной расы планеты, исходя из особенностей местных законов. Тебе малой, это должно быть известно. У тебя же, в каждом отдельном штате, были свои законы и сроки по ним. Кстати, за основу этой поправки был взят случай, если кто-то причинил вред гражданину чужой планеты, а он был не из обычных, а родственник высокопоставленного лица… и все в таком роде. То планета пострадавшего имеет право натянуть агрессивного типа по своим законам и упечь его в свою тюрьму, а не межгалактическую. Там такая замута! Столько сраных лазеек и оговорок! А мне было в лом читать! Так вот, чтоб не допустить той катавасии, что случилась однажды у нас перед первой мировой, местные законотворцы и соорудили это «чудище Франкенштейна», ксе! Сечете, к чему я веду? Ладно, малой, но ты-то, Ванька, неужели не догоняешь? — Догоняю, Гилушка! Лицо недоумевающего русского вдруг словно озарило что-то, и он довольно хмыкнул, но тут же обеспокоенно спросил: — А как объяснить наивысшим судебным инстанциям, что виновник у нас в матрёшке сидит, это ж надо прошение следователя, тело этому придурку американскому, прости Господи… Не про тебя я, Альфредушка, не пугайся. Я про ту сущность злую, что в тебе сидела. Что меня ненавидела… Суд-то все равно над ним, над Альфредом, будет. Гилушка, а нам бы надо вмешаться, а то ведь упекут парня. Да и все равно… боится он с Василием встречаться, — со вздохом кивнул русский на Альфреда. — Осуждения от своего любимого учителя боится… А что если… — Иван посмотрел на янки и прямо спросил: — Если я с тобой пойду? Как свидетель потерпевший и прочая и прочая… Но не буду тебя обвинять и скажу что к тебе претензий не имею и мне тебя жалко? Что ругать за любопытство — поругаю, уже поругал злюсь я на тебя, но не так чтобы «видеть не желаю». Сержусь, недоволен, прошу не делать так больше. А больше ведь… претензий у меня лично к тебе, к хорошему человеку и нет. А вот претензии к этому придурку американскому, ух! Жаль прибить его нельзя, я б ему, кол-кол-кол!.. — Иван было вскочил с места, но тут же сел обратно, под ехидный смешок прусса. — Ладно, хватит буянить… Не хочу о нем. Давай о тебе, — вновь обратился Иван к Альфреду: — Я чего речь веду, если вдруг Базз придет и тебя увидит — позволишь ли мне объяснить что с тобой произошло? Понимаю что ты боишься, но сестры тебя уведут в дом, в комнатку твою, а я его задержу, поговорим, объясню. Ну должен же он меня выслушать, он же не знает о твоей второй личности! Он же — обычный человек, не было у него такого, откуда ему это известно? Верно, неоткуда ему знать. А я — объясню, я смогу. Меня-то он должен послушать или нет, — с каким-то упрёком спросил Иван американца. — Мы ведь с ним друзья, он сам говорил. А друзей — выслушивают. Это тебя он может игнорировать, а меня вряд ли сможет. А ты же знаешь — я о~о~очень упря~а~амый, агась? — с улыбкой протянул Иван и слегка прильнул к парню головой, ластясь будто большой кот. — Т…точно не… не оставишь?.. Поможешь?.. — Альф неверяще уставился на многолетнего врага… бывшего уже, но все равно. А вдруг он так отомстить собирается? Заговорит зубы, наобещает, а сам — сдаст и правду умолчит! Вместо ответа Иван глубоко вздохнул, задумался на миг и полез за пазуху. Про монетку он не хотел напоминать, а то вдруг опять парень разнервничается, дело прошлое. — Держи. — и сунул ему в руки крест, тот самый. — Знаешь хоть что это? Это — мое слово. Оно верное, я ему молился и молюсь каждодневно… Хотя нет, уже не молюсь, просто в мыслях говорю спасибо. Ты вроде тоже верующий в него? Ну так вот держи. Если я не сдержу своего обещания — можешь продать. Хотя бы любителю редкостей. Или вон на золото. С руками оторвут, не продешеви. А пока — носи у себя. Да и я буду уверен что тебе хоть как-то оно поможет. Вещь-то намоленная, мне помогает, Баззу тогда помогла и тебе — поможет. — Баззу?.. — Альф прижал крестик к груди. Единственная оставшаяся у него вещь, к которой прикасался его учитель… Очки-то он оставил, не посмел взять с собой ЕГО подарок — не достоин! И сразу стало легче и спокойней. Но фобия, зараза, твердила вновь и вновь, что и этот жест русского может быть для усыпления глаз. Да и как продать этот крестик, если его арестуют? Этот же Ванька, в случае чего, сможет обвинить Ала в воровстве драгоценностей. И прусса в свидетели позовет. Вот бы и Алу такого свидетеля! Такого, который всегда верен данному слову. Такого, как… — Слушай, Рос… Иван… Может… может, позвонишь Кику? Скажешь ему, что я тут. Не напрямую! Вдруг прослушивают! Скажешь… Гость к тебе прибыл… с черного корабля. Кику умный, догадается. А то я… сбежал среди ночи, пока он спал. Он наверняка волнуется… Я же ему первому во всем признался. Мы вместе составляли мое чистосердечное. Позовешь? Пусть он знает о нашей тайне. Тогда… я останусь. — Скажу, позвоню! — закивал Ваня, довольный что Альфред хотя бы крестик взял в руки, не отпихнул памятную вещь. — С черного корабля… скажу, обязательно!.. А насчет крестика — можешь не сомневаться. Гил и я можем на нем же поклясться что… Ну если ты уйдешь, то мы заявлять никуда не будем. Верно ведь, Гилушка-Пруссия? — И Иван начал нажимать кнопки телефона, набирая телефон японца: — Может лучше смской вначале? Вдруг он занят? А я помешаю… Гил, друже, скажи как лучше сделать? — Насколько я помню… — Гил задумался и глянул на экран Ваниного телефона. — Хмм… Он, вроде, не на работе ещё. Дополнительный отпуск в связи с последними нервотрепками. Значит, должен быть на связи, но не факт, что не медитирует и отключил звук. Пошли сообщение, так вернее будет. А ты малой, — хитро глянул на Ала, — шаришь. Умно Япошу зазываешь. Лучшего свидетеля в делах чести не найти. Особенно теперь, когда у него над душой никто не стоит. — Умненький Буратино! — захихикал Иван, что-то вспоминая. — Благоразумненький Бурати~и~ино! Это я сейчас не смеюсь, Гил правду тоже говорит, раз сообразил как позвать друга — значит не все у тебя отняли. Значит не так уж ты и плох. Не принижай себя, понял? Ты ж не на помойке себя нашел, ты у нас хоть и егоза, но иногда толковые идеи подаёшь. Не такие дурацкие… Вроде написал правильно, да? «Уважаемый Кику-сан, простите безмерно что отрываю вас от дел, но хочу вас предупредить что нужен ваш совет для моего гостя с черных кораблей. Совет нужен срочно, жду вашего звонка-ответа. Иван.» — Угу… — Вяло кивнул Альф, скользнув по сообщению взглядом, но увидев — сколько сейчас времени, заволновался. Ему ж пора в космопорт! Он в последние дни так себя накрутил, что нет иного выхода, что чуть не сорвался с места. Но решил подождать немного. Прусс дело говорил — убежит Альф сейчас, станет только хуже. Уж кто-кто, а Базз его везде найдет, как не убегай! Базз же — лучший! Потому янки безвольно обмяк на лавке. — Все верно… — пробормотал он, а мысленно взмолился, чтоб японец не был занят и перезвонил скорей. И, о чудо, телефон залился музыкой почти сразу после отправки сообщения. — Алло, Кику-сан? — Иван-сан? Это вы? Это… правда вы? Вы вернулись, или?.. — И без того взволнованный голос Кик дрогнул от страха, — или звоните из плена? И… гость с черных кораблей… тоже в плену? — Нет, не волнуйтесь Кику-сан! Мы дома! Нас мой деда спас. Генерал Мороз! Помните же? Он нас спас и домой вернул, а тут гость с черных кораблей, незваный! Он очень просит совета. Очень-очень! Но говорить не может, айс-крима наелся, малость горло у него… Хочет вас видеть. Сможете приехать? — Слышь, русский, пока мы его дождемся — корабль улетит! Ксе! — Фыркнул Гил, но тут же поправился. — Кику, я, чтоб успокоить волнение гостя, прям щас обещаю — никаких козней строить не буду… не будем. Надо будет — сами купим билет на другой автобус. Слово даю — рыцарское. — Благодарю! Гил-кун! Иван-сан! Благодарю! Уже вылетаю… Дорогой гость, если вы там рядом, дождитесь меня и не волнуйтесь, слово рыцаря Гила-куна — нерушимо. — А то! — Гил аж приосанился. — Рыцарское слово — это вам не хухры-мухры! Кивает гость. Дождется, значит. — Благодарю! — Выпалили на том конце ещё раз и отключились. — Во-от! — хлопнул Иван по плечу парня. — Хороший у тебя друг, в беде всегда приходит, помогает… Советует же чего, верно? Только и ты с ним будь так же. Обоюдней. Правда… Кику-сан у нас взрослый человек, серьезный… Но… Как бы тебе сказать-то полегче да попроще… Понимаешь, если человек все время тихий и шума не очень любит, вежливый очень, старается никому не мешать, вечно на помощь спешит… Отказать не может… Ну… Надо бы с ним может так же вести? Ладно, может пока недоступно это тебе, но я к чему веду, я с Кику… Не поверишь — боюсь обидеть его. Обидеть, сделав что-то не так, чем-то шокировать его. Он конечно человек мудрый, даже слова не скажет. Но относиться уже менее тепло будет. И чего он все с тобой-то возился… на правах побежденного что ли, признал что раз виноват, то должен быть с тобой, должен помогать, должен слушаться? Не скажешь ли, Гил? Или это тайна? Ладно, чего я на тебя насел, извини, не хотел. Да и не время. Но все же — Кику наверняка очень тебе благодарен будет, если ты с ним… ну что ли более спокойнее вести себя будешь. Он просто такой человек тихий, ему Феличиано хватает. А отказать тебе во встречах он вряд ли может. Видимо чувствует, что должен с тобой быть? Приедет, мы с Гилом уйдем и вы поговорите. Поплакать — плачь, я даже сока сейчас пойду принесу, чтобы, мало ли чего, выпить можно было. Пригодится, не спорь. Но при встречах, когда все уладится у тебя — особо не наседай на него, он сам тебе скажет, что ему сейчас хочется. Сумей его слушать, что он хочет, а не только то, что тебе одному хочется. А сейчас — можешь поплакать, думаю он даже не возразит, он поймет, что тебе это нужно. И я бы утешил, но не могу… пока что я тебе в этом деле не нужен. Да и дела у меня, ты уж извини. Как закончите, выйдите к нам, ладно? Только скажи чего решили. Готовить мне комнату для тебя или нет. Идёт? — Куда я денусь?.. — Вздохнул Альф с обречённым смирением. — Обещал же… Кику… Последнему другу… — он с трудом сдержал подступающие рыдания и… достал из кармана телефон, но не свой навороченный, а самый простенький и, начав что-то набирать на нем, чуть снова не расплакался. — Базз… написал мне на е-мейл… Волнуется, что я трубку не беру, на связь не выхожу. Не могу больше его нервировать! — Парень занёс над телефоном руку с оттопыренным указательным пальцем, помедлил чутка и… Ткнул. — Вот и все… Больше он за меня волноваться не будет! — Альф со всех сил швырнул телефон на пол, ещё и прыгнул пяткой сверху, а потом рухнул на колени и зашелся в рыданиях. — «Прощай Базз… друг… Теперь я тебе никто…» — И… чё это было? Малой? — Прибалдел Гил с таких выкрутасов. — Ч…чист…то… с…сердеч…чн…ное… — Простонал янки из последних сил. — Чисто… чё?.. — Не понял прусс, но тут же его осенило. — Чистосердечное? Это… про случай на награждении? Русский, ты в курсе, о чем он? — Не время ёрничать, Ги-ил. — протянул Иван с досадой на прусса, он сам уже кинулся к Альфреду и стоял над ним, пытаясь понять, как же ему успокоить парня. Ведь тот не совсем готов к его прикосновениям, к его объятиям. — «Эх, была, не была. Как там Мира говорила. Осторожно, да?» — И Альфред осторожно дотронулся до Альфреда, положил ему руку на предплечье. — А~альфред… Ну что такое… Ну-ну, что ты прямо… Эх, бедный маленький ма~альчик. Совсем запутался, да? Не к кому пойти, не к кому посоветоваться, страшно одному, одиноко, стыдно, больно… Ну ничего, хотя бы сейчас пореви — легче станет, по себе зна~а~аю… А я молчок про это. Крестик ты мой взял и я про это ни словечка не скажу. Гил, слово еще раз дай именно на слезы Альфреда! Чтобы не говорил никому, слышишь? Да поди сюда, чё ты как не родной. — и, глазами показав на Альфреда, вновь склонился над ним, уже встав на колени: так было легче разговаривать с ним. — Ну иди сюда, горюшко наше… на земле лежать неудобно, по себе знаю, иди ко мне, Альфред. Эх, никто тебя не понима~ает, да? Чистосердечное… — И тут Иван посмотрел на белоголового поверх неловко уткнувшегося в его плечо Альфреда. — А ты не видишь? Это он с учителем прощается, учитель для него все, а тут такие косяки полезли. Ну вот сам подумай, вот допустим ты бы с Фридрихом своим дружил и с ним нормально общался, а с солдатами — пакости бы творил: то чернила на солдатско-офицерские платья разольешь, то кирпичом ружья почистишь, то сапоги мелом натрешь, а что весело же, забавно. А тут это все вскрылось и ты, понятное дело, виноват, но. и боишься что Фридрих тебя заругает, а для тебя он — всё! И понимаешь то пакостить бы не надо было, все ж твои люди. И боишься до такой степени, что думаешь, будто тебя же в ссылку сошлют и всё! Не будет ни Фридриха, ни твоего народа от которого ты силы получаешь, ни Людвига маленького, никого. И что делать? Признаться? Да что так заругают до ссылки, что эдак, не ответишь — все равно заругают и сошлют. И самое главное — Фридрих тебя за эти пакости возненавидит и ругать будет именно он, вот каково это тебе? Как тебе в его глаза смотреть если знаешь — он тебя ненавидит? Стра~ашно… И бежать нельзя, совесть не позволяет — найдут и убежишь. А убежишь — так найдут, срока добавят и сошлют. Ты б как поступил? На свою честность не надейся, думай что твое слово веса не имеет — виноват и все, а за вину — не железный крест, а железные кандалы. — Понял… — прохрипел Гил и с трудом сглотнул тугой комок в горле. Не, до таких глупых пакостей он бы не опустился, да и старый Фриц за такие мелочи не сослал бы любимое государство куда попало… Увы, воплощение Пруссии встретило сей кошмар наяву по иной причине — жизнь людей скоротечна и его любимый правитель не стал исключением. И никто, кроме самого Гилберта, не знал — как рыдал этот белобрысый язва на его могиле несколько ночей кряду. — Понял, русский… Подвинься… — Гил аккуратно присоседился к американцу сбоку. — Слышь, малой… Спасибо. Вот щас я реально тебя зауважал. Не всякий так смог бы. Вот честно — не всякий! И не боись, Великий кого уважает — не сдает и не предает. Будешь тайным гостем, сколько захочешь и сколько понадобится. Иван только благодарно вздохнул, И на том спасибо что Гил понял. Но когда белобрысая язва вдруг тоже привстал на колени — Иван улыбнулся, ну хоть он не один будет утешать бедового американца. — Спасибо, Гилушка… Спасибо… А только все равно, боязно ему… да, Альфред? Боязно… а вдруг учитель совсем-совсем его не простит? Эх, голова твоя бедовая, будем думать… Может через Бустера попробовать? Может сказать чего… Как бы его именно заинтересовать? А то ведь скажет — как отрежет и поминай как звали. Перчиков что ли огненных сделать, может раздобреет… он острое любит. А ведь когда тебя покормили — неловко как-то срываться к черту на рога от обиды. А что сердиться будет, ну да ничего, переживу. Лишь бы выслушал… Легче тебе, милай? Как сам-то Отревелся? Или еще надо? Ну поплачь если надо, поплачь… — отодвинувшись, Иван взглянул на Альфреда, но тот все еще сопел носом и прерывисто вздыхал. Иван уже в который раз рискнул приобнять янки и подумал: — «Я потом извинюсь. Вдруг ему всё-таки неприятно. А деться-то некуда, да и Кику еще в пути. Голову преклонить некуда и не к кому, а я типа пользуюсь… Извинюсь». — Я ещё Миру подключу! — Поддакнул Гил. — Им с Бустером, вдвоем, проще будет! Я и сам помогу убеждать. Разложу ему все по-полочкам, донесу, что прежний ты ни в жизнь не смог бы сознаться в своем проступке. И что ты, нынешний — совсем другой человек. На своем примере ему это докажу, каким я был до упразднения и каким я после стал. Во как! — С…с…спасибо… — Альф сам прильнул покрепче к плечу бывшего соперника, а ныне — заступника. Как всё-таки хорошо, что он рискнул зайти и извиниться. В итоге и убежище получил, и поддержкой заручился, и с Кику ещё сможет пообщаться, а то сбежал ночью, от спящего, как последний гад. — Не за что, хороший мой, не за что-о! — Расплылся в улыбке Ваня и шутливо погрозил Гилу: — Смотри ужо, слово дал — держи! Мира — девушка понимающая, она сможет его уговорить. А ты вроде как с ней дружишь. Смотри, Альфред, ты вот говорил что ты — один, ну так Кику к тебе сейчас спешит, я не против помочь, Гилберт опять же… Ну мы вдвоем вроде бы с тобой не совсем друзья, но я мимо твоей беды пройти не могу, нет. Так что… Ты — не один, нас вон трое. Гил с Мирой поговорит — уже четверо. Я Бустеру скажу — он поддержит, пятеро. Ты ведь в курсе что у него брат сводный — чудак, этому Кощею тоже поверил? А как понял что натворил — такой же ужас его накрыл, мол что же это я делаю? Зачем своим же родичам врежу? Зачем посевы уничтожаю? Пошел каяться… А они его обратно приняли, маменька плакала только. Уж очень за этого обалдуя испугалась. Только вот суд сказал — работать вам надо, заставили, вину искупать. Ну он и работает. Не в тюрьме, у кого-то на ферме. Очень жалеет, что доверился этому рогатому… Ничего у него срок его повинностей на исходе, скоро домой приедет. Так что не ты один такой… Буратино. Не ты один — доверчивый. Все будет хорошо, Василий нас выслушает и поймет. Я уверен. Он мужик умный, разбирается, что такое хорошо, а что такое плохо. — Хорошо бы, если так… — Альф всхлипнул и хотел сказать еще что-то, но… Со второго этажа принеслась взбудораженная Наталья. «За мной!» — Альф так и сжался, ожидая нападения дикой младшей славянки. Но лучше б она реально напала, чем выпалила то, от чего Джонс чуть было не брякнулся в обморок: — Вань! Там твой бывший хозяин, душегубец, погань рогатая, за тобой притащился! Требует, чтоб ты вышел к нему, дескать — иначе он не ручается за сохранность планеты и местных жителей! — Ох, ты ж, божечки! — Вскрикнул Ванька, а выпавшая из рук кружка разбилась вдребезги. — Звал? — Довольно хохотнул в окно новый местный боженька. — Да, не тебя… То есть… Я от испуга! Деда~а! — Ванька кинулся к окну, шмыгая носом. — Ну что за нелюдь, этот — Амператор злодейский? Следом за нами притащился! — А вот кто мне не дал заморозить его насмерть? А? — Укоризненно нахмурился древний дух. — Дык, я ж не знал, что он… такой… — Знал, братик. Просто, верить не хотел? — В такт деду ответила младшая славянка. — Экий ты мягкотелый. А вот не было б его сейчас в живых, он бы не прилетел сюда, нервы нам трепать и в заложники брать наше хозяйство, со всеми постояльцами. — К…как это?.. в заложники?.. — Побледнел Иван пуще снега за окном. — Да вот, пришло от него сообщеньице… — Наталья пролистала в телефоне окошко и зачитала вслух то самое сообщение: — «Требую, чтоб беглые рабы, Россия и Пруссия, немедленно явились ко мне, иначе я испепелю из орбитальной лазерной пушки жилые дома, а начну с ваших владений! — Там же птенчики! — Ванька схватился за голову. — Правы вы, деда, сестрица, мягкотелый я дурень! Такого-то душегубца пощадил… — Вот то-то же! — Сердито пригрозила пальцем сестрица, но тут же присела рядом, утешать. — Все хорошо будет, Ванечка. Я уже придумала, как быть. Надо этого козлину безбородого к нам заманить, дескать — «Примем вас здесь, окажем уважение, а когда он отвлечется… — Натаха хищно ухмыльнулась и вытащила нож. — Ты же знаешь, я профи в диверсиях. Раз ты не смог взять эту ношу на себя — я смогу за тебя! — Прости, сестрица… — Совсем поник Иван. — Не смог взять грех на душу, на тебя в итоге повесил… Не могу так! Хоть сдавайся… — Не сметь! — Наталья выронила нож от испуга и вцепилась мертвой хваткой в брата. — Не сметь! Без меня никуда не улетишь! Лучше согрешу ещё разок! Или на замену тебе притащу ему другого! Раздался жалобный стон и бесчувственный янки чуть не сполз на пол. Ванька едва успел перехватить его тело. — Горазда ты, Натуся, людей пужать! — Хохотнул Мороз. — Этого можно! — Гордо фыркнула белоруска и погладила братца по голове. — Не волнуйся, Ваня, придумаем что-нибудь. Но на орбиту тебя отпускать опасно. Ты к нему, а этот гад сразу развернет свою колымагу, хвостом метнет и поминай, как звали… Уж лучше ты его сюда зазови, коли ему неймётся пообщаться. «Быть может мы с дедой исправим твою оплошность…» — Позову… — вздохнул Иван. — Но согласится ли он спуститься с орбиты сюда… Он же такой вредный. И параноик. Всего опасается, всех подозревает… Эх, ма! — Резко встал с пола на ноги и махнул рукой. — Давай, Натусь, мне приспособу, буду злодейскому Амператорству послание ваять. Да побыстрее бы, а то ж он терпением не отличается… Как бы получше?.. Отмазку бы, какую… Что нельзя мне планету покидать… — А ты напиши, внучек, что это я тебя не пускаю. Что запер тебя в своем ледяном дворце и выйти не дозволяет! Вот! — Гордо заявил Мороз и тут же пояснил растерявшемуся внуку: — Пиши, пиши, не робей! Я ж сам предложил! Пущай он не на тебя, а на меня злится. Уж мне его злость — что есть, что нету. — Хорошо… — вздохнул Иван покорно. Пару минут он с большим трудом подбирал высокопарные обращения и смиренные оправдания, как вдруг… — Ох, ты ж, божечки! — Чуть не выронил он зазвонивший телефон. — Звонит, окаянный. Не дотерпел до моего послания. Надоть ответить, а то ж… Птенчики… соседи… и все наши гости… — Иван принял видео-вызов и сразу весъ съежился. Настолько гневно и властно Зург приказывал беглецу — немедля сдаться, иначе!.. Угрозы посыпались, как из рога изобилия, не давая славянам и слово вставить. Ванька только и мог, что обречённо вздыхать, приобнимая свободной рукой сердитую сестрёнку. — А ну-ка, Ваня, дай его мне! — Не выдержал Мороз и в наглую отобрал телефон. — Деда! — Вскрикнул Ванька жалобно. — Заморозишь же телефон! А мне с важной персоной поговорить надо! — Ничего, я твою приспособу на подставку помещу! — Мороз вылетел в окно и понёсся по планете, к Ванькиным угодьям. Приземлившись на крыше дома, он махнул рукой пару раз, нарастив перед собой ледяной столб с выемкой под телефон и, засунув туда оный, отошёл на пару шагов. — Ну как, злодей-лиходей, хорошо тебе видно меня? Меня! Местного боженьку! Вижу, что видно. Ух, пялишься. Смотри и запоминай. Внук мой сейчас у меня, в моем ледяном дворце! И выпускать его оттуда я не намерен! Пущай сидит в безопасности, под моим приглядом! И нечего хмуриться. Нечего! Хочешь пальнуть по Ваниному дому? Пуляй! Я сейчас там! Посмотрим — сдюжу я защитить дом внука, али нет? Во как! Ответом Морозу стал вполне ожидаемый залп из космоса. Однако до цели луч не дошел. Мороз хоть и был духом древним, наукам не обученным, но и он знал — как преломляется свет в прозрачных поверхностях, как переливается и играет солнечный луч в сосульках. А этот лазер чем лучше? Так же пробежался по гигантским сосулькам, выросшим из неоткуда над угодьями внука, и рванул в обратку. Увы, до висевшего на орбите крейсера Зурга луч не дотянул, но приборы местные поглючить заставил. Как и афигеть местный экипаж. — Съел? — Довольно Хохотнул Мороз в телефон, удивлённой роже звонившего. — Ты со мной не балуй! Хочешь поговорить с внуком? Спускайся сам. А его я не пущаю никуда! А вздумаешь пулять по другим домам… Воля твоя. Но ты мне только лучше сделаешь. Главное — мой внук в безопасности, дом его я защищу, а остальных мне не жаль. Планета большая, последователей предостаточно. А то глядишь, напужаешь их сейчас, они все мне пуще молиться станут. Мне сил прибавится! На крейсере Зурга повисла поистине гробовая тишина. Все слуги «его Злейшества» не то, что шевельнуться, лишний вдох боялись сделать. Все, от малейшего захудалого жучка, до самого Даркмэттера, с замиранием сердца ожидали действий повелителя. И всех, как одного, мучила одна мысль — «Неужели хрупкое, своеобразное перемирие с Альянсом, закончится… вот прямо сейчас?!», ведь все злодейства императора, это ж так… Мелкие пакости, в сравнении с истинной, полномасштабной агрессией, во время которой может поголовно полечь население многих планет. И первой наверняка станет Джо Эд. Однако Зург почему-то не торопился отдать приказ о массовом обстреле планеты перед ними. Он молча поднялся с трона и, под молчаливое изумление подчинённых, чинно удалился в свою каюту. В этот момент Ворп понял, что если не спросит о дальнейших действиях и не получит хоть каких-нибудь внятных приказов, то в последующие полчаса, когда его любимый хозяин соизволит принять какое-либо действие против этих мятежников, то он сам будет бегать словно гончая на охоте, преследовавшая быструю лань. И понимая что сейчас он рискует, так же как недавно рисковал перед троном с Гилбертом и Иваном, но не выдержав, и практически проводив глазами своего хозяина, Даркмэттер осмелился задать вопрос в спину уходящему Императору: — Мой Император, что прикажете делать мне? Какие будут ваши указания? Прозвучало ледяное: — Ждать… — и жуки чуть с мест не попадали от жути. Воистину, лучше б из хозяин рявкнул, чем… так. Когда он злится, хотя бы ясно — чего примерно ожидать. А тут… что выкинет их император — неясно. Вдруг действительно развяжет полномасштабный конфликт. Это ж будет полная!.. Их же нагрузят по полной! Им и сейчас тяжело — пахать от подъёма до отбоя, зато — отбой хотя бы есть. Хоть и короткий, но ЕСТЬ. Как и перерывы на быстрый прием пищи. Да и в туалет по-быстрому им никто не запрещает отлучаться. А в случае конфликта… Ни поесть, ни поспать, ни поср… не уединиться для важного дела. Даркмэттеру такой ответ начальства тоже не понравился, но лезть с уточнениями он не рискнул. Сам недавно с каторги вернулся, назад как-то не охота. Хотя… если разгорится военный конфликт, фиг ему, а не тихое и безопасное местечко где-то в шахтах. В любом случае на передовую погонят. Так, может, лучше уточнить? Поздно. Раздвижная дверь закрылась за хозяином, а бежать следом шпиону как-то не хотелось. И хорошо. Зург еле держался, чтоб не сорваться на истерику, а после обстрелять самые густонаселенные объекты чертового Джо Эд, чтоб показать тому наглому дедку — кто в галактике ХОЗЯИН. Увы, в успехе обстрела Зург не был уверен. Потратит он сейчас энергию крейсера, а желаемого эффекта не получит и престиж свой уронит. Конечно на борту крейсера была ещё плазменная ракета массового поражения — мощная, устрашающая, поистине разрушительная, но… дорогая, зараза. Она хранилась на борту, как последний аргумент. Ну или как отвлекающий маневр в случае, если сюда вдруг нагрянут рейнджеры. Одна лишь угроза шмальнуть ракетой по обитаемой планете и эти жалостливые слизняки, охочие до защиты чужих жизней, сами организуют безопасный воздушный коридор для отступления недруга. Да, ракету было тратить рано… Зайдя в личные покои, Зург обессиленно осел в роскошное мягкое кресло, обитое красным бархатом, и включил функцию вибро-массажа. Лёгкие волны приятно расслабляли напряжённую спину, ослабляя тем самым головную боль и возвращая ясность мыслей. «Возможно… стоит принять ещё лекарство?» — Недолго думая, Зург воплотил свою мысль. Не императору всея зла экономить на своем драгоценном здоровье, знаете ли. В голове прояснилось ещё сильнее. Возможно, действительно стоило принять дерзкое приглашение, а этой самой ракетой припугнуть наглого божка, чтоб — «Не смел даже помышлять причинить вред главному злодею галактики!». Но сначала надо подождать, пока лекарство подействует. А то потерять сознание ещё раз за одни только сутки — позор и жуткий удар по самолюбию! Зургу хватило шока единожды, очнуться в своих апартаментах, но в присутствии Даркмэттера. И хуже того, быть полностью разбитым при этом, не способным отвесить наглому подчинённому тумаков. Да… такое не скоро забудется…