Сегодняшнее утро выдалось для бывшего воплощения США на редкость напряжным. С самого утра Джонс не знал покоя и отдыха в своей подготовке к предстоящему тестированию на знание устава Звездной Команды. Едва проснувшись, он схватился за свою книжицу и как давай зубрить… пошёл с книгой на утреннее построение и тренировку курсантов, потом за завтраком учил, не отрываясь от книги и буквально пронося еду мимо рта, и даже из из столовой вышел, уткнувшись носом в книгу. Каким-то чудом ни в кого не врезавшись по пути, Джонс дошёл до обычно ненавистного ему места — библиотеки и накрепко засел в читальном зале с уставом в руках. Увидел бы его старший братец и опекун, точно забил бы тревогу — «Где мой брат?! Где Америка?! Это не он! Подделка!!!», а потом сам бы в роли экзорциста провёл бы над младшеньким обряд по изгнанию нечистого духа. Но Англии тут не было и в ближайшее время его визита сюда не ожидалось. В отличие от скорого визита Лайтера. Именно к нему так рьяно и готовился обычно легкомысленный ленивый американец. Задобрить хотел сурового препода после вчерашней самоволки, вот и учил… учил… учил… До самого начала тестирования учил, как прилежный мальчик. И когда началось тестирование, он был паинькой. Покорно отдал коменданту Плериону свою книжицу, поблагодарил его за протянутые взамен листы с тестом и безропотно принялся за проверку своих знаний. Ну прямо ангелочек в человеческом обличье. Хотя, если бы не нависший над его взъерошенной головушкой серьёзный разговор, он снова по кустам ныкался бы, засранец.
Но приходилось сидеть за столом и что-то там отмечать на листках. А пока он строчил, к нему явился его многострадальный препод. Он шел по двору общежития, прокручивая в голове вчерашние вечерние уроки от Экс-Пруссии, умудрившегося побывать тренером и учителем янки в его подготовке к войне за независимость и Японии, бывшего для Штатов другом и доверенным лицом для разных секретов. И хоть Байльшмидт-старший большую часть урока превозносил свои педагогические таланты и вообще чуть ли не присваивал победу в той Альфредовой войне себе, а Хонда-сан поминутно извинялся, что — «Не может привести примеры из жизни Америки-сана, ведь это их общие тайны!», основную суть рейнджер уловил.
Пункт первый — на Джонса нельзя орать! Ни за что, никогда, даже если он виноват — не орать и все тут, а то запрется в своей моральной ракушке, как золото европейских держав в Форт-Ноксе — фиг к нему проберешься.
Пункт второй был похож на первый — не загружать пацана виной. И что с того, что он полез куда не надо? Во-первых — он все-таки помог, а во-вторых… смотрите пункт первый — не орать. Эффект будет почти такой же — может чуть послабее, но более долгоиграющий.
— Как же тогда до него достучаться, если нельзя повышать голос и делать выговоры? — Спросил в итоге Лайтер.
Ответ Экс-Пруссии был прост:
— Попробуйте разобрать этот случай вместе. Без наездов на него. Просто порассуждать вместе с ним. Он, конечно, безбашенный и в голове не просто ветер, а смесь тайфуна и пары сотен торнадо, но если подталкивать его к нужной мысли, он сообразит — что к чему. И еще, этот парень — сиюминутник. Ему надо всего, чего желает его душенька, да побыстрее и побольше! —
Посему прусс с японцем посоветовали поставить перед американцем какую-нибудь желанную для Штатов цель. Но цель не далекую, чтоб он мог получить желаемое поскорее. К примеру — послабления строгого курсантского режима ибо — «Этому белоголовому орлану нужна свобода! Хотя бы пару раз в неделю, а то зачахнет. Сами же видели как он у Зурга-то держался».
Всего три пункта — не слишком-то много для запоминания и исполнения. Но это в теории. А вот насколько сложным это может оказаться на практике?.. Лайтер не знал, но надеялся, что советы двух бывших государств помогут ему в преподавательской деятельности. За своими размышлениями Базз и сам не заметил, как уже зашел в общежитие и оказался у дверей библиотеки. Сквозь верхнюю прозрачную половину двери было видно, что его ученик сидит за столом и что-то там усердно пишет.
«Хм-м… пишет. Надеюсь, хорошо сдаст, иначе я точно запорю один из первых двух пунктов…» — Нет, не отпустила Лайтера его вчерашняя сердитость на парня. Не до конца. Бурлила она где-то в недрах души главного среди рейнджеров фанатика правил. — Нет. Не буду заходить. Пусть пока сдает…»
Тихо хлопнула дверь библиотеки. Рейнджер едва заметно встрепенулся, но тут же вытянулся в струнку, приветствуя пожилого хозяина общежития:
— Комендант Плерион… добрый день, сэр. —
— И вам добрый день, капитан Лайтер. — Мужчина улыбнулся и кивнул в сторону видневшегося за библиотечной дверью парня. — Как видите, сдает ваш ученик тесты. Для начала, я дал ему пять тестов, каждый по одному из основных для новобранцев параграфов. Решил проверить — в чем он слаб и в чем силен. Он, кстати, уже завершил первые два теста. —
— И… каков результат, сэр? —
— Тест на знание части устава параграфа Гамма, про субординацию и поведение на службе, он сдал хорошо. Видимо не зря он весь вчерашний вечер и все утро тоже зубрил. И основные положения из параграфа Бета он тоже знает не плохо. А вот с параграфом Дельта немного подкачал. Но ничего, будем делать дополнительный упор на его изучение. — Комендант снова посмотрел на парнишку за прозрачной дверью.
Тот уже закончил чиркать в листках и молча ждал, пока тот самый, доставший его за время жизни в общаге, курсант Хенрик проверит его труды. Ожидание продлилось не долго. Старшекурсник быстренько отметил верные ответы кружком, подсчитал их и, вернув американцу его изъятую ранее книжицу с уставом, вышел в коридор с бумагами в руках. Там, поприветствовав капитана и передав коменданту проверенные тесты, он дал краткий отчет о проверке:
— Судя по набранным восьмидесяти баллам из ста, параграф Альфа он знает достаточно хорошо. Но последний тест он сдал… мягко говоря… не очень. Едва дотянул до приемлемой оценки. —
— Спасибо за помощь, курсант. Можете быть свободны. — Благосклонно кивнул ему комендант и передал бумаги в руки Лайтеру. — Вот, прошу — все тесты вашего ученика, капитан. —
— Благодарю вас… — Получив в руки итоги проверки знаний своего ученика, Лайтер бегло просмотрел все ответы. В принципе, все было не так плохо… Если не считать почти запоротые тесты по частям устава о «Воинской форме и внешнему виду» и рекомендаций «О поведении рейнджеров вне службы». Видимо, парень не считал это особо важным или не успел подучить — оба параграфа были последними в книге.
«Ничего и их выучим…» — Мысленно сказал себе Базз и вздохнул. Утрамбовывать знания в голову бывшей сверхдержавы было тяжко и муторно. Подчас казалось, что это вовсе бессмысленно, будто пробовать убирать комнату пылесосом без фильтра-пылесборника — что зайдет внутрь тут же разлетится по всей комнате, создав ещё больший бардак. Но останавливаться на самом старте упорный рейнджер не собирался.
Прежде чем зайти в библиотеку, Базз ещё раз глянул на своего ученика через прозрачную часть двери. Тот тихо сидел за столом, уставившись в подаренный ему устав. Прям — паинька-заучка, а не шумный охламон. Не знай Базз, что Канада сейчас на станции, подле его командира, точно подумал бы, что братья поменялись местами. Но это был Америка.
«Прямо как сэр Байльшмидт сказал…» — Вспомнились Лайтеру слова белобрысого язвы:
«Так что, запомните на будущее, что наш пацан очень любит проворачивать этот трюк, если сильно встрянет. И ведь действует, чтоб его. У нас — государств, были разные начальники, но в основном всем перепадали упыри зажравшиеся… Но и самые большие самодуры нашего малого плыли от его умильных глазенок и кроткого поведения, ксе…»
Внутренне усмехнувшись вчерашним откровениям пруссака, Лайтер всё-таки зашёл в библиотеку. Джонс, казалось, совсем не заметил вошедшего. Он все так же сидел за книгой и читал. Но на деле все он заметил, и в данный момент напряженно думал над тем как отвести от себя гнев? Как же убедительней сыграть невинную жертву неудачных обстоятельств?
Меж тем строгий наставник уже подошел вплотную и даже окликнул американца по имени.
— Да?.. — Чуть вздрогнув, якобы от неожиданности, Альф привстал с места, чтобы поприветствовать рейнджера, но…
— Сиди. Не надо вставать. Так поговорим. — Остановил его слишком спокойный голос препода.
Альф послушно прижал пятую точку к стулу и с опаской покосился на рейнджера. Тот вытащил стул из-за соседнего стол, и, поставив его сбоку и чуть спереди от сидящего ученика, сел к оному лицом.
«Сел… Зачем? Может… слишком зол?! Или… да, наверное, разговор будет долгим…» — От волнения Альф придвинул поближе раскрытую книгу и снова покосился на Лайтера. — «Я не виноват! Честно-пречестно! Я вообще — хороший мальчик! Это просто — недоразумение… Я случайно! Я НЕ виноват!» — Так и читалось в небесно-голубых глазах бывшей сверхдержавы.
А препод все сидел и почему-то молчал. Он думал — с чего бы начать? Похвалить ли парня для начала, хотя бы за то, что три параграфа из пяти он знает хорошо? Или же пожурить за не сданные два других параграфа? Или, может быть, начать разговор со вчерашнего происшествия? А пока рейнджер думал, мальчик волновался все сильнее и сильнее…
«Чего он молчит? С мыслями собирается или… Или передумал со мной говорить? Чего молчит?..» — Альф отвел жалобные глазенки и вздохнул. Вот что за препод ему достался? Как кремень! Ни разжалобить, ни просто заговорить. А ведь янки вину признал и раскаяние выказал… Повторить это что ли на словах? — «Попробую…» — подумав, Альфред искоса взглянул на Базза и робко начал: — Насчет вчерашнего… Я… я понимаю, что поступил недопустимо. Сглупил… Но ведь… я помог России… Ивану Брагинскому. Понимаю, я слишком рисковал, но… но ведь они бы без меня не справились бы. И… виноват… —
— Что ж, раз ты сам об этом заговорил, сначала обсудим твой вчерашний проступок. — Наконец-то сделал выбор многострадальный учитель американца, а то парень весь извелся от волнения. Вон как встрепенулся и сжался весь от звука его голоса… — «Явно будет ожидать нагоняя весь разговор» Я не буду ругать тебя или наказывать. Не бойся. Просто хочу обсудить это. Не хочу, чтобы между нами осталось недопонимание и чувство вины. Это ни к чему хорошему не приведет… мы оба знаем это не понаслышке, так? —
— Так… — Джонс еще сильнее опустил голову, но уже от стыда. Его недавний плен и был большим итогом небольшого недопонимания. Хорошо, что это было уже в прошлом. Что учитель пришел к нему на помощь тогда.
— Вот и славно. Молодец, что тоже понимаешь это. Я ведь не из вредности или придирчивости не могу забыть об этом. Я волнуюсь за тебя. Не хочу, чтобы ты снова попал в беду, пострадал, или что еще хуже… Понимаешь? Я ведь только недавно вернул тебя, а тут такое. Да у меня все внутри перевернулось, когда я узнал что ты у Зурга… — Рейнджер резко прервал свою тираду и вздохнул, ибо парень перед ним съежился еще больше. — «Помни про второй пункт, Лайтер! И про первый не забывай!» Прости. Что-то меня понесло. Но, пойми и ты меня, Альфред, я не хочу, чтобы тебе было плохо. Ты молодец, что помог Ивану и Гилберту, не спорю, но подумай — что лучше? Когда ты, грубо говоря, без защиты, без скафандра, и не особо знаешь что делать, но рвёшься помочь? Либо когда ты рейнджер и всё знаешь и умеешь? Кто лучше в данной ситуации? Рейнджер еще может позвать такое же, как и он, подкрепление. А обычный человек? Тот, которому потом придется лечиться от ожогов и он может стать инвалидом… если вообще не погибнуть сам… и утянуть за собой остальных… А за него ведь волнуются его родные и близкие… —
— Да понял я, понял!.. — Выпалил Джонс, не выдержав вполне заслуженной лекции, но тут же виновато потупился. — Прости…те… Я не просто погеройствовать хотел. Вернее, хотел, но… потом понял, что надо действовать пока они возятся, и они без меня не справятся!.. И… они же сами попросили меня помочь. Кричали — пихать машину вперед. Мне надо было убежать или отказаться? — Янки снова поднял глаза на учителя. Не канюча, и не строя жалобные глазки, он смотрел с немым вопросом. — «Ну, действительно, сам-то ты как, учитель, поступил бы, если бы был в обычной одежде, да на моём месте?»
«Действительно, как?» — Да, заставили Лайтера призадуматься. И было от чего. Сам же, не меньше чем Альфред, любил лезть в самое пекло со своей помощью. А какое несчетное количество раз он в одиночку проворачивал такие миссии, что не будь коммандер к тому времени уже седым, точно бы побелел… Однажды дошло до того, что при задержании одного бандюги пострадала площадь имени Альянса и многие люди были до смерти напуганы. Бандюгу тогда отпустили из-за недостатка улик — сгорели в подстреленном Лайтером космическом корабле, а сам юный бунтарь временно бросил службу и подался на «вольные хлеба»*. Хорошо, что жизнь — тоже учитель, подкинула бунтарю парочку уроков на отдаленной планете, в лице матери одиночки попытавшейся противостоять шайке негодяев… Тот случай вправил юному Лайтеру мозги на место и заставил вернуться на службу, многое переосмыслив в своей жизни. Но речь была не об этом. — Прости. Задумался. Вспомнил кое-что. А как бы я поступил?.. Посмотрим… Для начала, разумно было бы позвать более взрослых людей. Это же первое дело — позвать кого-то опытнее и мудрей тебя. А пока нет помощи, пока ещё бегут, а действовать надо быстро… Что сделал бы?.. — Рейнджер снова задумался. Врать он не любил и от других такого не терпел, а потому, скрепя сердце, ответил честно. — Признаюсь, я тогдашний сам бы полез. Но — только в самом крайнем случае и обезопасился бы. И рисковал бы, лишь зная, что действительно смогу помочь, а не буду мешаться под ногами. —
— Так ведь и я полез туда, потому что знал, что смогу помочь. Я ведь — сильный. Намного сильнее простых людей. Я легко вытолкнул из пекла ту машину. Я понял, сожалею. Прости. Но действительно, Базз, кроме меня — некому было помочь… Рейнджеров я позвать не мог. Я свой телефон посеял где-то… Спросить у других людей?.. Там не до этого было. Все в дыму! И пламя было таким жарким… я себе форму опалил. Так что больше я ни-ни. Не пойду на такое безрассудство. —
— Значит, говоришь, прибежал в гараж на клубы дыма? Нет, я бы позвонил по телефону… Хм… — увидел как Альфред вновь отвел взгляд и снова буркнул что-то насчет потерянного телефона, он понимающе вздохнул: — Ладно, телефона у тебя не было, попросил бы у Ивана или у Гилберта. Снова нет? Думаешь, не дали бы? Или они позвонили сами? Кстати, выяснить это — звонили люди нам или нет — наипервейшее дело, запомни! Ну, значит… что ещё-то?.. Я бы побежал к какому-нибудь пожарному щиту или гидранту… если бы сам сумел открыть там воду. Не сумел бы — позвал остальных взрослых… Запомни, Альфред, вот не было бы у тебя твоей огромной силы, а был бы ты обычным парнем — что бы делал? Какой от тебя толк кроме как метаться у других под ногами? Понимаю, обидно, но всё что ты бы смог — это позвать на помощь других людей. Хорошо, допустим, кран бы ты отвернул, а вот нет крана или гидранта — что делать? Ладно, толкать, не спорю. Будешь это делать голыми руками? А если есть возможность хоть малейшая найти — воду, но её очень мало — чтобы ты сделал? — и учитель тоже пытливо посмотрел на парня, желая не столько обругать несносного ученика, сколько проверить чтобы он сделал с этом случае.
— А что можно сделать, если воды мало? Не тушить же… Если только намочить одежду, чтоб она тоже не загорелась. Но воды я не нашел. Эти двое — Россия со своим орали помогать, ну я и сразу ринулся пихать машину, вот и… Подпалил форму… прости. —
Базз вновь вздохнул — ну хоть до этого он бы догадался…
— А… Альфред, у вас ведь такое было? Должно было быть, вы ведь как-то должны были охранять свои здания от внутренних пожаров… Может ты не заметил наш щит в дыму? Или именно не хотел тратить время на поиски? —
Вопрос был с подвохом и Базз надеялся, что Альфред ответит честно и поймёт в чём его ошибка.
— Щит? Пожарный, что ли? Нет. Не заметил. Там же было все в дыму! Я только туда прибежал, только подошел к горящему гаражу, а Россия меня в самое пекло отправил — машину пихать. И этот… бывший Пруссия, тоже начал наезжать, что я медлю. Оба они торопили меня, орали, вот я и поспешил. Сразу пошел машину пихать… Уж спасибо им… — Альф обиженно насупился. — «Вот так! Будут знать, как на меня наезжать! Хоть бы Базз понял — кого в друзья записал!»
— А голова у тебя на что? — в свою очередь удивился рейнджер. — Спросить что важно, пока другие волнуются и торопят? Выведать обстановку? Это ведь так просто, Альфред… Выяснить сначала что сделали, чего не сделали… даже на бегу. Ведь иной раз без выяснения обстановки мы тоже не имеем права бросаться в ту ситуацию на которую нас вызвали. Да и сами граждане должны, чем скорее, тем для них лучше рассказать что случилось. —
— Так ведь… ведь… времени не было. Все пылало! Все суетились. Россия со своим. И какой-то мужчина со слезами умолял поторопиться и… все остальные тоже, вот я и… — Эх, не получилось у америкоса свалить вину на ненавистного соперника. Пришлось снова признать вину, оттого и голова снова поникла, и настроение еще ниже навернулось. — Опростоволосился я. Прости… —
— Понял? — неожиданно тихо и с каким-то сочувствием спросил у него Базз, которому даже стало чуть жаль парня. Но он вовремя вспомнил об умении Америки давить на жалость, и сдержался. — Скажи мне, что именно понял, Альфред. —
— Понял, что поторопился… что не сообразил… что… пошел на поводу у России с его областью… — осознание последнего вовсе выбило и без того понурого американца из колеи. Так противно и стыдно перед самим собой ему не было со времени плена у Зурга, и ярко-алые щечки были тому доказательством. — «Докатился, блин! Сверхдержава на побегушках у треклятого комми! Черт!» Виноват. Прости… —
— Я Ивану сам потом скажу, что он тоже неправильно поступает. Это Гилберт наверняка его попутал, и его поругаю. Вроде взрослые люди, а творят… как дети неразумные. Всё это понятно, один очень хочет помочь, второй — командует. Но и у сэра Калининграда должна быть голова на плечах. Они ведь тоже могли погибнуть и тебя за собой увести. Не поддавайся на провокации, думай сам. Хорошо, Альфред? Ты ведь взрослый парень, должен думать своей головой и иметь на всякий случай хотя бы четкий список действий что нужно делать. Ты же, идя в душ, снимаешь всю одежду, не моешься же в том, в чем гулял по улице? А вначале снимаешь с себя грязное белье. Так и в случае опасности — не должен слушать чужих просьб, но и… Пойми, Альфред, пожар — это дело такое, все зависит от твоих действий. На инструкции стоит полагаться, но если нет времени — их можно игнорировать. Если сам понимаешь и принимаешь на себя ответственность. Если нет людей заваленных в огне или в дыму, которых срочно нужно вывести из здания, если нет опасности взрыва и других факторов — то можно пренебречь тем, что тебя торопят чужие люди и зовут куда-то помогать. Торопиться нужно, да, и я понимаю что этот случай попадает под эту ситуацию, но пойми, если бы вы не справились… даже не знаю чтобы я говорил твоим и их родственникам. Понимаешь? Постарайся хотя бы сейчас, когда только учишься — не вмешиваться в такие ситуации. Очень тебя прошу. Ты молодой, думаешь что не успеешь стать героем? О-ой, успеешь, уверяю тебя! Ты и меня обгонишь по количеству медалей и наград, не волнуйся. Только всё же — сперва научись спасать людей правильно, научись быть героем как надо. Без этих знаний ты не будешь таким безупречным как я. А я хочу всё-таки вырастить себе замену. Ты меня понял? Альфред? —
— Да… Прости… — Тихо буркнул Джонс, не поднимая взгляда. Вроде, его препод не сказал ничего особенного. Еще одна очередная нотация. Но отчего-то она достала до самого нутра американца, там, где средь громадных завалов гордыни и самомнения скрывалась его малышка-совесть. Крошечная, слабая, но жутко царапучая, если потревожить ее безмятежный сон и Джонс снова почувствовал на себе, что такое — «кошки на душе скребут» после нотаций учителя. А ведь до конца разговора было далеко — тесты-то прямо перед носом лежат и на самом верхнем стоит не лучшая оценка…
— Уже простил, — в тон ему вздохнул Базз. — А насчет тестов… Будешь учиться? Чего две главы не выучил? Почему? Вроде ведь не так уж это и трудно. Три-то — прям идеально, по тестам прочёл, так и надо, молодец! А остальные чего? Не ругаю я тебя, простил, просто понять хочу — сложно было, или ты заленился? Утомительно? Может, тебе нужно было больше времени на них? —
— Угу… Длинные они, эти главы-параграфы. Я вчера, как ты ушел, весь вечер учил и с утра учил безостановочно, и все равно не успел повторить все… Как раз дочитывал один параграф, когда тесты принесли. Но я все выучу и пересдам. Честно! — Америка нашел-таки в себе силы вскинуть голову и посмотреть на препода своим умоляюще-виноватым взглядом. Мало ли, вдруг его коронный прием хоть на этот раз сработает на непробиваемом учителе, ведь не даром Базз сказал, что простил его… после вчерашнего-то.
— Молодец, я даже не ожидал от тебя такого рвения. Растёшь в моих глазах! Хорошо, Альфред. Давай, ты придёшь ко мне, постараешься сам выучить при мне, а если не будет понятно что-то — мне скажешь, а я объясню. Договорились? У тебя сегодня какое-то задание? Вот вечером придешь ко мне домой и мы займёмся этим. Идет? —
— Вечером к тебе?.. — Альф не поверил своим ушам. Он ожидал любого исхода от этого разговора, вплоть до наказания, а тут… возможность выйти наконец за пределы охраняемой территории общежития с его приставучими старшекурсниками! И вечер провести не абы где, а у препода в гостях! Это ж надо — так фартануло! А то, что придется учиться, а не отдыхать — не страшно. Зато Базз точно уделит внимание лишь ему, а не какому-то там дикарю России и ему подобным. Ради этого и учебу потерпеть не грех — все равно учиться заставят, не Базз, так чертовы старшекурсники с комендантом во главе. — Хорошо, Базз. Я приду. Обязательно! —
— Вот и отлично! Тогда я предупрежу коменданта, чтобы вечером тебя отпустили ко мне. И еще кое-что, Альфред… — Полные надежды небесно-голубые глаза Штатов были столь умилительными, что Лайтер все же невольно улыбнулся. После вчерашних советов прусса он всерьёз задумался о своеобразном пари с учеником. И сейчас, когда сердитость окончательно отпустила его, он решился-таки. — Я тут подумал — а не заключить ли нам пари или точнее, договор? —
— Договор? Можно… А какой именно договор, Базз? —
— Хмм… Посмотрим… У тебя тут ведь три показателя успеха — дневной тест на знание устава, послеобеденные работы и общая дисциплина за весь день. Вот и давай договоримся — если ты, в течении недели, будешь хорошо справляться с ежедневными заданиями — я в свои выходные буду забирать тебя на вечер к себе. Да, с ночевкой. Может даже твой очередной фильм посмотрим. И утром до полудня позанимаемся вместе. Если ты будешь хорошо сдавать тесты — утром, вместо занятий, сможем погулять или снова посмотреть что-то из твоего. А если у тебя ещё и дисциплина будет на высоте — тогда весь день твой. Идёт? —
— Весь день? Прям весь-весь? — У Джонса аж голова закружилась от столь шикарных посулов учителя. Это же — весь день Лайтер посвятит только ему! Будет смотреть его — США! — крутые фильмы, слушать его истории, и ещё прогулки… — Хорошо! Я согласен! Буду стараться, Базз!.. Сэр! —
На радостях парень вскочил с места, вытянулся в струнку и даже козырнул преподу, выказывая свою решимость — справиться с тремя заданиями и получить желанную награду.
— Отлично, Альфред. Хороший настрой. Молодчина! — Базз встал с места и протянул Альфреду руку. — Я очень рад, что ты готов стараться хотя бы ради нашей договорённости! —
— Да. Постараюсь не подвести вас… — Америка пожал протянутую руку, скрепив этим их с учителем договор, а его неуемная фантазия уже рисовала картины привольного времяпрепровождения по выходным. Это ж можно будет выспаться как следует, вместо курсантской побудки ни свет ни заря. Можно будет нагуляться вдоволь, вместо сидения под надзором на территории общаги. Да много чего можно будет! Оттого настроение янки взметнулось до небес!.. Но рухнуло обратно, едва они с Лайтером покинули библиотеку, ведь туда заявился кое-кто из окружения его ненавистного соперника — России.
Сегодняшнее утро не задалось и у Экс-Пруссии, кое-можно было описать фразой — тоска смертная. Все оставили Великого. Все имели наглость позабыть о нем! И подумаешь, что у них важные причины. Тот же Ванька, Россия, усвистал с сестрой на свою сельскую планету. Не то, чтобы Гилберт хотел с ними… Но ему даже выбора не дали! Просто оставили на планете Столице одного. Но прусс не долго тосковал и хотел метнуться к младшему братцу, но… Облом! Тот должен был отправиться со своей командой к какому-то там мозгоправу…
«Ну и фиг с ним!» — Так решил уязвленный альбинос и отправился на подработку у Яо — продолжать расписывать матрешек. Да только среди работы его унесло не в ту степь. То ли тоска по русскому, то ли ещё какая хрень сказалась на результате работы… Короче, Гил расписал одну из матрешек в виде Ваньки — симпотного такого, в его шинели с орденом и шарфиком, свисающими со спины.
— Гы! Прикол! Во я отжег! — Великий восхищенно осмотрел итог своих же стараний и, не долго думая, раскрасил ещё одну матрешку под Ваньку, но уже в гражданской одежде. И так ему понравилась эта затея, что он и остальных матрешек начал размулевывать под сородичей. Он так увлекся, что к обеденному перерыву сделал аж несколько комплектов по пять матрешек в каждом. Самая большая матрёшка представляла его самого — Великого и несравненного Пруссию! Матрёшка чуть поменьше представляла Россию, матрёшка еще поменьше — Украину, следом шли матрёшки — Беларусь, и самый мелкий — Китай.
Увы, бестолковый Яо не оценил трудов Великого по достоинству… Ну и фиг с ним! Все равно место столь умелого воина не среди каких-то поденщиков. Вот рейнджеры — другое дело! Ради местечка у этих ребят не грех и над книжками покорпеть пару месяцев. И Людвиг наверняка оценит! Дело было за малым — надыбать где-нибудь нужные для подготовки книжки. Проблемка решилась сама собой со звонком одной августейшей инопланетной особы. Ни кто иная, как принцесса-рейнджер — Мира Нова, внезапно позвонила средь бела дня и предложила свою помощь в получении необходимой литературы. Польщенный вниманием от ТАКОЙ особы, Великий с радостью согласился на предложение Миры, вызвал такси и вскоре прибыл на место встречи — к общаге академии Звёздной Команды. Синекожая инопланетянка уже ждала своего возможного соратника на остановке для гражданского транспорта. Едва парящее такси коснулось земли, Гил всучил водителю крупную купюру и, буркнув: — сдачи не надо… — поспешил на выход, ибо негоже было заставлять ждать столь важную особу.
— Guten tag, schöne Prinzessin! Я очень польщен оказанной вами честью — помочь скромному бывшему рыцарю, вроде меня. Даю слово — не посрамить ваших ожиданий! — Гил учтиво поклонился подруге и тут же перешёл с уважительного тона на приятельский, просто протягивая руку для рукопожатия. — Привет. И спасибо за предложение — одолжить книги. А то я вообще без понятия — где можно надыбать нужную литературу? —
— И тебе привет, Гилберт. — Мира охотно подала протянутую ей руку. — И не стоит благодарностей. Я была так рада узнать, что ты хочешь присоединиться к нам в защите галактики, что просто не смогла находиться в стороне. Вот я и упросила Базза позволить мне помочь тебе… Все равно он тоже тут. Прибыл для разговора с сэром Джонсом. —
— Во как, да? Что ж, надеюсь, он помнит мои вчерашние советы насчёт этого шилозадого шкета и не слишком-то намылит пацаненку шею за его закидоны. Ксе… Ну, идём? —
— Идём… —
Мира направилась к довольно высокой стене, там где у открытых ворот стояла парочка курсантов-старшекурсников в скафандрах, видимо назначенных в качестве постовых.
— Не хилый вы себе тут заборчик для отбабахали. Прям навевает ГДР-ровские воспоминания об одной стене, через которую фиг пролезешь… Опасаетесь, что молодь будет ночами делать ноги? — Попробовал блеснуть своим остроумием Великий. Но Мира от чего-то приняла его слова за чистую монету.
— Вовсе нет. — Покачала она головой, искренне недоумевая от слов друга. Всё-таки курсантская общага — место сродни армейским казармам, а такие места надо охранять от посторонних, ибо нефиг им шастать по территории военных… без разрешения. — Тут опасаются не побегов курсантов, а возможных несанкционированных посетителей. Вон те ребята у ворот, не пустят никого из посторонних, если только у них не будет разрешения пройти. Как у тебя. —
— Во как? Что ж, спасибо… — Потерпев фиаско в попытке стенд-апа, Экс-Пруссия заметно притих и шёл за подругой-экскурсоводом молча до самого входа в библиотеку. Он, может, молчал бы и дальше, но… Какое, нафиг, может быть молчание, если за прозрачной вставкой в двери открывается шикарнейшее зрелище на невиданное доселе амплуа Штатов — тихий, послушный пай-мальчик, внимательно слушающий своего мудрого наставника Лайтера.
— Мира, ты зацени — наш малой косплеит братца Канаду! Один Ванькин режиссер — Станиславский точняк бы заорал — «Верю!». А какие у него глазоньки виноватые. Глянь, глянь, будто сейчас слезки пустит. Он может. Мастер же, ксе-се-се… — Гил хрипло рассмеялся, но не слишком громко, чтоб не испортить представление.
Меж тем учитель с учеником закончили общаться и направились к выходу из библиотеки. Там то американца и встретил неприятный сюрприз в лице слишком веселого прусса.
— Здорово, малой. Как делишки? — Гил махнул рукой опешившему от его присутствия Джонсу и ухмыльнулся во всю пасть.
— Ты?.. Как ты… здесь? Зачем ты здесь?.. —
— Парень, расслабь булочки. Я пока один поступать собрался. Ваньки тут нет и пока не предвидится… — Гил резко перешел на родной язык американца. — Будет эдак с годик у сестёр на Джо Эд лечить покоцанные тобой нервишки. — И снова перешёл на межгалактический, попутно протягивая Лайтеру руку для приветствия: — Добрый день. Вижу мои советы пригодились, раз Штаты более менее в духе. Ксе. —
— Да. Спасибо за них. Есть ещё кое-что, что я бы хотел с вами обсудить, но… — Базз замялся на мгновенье, решая — стоит ли сейчас поговорить с сэром Байльшмидтом насчёт некоторых беспокоящих его вещей? Но, решил, что пока не стоит, а то ж его ученик вон как сверлит альбиноса глазами… — к сожалению, у меня мало времени. —
— Понял. Свяжемся вечером. — Кивнул ему прусс и, фыркнув от возмущенной физиономии американца, примирительно поднял обе руки. — Спокуха, малой… не хипишуй… я с тобой соперничать не собираюсь… — И бочком-бочком просочился в библиотеку, едва сдерживая смех. Мира зашла следом, перехватив по пути неоднозначный взгляд своего командира.
«Поняла. Поговорю!» — Молчаливым кивком ответила она Базу, прежде чем закрыть за собой дверь.
Попав в хранилище курсантских знаний, Пруссия рассусоливать не стал, и уже вовсю изучал содержимое книжных полок.
— Уютная у вас тут обстановочка. Книги… печатные, как тыщу лет назад. Прям, ностальгия нахлынула. У меня ж тоже личная библиотечка была. «Дневник Великого меня!» — называлась. Во как! — Гил взял первую попавшуюся книжку и раскрыл её на случайной странице. — Ну-ка, че тут у нас? Полевой ремонт патрульных скутеров? Как интересно, ксе. Я б такими знаниями закинулся бы… — Книга неохотно была возвращена на прежнее место, уступив место другому учебнику. — Ксе! Обезвреживание бомб! Зашибись! Вещь нужная. Жаль с потомками сарацинов обезвреживание не работало никогда. Знаешь, кто такие сарацины? Хорошо, что не знаешь. Пренеприятные типы, поверь мне. Я их с рождения гонял. А их потомки забавные… в некотором роде… Я их звал — Люди-петарды… Они… — Гил запнулся на полуслове, вовремя сообразив, что сболтнул лишнего. Как вот рассказать столь юной прекрасной особе о террористах-смертниках? Да будь Мира хоть сотню раз рейнджером, не шокирует ли её — что такие люди вообще были? — В общем… Ксе… Довольно яркие были личности. Даже один из них… Кхем… «Засветится» где-нибудь, потом все новости лишь о нем вещали… Такие дела, принцесса. Такие дела… Короче, забей. Потом расскажу, как-нибудь… Какие тут ещё есть книги? Щас глянем… Обшманает-ка Великий полки, ксе! —
Красноглазый балагур вновь принялся увлеченно изучать книжные полки, будто и не было неловкого разговора о его терках с некими сарацинами. Но Миру волновало не это, хоть и любопытно было ей, любознательной до не приличия, узнать прошлое приятеля получше. Нет. Прусс так и сыпал совершенно неподходящей для рыцаря и будущего рыцаря смесью жаргона и подросткового сленга.
«Возможно, он просто привык говорить так в силу неких неизвестных мне обстоятельств?» — Успокоилась себя принцесса, прежде чем отвлечь друга от изучения полок. — Гилберт… Можно тебя на пару слов? —
— Ja, ja, прекрасная фройляйн. Великий внимает каждому вашему слову. — Вдруг ни с того ни с сего перешёл прусс на учтивый тон, и снова скакнул в молодежно-гопарский говор: — Не парься, задавай любой вопрос — отвечу без базара! —
— Ух… Хорошо… — Мира вздохнула, пытаясь спешно подобрать слова для навязанного ее командиром разговора с будущим рекрутом. Ей не хотелось чересчур наседать на прусса, тем более стыдить его. Сама ж знала, каково это, когда цепляются к каждому неверному слову, ведь и она не была паинькой в плане и в моменты волнений или огорчений и она могла вставить «крепкое словцо», если не вслух, то хотя бы мысленно.
— «Как быть-то? Да, задал Базз мне работенку… А так и скажу, что это — ОН приказал!» Гилберт, тут такое дело… Ты только не подумай, что я придираюсь! Нет. Просто это Базз немного… как бы это правильней сказать?.. Он немного волнуется насчёт твоего стиля общения. —
— Та-ак… — Книжки тут же отошли на второй план и Гил пристально уставился на собеседницу, ожидая объяснений — чем это таким сам Великий не угодил какому-то герою всей галактики. — «Неужто из-за английского недоросля?» Вот с этого места поподробней, пожалуйста. Я весь во внимании. —
— Да… Спасибо… Так вот, дело в том, что в твоей речи то и дело проскакивают жаргон и подростковый сленг. Не то, чтобы это меня волновало… Вовсе нет. Но Базза это отчего-то сильно напрягает. Он ведь — главный фанат правил среди рейнджеров, и даже наш нынешний устав наполовину его рукой написан. Ну и… сам понимаешь, Гилберт… такой стиль речи тут не уместен, а ты такое употребляешь. Я бы и не против, если бы мой друг так говорил, но иногда бывает неприятно… но я готова с этим мириться. Но что делать, если мой приятель будет рейнджером? Как на него будут смотреть люди? Так что, немного, но я согласна с Баззом. —
— Так проблема только в этом? Ксе-се-се-се-се… — прусс было рассмеялся от души, но передумал. Надо ж было объяснить растерявшейся принцессе причину веселья. — Извини, Мира. Просто, я тут подумал, что наш избалованный янки снова воду баламутит, ксе… —
— А причем тут Альфред? — удивилась девушка. — Да, я догадываюсь что он тебя недолюбливает и возможно — из-за твоего острого языка, но при чем тут он? —
— Да так… Просто америкос и ко мне цепляться пробовал, когда я частью Ваньки стал. Начал наезжать, что раз мы с ним ужились, значит оба — зло воплоти. Этот чудик Ваньку стал Империей Зла звать, когда тот после Второй Мировой резко в развитие пошел. Давняя история. Надеюсь, однажды малого отпустит, а то ж он как репей — фиг отдерешь. Так что, если он че будет про меня заливать — не верь. Я тебе сам все как на блюдечке выложу. Великому от своих скрывать нечего. А насчёт жаргона — спасибо что напомнила, а то расслабился я… Блин. Сам давеча Ваньке прозвиздон вставил… Эээ… В смысле — выговор сделал, что он с вашим главным панибратничал. М-да, Великий, хорошо, что его тут нет, а то б — «Гилушка, а за что ты меня тогда ругал?» и обнимашками покарал бы. Ваньке ни слова, лады? — Спросил он Миру то ли в шутку, то ли всерьёз. — А насчёт жаргона не волнуйся. Я ж не США, отличаю грань — где че можно и где нельзя. Не веришь? Дык давай поспорим, как тогда с выпивкой. Я ж с того спора ни разу не напился. Идёт? Пройдемся с тобой по этой вашей академии, я пообщаюсь с местными. Заговорю с кем-нибудь на жаргоне — расскажу о нашем с Ванькой противостоянии Штатам поподробнее. А сдержусь… с тебя еще одна экскурсия по какому-нибудь интересному местечку. Лады? —
— Значит, хотите поспорить, сэр Великий? — Мира заинтересованно прищурилась. Ей, выросшей среди забитых манерами и властными родителями детей аристократов, все больше нравился этот рисковый уверенный в себе рыцарь. — Что ж, тогда я — наследная принцесса Тангеи и член команды Лайтера, принимаю условия спора! — С этими словами девушка пожала протянутую пруссом руку и спор ещё одного из бывших воплощений начался.
Получив учебники (а точней их электронные аналоги на флешке, ибо таскаться с тяжеленными бумажными подлинниками прусс не захотел), оба приятеля покинули хранилище знаний.
— Итак, Мира, куда пойдём? Поведайте Великому, если не секрет. — Спросил Гил у подруги, когда та, получив от Лайтера добро на экскурсию, закрыла коммуникатор.
— Нуу… Тут есть много мест, которые можно показать новобранцам. На крейсере ты уже летал, так что на их стоянку мы не пойдём. Есть тренировочная площадка… Она находится на заднем дворе академии. Сходим? — Мира вопросительно посмотрела на приятеля, ожидая типичного ответа в его духе — «Зашибись! Вот это — тема! Великий одобряет! Прошвырнемся от души!» и тому подобное, но ответ Экс-Пруссии был сдержан и вежлив:
— С радостью принимаю ваше предложение. И почту за честь посетить все места, что вы изволите мне показать. —
— Да… Идём… — Кивнула ему чуть растерявшаяся принцесса-рейнджер, направляясь к выходу из общежития. Всю дорогу до тренировочной площадки острый на язык пруссачок был необычайно вежлив со всеми встречными — от простых курсантов до офицеров. Последних Байльшмидт впечатлял особенно, благодаря давней армейской выучке и умению достойно держаться перед высокопоставленным военным командованием. В такие моменты Мире казалось, что с нею действительно прогуливается один из умудренных опытом рейнджеров, но нет — за нею шёл все тот же язвительный альбинос. Так Гил дошёл до тренировочной площадки, ни разу не сорвавшись до употребления привычных словечек, что не могло не радовать Миру. Зато кое-кто, кравшийся за ними по пятам от самой общаги, был недоволен самим нахождением прусса в этом месте.
Не успокоился неугомонный США после стычки в дверях библиотеки. Даже после напутствия строгого препода, пригрозившего посчитать возможную склоку с пруссом за нарушение дисциплины, не успокоился, хоть и сделал перед Лайтером вид, что он — паинька и волноваться за это не стоит. Но едва рейнджер ушёл, оставшийся без надзора янки напрочь позабыл мудрые наставления и направился назад к библиотеке — потолковать с оборзевшим российским анклавом насчёт мельтешения перед глазами героя, но… Та синекожая инопланетянка из команды Лайтера, чье имя Герой не счел нужным запомнить, была рядом с пруссом. И библиотеку эти двое покинули одновременно, отправившись гулять по территории академ-городка, к превеликому возмущению Штатов.
«Да, что этот красноглазый возомнил о себе?! Что он тут забыл?! Чё явился?! Я ему все выскажу! Мне Канады на службе по горло хватит! Пусть катится к своему России!!!» — Джонс подкрался сквозь кусты к объекту своего негатива. Тот стоял неподалеку от тренировочной площадки, о чем-то болтая с «Надоедливой помехой!» Мирой и одним из очередных «треклятых, вечно цепляющихся ко мне по пустякам!» офицеров. — «И чего стоит? О чем болтает? Вали к России, в колхоз! Все валите отсюда! Дайте спровадить этого!..»
Мысленное перечисление всех эпитетов и характеристик в адрес Экс-Пруссии было весьма разнообразно. Нет, до Ваньки, шарахнувшего палец молотком, Джонсу было далековато, но все же… Поток мысленной брани прервался одновременно с уходом двух рейнджеров прочь.
«Наконец-то один! Ну я его щас!..» — Америка наконец-то соизволил покинуть зеленое укрытие и вальяжной походкой двинулся к «оборзевшей области не менее оборзевшего России».
«Наконец-то показался, герой — штаны с дырой!» — Гилберт сдавленно фыркнул, стараясь не выдать Штатам свою осведомленность о его присутствии. Уж кому-кому, как не ему — воину с тысячелетним стажем, нужно было заметить «хвост» в лице Ванькиного недруга сразу после ухода из библиотеки. Все попытки Америки приблизиться к нему, нехило позабавили Пруссию, и одним лишь высшим силам было ведомо — каких усилий и выдержки стоила Великому его серьезность.
А Альфред уже почти подошёл к пруссу, почти окликнул его… Почти. В самый последний момент Гил резко обернулся и радушно помахал рукой подошедшему:
— Это же — Америка! Привет Герою от Великого! Кстати, чем я обязан вашему вниманию? —
Джонс выругался на родном языке и застыл как вкопанный. Эффект неожиданности полетел к чертям, туда же отправилась лишняя самоуверенность. Увы, гордыня следом не отправилась. Она ещё больше ударила в горячую голову США. А тут ещё и наглый альбинос не унимался.
Улыбается, зараза, будто был в самом деле рад видеть Америку и рукой помахал.
— Молодец, что решил подойти, а то из-за спешки мы не пообщались нормально. Я тут на экскурсии. Осматриваю окрестности… —
— Ты мне тут зубы не заговаривай. — Прошипел Альф на родном языке, сверля наглый анклав сердитым взглядом. — Зачем явился? Меня злить? Или разведываешь для России? —
— «Ууу… Кранты! Снова пацаненку моча в головушку ударила! Надо с ним поосторожней, пока его не отпустит…» — Не то, чтобы Пруссия-Калининград испугался Америку… Пфф… он и не такое за свою жизнь повидал!.., но встревать в склоку с этим недорослем как-то не хотелось. Гил знал — для Ала это может быть минутный бзик, а расхлебывать его последствия придётся всем скопом и Лайтера припахать в придачу. — Ни для кого я ничего не разведываю, не волнуйся. Ваньки тут нет и не предвидится. У него — сёстры. Он с них пылинки сдувать будет. Сам знаешь, тут без начальников, мы все вольны жить как захотим. А Ванька давно мечтал жить с сестренками. Так что я тут один. И то — не факт, что поступлю… —
— Врешь! Вы с Россией в этом мастера, так что не заливай тут мне! Он наверняка припрется следом и свою младшую-контуженную припрет за собой. —
— Джонс, ты говори, да не заговаривайся. Я тоже порой бываю от Наташки не в восторге, но она — вполне нормальная, и оскорблять её, даже за глаза, не хочу и не позволю. Так что, будь добр следить за языком. —
— А если я не захочу? Что ты мне сделаешь? — Альф ехидно прищурился, упиваясь своим превосходством. — Что ты мне сделаешь, а? Вот что? Пожуришь? Или жаловаться побежишь? —
— И зачем мне бежать жаловаться, если ты снова сам себя сдал? Как на той прогулке, ксе-се-се… — Гил ехидненько захихикал, указывая янки за спину. Джонс резко обернулся и… обомлел. Прямо позади него была Тангеанская принцесса-рейнджер. Она стояла, крепко сжимая в руках реактивный ранец, и ошарашенно взирая на ученика своего командира. Тут-то у Америки булочки и сжались. И пот холодный прошиб, и гордыня, мерзкая предательница, поспешила ретироваться — «Расхлебывай-ка все сам, мальчик, я тут мимо проходила!».
«Вот блин, попал!» — Джонс чуть за голову не схватился от осознания, что он — в один миг просрал все щедрые посулы, коими осыпал его строгий препод! А ведь надо было всего лишь потерпеть, сдержаться, промолчать… Но нет же, что вы, его — США! — обидели, какое тут молчать. И вот итог — обложили бывшую сверхдержаву со всех сторон — не выкрутишься. И красноглазый этот — «причина всех проблем его, бедного, несчастного, обманутого и в ловушку заманенного!», стоит, лыбится… Гадина немецко-русская!
— Ну вот, Мира, ты и стала свидетельницей неприглядной стороны нашего «Героя». Как поступим с ним? Тебе решать. Всё-таки ты работаешь с учителем этого… «обормота»… кхем… сорвиголовы. Но, как по мне, я бы его сдал. А что, малой? Чего так испуганно смотришь? Не ты ли говорил мне перед моим упразднением, что — «Справедливость — превыше всего!» и «За свои поступки надо отвечать!», не? Вот, прошу, отвечай, если сия фройляйн сочтет это нужным. Мира, тебе слово. —
— Да… Хорошо… — Ох и задали принцессе задачку — чужую судьбу решать. И если по началу, едва став свидетельницей неприглядного поведения ученика своего командира, она хотела поскорее сообщить об инциденте Баззу, то теперь она не была уверена — а стоит ли? Стоит ли расстраивать Базза, ведь парень не сделал ничего особо страшного. Да, он грубил Гилберту, и оскорбил его друзей славян, но в целом-то ничего действительно плохого не натворил.
— «Наказывать или нет парня? Сдать его поступок Баззу или промолчать?» — Мира посмотрела на Альфреда чуть пристальней. Джонс совсем не был похож на себя самого каких-то пару минут назад. Не было того наглого, самоуверенного гордеца, от одного взгляда на которого холодело внутри. Был лишь напуганный парнишка, который стоял нахохлившись и поглядывая на свою «судью» жа-а-алобными голубыми глазенками с плохо скрываемым страхом. — Нет, Гилберт. Я не хочу ничего рассказывать Баззу. И остальным офицерам — тоже. Прости, если расстроила тебя этим. Просто… понимаешь… Базз попросил всех сослуживцев докладывать ему о поведении ученика, ну и… А Базз и так напереживался, пока Альфред и твой брат с сэром Италией были в плену. Не хочу его расстраивать лишний раз. Да и парня жаль. Базз на него накричит и будут они дуться друг на друга… Нет, не хочу. И ты не рассказывай. Пожалуйста. —
— Эх, добрая ты девушка, Мира. Так и быть, буду молчать, но… — Гил тоже присмотрелся к американцу и хмыкнул от его обращенной на принцессу жалобно-унылой моськи, — только если он сам не будет ко мне лезть. Идёт, герр Джонс? —
Альф что-то буркнул в ответ и нехотя кивнул.
— Отлично. И ещё кое-что, малой, скажу честно — я за твоей славой не гонюсь. Не имею нужды самовозвышаться, ибо я итак — Великий! Мне просто интересно — смогу ли я. Ты-то у нас молодой. Молодым, как Ванька говорит — везде дорога, а я так и быть, в сторонке постою. Но сейчас когда делать нечего и скучно, дай и мне попробовать, не жадничай. Все равно мне за тобой не угнаться, так что спи спокойно, я тебе дорогу не перейду. Усек? —
Джонс снова нехотя кивнул и поспешно пошёл прочь. Теперь, когда первый испуг прошёл, ему стало совсем паршиво на душе от собственной слабости. Одно было хорошо — та синекожая… «Мира, кажется…», уговаривала Гилберта пообещать — «Не рассказывать никому о стычке». Прям очень-очень упрашивала. Не то, чтобы Америке была нужна её помощь, но он вдруг почувствовал глубокую признательность к напарнице препода и даже немного зауважал её. Настолько, что не поленился обернуться и бросить на ходу скупое — «Спасибо».
— Эмм… Не за что, сэр Джонс. Только… пообещайте мне кое-что. Слушайтесь, пожалуйста, вашего учителя — Базза Лайтера. У него насчёт вас большие надежды. Не подводите его… —
— Хорошо. Постараюсь. — Буркнул янки и припустил по направлению к общаге, лишь бы его не наградили ещё парочкой требований.
— Ух, вреднюк. Копия юного Англии, только более хитрая и наглая. — Фыркнул Гил, глядючи вслед убежавшему США. — А ты молодец, Мира. Правильно поступила, что пощадила его. Как я и рассчитывал. Ксе. —
— То есть, как это — как ты рассчитывал? Гилберт? —
— А так и есть. Дай сюда эту тяжесть… — Великий забрал из рук подруги реактивный ранец. — Да будет тебе известно, что я с этим инфантилом давно знаком. Доводилось учить его перед его войной за независимость и потом частенько с ним дело иметь. —
— Вот как? А что вы ещё расскажите о нем мистер Великий? Вы ведь всё-таки проиграли спор. —
— Как это?.. — Гил от удивления чуть ношу не выронил. — Не шути, Мира. Я тщательно следил за своими словами. —
— А вот и нетушки! — Нараспев ответила принцесса-рейнджер. — Ты упустил одно слово в конце общения с сэром Джонсом — усек. —
— Эй! Это не считается! Меня малой вывел, сама видела, и вообще… — Тут Гил вздохнул. Отговорки отговорками, а данное слово надо было держать. — Ладно. Победила. Расскажу я о мытарствах с этим охламоном. Только… сама понимаешь, не разбалтывай это никому. Мне ж ещё учиться рядом с Америкой, а он жуть какой прилипчивый до обидчиков. —
— Снова молчать? Но Баззу то можно рассказать? —
— Поздно. Я уже вчера ему все выложил. Ладно, хватит об английском дитятке… — Гилберт недовольно поморщился. Как-то пока не хотелось Великому уделять время засранцу, по вине которого был проигран важный спор. — Давай на перегонки по полосе препятствий? —
— Давай! — С радостью согласилась воинственная дева.
Оставшееся на экскурсию время эти двое соревновались в ловкости и скорости. Вскоре подле них собралась толпа зевак. Все они — от курсантов до офицеров, высоко оценили физические способности Великого Пруссии, не говоря уже о манерах и умении держаться перед военными. Идеальный кандидат в рейнджеры!.. в отличие от кое-какого выбранного Лайтером неотесанного юнца.
В общем, денек Экс-Пруссии прошёл не плохо. Плюс, вечером случился бонус — недалекий Китай все-таки признал затею с матрешками-воплощениями гениальной и весь вечер упрашивал Великого расписать ещё пару партий в таком же стиле. Разумеется, за щедрую плату. Ну, как тут не согласиться?..
Остаток дня Америки тоже прошёл не плохо. Отработав послеобеденное задание без нареканий и косяков, он умудрился выпросить у ответственного за него офицера разрешение сгонять до ближайшего магазина техники, чтоб прикупить себе новый телефон. Вернувшись в общагу, Джонс устроил новому приобретению тест драйв на пару часов, попеременно звоня то Японии, то Англии, жалуясь им на тяжкую жизнь курсанта и вероломство Пруссии.
***
Последствия недавних событий настигли не только Америку. Недавно открывшиеся данные о войнах наделали много шума среди круга власть имеющих Альянса, и мадам Президенту пришлось задействовать все свои риторические таланты, чтобы уговорить коллег «не рубить с плеча». Глава рейнджеров тоже не остался в стороне. В итоге долгий диспут насчёт судьбы необычных людей, закончился тем, что бывшим воплощениям назначили испытательный срок под ненавязчивым наблюдением рейнджеров. Короче, все вышло так, как и планировали мадам президент с Небулой… За небольшим дополнением — всем воплощениям требовалось пройти психиатрическое обследование. На эту миссию был назначен лучший «головной врач» планеты Столицы — доктор Анимус. Первыми в очередь на эту проверку были поставлены страны теперь уже небезызвестного тройственного Союза. И приём должен был состояться сегодня. Для этой цели доктор Анимус выделил аж целый день — все другие встречи перенес, личные дела поотменял и настолько изучил доступные из капсулы времени личные досье стран Оси, что запомнил их на зубок. Но, что это мы все о нем да о нем? Лучше заглянем к самим этим трём воплощениям. Они как раз собирались на приём к доктору. Ну, как сказать, собирались… Пытались.
В самом начале сборов педантичный немец ляпнул зачем-то про надлежащий вид, который мог повлиять на их оценку психиатром, ну и… получил на свою голову проблем. Непоседа Феличиано носился от своей комнаты до комнаты Людвига и обратно с разными одежками наперевес, отвлекая своего капитана разными мелочными вопросами насчёт внешности:
— А какого цвета рубашка лучше подойдёт? А длина галстука тоже важна? А какой рукав подойдёт лучше? А какой выбрать пиджак? Лю-у-удвиг, ты же знаешь, я подбираю вещи по эстетическому вкусу, а не по уместности… Помоги!
— Италия… — Людвиг тяжко вздохнул. Несамостоятельность внука Древнего Рима жутко действовала на нервы, да ещё галстук никак не хотел завязываться нормально. — «Надо заменить галстук» — Немец снял с шеи уже изрядно помятую полоску ткани, попутно обращаясь к приставучему Ите. — Одень простую белую рубашку и чёрный костюм. Как Япония. Просто и лаконично. —
— Но такой костюм ску-у-учный… — Жалобно проныл Феличиано, но упорствовать не стал. И так уже его капитан как-то резко отбросил в сторону галстук… — «Сердится… Ве-е-е…»
Ита неохотно поплелся к себе, оставив в покое свою многострадальную арийскую няньку.
У Японии дела с подбором наряда обстояли немного лучше. Его набор одежды для официальных встреч был весьма скромен — два черных деловых костюма, один постарее, другой совсем-совсем новый. Рубашек у него было побольше — целых пять, но однотипных, белоснежных, с накрахмаленными воротниками и манжетами… Что ж поделать, в одежде его людей всегда были очень ощутимы стремление к унификации и желание не выделяться лишний раз из общей массы, свойственные национальному характеру. Такое соответствие определенным правилам в одежде помогало с первого взгляда уловить принадлежность человека к определённому кругу людей, например, к тому же самому деловому сообществу, как к кругу людей, с которыми «можно иметь дело». Стиль костюма и внешнего вида в японском деловом мире всегда был весьма консервативен. Одежда должна быть чистой… особенно ботинки! Черные, в тон костюму, они должны быть отполированы до блеска, и никак иначе! Даже если костюм немного помят — это допустимо. «Вы горите на работе!» — решит любой японец и не станет особо осуждать за это. С кем не бывает, так? Но обувь… Учитывая тот факт, что в доме японцы ходят без обуви и ей всегда придавался церемониальный смысл. Так что обувь должна быть в идеальном порядке! Так же в костюме обязателен галстук. Вот тут-то дети Японии нашли себе отдушину. Галстук мог быть любой, самой радикальной и необычной расцветки — это не вызывало особого удивления, лишь бы костюм был строгий и обувь сияла. Но Кику застопорился на этом пункте. Галстуков у него было превеликое множество — выбирай, не хочу. И большая часть была ручной работы, сотворенная Кику собственноручно… Она-то и отмелась первой, ибо какой же человек, будучи в здравом уме, наденет на приём к врачу-психологу нечто с рисунками аниме персонажей, котиков и иных милых зверушек, чиби-крошек и тому подобных. Выбрав кое-как самый более-менее подходящий галстук — серый в чёрную диагональную полоску, Кику покинул комнату и спустился вниз, в гостиную. Скрытный и не общительный хикикамори — он места себе не находил от волнения из-за предстоящего испытания, ведь открывать кому-то свои секреты… свою душу… сущий ад! Но выбора у бедолаги не было.
«Смогу ли я? Справлюсь ли?» — Трясущиеся руки азиата буквально сами потянулись к черно-угольному котёнка, мельтешащему под ногами одного из хозяев. — Куро-чан. Шу-шу-шу, Куро-чан… — присев на корточки, Кику почесал котенку холку, отчего тот громко замурчал: — будь умницей. Веди себя хорошо, и… не подкармливай Рольфа-чана — он на лечебной диете. —
Котёнок перестал мурчать, тихо мявкнул и поплелся прочь, виновато понурив голову. Знал, пушистый хулиган, что виноват в незавидном положении Рольфа, как разжиревшей сардельки. Но тут же тихо мявкнул и даже тихо завёл свою мурлыкающую песенку, тихо и спокойно. От этого Кику даже улыбнулся:
— Куро-чан, иди сюда… — и котёнок, осторожно подняв лапки и опершись о ноги хозяина, вновь мяукнул. Кику не выдержал и взял его на руки, уткнувшись носом в черную шерсть Куро.
Разговор с питомцем помог немного унять нервозность и руки перестали дрожать. Но все равно, внутри у Кику все обрывалось от одной лишь мысли, что кто-то «залезет» к нему в голову в поисках потаённого. В таком вот состоянии — внешне спокойный, как скала, а внутри — колышущийся на шквальном ветру парус, он и приехал на приём к врачу.
Кабинет, в котором доктор Анимус принимал гражданских, представлял собой по-домашнему уютную комнатку. Свет не был включен. С освещением прекрасно справлялся солнечный свет, проникающий в комнату сквозь полупрозрачные белые шторы. Стены кабинета были окрашены в умиротворяющий светло-бежевый цвет. Почти такого же цвета, но чуть темнее и ближе к песочному оттенку, была вся присутствующая тут немногочисленная мебель. У стены слева от входной двери расположился мягкий удобный диванчик на трех-четырех персон, перед ним стоял невысокий, но продолговатый овальный столик, почти совпадающий по длине с диваном. Место доктора — кресло на металлическом каркасе, смахивающее из-за своей простоты на офисный стул, располагалось с другой стороны столика, ближе к торцу, и под небольшим углом к дивану. Сам доктор уже восседал на нем, в ожидании своих особых посетителей.
— Добро пожаловать, уважаемые «гости из прошлого». Я очень рад вас видеть. Прошу, проходите, располагайтесь… — Доктор легким движением руки ненавязчиво указал на диванчик. — Чувствуйте себя, как дома. —
— Ве~е! Спасибо! — Непосредственный Феличиано тут же юркнул на ближайший к доктору край дивана.
— Да. Благодарю вас… — Людвиг решительным шагом направился к своему месту, а то его егозливый друг уже вовсю маячил им с японцем обеими руками, причитая, как заведенный. — Лю-у-удвиг, Кику, идите сюда! Тут так удобно! Скорее! Скорее! —
Кику вошел в кабинет последним, изо всех сил борясь с желанием свалить отсюда в свою комнатку и не выходить из нее еще пару сотен лет, как это было однажды. Прежде чем сесть, он низко-низко поклонился хозяину сего места и, сбивчиво пробормотав слова приветствия и извинения, сел на самый дальний от доктора краешек дивана, надеясь, что он будет не слишком заметен за накачанным немцем и, может быть, о нем забудут до самого конца приема. Но, не тут-то было. Сначала им сказали представиться и сказать пару слов о себе и своих увлечениях… и почему-то попросили начать именно с него!
— Я… мое имя — Кику Хонда. Среди государств был известен как — Япония… Мое хобби… — вот тут-то и без того дрожащий голос скрытного затворника вовсе замолк. — «Наблюдать за окружением и природой… выращивание растений, уборка, создание и тестирование видеоигр и электроники, создание и чтение манги, прогулки на природе, уход за животными, готовка моих национальных вкусностей…» — Все это осталось не высказанным. Одно лишь он смог выдавить из себя. — Анализирование… И… учеба… всему, чему можно… — Больше Япоша ничегошеньки не добавил. По его мнению, он итак сболтнул много. Даже слишком много, и явно не то, что было нужно: — «Зачем я это сказал? Разве это нормальное увлечение? Надо было сказать другое! Зачем я сказал это? Зачем?»
— Да? А больше вы ничего не хотите добавить? Не стесняйтесь, не бойтесь. — Доктор Анимус постарался показаться дружелюбным насколько это возможно. — Может быть, вы подумаете и скажете мне это чуть позже? Сможете? —
— Я?.. Позже?.. — Желая унять предательскую дрожь в руках, Кику вцепился в штанины брюк что есть силы. Он слишком многое разболтал, а с него требуют раскрыть еще что-то! И пусть это его — психолога — работа, но все же… Но отказать Япония не мог. Не в характере его людей было отвечать категорическое нет, вот и понесло его на всевозможные вариации мягкого отказа. — Скорее всего… Наверное… Постараюсь, если смогу… Попробую, но не сейчас… прошу прощения… Чуть позже, если можно… —
— Ну-у, Япо-о-о-ния… снова не хочешь говорить? — Не выдержал Ита непонятной для его общительной и открытой души скрытности товарища. — Это же — не правильно. Вот у меня много увлечений и я их не стесняюсь! И ты расскажи! Давай! Ну, давай, же! Или, хочешь, я расскажу о тебе за тебя? Я могу… —
— Италия, хватит. — Резко, но как можно более спокойно прервал его Людвиг, а то бедный японец по другую сторону дивана уже напоминал собой одного коротышку из прибалтийского трио — дрожал весь от напряжения, желая провалиться сквозь землю.
— Сэр Хонда, у вас все хорошо? Может, хотите воды? — Не укрылось от врача резко-взвинченное состояние посетителя.
— Благодарю, но… н… не стоит беспокоиться… Я не смею прерывать вашу работу… Продолжайте с… моими товарищами. И прошу прощения за беспокойство. —
— Прошу прощения, доктор, позвольте я сам позабочусь о нем. — Вызвался добровольцем бессменный лидер их троицы, ибо кому как не ему было знать закидоны товарища. — Я его успокою, посижу с ним… Нет, Япония, ты ни сколько не утруждаешь меня. Все же — мы давние товарищи… —
— Тогда, можно я расскажу о себе? Можно? Ведь можно же? Ве~е~е! — Феличиано аж на месте стал подскакивать от нетерпения, так ему хотелось поделиться своими рассказами с новым необычным знакомым.
— Конечно, пожалуйста. Вот там вода, рядом салфетки, полотенце. Стаканы одноразовые. Можете даже взять кружку в шкафу, она моя, но я ей редко пользуюсь. Да, сэр Варгас. Феличиано. Давайте присядем вот сюда, у меня есть ещё одно кресло, правда не такое удобное как диван… — доктор Анимус шагнул к креслу где лежали какие-то книги и игрушка, искоса бросил взгляд на немца и расстроенного японца, мысленно покачал головой и переложив мешающие вещи на небольшой комод, жестом предложил итальянцу присесть.
— Да~а! — Любопытный итальяшка радостно устремился на новое место, по пути зачем-то захватив с комода игрушку… Кто ж виноват, что игрушка оказалась в виде котенка — рыжего такого, с зелеными глазами. Но киса — есть киса, пусть и игрушечная, а место любой кисы, по мнению северного Италии — у него на коленях! — Можно же я с ним тут посижу? Я люблю котиков! Котики такие милые! Милые, милые, ми-ми-милые! Кавай — как сказал бы Япония. Он тоже котиков любит, прям как я. —
— Значит, вы любите котов? А ещё что? — Анимус потянулся за блокнотом. — Я запишу это, вы не против? —
— Да~а! —
И понеслось… Открытый и общительный младший внук Древнего Рима трещал без умолку, выкладывая психологу о себе все-все, как на блюдечке. С сияющими от счастья глазами он рассказал про самое раннее детство, и как он путешествовал с любимым дедушкой и наслаждался жизнью. О менее счастливом времени жизни у господина Австрии, и про свое взросление он рассказывал уже более спокойно, и в карих глазах читалось особое уважение к своему строгому опекуну. Не преминул он рассказать и о первой встрече со своим дорогим капитаном. Рассказ — «про прятки феи в ящике с помидорами» — имел не самую лучшую концовку, но о событиях тех давних дней и еще про то — «Как Германия зачем-то выпроваживал меня из камеры для пленников, а я все равно возвращался!» снова был полон радости и счастливого сияния глаз. И про проведенное вместе со строгим немцем время Ита рассказал с особым упоением — жаловался на муштру, и в то же время превозносил своего сильного храброго защитника, на которого мог положиться во всем и всегда. Доктор едва успевал строчить в свой блокнот, поражаясь детской открытости пациента:
«Надо же, какая он — яркая личность. Очень активный парень. Очень. Хочет везде всё успеть, или хотя бы себя показать… Но не для того чтобы погордиться или покрасоваться, а просто… натура такая. Яркая личность, но не крикливая, как тот же сэр Джонс, не чванится тем, что он особенный. И сэра Байльшмидта обожает всей душой… Как маленький ребенок любимого родителя… Даже когда родитель — строгий и не эмоциональный парень…» — Доктор бегло взглянул на записи о дедушке Италии. — «Нет. Даже больше, чем родителя или родного дедушку. А ещё обожает кошек, искренне радуется даже давним воспоминаниям… Ребенок и есть! Ничего особенного, что ему жизненно необходим защитник и наставник…»
А Феля еще долго делился событиями своей жизни. Утих только, когда заметил, что и Кику подуспокоился и Людвиг смотрит в сторону врача, не отрываясь:
— Ве-е… у меня все. Людвиг, теперь ты! Не бойся, доктор хороший слушатель. Не перебивает. —
— Да. Иду. — Людвиг ещё раз обернулся к японцу, что-то тихо спросил у него и лишь получив от удрученного товарища робкий кивок в ответ, обменялся местами с Феличиано. — Прошу прощения за моих друзей. Италию всегда слегка заносит, а Япония… Ему сначала надо привыкнуть к окружению. —
— О, ничего страшного. Каждый по-своему индивидуален и это вполне нормально. Позвольте мне сказать пару слов вашему молчаливому другу, а потом мы начнём нашу беседу. —
А Япония уже совсем потонул в своих переживаниях и безрадостных думах. Это ж надо было так опозориться перед столь важной персоной! Ну, сказал бы он ещё пару слов о себе, не помер бы, а так… Кто знает, что подумал о нем врач. Но с другой стороны — как рассказывать о себе незнакомцу? Как открыть ему свою душу и свои тайны, если они впервые встретились? А то что у врача работа такая… все равно это не правильно, ведь он не хотел никуда идти. Его заставили. Приказали несчастному, прожившему несколько тысячелетий старику, прийти к какому-то мозгоправу когда он в полном порядке и здравом рассудке! Как обидно и как стыдно!
— Прошу прощения, сэр Хонда. Выслушаете меня? — Раздался над головой тихий размеренный голос врача. Кику покорно кивнул, стараясь сохранять столь же безмятежный вид, как у цветущей сакуры в безветрие, но внутри у него все пошло ходуном, как ненастное небо над его архипелагом в разгар сезона тайфунов. И хоть доктору были невдомек погодные превратности акватории Тихого океана, волнение он уловил точно. — Простите, что так внезапно. Не хотел вас пугать или расстраивать и ни в коем случае давить… Давайте… мы с вами договоримся. Если не хотите говорить или отвечать на вопросы, так и говорите — «я не хочу». Отказ разговаривать ещё ничего не значит, это просто ваше желание. Это признак, что вы… пока осматриваетесь. Верно? Так что ничего плохого не случится, я и с молчунами работал которые и по пять-десять сеансов молчали. Последствие шока. «Вот это уже конечно не нормально. Я именно лечил таких людей… Но, может, он просто такой человек…» Я не буду судить о вас поспешно и ничего не хочу о вас говорить кому-либо. Не имею права. Бывают и такие люди, неразговорчивые. Не в моей практике, конечно… Кхм… Ничего, найдем и к вам подход. В общем… даже если вы промолчите весь сеанс, то я хотя бы буду это знать, что молчание — ваше осознанное решение. И уже буду искать к вам подходы, чтобы вы не нервничали. Это не значит что вы плохой и трудный человек — это просто ваша особенность. И с ней тоже мне лично надо будет считаться. Ведь так? —
— Д… да. Благодарю вас. Я… я действительно пока не хочу говорить… Прошу прощения! —
— Ничего. Все хорошо. И уверяю вас, никаких неудобств вы мне не доставляете, не беспокойтесь об этом. И кошки - это даже хорошо. Они очень ласковые. Они успокаивают нервы… Простите что говорю, но я заметил на вашей рубашке и брюках… черную шерсть. И даже если бы сэр Варгас об этом не сказал, я бы подумал — либо вы прикармливаете бродячих и один, с чёрной шерстью, вам очень благодарен, либо дома у вас своё пушистое чудо. Я рад за вас. Ещё раз простите меня. Но я действительно рад за вас. Когда кто-то живёт из братьев наших меньших дома — это прекрасно. Они помогают справляться со стрессами. И я теперь знаю — что вы прекрасный хозяин своему любимцу. Ведь абы к кому коты не ходят на ручки. Они очень умные животные. —
Чуть успокоив понурого молчуна, доктор вернулся к разговору с немцем. В своём рассказе Людвиг был более сдержан, нежели его жизнерадостный товарищ. Его то и дело приходилось подталкивать к продолжению разговора наводящими вопросами. Зато он отвечал точно по теме, не отвлекаясь на посторонние мысли. Его спросили про увлечения? Он перечислил их — собаки, книги, учёба, музыка, выпечка пирогов. Спросили его про работу? Он ответил честно — работа нравится, особенно воплощать в жизнь свои инженерные таланты. Спросили про детство? Он ответил про детство… Про то, как его — маленького мальчика, прямо в день его появления всякие там политические деятели и прочие поставили перед фактом, что он — государство! — а значит он должен держать высокую планку. Должен стараться, чтобы оправдать жертву исчезнувших ради его появления воплощений мелких княжеств и королевств. Рассказал и о том, как его старший брат Гилберт все своё немногочисленное свободное время посвящал лишь ему. И про слишком внезапное взросление и афиг старшего брата поведал:
— Гилберт в тот день был сам не свой. Носился по дому и причитал — «Оставил братишку на один день, а из маленького мальчика за одну ночь вырос взрослый мужичара!». Хотя, я не понял его истерию. И до сих пор не понимаю. Что я был маленький, что взрослый — я остался тем же Людвигом. Просто выше стал и только. —
«Хмм… А этот Германия — слишком серьёзный. Впрочем, если учесть, сколько ответственности было возложено на его тогда ещё детские плечи… Может ли быть так, что эта его чрезмерная серьезность — результат отсутствия нормальной детской беззаботности?..» — Доктор тут же записал свои мысли в блокнот. Сухие откровения немца многое объясняли как в его поведении, так и о поведении Италии. Последнего хоть и нагружали работой, и шпыняли за провинности, но детство у него было вполне себе нормальным. А вот с Германией все было в точности до наоборот. Слишком много ответственности ему пришлось нести с самых своих первых дней. Слишком много. И ясно было, как божий день, что отношения у этих двоих походили на взаимоотношения ребёнка и взрослого, нежели двух простых друзей. — «Надо выяснить, почему Германия до сих пор такой — взрослый, ведь ему уже не обязательно быть таким. Мешает ли ему Италия или он сам по себе такой?» Еще один вопрос, сэр Байльшмидт, если вас не затруднит. Вам ни разу в жизни себя ребенком не хотелось почувствовать? Как Феличиано? Вот просто скинуть мысленно лет десять, а то и двадцать. Почувствовать себя десятилетним мальчиком, понять что ничего делать не надо, что тебя отпустили погулять. Что бы вы сделали сейчас, не будучи тем юным загруженным государством? Просто представьте. Вы бы смогли пойти и поиграть в мячик с вашим другом или в машинки? Или строить замок из песка? Или может на речку, рыбачить? Просто представьте. —
— П… представить это? Х… хорошо… — Выдавил ошарашенный такой просьбой Людвиг. Задал же доктор ему задачу — ТАКОЕ нафантазировать. Но исполнительный ариец все же попробовал представить — что бы он сделал в таком случае? Но мысли шли слабо… Во времена своего детства, он развлекался либо чтением книг, либо играл с псами своих правителей, либо наблюдал за муштрой своих же солдат, либо… Да, насколько Людвиг помнил себя маленького, фантазией он был обделен. Зато Пруссии её досталось с лихвой, как и остроумия, и идей — «Как развлечь братишку, чтоб он на долгие годы запомнил веселье с крутым старшим братом!».
— Нет… — Покачал в итоге головой фанатик инструкций. — Может… если именно ради интереса попробовать что лучше. Если для начала занять себя всем и при условии что это всё можно перепробовать понемногу, а потом решать и выбирать что-то одно — это да. Я смогу выбрать. А если делать спонтанный выбор… Нет. Это не по мне. Не для меня вся эта спонтанность, признаюсь честно. Да и не люблю я нарушать распорядок дня. —
— Благодарю за честный исчерпывающий ответ… — Кивнул ему доктор, попутно что-то записывая в блокнот. Что ж, он получил подтверждение своей теории взаимоотношений Италии и Германии и составил их психо-эмоциональные типы. Не плохой итог для одной лишь встречи. Одно тревожило Анимуса — Япония, он же Кику Хонда до сих пор не проявлял ни малейшего желания хотя бы начать общаться. — «Может стоит спросить совета у сэра Байльшмидта?» И последний вопрос… Вернее даже — просьба. Вы, судя по рассказам Феличиано Варгаса, являетесь негласным лидером вашей троицы. Так? —
— Лидером?.. Это слишком сильно сказано. Я скорее просто присматриваю за товарищами по мере сил. —
— Хорошо. Тогда вам тем более должно быть известно… — доктор мельком глянул на Японию. Тихий островитянин пристально рассматривал поданного ему Италией игрушечного котёнка. — Как можно пообщаться с вашим товарищем, не нервируя его. Может, мне стоит сменить место встречи и встретиться в не формальной обстановке? —
— Хмм… — Людвиг тоже глянул на молчаливого японца. — Думаю, с этим вопросом лучше обратиться к герру Керкленду… Англии. Он, как и Япония, был островным государством. И они довольно близко общались некоторое время. —
***
Бывают дни удачные, бывают не очень. Бывают дни, когда с утра все рушится, а к вечеру налаживается и можно вздохнуть спокойно. Порой день полон множества взлётов и падений или может начаться хорошо, но к вечеру скатиться в полный кавардак. Сегодняшний день Артура Керкленда как раз можно было описать словами Брагинского — «Начали за здравия, кончили за упокой». А всему виной был телефон. Ну, и сломавшийся кондиционер, из-за чего в фургончике, переоборудованном Керклендом в его полевой рабочий кабинет, было неимоверно душно.
— Да-да, Америка, я понял тебя. Да, бывает. Да, я понял. Да, навещу. Вот тогда и поговорим, а сейчас у меня полно дел. Что значит — мне пофиг на тебя? Мне не пофиг. Успокойся. Да, не истери ты. Я ж — ТВОИМИ данными занят. Да, очередной твой фильм. Да, боевик… со «стальным Арни». Все, пока. Иду делать к нему субтитры для переозвучки… Пока, Альфред… Пока… —
Англия положил осточертевший ему за сегодня телефон на рабочий стол, собрал с себя галстук, расстегнул пару самых верхних пуговиц на запотевшей белой рубашке, и обессиленно растянулся в кресле. А все так хорошо начиналось. Утром он обнаружил кучу интересных находок и весь день трудился над ними не покладая рук, но и то так не устал, как от назойливых звонков непутевого младшего братца. А ведь ему названивал не только Америка. Все его собратья, словно сговорившись, принялись названивать ему после обеда, отвлекая его от работы по разным пустякам.
«То тюлень позвонит, то олень…» — Вспомнились Артуру слова из найденной сегодня утром полуистлевшей книжицы за авторством одного из граждан России. Бритт невесело хмыкнул и прикрыл глаза рукой. Книга-то оказалась пророческой. Ему за сегодня, помимо Америки, позвонил ещё один олень французского происхождения. «Озабоченный самец в период своего вечного гона» пожаловался Артуру, что из-за недавнего сидения на станции, чуть не потерял двух своих самых-самых любимых фавориток. На вопрос Артура — «При чем тут я?», француз пустился в слезливые причитания, что — «Англия — бука, ему тут сердце открывают и помощи просят, а он…», и выложил всю свою историю. Каждая из двух девушек поставила Франциску ультиматум — пойти сегодня вечером с нею на свидание. И все бы ничего, но они назначили — одно время и одно место!
— И что? Иди тогда с обоими. Тебе ж к этому не привыкать. — Резонно заметил англичанин, на что французик вновь пустился в причитания, что именно сегодня так не получится, что обе девушки — «Знаменитости, сказочные красотки и неимоверно ревнивые!»
— Тогда выбери одну из них и не парься по пустякам. — Дал ещё один дельный совет рассудительный англичанин, на что собеседник на том краю связи вновь запричитал:
— Не могу одну! Хочу общаться с обеими! У первой — Джессики — та-а-акая грудь! Мягкая, словно две тщательно взбитых подушки из нежнейшего шелка с воздушными перышками гусиного пуха! А у второй — Эльвиры — превосходная попка! Округлая и в то же время подтянутая! Она — словно две сладких вишни, которые просто грех не попробовать! А её ножки? О mon cher, это нечто! Стройные, ровные… Они словно пара соломинок в коктейле Френч Физ, который так и хочется испить без остатка! Ох, Арти, что же мне делать? Что делать?! Я же, mon cher, ещё ни одну из них не вкусил, но очень хочется! Ах, моя мечта — испробовать с ними абсента и провести ночь в их обоюдных объятиях, словно крем меж двумя бисквитами пирожного макарон!.. —
На этих словах — «Чертов сраный ловелас-осеменитель!» был покрыт матами и послан куда подальше. Для верности Арти даже в чёрный список контактов его добавил…
Раздался робкий стук, тихо скрипнула дверь фургончика, и внутрь кто-то зашёл, но Керкленд не шелохнулся. Он знал, что это был его новый ученик — Джеймс Талер.
«Невероятно умный, ответственный мальчик, который к тому же…» — Чуткое обоняние Туманного Альбиона уловило приятный аромат свежезаваренного чая. Еле слышно что-то звякнуло, и Артур сел ровно и открыл глаза — на столе стоял поднос с двумя белоснежными чашечками на маленьких блюдечках и такие же белые — чайничек и молочник с крышечкой. Главный чаефил планеты незамедлительно наполнил ароматным напитком одну из чашечек и осторожно отхлебнул глоток. — «Да, чай он заваривает превосходно!» Джеймс, не составите мне компанию? —
— Благодарю, сэр Керкленд, с удовольствием. Только включу кондиционер. Специалист по ремонту только что починил его… Проблема была в энергоснабжении. Теперь, все исправлено… — Джеймс взял со стола малоприметный чёрный пультик и пощелкал кнопки. Откуда-то сверху сразу потянуло прохладой.
— Отлично, а то я весь запарился, пока сидел тут. Ещё мои сородичи все нервы мне вымотали. Звонили и звонили, будто им нечем заняться. Я больше чем уверен — скоро ещё кто-нибудь позвонит… —
И в этот же миг телефон залился громкой трелью.
— Damn! «Накаркал, как сказал бы Брагинский! Странно. Неизвестный номер. Франциск с чужого звонит, что ли?..» — Нехотя отставив в сторону чашку, Артур взял в руки телефон. мысленно подбирая более-менее цензурные ругательства, чтоб снова послать француза, не шокируя при этом нового подопечного. К счастью, это был не «чертов похабник», а лучший психолог планеты — доктор Анимус. Он сходу попросил совета у Англии насчёт одного слишком молчаливого островного государства.
— И Германия посоветовал обратиться ко мне? Что ж — он дал дельный совет. Я тоже островное государство и мне в некотором роде понятны переживания сэра Хонды. Что посоветую? Хмм… Есть идея. Ему намного проще вести непринужденные разговоры не в душном помещении, а на природе, в созерцании прекрасного… этом. Мой прием у вас завтра. Так почему бы вам не провести совместный приём с Японией. Насчёт его согласия не волнуйтесь — я обо всем позабочусь. Не стоит благодарностей, доктор Анимус. Я, как никто другой, понимаю важность обследования и готов оказывать вам в этом всяческую помощь. Да. Всего вам доброго. До свидания. — Артур положил телефон на стол, устало вздохнул и снова взял чашку с чаем.
Прохладный ветерок из кондиционера приятно ерошил жёсткие волосы англичанина, а любимый напиток прекрасно утолял жажду. Одно было плохо — проблемы с сородичами никуда не делись. Отпив примерно половину чашки, Артур посмотрел на сидящего напротив Джеймса. Парнишка был полностью поглощен изучением записей покойного отца, и вроде как отвлекать его было не правильно, но Арти не смог смолчать.
— Вот скажи мне, Джеймс — почему я так переживаю за этих своих сородичей? Почему трачу на них своё время и нервы? Нет, чтобы как раньше, сказать им всем — сами решайте свои проблемы, и жить преспокойно. Разве так не было бы лучше для меня? Впрочем, не утруждайся ответом. Это только моя проблема, что я позволил им «ездить» на себе… — Керкленд вновь пригубил чай, внутренне усмехаясь своей же откровенности. Это ж надо — гордый Великобритания, и до чего докатился! Переживает за всех, всем нужен стал и сам же нуждается в чьем-то совете! Того гляди средь лета снегопад начнётся, или за полярным кругом ледники растают…
Не он один до сих пор поражался нежданным переменам в своем же характере. Все бывшие воплощения продолжали привыкать к жизни простых людей. Кто-то быстрее, как Китай, стремительно ворвавшийся на межпланетный рынок со своими эксклюзивными сувенирными товарами, или Канада, всего за месяц преобразившийся из зажатого тихони в уверенного в себе рейнджера. Ну, а кто-то менялся медленнее, как тот же скрытный затворник Япония или США, все еще ожидающий подвоха со стороны России. Но все они, без исключения, постепенно избавлялись от некоторых закоренелых черт своего характера, навязанных в их былой жизни их же народами.
