***
Иван начал принимать поздравления, едва проснулся. Самая первая поздравляющая его и разбудила. Оля, у которой Иван проживал во время своего визита сюда, растолкала младшего братика, расцеловала на радостях, и в приказном порядке отправила приводить себя в порядок перед важным событием. Но едва Ваня зашёл в душ, его отвлёк звонок от родимых немчиков и Фелички. Неизвестно, сколько бы он трепался с Байльшмидтами, если б не пришла Ольга и не отобрала телефон, оставив взамен парадный костюмчик темно-серого цвета с белоснежной рубашкой. Пришлось Ваньке мыться и наряжаться наспех. Охота же послушать поздравления. От Яо, от Франциска и от Артурчика, и даже от Кикусика. И Наташенька позвонила, поздравляла его со всем семейством Мунчаперов. И новые знакомые, коим он успел оставить телефончик, тоже обрывали телефон. Разумеется, Василий тоже позвонил. Посетовал, что не сможет поприсутствовать на самой церемонии награждения, но пообещал встретиться позже. «Позже, так позже…» — Смиренно решил Ваня и, вытерпев от дорогой старшей сестренки попытки нормально причесать его вихрастую голову и поправления воротника и перезавязывания галстука, стал дожидаться рейнджерского сопровождения за завтраком. Вскоре к нему заявился родимый анклав. — Негоже, когда всякие княжьи задницы шастают по награждениям без Великого! — Заявил прусс с порога, объяснив одной фразой и свой парадный черный костюмчик и причину раннего визита. А Ванька и сам был не против компании. Тем более, что он внезапно стал «косплеить Канаду», как это прокомментировал угарающий Гил. Стал таким же скромненьким и волнующимся. Даже воспитательных обнимашек после подколок приятеля тому не прописал. Просто вздохнул, поцеловал сестру в щечку, потрепал по волосам все еще спящего Элиаса и вышел на улицу, воздухом подышать. Чуть позже к нему присоединилась «язва белобрысая», с термосом в руках: — Морс тебе! Вдруг горло пересохнет. Только все сразу не пей, а то… приспичит на церемонии. — — Сплюнь, Ирод, остроязычный! — Иван поежился. — Это ж даже другие планеты будут видеть. Церемонию эту. А это — уйма народа, Гилушка! Уйма народа увидит моё награждение, и то — как я себя там буду вести! — может повлиять на отношение ко мне и всю мою дальнейшую жизнь. Наконец-то я смогу показать всем, что я — мирный и хороший человек, а не тот… каким меня считали в былой жизни. Понимаешь?.. Гилушка… — Гил в задумчивости повертел в руках термос и хотел было передать его Ваньке, но… — О! А ты его спроси, Ванька! — Он махнул рукой в сторону идущих к ним напарников Уильямс в рейнждерской форме. — Может Францев сынок чего посоветует. — — Аха! Точно! — Ванька аж расцвёл от счастья и ринулся в сторону Мэтта с Кумадзиро. — Золотенькие мои, привет! — — Доброе утро, месье Брагинский, мы — ваше сопровождение на сегод… — Только и успел произнести канадец, прежде чем его сгребли в охапку сильные руки славянина. Мэтт по старой памяти весь сжался, ожидая как минимум удушья, но… обнимашки «русского медведя» не принесли ни малейшего дискомфорта, да и Иван отпустил его на волю слишком скоро. — Удивлён? Никак не привыкнуть, да? — Иван с хитрецой глянул на опешившего парня, но тут же жалобно заканючил: — Матвейка, выруча-ай! Мне сегодня на награждение!.. Знаешь, да?.. Со мной там будете, да?.. Оба?.. — Он облегчённо вздохнул от кивка обоих рейнджеров. — Тогда, подскажите мне — как мне быть? Как себя вести? Как справиться с волнением? А то у меня… — он положил руку на живот, — вот тута все холодеет… Это же так волнительно! Как вы пережили своё награждение? — — Даааа… — Мэттью в растерянности глянул на потупившего глаза Кумадзиро и, покраснев от от стыда, выдал правду. — Никак… Никак не справились… — — Угу… — Вторил ему мишка. — Вышли кое-как на помост и стояли, стараясь не смотреть на толпу народа… — — Что? Совсем — никак? Совсем-совсем? — Огорченно протянул Ваня. — Но как-то же вы вышли на помост для награждения. Как? Что придало сил? Поделитесь. — — Нууу… — Мэтт снова глянул на мишку, потом через силу на Ивана. — До награждения нам удалось пообщаться со спасенными детишками. Они так смотрели на нас… так в нас верили… Мы просто не могли обмануть их ожиданий… А ещё наш глубокоуважаемый коммандер… тоже верил в нас… И мы вышли… И старались смотреть на спасенных нами малышей. Так и вытерпели награждение… — — Вот как, да?.. — Иван вздохнул. — Плоха-а… Вряд ли мне удастся поговорить со спасенным… Сенатор же… Занятая личность… — — Прошу прощения… — Мэттью тоже вздохнул и, открыв нагрудное хранилище, достал оттуда опечатанный маленький ящичек. — Может… хоть это поможет. Тут внутри письмо от сенатора Рагриса… — — Да?! Аха! — Ванька жадно сцапал ящичек. — Вот здорово! Посмотрим, чтось он пишет! Может и я поуспокоюся… Да как тебя открыть-то?! Ой… Отломалась… — Он виновато протянул Мэтту покореженный на радостях ящичек с отломанной крышкой. — Я не специально… Чего он такой хрупкий?.. — И погрузился в чтение письма. — Ксе! Русский медвежуть в своём репертуаре? — Хохотнул прусс и попробовал заглянуть в письмо, через плечо русского. — Ну ты, переросток, дай Великому почитать, чё там пишут. — — Нетушки~! — Радостно пропел Ваня и спрятал письмо за пазуху. — Лично-официальное — не для чужих любопытных глаз, вот! — — Ну, хоть скажи, чего ты так обрадовался? Че довольный такой стал? — Не унимался любопытный прусс. — А то, Гилушка. Меня спасенный сенатор пригласил пообщаться, во как! Так что, везите меня, Матвейка и Кума, к нему! — Довольный русский, в сопровождении двух рейнджеров, поспешил к такси, позабыв на радостях про родимый анклав. — Э! А я?! — Только и выдавил опешивший от такой наглости Великий. — Аха, точно! — Хлопнул себя по лбу Ванька. — Я термос забыл! Гилушка~а! Поторопись, мне мой морс ещё понадобится! Что за морсоносцы пошли? Вечно их поторапливай, чтоб без напитка не остаться. Подождите уж мою неторопливую область… — Нарочисто сердито пробурчал он таксисту, прежде чем усесться в такси. «Тоже мне нашёлся, барин… Княжий зад, чтоб его. А ещё говорил, что звездной болезнью не страдает… Ну, ничего, вечером я его так подколю…» — Уязвленный прусс юркнул в такси на заднее сидение и притих, придумывая новые подколки для своего государства. Путь до сенаторского дворца не занял много времени. Вскоре Иван со своим сопровождением ступили на площадь имени Альянса, буквально вылизанную вдоль и поперёк для грядущего важного события. Не убранными на данный момент оставались разве что прилегающие к территории площади парковки и скверики с лавочками. К одной из таких лавочек и устремилась наша компания. Как порой судьба бывает вероломна к людям. И как порой она любит подкидывать простым смертным всевозможные сюрпризы. Решение простого человека, обычного работника коммунальной службы, заставить поработать одного юного штрафника на благо общества ещё немного, приказав тому проверить мусорные баки у лавочке в сквериках… Кто знал, что оно обернётся вот так… Джонс плелся по окраине площади, мысленно поливая нецензурщиной доставучего бригадира, заставившего его — героя и крутого парня! — проверять наполненность каких-то там вакуумных мусоросборных корзин. И надо же тому было случиться, чтобы он набрел на тот самый сквер, где русский засел передохнуть и попить морсику, пока Мэттью по коммуникатору уточнял детали встречи с сенатором Рагрисом. «Чертов комми!» — Зависть, обида и злость вспыхнули мгновенно. Но Штаты не поспешили на новую стычку. Слишком много рейнджеров и курсантов сновало вокруг. А ещё тут был Мэтт. Его тихий брат, посмевший, как и Россия, стать героем раньше него. Предатель, подружившийся с его главным недругом. «Точно настучит… Ух, как я их всех терпеть не могу!» — Американец юркнул за ближайшее дерево и уставился на неприятелей, так и сверля их взглядом. — «Попивает что-то… чертов комми! Жизнью наслаждается, пока я тут мучаюсь! И этот красноглазый его… Вот подлить бы им зелье истины, в их пойло, вмиг все встало бы на свои места!» Мэттью и Кумадзиро, тем временем, немного отошли от основной компании, и канадец связался с кем-то по коммуникатору. Любопытная русско-прусская парочка не смогла сидеть спокойно в сторонке. Они переглянулись, хихикнули, встали с лавочки и стали подкрадываться к рейнджерам, чтоб подслушать разговор. «Вот он — шанс!» — Понял янки и, плюхнувшись на живот, быстро-быстро пополз к лавочке, на которой покоился термос с напитком, мысленно благодаря недальновидных рейнджеров за удачный для него зелёный цвет курсантской униформы. Но как бы Джонс не торопился, осуществить свои планы он не сумел. Он едва успел заныкаться под лавочкой, как ненавистный ему Россия со своим анклавом пошли назад к лавочке под осуждающее бурчание медвежонка. — Да мы — что? Мы ж ничего плохого не задумывали… Просто любопытно стало… — Пробубнил Ваня в оправдание. — А ты бы ещё громче топал бы… — Буркнул недовольный прусс. — Ишь ты, возомнил себя боярином. Даже на цыпочки не встал. Хотя… куда ж тебе с такой комплекцией. Ты ж идёшь, будто через малину продираешься, разве что не рычишь при ходьбе. — — Гилушка, ты опять ехидничаешь? Хоть бы Куму постыдился. На его родню ведь намекаешь. — — Рядом с тобой не ехидничать — нельзя. Ты ж бурый потапыч и есть. — — «Ну, все, напросился!» — Как бы Иван не пытался сдерживаться, довели его подколки, и он одним прыжком настиг прусса, схватил его и водрузил на плечо. — Аха! Не ожидал? Вот то-то же! — — Отпусти меня! Душегубец! Люди смотрят! — Заверещал альбинос. — Чегось, Гилушка? В кусты, от людских глаз подальше? Ладушки~! — Русский поудобнее перехватил трепыхающуюся на плече область и пошёл к ближайшим кустам. — И запомни, Гилушка, мишки не такие неповоротливые, а очень даже резвые! — «Они… уходят?..» — Оторопевший американец пялился вслед русско-прусскому дуэту, пока те не скрылись в кустах, и только потом сообразил, что вот он — его шанс! Зелье истины, оно же при нем! В маленьком бутыльке, во внутреннем кармашке формы. О, какая удача, что он захватил его с собой! Шаловливые ручонки спешно потянулись к лежавшему на лавочке термосу… пара-тройка манипуляций, и дело было сделано. Довольный собой янки немедля отполз подальше, встал, отряхнулся, глянул на вернувшегося к лавочке Россию, и поспешил прочь, злорадно усмехаясь. «Скоро все увидят твою истинную суть, Империя Зла! Скоро все увидят!» Следом за Брагинским к лавочке подтянулся более бледный, чем обычно, прусс. — Гилушка~а! Ты бы сразу сказал, что хотел обнимашек, я бы тебя с радостью потискал бы~! — Прокомментировал его появление Ванька. Гил что-то сердито буркнул в ответ, но напрашиваться на дополнительную «ласку» не стал и сидел молча, пока к ним не подошли Мэтт с Кумадзиро: — Месье Иван, я тут уточнил время и порядок проведения сегодняшней церемонии… Она пройдет… немного позднее… простите. Затянулись переговоры по одному важному вопросу. Но сенатор Рагрис изъявил желание провести это время, общаясь с вами и месье Гилбертом… если вы не против. — — Пра-а-авда? — Ванька застыл от удивления, но в следующий миг вскочил с места и радостно хлопнул в ладоши. — Конечно, я не против! Веди нас, Матвейка! — Тигроподобный сенатор встретил русско-прусский дуэт прямо на пороге сенаторского дворца: — Здравствуйте, многоуважаемый сэр Брагинский, он же Россия! И вам мои приветствия, сэр Байльшмидт, Пруссия! Я верно понял, вы любите это имя своих земель? — Рагрис пожал руки обоим бывшим воплощениям. — Прошу простить за какие-то недоразумения, за это отдельное приглашение от меня, но я хотел бы поговорить, с вами двумя. Согласитесь ли вы пройти со мной в мой кабинет? — — Да! Конечно! Будем рады! — Наперебой согласились оба парня. — Замечательно! — Рагрис кивнул им и повернулся к Мэтту с Кумадзиро. — Приветствую и вас, сэры Мэттью и Кумадзиро Уильямс. Благодарю вас за сопровождение моего спасителя и его друга. Позволите украсть их на пол-часика? Вот и славно! Составите нам компанию или подождете отдельно от нас? — — Если можно… — Мэтт чуть помедлил в нерешительности, — нам бы хотелось увидеть моего старшего брата, месье Франциска… — — Разумеется, идите. — Улыбнулся им сенатор и снова повернулся К Ивану и Гилберту. — Пройдемте со мной. — Кабинет сенатора Рагриса оказался на редкость… не похожим на рабочее место помещением. Там совсем не было привычной офисной мебели. Стол и стулья, явно вырезанные из цельных кусков какого-то дерева с темной древесиной выглядели по домашнему уютно. Округлые такие, на толстых ножках, и даже не залакированные. Шкаф в углу тоже был из нелакированного дерева, и полочки, и на стенах не было ни краски, ни обоев… Все-все было отделано разными породами древесины. Ванька от такого интерьера пришел в восторг. Он с радостью юркнул на одно из креселок, мысленно обещая себе отделать свою комнату в точно таком же стиле. Гил присел рядышком, ну, а Рагрис прямо напротив гостей. — Благодарю вас, мои дорогие гости, за оказанную мне честь и уделенное мне время. Я очень заинтересовался вами, и не только потому что вы — воплощения и мои спасители, но и люди из тех времён! А мне очень интересно узнать как вы и коренной народ этой планеты жили раньше. Я смотрел ваше интервью с остальными из воплощений и мне хотелось бы ещё с вами поговорить. О вас, о ваших интересах, о ваших мечтах. Из интервью я уловил, что вы жили не очень хорошо, постоянные войны, так? Но может быть когда были спокойные времена... может об этом вы мне и моим детям расскажете? Да, у меня дети тоже вами заинтересовались. Вы ведь не откажетесь ответить на их вопросы, любезные сэры? — Иван и Гилберт переглянулись. Видя нерешительность своего государства, прусс начал первым: — Я-то смогу, но немного. У меня в жизни спокойных времён, без войн, было ещё меньше, чем у этого вот дылды… Простите… Господина Брагинского. Что ни день, то склока с соседями… К нему захаживал, по лесу гонял, а он удирал. Докажи ж, русский. — — Удирал… — Вздохнул Иван. — Я ж младше был и не родился воином, как ты… Я хотел спокойно жить с сестренками на наших землях, работать, развиваться. Как сейчас. Ферму же прикупил, на Джо Эд, буду подсолнухи выращивать… И картоху… И капусту… — — Ну вот и расскажите моим детям, им же очень интересно! А я это запишу, если вы не против. — Сенатор достал небольшую камеру, и нерешительно показал её воплощениям: — Я бы предложил сейчас позвонить им и пообщаться вот прямо сейчас, но у нас разные часовые пояса и они сейчас могут быть заняты. А так — я хотя бы запишу наш разговор на память, если вы, судари, не возражаете и буду пересматривать. Конечно и вам сделаю копию, и у вас этот разговор будет. Просто после моего возвращения мои тигрятки стали задавать очень много вопросов о вас, о моих спасителях и… Не поверите, я совершенно растерялся! Нет, какие-то сведения я о вас знал, благодаря тому что Альянс обнародовал ваши характеристики, что-то узнал из конференции, но остальное… Я был совершенно обескуражен и пообещал узнать у вас все подробности. Даже записал целый список вопросов. Вы не возражаете? Я включу её? Позволительно ли будет мне сделать запись и… — сенатор вопросительно посмотрел на ребят. — Детишкам?! — Ваня тут же расцвёл. — Для детишек — все что угодно! Да, Гилушка? Ты ж тоже детей любишь, хоть и не показываешь этого. — Рагрис аж мявкнул от радости: — Значит правда я в вас не ошибся, что вы детей любите! Они тоже вот… подождите, я с телефона их записал, чтобы они вас поприветствовали, пару вопросов задали. А дальше, вы уж извините, пришлось записывать на бумагу все, они очень хотели всё узнать о вас… Дети… — Рагрис поставил камеру на стол, включил её и достал свой телефон, нашел что хотел и показал воплощениям своих «тигрят»: — Здрааавствуйте, сэр Росси! — закричали они хором. И тут же тихий голос их отца их поправил: — Россия. — — Росс. Р-россия, — прорычал тот что выглядел постарше. — Сэр Иван, верно, пап? — — Сэр Брагинский. Извините их, многоуважаемый, они ещё не выучили вашу фамилию, но знают о вас всё и… — — Паапа! — обиженно протянула «тигрёнка» помладше, в платье. — Дай мы сами! — — Ну хорошо, давайте сами, — согласился голос отца за кадром. — Сэр Россия и… и его друг Прусси… Пруссия, — начал мальчик. — Мы дети нашего папы, он у нас работает в главном доме всех планет, и общается от имени нашей планеты с Альянсом. И мы о вас много слышали и видели! — — И хотим спросить ещё вот что, — вклинилась младшая, — какие вы сладости любите, что у вас есть вкусного? — — А я хочу спросить во что вы любите больше играть, в прятки или в догонялки? Или… — мальчик посопел, задумался и закончил: — может у вас есть ещё какие-то игры? Даже если их много, и они не интересные… как тот бейсбол или игра в мяч ногами, но они интересны вам, то расскажите о них. Пожалуйста! А ещё можно вопрос, пап? — — А я хочу! — вдруг воскликнула девочка. — Почему он сказал больше чем я, я тоже хочу! — — Ну давай ты, — обратился отец к старшему. — Ты согласен? — — Согласен. — не задумываясь ответил тот. — Сестре надо помогать. То есть уступать. Я больше, я потерплю. — — Ну давай, задавай вопрос, — подбодрил его отец. — Я хочу… спросить. Может, они о чем-то мечтали, когда жили тогда? Ведь есть же у них человеческие мечты? Это можно? — — Можно, конечно. — — Сэр Иван и сэр Гилберт! О чем вы мечтали тогда? И получилось ли у вас исполнить свою мечту? А можно я про игрушки ещё спрошу? — — Дети, давайте я запишу ваши вопросы на бумаге, хорошо? — камера повернулась и на экране появился сам сенатор Рагрис, он улыбался и его дети прильнули к нему, глядя в экран. — Я обязательно передам эти вопросы моим спасителям и будем надеяться что они на них ответят. Хорошо? Скажите дядям до свидания! — — До свидания! Спасибо что нас слушали! — — Пусть приезжают к нам! Мы будем их ждать! — чуть смелее выкрикнула девочка. А на удивлённый взгляд отца и брата сама удивилась: — Что? Должны же мы их отблагодарить за то, что они спасли нашего папу! — — Должны. Согласен. До свидания, Сэр Брагинский и сэр Байльшмидт, — и запись кончилась. — Насчёт поездки… — начал было Рагрис, — я об этом не думал, признаю, но потом понял что моя дочь всё-таки права… Мне неловко об этом говорить. Но если вы согласитесь… я спрошу у своей семьи когда мы сможем вас принять, всё приготовим… Они были бы очень рады… — — В гости, значит, да… — Ваня даже слегка смутился внезапному предложению, но в то же время ему было приятно такое внимание, да и полосатых детишек хотелось увидеть. — Ну-у… Если дети просят… Я буду рад встретиться с ними. И даже познакомить с моим мальчиком, Елисейкой… Ой!.. — Он вздрогнул от внезапного тычка в бок. — То есть… нашим мальчиком. Моего с сестренками и Гилушкой. Я варенье привезу. Это самое моё любимое сладкое лакомство — ягоды или фрукты сваренные с сахаром. А после чая с вареньем можно будет и поиграть… Даже не знаю, какая игра моя самая любимая… Их у меня слишком много. Можно и в салки-догонялки, можно и в жмурки — ловить других с завязанными глазами или в сифу — те же догонялки, но нужно не догнать и тронуть рукой, а попасть в убегающего тряпичным мячиком… — — Русский, — прервал его Гил, — ты мне дашь хоть слово вставить? — — Зачем? — Удивился Ваня. — Ты ж в игры не особо. Ты ж только в войнушку играть любил. — — Зато я и сладкое тоже любил. И мечтал. И сейчас мечтаю. Хочу заниматься любимым делом — врагов родины гонять и ловить, а по выходным гонять с братом к тебе на ферму, чтоб расслабляться. Ну и получить признание за свои труды. Куда ж Великому без этого? — — Пожалуйста, прошу, — чуть улыбнулся сенатор, — говорите, я включил уже камеру. Значит, вы сэр Иван любите варенье, а вы, сэр Гилберт? — — Да я к сладкому нейтрально отношусь… — Гил безразлично пожал плечами, но на Ванькин смешок, добавил: — Ну, ладно тебе, русский, ты сам меня на свои варенья подсадил. Я до тебя в основном рождественской выпечкой баловался, всякие там имбирные печенья, пряники, штруделя… Последнее, это что-то вроде рулета. Ещё марципан люблю. Это паста из тертого миндаля, смешанная с сахарным сиропом и высушенная. У нас с Западом… Моим братишкой, младшим Байльшмидтом, марципан дарили на рождество. — — А ещё я слыхал, что ты маленький дикий мёд любил~… — Словно невзначай подал голос Ваня. — Слухи до меня доходили, что ты у диких пчел ульи требушил. — — А че, сладкого-то хотелось. А где его взять, если сахара тогда не было? А пчеловодству рыцари моего ордена не были обучены. — — Надо же… — покачал головой сенатор, глядя на белоголового человека. — У нас похоже было. То есть в нашей истории мы тоже практически с пчёлами не общались, а развлечение — принести гнездо диких жужжалок в круг у костра, было лишь у такой же дикой молодёжи, нормальные себе этого не позволяли. Но потом кто-то попробовал мед, попытался принести этих жужжалок к себе, понял что лучше ставить домики для них в полях цветов… Конечно на чистый мёд у нас до сих пор особо спроса нет, а вот на сахар, на сладости… это только у детей разве что. А вот марципан… Миндаль… это что за растение? — — Орехи. Ароматные орехи… — только и успел выдохнуть Гил, как Ванька тут же перебил его: — Так у вас тоже есть пасечники? А живность разводите? Курей там, буренок… коров… А свинки есть? Они вку~усные! Жирненькие такие! А коровки молоко дают. Я немного освоюсь на своей ферме и всю возможную живность подворья заведу! — — Ну что-то такое есть, да, — кивнул он Ване. — Живность разводим, у нас есть что-то вроде овец, у них берём шерсть на ткани, какие-то птицы там тоже есть… а вот насчёт коров. Не знаю, я ведь не животноводец… А вы об этом мечтаете? Чтобы у вас было своё хозяйство? — — Да~а… — Иван даже глаза закатил мечтательно. — Всегда хотел. Мы же, с сестренками, ещё при живой матушке, так жили… Мирно трудились, жили себе скромно. Это Гилушка хочет приключений. Агась? — — Агась… — Выдохнул Гил. — Мелкий Ванька всегда хотел жить спокойно, а я всегда был любителем приключений на свою бесцветную голову. — — Значит вы больше любите с животными общаться? Что ж, это здорово, когда кто-то выращивает зверушек не для еды, а для того чтобы они давали либо молоко, либо шерсть. И не бодались при этом… А вот вы, сэр, Гилберт? Больше любили приключения? А какие вы любили игры? И про миндаль… и марципан… очень мне интересно что это такое, мр-р… пожалуйста. — — Игры… — Гил вздохнул. — Ну что сказать?.. Игр, как у Ваньки, у меня не было. Разве только салки, гонять его по лесу, пока он убегает со всех ног. А так, игр я не помню… Если только игры в рыцарей и сражения на деревянных мечах со своими мелкими гражданами можно было считать игрой… А марципан, это, как я уже говорил, мягкая и пластичная масса, из тертого миндального ореха с сахаром. Уже и не вспомнить, кто придумал это лакомство первым. Но Европейской столицей марципанов считался немецкий город Любек, где долгое время эти сладости делали по старинному рецепту, который держался под строгим секретом. Любекские кондитеры могли похвастать знанием почти двухсот рецептов приготовления: марципаны с апельсинами, ананасами, ромом. Еще один знаменитый вид марципана производился у меня, в Кенигсберге, и от своего любекского коллеги отличался меньшим содержанием сахара, особыми забавными формами, и главное — подрумяненной в печи или духовке корочкой. Первую кёнигсбергскую марципановую фабрику открыли братья Поматти в тысяча восемьсот девятом году. И вскоре Поматти были удостоены звания «кондитеров королевского двора» — отнюдь не только из-за расположения их кухни прямо у замка. Так что во все времена марципан считался изысканным подарком к любому празднику. — — Хочу добавить, сенатор, — чуть улыбнувшись, влез Иван. — Насчёт самого изысканного подарка — Гилберт не врёт, даже в двадцатом веке, при большой распространённости марципана и у меня и в доме немцев — немецкий всё же считался самым лучшим! Да и сам марципан — стоил почти столько же сколько самая большая и вкусная шоколадка в фиолетовой обёртке… Или коробка дорогущих итальянских золотистых конфет-шариков… наш художник-бояка очень хорошо делает сладости, ведь верно, Гил? — И прусс согласно кивнул. — Но марципан… это другое! Он — вку~усный~! — — Надо же как интересно… никогда не слышал о такой сладости… — протянул Рагрис. — Вот миндаль вроде я пробовал, помню есть такие булочки. Орех как орех… мне ещё он показался там лишним. Может он и есть в этом мире, но я сладостями не очень увлекаюсь. А вот для детей — покупаю. Значит, вы любили больше в салочки играть и в рыцарей? Кажется понимаю… Это что-то вроде охранников того кто главнее? Или это всё же больше воины? — — Эх… Как сказать?.. — Гил от неловкости потер затылок. — Скорее уж последнее… Любили мои правители задать шороху всем «неверным». Это я сейчас понимаю, что было глупо враждовать с кем-то на религиозной почве, но тогда… тогда этим грешила вся Европа и Восток. — — Ничего страшного, понимаю. А вот сейчас вы бы что выбрали бы? Кем вы были бы? — — Уже выбрал. После той заварушки с похищением, решил для себя раз и навсегда — портить жизнь тому рогатому негодяю, и гонять всех его приспешников, как когда-то сарацинов и язычников. Это мне привычно. Буду рыцарствовать среди рейнджеров. — — О, так это тоже неплохо! Думаю вас с радостью примут в рейнджеры, им такие парни как раз нужны. И раз вы поняли что гонять хороших — это плохо, да-да, когда нам сообщили что вы были не очень хорошим парнем, и намекнули что и сейчас вы всего лишь притворяетесь — я не поверил тому известию. Ведь вы показались мне вполне правильным и разбирающимся человеком. Да и с Иваном вы словно друзья, вместе держитесь, от друг дружки — ни на шаг… Он о вас очень хорошего мнения, сэр Гилберт! Постоянно тогда беспокоился как вы. Так что я сразу понял — вы ещё до пробуждения переменили свой взгляд и встали наконец на правильную сторону. Я ведь прав? Так что не волнуйтесь, у всех бывают ошибки, главное что сейчас — вы хотите помогать, а не вредить. А рейнджеры это очень ценят, — тигр улыбнулся. — Да. Спасибо за добрые слова. Вы меня раскусили… — Все же даже Великий чуть смутился от похвалы из уст главного представителя одной из планет. — Гилушка просто был гиперактивным~! Надо же ему было девать энергию хоть куда-то? Да? Аха! — Ванька хлопнул в ладоши от избытка чувств и… громко икнул, да так смачно, что даже Гилберт чуть не подскочил на месте. — Это чё было? — Спросил он, вылупив глаза на покрасневшего русского. — Сам знаешь, это… ИК!.. Икота… Только этого мне не хватало! Ик! Простите… — — Что с вами? Вам не здоровится? — Не на шутку заволновался сенатор. — Нет… Все в порядке… Ик! Просто… кто-то вспоминает. И очень настойчиво… Ик! — — Это у русского поверье такое — икаешь, значит кто-то вспоминает. — Пояснил прусс удивленному Рагрису. — И, судя по мощности икоты, не слишком добрыми словами. Кто бы это мог быть, а, Ванька? — — Знамо кто… Ик! Ну все!.. Гилушка, дай термос! — Ванька выхватил термос из рук пруссака, отвинтил крышку и пригубил прямо из горла, выдув залпом почти половину емкости. Икота тут же прекратилась. — Фух… Ну слава тебе, Господи! — Воскликнул Иван на родном языке, отдавая термос родимому анклаву. И тут же пояснил заинтересованному сенатору. — Это была икота. Прилипчивая вещь. Как начнешь икать, просто так не остановишься. В таком случае надо попить чего-нибудь… Простите за заминку. Та-ак-с, какие ещё ко мне будут вопросы? Задавайте, отвечу с радостью! — — О, вопросов ещё много, дорогой мой спаситель! — Рагрис с улыбкой протянул испещренный надписями лист. Вопросов было много. Разных и по-детски наивных и любопытных. Полосатые детишки хотели узнать все до мелочей. Например, какие места любил Иван — речку или поле или на диване посидеть. Верил ли он в чудовищ под кроватью, и видел ли он то, чего не существует, цветы волшебные или ещё что-нибудь такое необычное. Что лучше — прятки или догонялки? А еще они хотели узнать про игрушки и про любимые песни. Что любил в детстве делать, пока никто не видит? — Эх, и вот как на это все запросто ответить? — Пробормотал Иван, обращаясь к самому себе. — Какие я любил места… так просто не описать! Это и тайга дремучая, и поля просторные, все в пшенице или подсолнушках, и берега рек и горные вершины Алтая, и пляжи в Сочи, и холодный Байкал, с миленькими нерпочками… тюлень такой, пресноводный. Такие лапуськи, особенно хубунки, детеныши их, белые, аки чистый снег, аха! Чтоб рассказать обо всем, несколько часов нужно. Верил ли я в чудовищ под кроватью?.. Скорее в запечных домовых. Поверье было такое, что у каждого дома есть хранитель, живущий в основном за печкой. Домовыми их звали. Помогали по хозяйству хорошим хозяевам дома и вредили плохим. Мои люди в давние времена вообще во многое необычное верили. На рассказ обо всем снова не один час уйдёт… И про все мои игры и про игрушки, и про песни, и про… — Он скользнул глазами по последнему вопросу и обмер. Что он мог рассказать про своё детство? А… было ли у него вообще детство? До прихода Улуса он пожил всего ничего, и помнил прожитые вместе с мамой счастливые деньки едва-едва. Все остальное детство он мучился в рабстве и кандалах, страдая от бесчинства Золотой Орды и бесстыдных соседей, не упускающих случая обидеть слабое маленькое воплощение. Мучение, а не детство. Разве что… была у сына Киевской Руси отдушина — убежать втихаря ото всех и… — В детстве я очень любил побыть в тишине. Уйти куда-нибудь и либо на цветы любоваться и плести из них веночки сестренкам… это как цветочная корона… либо на звезды смотреть и мечтать. Во времена моего детства люди не то что в космос не летали, они вообще от земли не отрывались. И не было у них ни машин, ни технологий, ни электричества, ни даже механизмов. А в небо хотелось. Вот я и мечтал… — — Печально, понимаю… — сенатор начал понимать что затронул слишком грустные темы и попытался хоть как-то приободрить молодого парня: — Слишком… тяжелые времена? Но может что-то было не так грустно? Или когда-то? Может не в детстве, а в юности? — — В юности? — Иван призадумался. Эх… Хорошо, что Рагрис спросил о юности, не уточнив возраста. Ранняя юность у него тоже была не слишком радужной. Сначала дюже суровый царь появился, потом смутные времена… «Спасибо» большое двоюродному братцу за «весёлые деньки»! Долго потом приходилось наводить порядок в самом себе. Хорошо, что правитель толковый появился — Петр Великий! Россия тогда сразу в рост пошёл. Окреп, возмужал… Красота! — Да… В юности было намного лучше. Петр Первый сел на трон, начал все налаживать, флот мой заложил, окно в Европу, город Петроград, он же — Санкт Петербург, и одно время — Ленинград, заложил. Весело с ним было, пока он сам был юным. Мы с ним столько веселились вместе, в войнушку игрались, на самодельных корабликах плавали! — — О, так значит именно в юности у вас стал появляться технический прогресс? Необычно, но ожидаемо, ведь вам не помогал никто… ох, простите не хотел. А что в ваших играх с… Петром Первым, правильно? Что было вам интересным? Вы получается корабли строили, с другими странами стали воевать, давать отпор, верно? Строить новые города, пытаться подружиться с остальными странами. А как они вас восприняли? Поняли что лучше с вами не связываться или всё же увидели, что вы возмужали, стали с ними наравне и поэтому прекратили на вас нападать? — — Даа… как сказать?.. — Иван озадаченно потер затылок. — Всякое бывало… Мы не сами решали — нападать иль не нападать. Захотелось правителю, значит — нападать. Это как с Франциском. Петр Первый и открыл первое дипломатическое представительство России во Франции, в тысяча семьсот втором году. Посещение нами с ним Франции в тысяча семьсот семнадцатом году, послужило отправной точкой для установления постоянных дипломатических отношений. Я ведь чем-то приглянулся нашему Бонфуа, и он начал учить меня всяким интересностям. Стал приобщать к своей культуре, языку и прочему. Из-за этого мои люди знатного происхождения тоже начали прям повально перенимать все французское. В общем, мы очень сдружились. И почти не ссорились. Были разные мелкие склоки вроде «войны второй коалиции»… Это где у Франи случилась революция… очередная… У него, знаете ли, это было нечто «национального развлечения»… Кхм… Так вот, мой начальник решил вступиться за свергнутого короля Франции, вместе с правителями Англии, Австрии, Швеции и Турции. Но там я провоевал недолго. Это потом, когда его новоиспеченный правитель — Наполеон Бонапарт — решил напасть на мои земли. Мы тогда сильно поссорились. Это было в тысяча восемьсот двенадцатом году. Из-за внезапного нападения моим войскам пришлось отступать аж до самой Москвы. Очень важный город был! Столицей, до постройки Петром нового города столицы — Петрограда. Так вот этот важный город… — Иван тяжко вздохнул, — пришлось сжечь, чтобы деморализовать врага… После этого все поменялось. Мои люди, а так же мой де… помощник… Мороз… очень сильный холод… гнали врагов с моих земель. Та Отечественная война закончилась почти полным разгромом Наполеоновской армии. Но Франю я не тронул. Он был всего лишь слугой своего нового начальника… А наши отношения с Гилушкой… Это вообще было нечто! С Пруссией и германскими княжествами… Будущим Германией… Я был связан чередой династических браков моих правителей. Грубо говоря, немцы восседали на моём — Российском престоле. И да, мы были союзниками во время многих европейских конфликтов… хотя иногда и воевали между собой. И даже после страшнейших войн двадцатого века мы с Людвигом смогли нормально общаться. А этот вот задира… — он взьерошил волосы прусса и хохотнул при виде застывшего от сей наглости Великого. — Он хоть и был моим врагом, и кровушку мне сворачивал, но, как видите, частью меня стал, как брат мне. Вредный, задиристый братик. И Людвиг тоже бра-атик~! Хоть и названный. Аха! — — Русский. Ты, блин, находка для шпиона. — Буркнул Гил на родном языке, а Рагрису ответил: — Здоров наш Брагинский поболтать, да? — — О, очень… — опешил сенатор и задумавшись, покачал головой. — Много на вас стран нападало, а вы даже не обижаетесь на них за это… даже спустя столько лет! И уж конечно же простили и дружите с ними… вижу что в своих догадках не ошибаюсь. Ведь сколько нужно благородства и чести чтобы своего врага не в цепях держать, а друзьях! Вы ведь тоже не сразу к нему привыкли, Гилберт? — обратился он к Пруссии. — К этому лаптю?.. — Гил смерил Ивана наигранно пренебрежительным взглядом и рассмеялся. — Ксе-се-се!.. А куда было деваться, если он мою жизнь к своей привязал? Меня ж упразднили, как государство. Это значило — смерть от исчезновения. А этот не дал мне спокойно упокоиться. Возродил. Пришлось жить, как часть него. Скажи хоть сейчас честно, Ванька, зачем ты это сделал? — Обратился он к родимому государству. — А почему нет? — Растерялся русский бугай. — Я ж давно тебя знал, и всегда хотел дружить. Особенно после того случая на озере… Понял — скучно будет без тебя. Да и жалко тебя было… Жизнь, она одна… И Людвиг горевал бы… — — Однако. Какая у вас всё-таки широкая душа и жалость к своим… врагам, но жалость не меркантильная — «я его пожалею, а он мне потом пригодится», а душевная «хоть он и враг мне, а жалко будет, если пропадёт!..» Вот уж я правильно вас понял что вы совсем не воинственный и даже врагов жалели будто они и не враги вам вовсе! Это надо быть очень мудрым, видеть людей не глазами, а сердцем… и даже когда обижают — не ожесточаться, а продолжать надеяться на дружбу… Конечно и у нас были и стычки с другими племенам и ссоры, но чтобы кто из врагов, будучи пленённым, смог стать другом… Разве что был какой-то случай, один из лучших воинов пленил другого, обращался с ним хорошо, а потом когда прошло время и вовсе отпустил на волю, но… это было давно… очень давно, — вновь покачал головой Рагрис. — Но именно этот случай положил конец всяческим крупным стычкам на нашей планете и мы наконец стали жить мирно. Конечно и раньше были попытки договариваться и соблюдать какие-то законы, но они игнорировались, по большей части вначале от незнания, территории-то были большими и до других племён долго было добираться. Да и не особо-то и хотелось, зачем? У всех всё было поровну, хвала Праматери Кошке, планета у нас безо всяких резких переходов, равнины да леса одни. Но потом некоторые племена стали нарушать наши границы и… совершать набеги. Что им было нужно — непонятно. Они думали что у нас жизнь лучше? — Усмехнулся сенатор. — Вообще-то, можно было мирно путешествовать, и мы и они вроде были рады всяким торговцам, которые были редкостью, но тем не менее путешествовали всюду. И их пропускали, им радовались. Но набеги… — сенатор покачал головой и вздохнул: — Как видите и у нас тоже было не всё слишком гладко… — — Может… им чего-то не хватало? — Пожал плечами Иван. — Было что-нибудь редкое, что хотелось заполучить любой ценой? Как мореплаватели Артурчика и почившего ныне Антонио… Испании… Они переплывали моря и океаны ради заморских ценностей — пряностей, природных ресурсов и минералов… Так они открыли новый свет, стали заглядывать в Азию. Артурчик ради чая даже обосновался там на некоторое время. Индию колонизировал и Китаюшку нашего. И все ради чая. Он до сих пор обожает чай. Во как! — — Угадали… — вздохнул сенатор. — У вас есть очень редкий на нашей планете материал, мы его зовём минералом, но у вас он больше известен как горная порода. Одна из горных пород, — поправился сенатор, что-то вспомнив. — Не буду вас томить, это железо. Вот за него и мы и остальные… — Тут сенатор неуловимо пожал плечами: — и воевали. У нас на планете растут очень крепкие деревья, у них очень твердая древесина, но сами понимаете сколько бы эта древесина не служила, но постепенно она сохнет или размокает, словом, рушится. В домах, построенных даже из самых крепких пород, если их не смазывать и не защищать от дождя, начинали появляться жуки или червяки, они начинали портиться. А если совсем их запускать, то дома того и гляди рухнут. Поэтому у нас нет высоких зданий. Ну кроме тех кто жил в дуплах этих деревьев, ведь даже пустое оно могло простоять дольше чем обычные постройки. Но и они в конце-концом могли тоже рухнуть в один прекрасный момент. Мы пробовали строить из камня, но его оказалось очень трудно доставлять к месту постройки. Да дома оказывались более мрачными и сырыми, в них никто не хотел жить. — — Надо же, как интересно~! — Ванька аж вперёд подался от любопытства. — Не говори, русский. — Поддакнул Гил. — И что, металлов у вас совсем мало было? А почему? Сама по себе планета такая или металлы слишком глубоко залегали? — — Ни то, ни другое, — покачал головой сенатор. — Как выяснилось позднее, всему виной были наши же необычайно крепкие деревья. Они в буквальном смысле вытягивали из земли своими корнями все металлы. Это мы узнали позднее, когда прибывшие вместе с дипломатической делегацией Альянса биологи решили изучить феномен «стальных деревьев». — — А как у вас с металлами сейчас? Раз жители сейчас дружны и не нападают друг на друга, то вы наверняка продвинулись в развитии, ведь Земля... то есть - Планета-Столица вас не оставила. Наверняка она позволила покупать что-то из нужного для ваших нужд, я верно понимаю? — — Да, верно, — расцвёл Рагрис. — Конечно были долгие переговоры, но уже одни из первых необходимых вещей мы получили, и мы давно пользуемся предметами из железного минерала. Оружие нам не нужно, это мы сразу поняли что уж лучше быть под защитой кого-то более сильного и мудрого, чем самим делать его и выглядеть… жалко. Да и зачем?.. — сенатор пожал плечами. — У нас давно не воюют. Ссоры и недопонимания всегда есть, но для этого и был создан Совет. Да и Старосты поселений всегда рассудят здраво. — — А если нет? — не унимался Ванька. — У вас власть передаётся от человека к человеку или выборная? А вдруг этот человек поймёт что может делать что угодно и против слова ему никто и сказать не посмеет. — — Как это — не посмеет? — удивился Рагрис. — Старосты могут оставаться на своём посту по родовому праву, горожане должны подтвердить это право — быть главным среди них, но если Совет узнает что кто-то из старост творит плохое, угнетает своих же горожан — его могут сместить и больше никогда не давать права выбираться на эту должность. А вот его сыновьям и дочерям — можно, но для них устраивают специальный экзамен — дают должность в другом городе на год или два. Но чаще всего — таких посылают в помощники к уже существующим старостам. И если положительных результатов нет, то экзамен считается не пройденным. А в том городе или деревне, что лишился своего управляющего, либо собирался свой совет, либо реже всего приезжал тот староста или его помощник. Конечно это было рискованно, мало ли что могли от неумения управлять натворить те кандидаты с чужим городом, но на то они и хотели быть старостами, а значит должны были понимать что делать, быть в курсе всех проблем и знать как помочь по тому или иному поводу. И Совет строго следил за всем этим. За тем как старосты улаживали дела, за тем, если были от них проблемы и приходилось выбирать других. И конечно, если надо — кандидат мог обратиться если не знал как решить ту или иную проблему как к горожанам, так и к Совету. — — Аха, как интересно! Как удивительно всё просто, да Гил? — воскликнул Иван. Слушая внимательно устроение власти у этой расы, он в очередной раз подивился что эти существа подчинялись своим, выбранным на всю жизнь начальникам, но в то же время могли и сместить лентяев или болтунов-паразитов. — А Совет — это совсем отдельные люди, да? А их как выбирали? — — Ох, это слишком долго рассказывать, но если вкратце — в основном раньше были просто старейшины. Но сейчас могут быть люди как и молодые, так и разного сословия. Там тоже свои экзамены, проверки. При мне… да вроде, при всем времени, что существовал Совет, в нём побывало очень много моих соплеменников из очень разных племён — практически никто не жаловался на его решения. И на личностей в нём состоящих. Лишних там почти что не было, не удерживались. Ведь Совет — это всеобщее право, всеобщая мудрость, всеобщая семья. Ведь каким же надо быть существом, чтобы пробиться туда и начать потихоньку обкрадывать всех? Во мнении, в деньгах... во всём! Мерзость, согласитесь! — «Тигр» сердито сдвинул брови. — Воровать у чужих, чтобы оставить самое лучшее себе и своим детям. А потом остальные тебя спросят — а почему ты богат, а мы бедны? Ведь работаем мы поровну, а это некрасиво и нечестно. Вы со мной согласны, друзья мои? — Ванька с Гилбертом лишь переглянулись и одновременно тяжко вздохнули. Как-то не хотелось врать столь хорошему собеседнику, но и сказать правду, что воровство и коррупция среди дорвавшихся до власти людей — привычное дело, как дышать, спать и кушать… было стыдно. — Мы-то согласны… — Выдал в итоге Ваня. Не молчать же ему, когда ждут ответа. — Особенно сейчас, когда мы простые люди. Но, увы… у нас все было не так гладко, как у вас. Хороший у вас народ… раз так просто и легко устроили у себя порядок. Прям захотелось увидеть все своими глазами, да поскорее. Так что я к вам в гости — с радостью! Так и скажите своим маленьким полосатикам и супруге. — — Обязательно скажу, обязательно! — обрадовался Рагрис. — Они очень обрадуются! — и тут же смутился: — Супруга моя… Она очень испугалась, узнав, что со мной сталось и обрадовалась, что я жив остался, всё хотела спасителей моих поблагодарить. Хотя бы накормить как следует. Да и дети… Они тоже очень меня любят!.. — — Аха! Вот и замечательно! — Ванька на радостях хлопнул в ладоши и приобнял родимый анклав. — Тогда — решено, ждите меня в гости! Может даже вместе с Гилушкой, если его Величие изволит взять перерыв в учебе. Он у нас покушать лю-у-у-бит~! — — Ванька, не пали контору, — огрызнулся Гил, но не сердито, а с усмешкой. — Кто бы говорил про — кушать любит. Мне тебя вовек не побороть в этом искусстве. Особенно в поглощении шашлыка прямо с шампура! Ксе. Так что готовьте тонны мяса! — — Хорошо, я вас понял! — усмехнулся сенатор. — Значит, мои гости любят поесть, и лучше мяса. Что-нибудь придумаем, мы тоже умеем готовить не только его! — — Агась! А я приготовлю что-нибудь свое! И Гилушка тоже! У нас мно-ого рецептов!.. — И словоохотливого русского понесло… Сначала речь зашла о рецептах из мяса, потом из рыбы, а там разговор зашёл о рыбалке, флоре и фауне бывших российских водоёмов, потом и о лесах, и тамошней живности, далее о сказания и легендах, о народах необъятного государства и о прочем и прочем. Разумеется родимый анклав пытался вставлять своё слово и это частенько ему удавалось… и внезапно стало раздражать Брагинского. Иван и сам не понимал — почему его так задевает поведение Гила? Все же как обычно! Так почему же захотелось дать ему «леща» по затылку? Или рявкнуть и прогнать с глаз долой, чтоб не бесил, а то ишь ты, какой наглый, вклинивается в разговор. Ни стыда, ни совести, у этого красноглазого задиры. Такого наглого! «Наглого?» — Иван мотнул головой и вновь посмотрел на Гилберта. Прусс был такой же, как обычно, шумный, но свой в доску. Так почему же он недавно так бесил? «Наверное я все ещё сильно волнуюсь перед награждением. Хотя бы подсознательно, но волнуюсь, вот и чудится мне всякое…» — Решил Ваня для себя и это помогло хоть немного… до конца разговора. Но когда они покинули кабинет сенатора, странное волнение поступило к Ивану с новой силой. А тут ещё неугомонный пруссак сострил на слова русского о туалете: — Недержаньице на почве волнения? А Великий предупреждал! — Грех не рявкнуть на такого: — Хлеборезку закрыл! — и отвесить подзатыльника. Жаль чертов прусс, зараза, оказался шибко ловким и увернулся, попутно отскочив на пару метров в сторону и выронив из рук термос с морсом. — Русский, ты чего?! Офанарел?! — Возопил он, ошалело уставившись на Брагинского. А Ванька-то и не знал — чего ответить? И правда, зачем он так поступил? Это же привычное состояние Гилушки — язвить. Так отчего же ему захотелось приложить область по голове, а не устроить воспитательных обнимашек, как недавно в кустах… Это ж Калининградушка… Чертов тевтонец, недоутопившийся и недодушенный! — Шутки твои, дибильные, уже в печенке мне сидят! — Рявкнул Ванька на родном языке и, подобрав с пола термос, поспешил к туалету. Оставшись в одиночестве, и в буквальном смысле излив часть напряжения, он немного подуспокоился и даже почувствовал вину перед альбиносом. «Зря я его напугал… Нужно будет извиниться… Он же заботился обо мне. Термос таскал…» — Ваня отвинтил крышку и, залпом выпив остатки питья, брезгливо поморщился. — Олька… Отраву какую-то кислючую налила мне… Гадина такая! А ещё сестра… — Раздался звонкий шлепок. Это славянин сам себе заехал по темечку в отместку за гадкие слова о сестре. — Нормальное питье… Это я… скотина неблагодарная… — Он сполоснул термос и… тут его взгляд упал на трубы под раковиной. «Взять что ли одну?» — Мелькнуло в русской голове. — «А то ж я не захватил свой трофей… А вдруг враги? Они ж кругом… Везде… Все…» Гил терпеливо дожидался Ивана неподалёку от входа в туалет. Его не на шутку разволновала внезапная смена настроения славянина. Брагинский только ж недавно был нормальным, а сейчас в него будто нечистая вселилась, как тогда… когда он был государством. Таким, погруженным в тяжкие думы, его и застали подоспевшие с позднего завтрака напарники Уильямс. — Месье Гильберт, а где же месье Иван? — Немедля осведомился Мэттью. — В туалете… — Буркнул прусс и, помолчав немного, добавил: — Снова разволновался, ещё и по маленькому приспичило… — Ванька вышел из туалета более спокойным и даже каким-то пристыженным. Он остановился перед Гилом и, теребя в руках кончик шарфа, виновато произнёс: — Гилушка… прости. Не знаю, что на меня нашло. Видимо… нервы сдают от волнения… Но сейчас я в порядке. Честное пионерское! — — Точно? — Гил смерил русского недоверчивым взглядом и вздохнул. — Ладно хоть только при мне. Своих чего стыдиться, да? — — Угу… — Ваня вяло кивнул и передал пруссу пустой термос. — Спасибо… — — Может вам… принять… успокоительное?.. — Робко предложил Мэтт. — Нет. Со мной все в порядке. Я сестренкиного морсику попил и успокоился. Честное слово! Аха! — Ванька добродушного улыбнулся. Ему действительно стало легче после морса. Недавнее раздражение куда-то исчезло, оставив после себя немного волнения и лёгкое недоумение от недавней агрессии. Все же замечательно! Сестренки с ним, и Гилушка всегда поддержит, и Матвейка с мишуткой рядом, сенатор в гости пригласил, а он волнуется на пустом месте. — Да? Это хорошо… — Мэтт облегчённо вздохнул. — Как же мы с Кумадзиро вас… тебя… понимаем. Мы не хотели никаких награждений, нас привели в приказном порядке… — — Вот оно как, да? А расскажи-ка мне поподробнее. Пока есть время перед церемонией. Я хоть отвлекусь. — — Ну… Если вам… тебе это поможет… — Мэтт переглянулся с мишкой, посмотрел время в наручном компьютере. — Да, время ещё есть. Подождем церемонию неподалёку от зала, там все и расскажу. — — Аха! Вот здорово! — Ваня скокнул на месте, как малое дите. — Веди меня, Матвейка! — Время до церемонии пролетело незаметно. Ванька и Гил во все уши слушали рассказ канадца об их с Кумадзиро награждении и диву давались стойкости этого скромного тихони. — Вот. Учись, Ванька — как надо! — Произнёс Гил назидательно после того, как Мэттью в красках описал получение награды перед толпой важных персон и как после этого Небула приказал ему присутствовать на банкете. — Так че было дальше? — Снова повернулся он к канадцу, не заметив, что русского сильно уязвили его слова, да и вообще снова начало портиться настроение. «Ишь ты, какой умный нашёлся!» — Ваня сердито дёрнул плечом и втянул голову, пряча за шарфом недовольную мину. — «Учит он меня! И этот со своим медведем… вон как хвастается! Так бы и дал им, обоим!..» Он было поднял руку для оплеухи, но резко помотал головой и будто весь обмяк под ворохом роящихся мыслей: «Что со мной? Почему я снова злюсь? Неужели, я так сильно боюсь, что начинаю злиться? Плохо, если так! Скорее бы все закончилось! Не могу больше! Голова гудит… Не хочу больше! Убежать бы… Нет! Нельзя! Я же не трус! Но и терпеть больше нет сил… Ах, как же… все бесит!!! Нет…» — он снова мотнул головой. — «Терпи! Подумай, что скажут сестренки. И… что сказала бы… матушка… Мамочка… Дорогая мамулечка… на кого ты меня оставила?..» Перед глазами сына Киевской Руси снова поплыли давние воспоминания. Видения счастливого и беззаботного детства рядом с любящей матушкой и сестричками красавицами словно по-волшебству отгоняли злость и раздражение. — Ванька! Эй, Ванька! Великий вызывает назад в реальность! — Бесцеремонно раздалось над ухом. — Очнись! Пора топать за наградой! — Иван сильно вздрогнул и ошарашенно уставился на альбиноса. Да как этот белобрысый поганец посмел прерывать его воспоминания?! Урыл бы, гада!.. — Месье Брагинский… Прошу прощения, но вам пора на награждение. — Раздался с другой стороны голос Мэтта. — Чего? Награждение? — Ванька снова мотнул головой, помотал удивлённо и, кивнув, встал. — Да… Ты прав, Матвейка. Надо идти… Постараться ради… родных… — Брагинский нехотя поплелся за Уильямсом, чертыхаясь про себя на всю эту катавасию с наградами. Из-за какой-то глупой побрякушки так мучиться. Наплевать бы на все это, послать всех великим и могучим русско-матерным, да уйти в скверик и снова погрузиться в сладкие грезы утраченного детства. Мэттью привёл Ивана прямо за кулисы сцены для торжественных выступлений. — Вот именно сюда нас с Кумадзиро привёл наш уважаемый коммандер перед нашим награждением… — Смущённо пояснил Мэтт. — Мы постоим тут, пока мадам президент будет произносить речь, а потом вы выйдете на сцену, за наградой. — — Угу… — Буркнул Ванька и, втянув голову поглубже в шарфик, снова стал погружаться в свои мысли. Там было хорошо, беззаботно, радостно. Раздолье да свобода, и все ещё впереди. Но главное, там была… матушка! Она вела маленького Ваню за руку через большое-пребольшое ржаное поле и пела. Пела о широких полях, глубоких чистых реках, дремучих лесах, да о всяких жителях лесных и птицах поднебесных. И так от пения матушки душа радовалась, что хотелось взмыть в небеса и подхватить эту песню, чтоб слышал весь белый свет! Внезапный порыв ветра прервал семейную идиллию. Все вокруг закружилось, завертелось, заходило ходуном. Порывы яростной стихии разметали ржаное поле, оставив после себя безжизненную пустошь. И посреди этой пустоши Ваня вдруг увидел… — Улус… — Вырвался из горла славянина приглушенный хрип. Сколько лет прошло, но забыть это надменное лицо Иван был не в силах. Недруг глядел на него с нескрываемым презрением, а его рот кривился в злорадной усмешке: — Щенок прибежал поскулить подле подыхающей мамаши? — Ваня сильно вздрогнул и… только сейчас заметил лежащее у ног Улуса окровавленное тело. — Матушка… — Славянин чуть не бухнулся на колени, но все же устоял на ослабевших ногах… в отличие от другого себя, намного меньше и слабее. Крошечный Иванушка словно из ниоткуда возник подле тела матери и, скорчившись у неё под боком, зашелся в рыданиях. — Громче скули, щенок! Громче! — Рявкнул монголо-татар, отпихивая маленького Ивана ногой. — Оплакивай эту су… — — Не смей так о ней! — Гаркнул в ответ большой Иван, сжимая кулаки с такой силой, что ногти до крови впились в ладони. Злость клокотала в его груди, будто камчатский гейзер. Такая ненависть и жажда убийства были ведомы ему лишь один раз, когда он убил эту тварь, что разрушила ему жизнь и превратила в цепного на долгих два столетия. Убил без сожаления и жалости. Истерзал, искромсал паскуду. Насладился каждой секундой мучений этой твари! Насладился кончиной врага с неменьшим удовольствием, как когда-то сам Улус убийством его матушки… И так захотелось это повторить! Так захотелось вновь заглянуть в подернутые предсмертной дымкой глаза недруга и услышать его последний стон… И оружие, как никогда кстати, нашлось прямо за пазухой! Крепкая труба из прочного, похожего на металл материала, так и просила опробовать её качество на теле поганой твари под названием — Золотая Орда. Рывок вперёд, замах, удар… испуганный взгляд цели… глаза, не похожие на Улусовы… другие… синие!.. Вскрик смутно знакомого голоса — «Месье Иван!», брызги крови и… темнота.***
Такого в Альянсе не ожидал никто! Ни единая живая душа даже предположить не могла такого исхода обычной церемонии награждения. Многочисленные зрители многих планет оцепенели от ужаса. И даже император Зла, тоже решивший посмотреть награждение бывшего воплощения Российской Федерации, был шокирован до глубины своей злодейской души. Но это произошло в реальности — покушение на главу Галактического Альянса в прямом эфире. Едва мадам Президент произнесла приветственную речь и пригласила на сцену сенатора Рагриса и Ивана Брагинского, последний ринулся на неё со странной блестящей штуковиной в руке, и лишь благодаря отваге рейнджера Мэттью Уильямса, в последний момент закрывшего её собой, попытка покушения провалилась… ценой раздробленной руки и поломанных ребер отважного канадца.