***
Спустя долгий путь из отдаленного квадранта Зета назад к станции Звёздной команды, звездный крейсер под номером Сорок Второй наконец-то прибыл в место назначения. После получения разрешения на посадку, крейсер, ведомый своим умелым экипажем, опустился в один из посадочных шлюзов, пристыковался своей хвостовой частью к одному из специальных постаментов, и замер на месте. Люк над крейсером закрылся, прозвучало вполне привычное тут извещение: — «Звездный крейсер Сорок Второй завершил посадку! Подача воздуха возобновлена, гравитация в норме…», и вскоре на посадочной площадке снова было полно народа. Все сновали туда-сюда, продолжая заниматься своими делами. Все как обычно. Но не для столпившегося на посадочном трапе подле Сорок Второго крейсера персонала во главе с самим начальником станции. Разумеется, Канада, он же — рейнджер Уильямс, тоже там присутствовал. Получив от своего глубокоуважаемого начальника разрешение встретить прибывающий крейсер наравне с ним, Мэтт как обычно встал вместе со своим напарником Кумадзиро сбоку от Небулы и молча ждал возвращения непутевого братца. Но вот из-под посадочного постамента, являющегося по совместительству и лифтом для удобной посадки-высадки в крейсер и из него, показались рейнджеры с бывшими воплощениями. Первым рейнджером был, как ни странно, не Лайтер, а Мира Нова. С чего-то именно она подошла к коммандеру доложиться о прибытии. — Коммандер Небула, сэр! — Отрапортовала она, вытянувшись в струнку и отдав воинское приветствие. — Команда Лайтера с задания прибыла! — — Вижу, рейнджер… — Кивнул ей Небула и, чуть переступив в сторону, заглянул принцессе рейнджеру за спину. — А где сам командир команды? Ясно. С ним… — разглядел он, в конце концов, лучшего из рейнджеров, идущего самым последним подле одной из медицинских капсул. Мэттью, до этого стоявший подле своего начальника почти неподвижно, подался вперёд, будто готовясь побежать к капсуле с братом со всех ног, но тут же встал ровно. Все же эмоции эмоциями, а дисциплину ещё никто не отменял. Благо его учитель в душе совсем не соответствовал своему черствому внешнему виду и сам легонько подтолкнул Мэтта в нужном направлении: — Идите же, Уильямс, встретьте брата. Разрешаю. — — Д… да… Благодарю вас… — Мэтт с превеликой радостью сорвался с места. Он промелькнул мимо идущих на встречу братьев немцев и России с Италией чуть ли не со скоростью молнии. Где-то в глубинах светлой канадской головушки промелькнуло запоздалое сожаление, что надо было поприветствовать и их, но желание поскорей увидеть брата оказалось даже сильней его воспитания. И его сородичи прекрасно это понимали. Сами истосковались друг по другу до невозможности. Сами не хотели расставаться, хоть и надо было — Людвига с Феличиано уже ждали в лазарете на доскональную проверку их здоровья. Но Гил был категорически против того, чтобы разлучаться с братом. Он уже сто раз предупредил и сородичей и всю команду Лайтера, что последует за Людвигом, а если не пустят — все равно найдёт способ попасть в лазарет, пусть даже мазохистским путём. — Накрайняк, спрыгну с этого вашего посадочного трапа. Там навскидку этажа три точно будет, авось сломаю себе чего, буду лежать рядом с братом. Или вон, Ваньку подколю и целых ребрышек не досчитаюсь, и все равно в итоге буду с братом. Вот! — Так и бубнел пруссак всю дорогу до прилета и первым, что он сказал начальнику станции после приветствия, было — требование позволить ему остаться рядом с братом, пусть даже в качестве сиделки. — Разумеется, разрешаю. Вы ведь ему — родной брат, да и, судя по отчету Лайтера, ответственный серьёзный человек. Так и быть, можете лично приглядывать за вашим братом, во время его нахождения в лазарете. — Небула кивнул стоявшим неподалёку медикам. — Вы слышали? Принимайте этого гражданина под временное руководство. Под мою ответственность. — — А я? Я тоже хочу быть с ними. — Тут же встрял Ваня, не желая расставаться со спасенным братиком и Фелечкой. Он чуть даже губешки обиженно не надул и глазенки жалобные не состроил. Благо, вовремя опомнился, а то жалобное детское личико как-то не очень подходило к почти двухметровому детине. — А вы… — Небула устало вздохнул и потер лоб ладонью. М-да, нехило его вчера подоставали две родственницы этого России. — А вас я прошу вернуться на территорию гостевого крыла. И прошу, как можно скорее. Ваши сестры слишком бурно отреагировали на ваш внезапный отлет со станции, особенно младшая. Они немедленно потребовали представить им доказательства вашего добровольного согласия на миссию, а потом поочередно дежурили у выхода из гостевого крыла, спрашивая каждого встречного рейнджера о всех новостях относительно вас. Даже ночью дежурили, пока им наконец-то не сказали, что да — миссия завершена успешно и вы возвращаетесь назад. — — Вот оно как? — Теперь настала очередь Ивана вздыхать, что собственно он и сделал и почесал затылок от безысходности, ибо знал, что будет дальше — жалобные причитания вперемешку с сестринскими оплеухами каким-нибудь полотенцем или другим куском ткани. Очень слабенькими, чтобы сделать больно физически, но довольно болезненными для души и совести. А потом они еще причитать будут, рассказывать во всех подробностях о своих переживаниях. Наташа наверняка дуться будет напоказ, украдкой слезинки утирая. Ну, а Оля слезок даже и не спрячет. Одна теперь надежда — весь день возле Елисейки сидеть, чтоб тот своим потоком вопросов не давал славянкам возможности причитать. Смекнув о рое вопросов, ворвавшихся в буйную головушку своего государства, Экс-Пруссия сочувственно похлопал того по плечу: — Держись, братан. Если будет совсем невмоготу — просись к нам с Людвигом в гости. Хоть с десяток минут, но отдохнешь. И да, передай Япоше этого хулигана. — Гилберт подал Ивану черного котенка и вместе с братом и Феличиано направился к уже поторапливающим их медикам. Ну, а Ваньке оставалось лишь снова вздохнуть и отправиться вслед за канадским мишкой к сестренкам. Сдаваться с повинной. Сплавив почти всех бывших воплощений куда следовало, Небула проследовал мимо сокомандников Лайтера к самому Баззу с последним и самым проблемным государством. А то что-то уж больно долго лучший рейнджер крутился возле капсулы со своим непутевым подопечным. Но подойдя поближе, Небула понял причину заминки — оказалось Лайтер и Канада одновременно успокаивали неугомонного субъекта в капсуле, уговаривая его, чтоб он полежал спокойно, пока сам Базз доложится начальнику как положено. Но заполошный Джонс никаких доводов и слушать не хотел и все норовил подняться с ложа. Видимо не хотел отпускать от себя своего спасителя. А может просто боялся, что его вместо лазарета в тюрьму заберут, иначе как еще трактовать его последние слова: — Меня точно не запрут? Точно? — — Точно, Альфред. Точно. Все будет хорошо… я же обещал. Помнишь? Помнишь… Мне надо доложиться коммандеру Небуле, а потом я сразу вернусь к тебе. Обещаю. Побудь пока с братом, я на пару минут. Всего на пару минут. — Добившись кое-как от паникующего парня неохотного кивка, Базз кивнул стоящему рядом Мэтту и наконец-то самолично подошел к главнокомандующему, поприветствовав его по всей форме: — Коммандер Небула, сэр, Базз Лайтер и его команда с миссии спасения прибыли. Пленники были успешно спасены. Сэры Байльшмидт и Варгас ранений не имеют, и им нужен разве что психолог, а вот сэр Джонс… — голос рейнджера едва заметно задрожал. — Мы обнаружили его в темнице, в особой камере. Сканирование в капсуле показало у него сильное физическое истощение. А еще у парня сильнейший шок. Мне пришлось буквально уговаривать его выйти из камеры в темнице Зурга, так он был запуган… — Лайтер крепился как мог, и потому его голос дрожал совсем чуть-чуть, и если бы Небула не знал Лайтера так давно и близко, то и не заметил бы этого волнения. Но он заметил, как и странную едва заметную борьбу у капсулы Джонса. Видимо бывшее воплощение США все-таки не захотело лежать смирно. А еще внимание Небулы привлек тот самый мозговик, предоставивший важные данные по Америке. Прижался, бедолага, к капсуле робко и до сих пор ни пискнул. Видимо, как и Джонс, не доверял рейнджерам. — Да, я прочел твой отчет, Базз. — Прервал подчиненного Небула, желая скорей покончить с формальностями и нормально пообщаться с новым перебежчиком Восемьдесят Третьим. — Ты скажи, что вообще творится с ними со всеми? Только кратко. — — Да. Простите. Как я уже сказал — Германии и Италии нужно только психолога и отдохнуть. Большего они пока не просят. А вот Альфред очень боится. И Зурга боится и тюрьмы боится. Поэтому и рвется прочь из капсулы, и никого из сородичей видеть не хочет. Только меня и терпит. Альфред рассказал мне кое-что, дал согласие на запись показаний для суда. Они совпадают с данными мозговика. Чудо, что он выдержал то, что с ним Зург творил! — Привлеченный звуками вялой борьбы двух близнецов — одного вырывающегося и второго, удерживающего брата в лежачем положении, Базз глянул в сторону капсулы с учеником и только сейчас вспомнил о перебежчике. — И вот тот самый мозговик — Восемьдесят Третий… Именно он предоставил мне все данные об Альфреде. — На этих словах мозговик рискнул подъехать к коммандеру и молча кивнуть мозгом в своей банке. А Америка уже совсем разволновался. Мало того, что Базз ушел куда-то якобы на пару минут и исчез с концами, так еще и родной брат не давал ему подняться, чтобы осмотреться и убедится, что все в порядке и препод его никуда не сбежал. «Наверняка, провели меня… Один бросил, хоть обещал не оставлять. Второй, брат-предатель, наверняка держит меня, пока за мной не придут. Предатели!» — И так обидно Алу стало, что он нашел в себе силы одним рывком принять сидячее положение и даже ноги с края капсулы свесить. Мэттью не стал больше бороться и пытаться уложить брата. Понял, что это бесполезно и вызовет лишь большее сопротивление, и просто приобнял Альфреда за плечи, шепча: — Вот видишь, никто тебя не оставил. Ему просто надо доложиться перед коммандером. Успокойся… — «Да… Он просто говорит. Не ушел. Все хорошо. Только… — Джонс стал было успокаиваться, но новых ворох мыслей, появившихся в его безбашенной голове столь же внезапно, как порой налетает порыв ветра, не заставил себя ждать. — «Почему?.. почему он так долго разговаривает? Что они обсуждают? Меня? Мое тюремное заключение? Да? Нет? Надеюсь, что — нет! Базз, ты ведь обещал! Почему так долго?..» Каждая секунда тяжких размышлений давалась Америке необычайно туго. Тело и так было измождено голодовкой и обезвоживанием, и дурные мысли не прибавляли Альфреду сил, наоборот — в голове чуть помутилось и даже стало подташнивать. Но он упрямо пялился в спину учителю с немой мольбой во взгляде. — «Не оставляй! Не отдавай меня в тюрьму!» «Хмм… А в этом юнце что-то изменилось. Видимо и впрямь, слишком ему досталось…» — Подметил Небула, краем глаза на Джонса поглядывая. Да, этот взгляд, когда человек смотрит на свою последнюю надежду, ни с чем перепутать было нельзя. Даром что ли Канада в первые дни своей службы на Небулу только так и смотрел. — Хорошо, Лайтер, я понял. — Прервал Небула поток Лайтеровских объяснений необходимости быть со спасенным парнишкой рядом, а то этот неугомонный субъект уже на ноги встать вознамерился… при его-то состоянии. — Отдаю его под твою ответственность. Только, Базз, одно условие — знаю, ты к нему привязался, опекаешь, но касаемо его дела постарайся быть объективным, а иначе мне придётся отстранить тебя от него. — — Да… Вас понял, сэр. Разрешите идти? — — Разрешаю. — Кивнул подчиненному Небула, и обратился к притихшему мозговику. — Что ж, уважаемый, пройдёмте ко мне. Обсудим ваше дельце. — А Альфред уже почти отбился от брата, уже почти встал. Эх, если бы не затмевающие реальность блики в глазах и мерзопакостная слабость в конечностях, ему бы это уже удалось, а так… Его хлипкий тихоня-братишка смог удержать его на месте — ну и позор. Но США ведь без боя не сдаётся, и даже с помутневшим от истощения разумом, Джонс собрал все оставшиеся в его измученном теле силы, приготовился для последнего рывка и… Обмяк от внезапно прозвучавшего над ним голоса его спасителя: — Альфред, успокойся, я здесь. — На плечи американца легли чьи-то руки, слишком тяжелые для ладошек Мэтта. — Базз? Это ты? — Альфред закрыл глаза, ибо что толку пытаться что-либо разглядеть, если весь мир будто стал одним большим сияющим бликом. — Я, Альфред. Я. Ложись, ничего не бойся… — Руки мягко, но в то же время настойчиво попробовали уложить парня, и тот поддался — растянулся на своём ложе, с превеликим облегчением сжав одну из рук Лайтера в своих. Так он и проследовал в лазарет, лёжа в полусознательном состоянии, крепко сжимая руку своего спасителя и препода.***
У дверей, ведущих из гостевого крыла на посадочную площадку, было не протолкнуться, ни пройти. Еще бы, ведь там собрались все находившиеся там бывшие воплощения, во главе с сестренками-славянками и не в меру взбудораженным Артуром. Вот последний вообще балансировал на грани адекватности, грозясь устроить чуть ли не бунт, если ему не дадут увидеть его детище. Именно поэтому предупрежденный эмземенами Кумадзиро решил подождать Мэтта у гостевого крыла и зайти внутрь только вместе с ним. Едва дверь открылась все трое «братолишенных» ломанулись в открытый проем, чуть не сметя бедняжку медвежонка, в спешке юркнувшего за напарника Канаду. Обе славянки немедля повисли на дорогом братике, причитая на родном языке, дабы кроха Элиас понять их не мог, — «Как же они волновались по нему, такому-сякому, беглецу окаянному, из-за которого они ночь не спали, да высшие силы молили о его сохранности!». «Сбылись мои опасения. Ну, хоть рушниками не лупят… мокрыми… как в детстве. Хотя… ещё не вечер…» — Иван вздохнул от безысходности. Это сестренки сейчас обнимаются, а чуть позже, как только уляжется радость встречи, могут и прописать воспитательную терапию. — «Они такие… Точно!» — Нашёл он спасение в тянущемся к нему с шеи Китая мальчике. — Скучал по дяде Ване, да? Пойдёшь ко мне, да? — — Агась! Дядя Ваня! — Обрадовался мальчик. — Тогда иди сюда. Сейчас… — Иван всучил в руки притихшего в сторонке Япоши чёрного котенка, и поспешно сграбастал мальчика с китайской шей. Элиас залился звонким смехом, и обнял дядюшку за шею, сам того не зная, что сегодня весь день будет ограждать оного от сестринской кары. — Иван, постой, а где же остальные? — Преградил русскому путь Франциск, а то тот уже на радостях намылился вглубь гостевого крыла. — Где наш крошка Италия? И где же оба наших дорогих брата немца? — — Да кому они нужны?! — Встрял Артур, отпихивая прочь несносного француза, а то ишь ты наглый, беспокоится о всяких, пока с Америкой неизвестно что творится. — Альфред!.. Альфред мой где?! Куда они его дели?! Я хочу его видеть! — — Он… Его… Артур… Да послушай!.. — Тщетно некогда самое большое государство пытался вставить хоть слово сквозь всю эту трескотню Туманного Альбиона, англичанина как переклинило от волнения за любимое детище. Тут бы его приласкать бы новым трофеем да по темечку, чтоб поутих, но тут был Елисейка. Жаль, очень жаль. На счастье всех присутствующих, словестный поток Артура быстро иссяк, уступив место категорическому ультиматуму. — Если мне не дадут его увидеть, я не знаю — что я сделаю! — Заявил Артурчик, решительно скрестив руки на груди и с вызовом смотря на сородичей. Как будто они тут что-то решали. Зато на тихого канадца не обратил внимания, хотя Мэтт как раз и был тем единственным, кто мог проводить его к Альфреду прямо сейчас. — Мэттью, как быть? Как ты ему скажешь, что можешь проводить его к вашему брату, если он тебя в упор не видит? — Подергал друга за руку медвежонок. — Сам не знаю, Кумадзиро… Когда господин Англия в таком состоянии, он никого не слышит. — На счастье Артура у Ивана было больше решимости, чем у тихони канадца и он смог образумить упрямого бритта: — Артурушка, вот что ты за человек? Вот ты тут выступаешь. Можно сказать — рубаху на груди рвешь, а ведь тебе разрешили Федю навестить. — — Да?! То есть, как… разрешили навестить? — Вылупил на русского свои зеленые глазищи бывший пират. — А так — разрешили. Матвейка вон, — Ваня кивнул в сторону страны-рейнджера, — ждет тебя, чтоб в лазарет отвести, а ты… Эх, ты! Остальные наши, кстати, тоже там. Но тебе же до них дела нет. Ну, что ты тут стоишь? Иди уже к своему неслуху. Мэтью ждет… — И, махнув рукой, Ваня прошел открытые двери. За ним посеменили и сестры с азиатами. Последним зашел Франциск. Обернулся в дверях, осуждающе покачал Артуру головой, и поспешил за остальными. Ну, а Артур поплелся следом за напарниками Уильямс. Прав был Иван — до остальных Артуру дела не было. Лишь Альфред нужен был Керкленду в данный момент, лишь его бедовое детище. Мэттью привел Артура к одной из дверей и, остановившись перед ней, предупредил бывшего опекуна: — Альфреда поместили в эту палату. К сожалению, вы можете увидеть его лишь в присутствии надзирающего за ним рейнджера. — — Мне все равно, кто там будет — хоть ангел, хоть черт, хоть голый француз и пьяный русский в обнимку… я хочу увидеть Альфреда. — Отмахнулся от него Артур, сгорая от нетерпения поскорей зайти в палату и увидеть братца-обалдуя. — Да. Понимаю вас, господин Англия. Что ж, входите. — Мэттью покорно открыл дверь палаты. А там их уже ждал сам Базз Лайтер. Сидел спиной к дверям неподалеку от той же медицинской капсулы со спящим Альфредом внутри, и что-то увлеченно читал… или писал?.. в общем — изучал. — Капитан, Лайтер. Прошу прощения, сэр, я привел господина Керкленда. — Робко и даже как-то виновато доложился Мэттью о своем прибытии. Базз тут же убрал изучаемое в нагрудное хранилище скафандра, и встал с места, приветствуя сослуживца: — Молодчина, Мэттью. Проходи. И вы, сэр Керкленд, тоже. — — Простите, я не могу. — Мэтт покачал головой. — Коммандер Небула приказал мне идти отдыхать, как только я приведу сюда господина Артура. А теперь мне пора идти… — Да, как бы бывшему воплощению Канады не хотелось тоже побыть рядом со спасенным братом, но у него был другой приказ. Мэттью ведь почти совсем не спал этой ночью, ожидая известий о спасении своих сородичей прямиком на месте одного из диспетчеров. Дождавшись желанных вестей, он, конечно же пошел спать и подремал немного, но этого было явно мало. Плюс, у него за все эти дни разлуки нервное перенапряжение накопилось не малое. В общем, Небула строго настрого приказал ему отправиться отдыхать сразу по прибытии команды Лайтера. — Сэр, Керкленд. Проходите. Вот ваш Альфред. Живой, как я и обещал. — Базз жестом пригласил застопорившегося у дверей Артура. — Проходите, прошу. — — Да… — Англия будто на ватных ногах подошёл к любимому детища и бывшей колонии. Тот лежал тихо-тихо, чуть посапывая во сне, вызванном введенным ему успокоительным. В глаза Керкленда тут же бросились множество подключенных к Альфреду трубочек, по которым что-то текло. — И зачем тут этот трубопровод? — — «Это система дополнительного диализа и одновременно снабжения крови необходимым физиологическим питательным раствором. Пусть у парня и есть эта его регенерация, но его организму нужно помочь, а то от истощения и обезвоживания у него уже почечная недостаточность началась…» — Прозвучал в голове Лайтера голос медика, сделавшего окончательное заключение по состоянию Альфреда. Но стоило ли говорить это и без того переволновавшемуся брату пациента? — «Нет. Ну, разве что, не уточнять…» Это подача специального лечебного раствора. Альфред ведь пока спит, а прием необходимых лекарств откладывать нельзя. — — Ясно. Капельница, значит. — Артур склонился над спящим братцем. Измученный осунувшийся Альфред выглядел таким слабым, таким беззащитным, что у его неудавшегося воспитателя защемило сердце. — Вернули тебя… Вернули. Идиот мой… Как ты во все это ввязался, я не пойму? Прости… Это ведь и моя вина, что я вырастил тебя… таким. Лучше бы я тебя Франциску отдал бы. — Артур замолчал, едва удержав громкий всхлип и утирая с лица скупую пиратскую слезу, едва слышно добавил. — Может, он бы вырастил из тебя нормального человека, а не то что выросло. Был бы ты приличным парнем, воспитанным, и не вляпывался бы во всякие истории… — — То есть как это — отдали бы Франциску? Дети — это же не вещь. — Не сдержался Базз, искренне возмутившись стенаниям Артура. — Простите, конечно, что вмешиваюсь не в своё дело, но я считаю, что если человек взял себе ребенка на воспитание, то он должен его любить такого, какой он есть. И каким он его в итоге сделал, воспитал его или нет, это уже его проблемы, а не ребенка. Альфред, конечно, тот ещё егоза, но я пообещал не оставлять его, даже после этой истории с его похищением. И не оставлю. А вы — самый родной для него человек, уже отрекаетесь от него? — — Нет, я не в этом смысле. Я не его виню… Себя. Был бы я хорошим учителем и родителем — таких сюрпризов не было бы. А то взял его и… почти не заботился из-за своих приключений, а чуть что, чуть он загрустил без меня, я ему подарок какой сразу давал, чтобы он на меня не дулся. Все лучшее давать старался. Ну и… вот… Вырос… — Артур смахнул очередную набежавшую слезинку, и судя по застилающей глаза пелена, она обещала быть не последней. Лить слёзы, тем более при постороннем человеке, горделивому англичанину как-то не очень хотелось, но эмоции были сильнее воли. — «Чёрт! Не — Великобритания, а — позорище! Увидел бы Скотт — засмеял бы!» — Вырос, только не до конца… — Задумчиво пробормотал Базз, вспомнив все выкрутасы непутевого ученика, коих даже за их краткое общение было слишком много. А уж сколько их повидал сам Керкленд… Базз и думать не хотел. — Это хорошо, что вы сожалеете и пытаетесь исправить свою ошибку, но… он вам, как я понял, просто так уже не даёт себя воспитывать, может я попробую? В том смысле что у меня тоже пока плохо получается, но я буду продолжать, не возражаете? — Ответом ему стало молчание оцепеневшего от изумления Туманного Альбиона. — Прошу прощения, я что-то не так сказал? — Базз обеспокоенно тронул Керкленда за плечо. Нежданное прикосновение вернуло Артура из «разрыва реальности» назад в бренный мир. Наспех утирая слёзы ладонями, он попробовал дать рейнджеру хоть какой-то ответ, но вместо этого изо рта неслись лишь обрывки слов с приглашёнными всхлипами. Лайтер же молча ждал. Он не раз и не два, а сотни сотен раз становился свидетелем подобных сцен и искренне сопереживал англичанину. Но вот, взяв каким-то образом себя в руки, Артур смог дать собеседнику внятный ответ: — Простите… Не ожидал… не ожидал я такой поддержки, и именно от вас, по сути — чужого для нас человека. У нас не каждый так мог помогать даже родственникам. И тем более — чужому. — — Как же вы все там выживали, если никто первый не осмеливался сделать и шагу и все друг друга подозревали? — — Существовали мы, а не жили. Просто существовали… — Артур невесело усмехнулся. — А как жить, если за тобой целый народ стоит и каждый из них частичка тебя. Если каждый из твоих людей хоть немного, да влияет на тебя? На твои чувства, мысли, стремления… А уж как жить, если правительству твоему плевать и на тебя и на народ твой и на все и вся? Знаете, каково это — мучить родного брата? Вырезать его народ, селение за селением, лишь потому, что так приказал какой-то душегубец. И мне и моим людям приходилось это делать. Я сам, своими руками и руками моих людей своего старшего брата мучал. А потом, после всего… было страшно и стыдно даже показаться перед братом, а не то, чтобы пообщаться с ним. Так что я даже в некоторой степени завидовал тем воплощениям, у которых не было родных… — Артур хотел еще что-то добавить, но отвлекся на слабый стон спящего братишки. Бывшее воплощение США поморщилось во сне и дернулось в сторону, отчего прикрепленные к его телу трубочки затрепыхались в разные стороны. Лайтер с англичанином среагировали мгновенно, одновременно схватив Альфреда, дабы тот перестал метаться и не навредил сам себе. Из стены тут же выехал манипулятор. Он присосался к оголенной части Альфредовой руки, проткнув ту высунувшейся из него иголочкой, и уже через пару секунд пациент успокоился и лежал смирно. Некоторое время Керкленд и Лайтер молча созерцали их теперь уже общую головную боль, но вот Базз первым прервал молчание: — А что бы было, если бы Альфред рос и учился у Франциска? — — Ответ прост — посмотрите на Мэттью. Это не я научил его вежливости и манерам… Я его скорее покалечил. Невнимательностью своей почти что невидимкой сделал. — — Выходит даже такой самовольный и эгоистичный паренёк как Альфред у Франциска был бы более воспитанным и послушным? И не показывал бы своего характера? — — Так Альфред не всегда эгоистичным был. Да, он требовал внимания… как все дети. Да, он частенько не слушался и делал по-своему. Но… Тогда он хотя бы был более открытым и доверчивым. И если он поступал не так… то не злился на поучения, а все-таки извинялся. И внимание нарочно совершенными плохими поступками он не привлекал. И вообще… Ласковый был ребенок. Всем со мной делился, всему удивлялся, всему радовался. А теперь?.. — Почти уже успокоившийся Артур вновь предался глубокой печали. Даже глаза снова заблестели. — Я помню, как в очередной раз приехал к нему, а застал не моего маленького братика, а уже вполне самостоятельного подростка. Того, кому уже не нужны были мое внимание и подарки. У него все было свое. А потом началась война… за его независимость. Вот тогда-то я понял — как сильно ошибался, считая, что подарков было достаточно, чтобы меня любили и прощали мое долгое отсутствие. И как же сильно я за это тогда получил. И до сих пор получаю свое наказание… Видя — во что я превратил своего бедного кроху… — Под конец Артур вовсю прятал мокрые глаза, сдерживаясь из последних сил, ибо это было для него неслыханной роскошью — второй раз за день свою слабость показывать. — Как грустно всё это… Но всё-таки — он про вас не забыл. Ведь всё время он звал не только меня. Но и вас. А это тоже что-то стоит. — — Звал? Когда? — Встрепенулся подавленный англичанин. — Не помню точного времени когда мы его вытаскивали, не до того было, но на корабле, в медицинском отсеке, когда я подле него составлял отчет о миссии, он позвал на помощь. Звал скорее вас, чем меня. И было это то ли во сне, то в бреду… не могу сказать вам точно, я не стал его будить, парню нужен был отдых. И знаете… мне вдруг стало радостно. Ведь он не забыл про вас, сэр. Даже в бессознательном состоянии зовет того, кто ему поможет. Кто его защитит и спасёт. — — Значит, звал… меня… — Не удержавшись, Артур все-таки позволил слезинке скатиться по его щеке. Опять. Но это того стоило. Что ж, раз его непутевый воспитанник звал его, значит и сам он — Англия, был не так уж и плох. Вот только жаль, что Альфред прибегал к нему тогда, когда ему было плохо, и совсем-совсем не слушался его в остальное время. Что поделать, не стал Артур для младшего брата авторитетом. — Жаль, что он вспоминает обо мне лишь когда совсем припрет. — На плечо Артура вдруг легла рука в белой перчатке: — Обещаю вам со всей серьёзностью и честностью почаще напоминать моему ученику о том, что у него есть не только его учитель и брат-близнец. Но если он меня не поймёт… что ж… буду привозить его вам самолично хотя бы раз в месяц, когда вы будете свободны. — И, убрав руку, рейнджер всё-таки уточнил на всякий случай у понурившегося англичанина: — Вы согласны с моим предложением, сэр? — — Я… — Опешивший Артур даже не знал, что и сказать. Это ж надо — такое внимание! Такое… предложение. Да как тут вообще отказаться? — Спасибо… Благодарю вас. Благодарю от всей души, что… что мою самую большую ошибку исправляете. Я… честно, я не ожидал такой поддержки от кого-либо. У нас не каждый так мог помогать чужому. Просто так… Благодарю вас. — — Вы хоть и считаетесь уникальными людьми, всё-таки бывшие воплощения стран… Но ведь и у вас должны быть семьи. Никто не должен забывать своих родных, даже ради своей мечты. А вы с рейнджером Уильямсом — единственные у него родные братья. И я буду лишь рад, если он об этом вспомнит. И будем надеяться, что всё-таки без моей помощи. — — Спасибо… — Вновь ответил ошарашенный Артур, и чтобы рейнджер не увидел его блестящих глаз, склонился над спящим младшим братом и, не удержавшись, потрепал его непослушные волосы. — А знаете, Альфред не даст абы кому прикоснуться к его голове. Он после той войны и мне не давал этого делать. Фыркал, мол — «Я уже большое государство. Самостоятельное! И не нуждаюсь в папочке! И вообще — ни в ком!». Вот я теперь, только когда он спит, и могу его погладить. Даже жалко, что это происходит так редко. Что он не доверяет мне так, как раньше… — — Дети всегда так, сначала говорят, что выросли и не нуждаются в ласке, а потом через какое-то время выясняется, что они всё-таки по ней скучают… — Базз улыбнулся, глядя как нежно Артур гладит спящего парня по макушке, и тоже почувствовал странное щемящее чувство в груди. — Если позволите… — тихо шепнул он археологу, — я расскажу ему как-нибудь об этом? Или пусть это останется тайной? — — Можете и рассказать, но… — Артур грустно улыбнулся, — он вряд ли примет это. Он же — сверхдержавой был… Раньше я гордился, что он вырос одним из самых сильных государств, но… Чтоб ее, эту слишком большую силу для одного подростка. Не был он готов к ней и к слишком быстрому, по меркам воплощений, взрослению. Телом вырос слишком быстро, как и земли его, и физически был очень силен, как вся его военная мощь, но… Не готов он был к этому. И просто человеком он быть не готов. Спасибо, что решили присмотреть за ним. Спасибо. — — Спасибо и вам за ваше доверие. Что разрешили за ним приглядывать. Что поделились вашими тайнами про него. Возможно, вы правы — сразу он этого не примет. Сейчас уж точно. Но я попробую ему напомнить об этом через какое-то время. Вдруг ещё не всё потеряно. Вдруг он к вам вернётся без напоминания. И попросит вас обнять его… сам. — — Да. О большем я и мечтать не смею… — Вновь пригладив волосы младшего брата, Артур украдкой смахнул очередную набегающую слезу. Он еще много времени провел так, поглаживая непутевого братца по голове, словно стараясь запастись сим моментом впрок, а в голове вертелась лишь одна мысль. — «Только бы у этого героя — Лайтера, удалось исправить мою самую большую ошибку! Только бы удалось!»***
А тем временем на планете Z всем ее обитателям неба и земли было мало, чтобы скрыться от гнева их мрачного повелителя. И ведь эти бедолаги даже не с утра так мучились, а с ночи. Едва команда Лайтера благополучно свалила с их планеты на своем Сорок Втором крейсере, все-все, даже самые узколобые таракашки поняли — хана им! Все будут летать от пинков их повелителя выше, чем орбитальные беспилотники с их трех задействованных под систему планетарной защиты лун. И ведь не прогадали. Зург, движимый желанием самолично посмотреть на методы работы Третьего Рейха в качестве нового палача, в этот день проснулся очень рано. Ни о чем не подозревая, он приказал принести еды в его сверхзащищенные от всего и вся императорские покои, и заодно предоставить отчет о прошедшей ночи, дабы подыскать хотя бы нескольких нарушителей для предстоящего рабочего дня Байльшмидта-младшего, но вместо этого… Хорошо, что Зург перекусил по-быстрому и перед прочтением отчета. А может и жаль, что перед прочтением, кто знает, может подавился бы насмерть — зараза такой! — и избавил бы галактику от своей темной угрозы!.. Простите… В общем, как бы ни были звукоизолированы покои Зурга, но все обитатели его дворца готовы были поклясться, что даже так они услышали проклятья и возмущения своего господина. А уж когда Зург покинул комнату… Все живое искренне пожалело, что вообще имеет органы слуха, ибо дальнейшее терпеть было просто невыносимо. Зург выносил мозг бесперебойно и методично, то осыпая всех встречных проклятьями, то обещая им самые изощренные пытки. Ну, а бедным слугам оставалось лишь — РАБОТАТЬ! Пахать! Вкалывать, как проклятые рабы (а почему как?), и надеяться на то, что их не тронут хотя бы за работой. Выплеснув часть гнева на исправно трудящихся слуг, и чуть не сорвав при этом голос… благо для императора, глотка у него была луженная… Зург отправился разбираться с главным, по словам всех его слуг, виновником всего произошедшего — Ворпом Даркмэттером. Но, не судьба — его лучший шпион до сих пор был в отключке. Он лежал в одной более-менее приспособленной под оказание медицинских услуг лаборатории, на металлической каталке, чуть ли не намертво пристегнутый к своему ложу, наспех перебинтованный и плюс ко всему без своего искореженного протеза. — И что это такое? Что это за труп? — Зург подошел к бессознательному Ворпу вплотную, но не прикоснулся. Еще чего не хватало — повелителю прикасаться к мертвечине. — Живо доложитесь мне — что произошло с этим… этим… А он жив вообще? — — Ж… жив, мой император… — К Зургу подошел один из жучков, дрожа перед повелителем в почтительном страхе. — Мы обнаружили его в одном из коридоров. Он был почти при смерти… знаете, несколько прямых попаданий в спину… большая потеря крови… Ну, а мы просто не дали ему помереть… Не стали решать за вас, мой император, просто немного подлатали его, чтобы вы сами наказали его — виновного в побеге ваших особых пленников. — — Значит, он жив? — — Да… мы не дали сбежать ему на тот свет, чтобы он сполна получил свою кару от вашей руки. — Как мог изворачивался продувший жребий жучок, то и дело отбивая головой поклоны господину. — Жив… — Зург все же снизошел до того, чтобы потыкать культяпку оставшегося без протеза шпиона. — И кто его так отоварил? Протез сломал? Неужто Лайтер? Он столько времени за ним гонялся, уговаривал вернуться, а тут отделал… Да как! — Зург чуть качнул головой, а в голосе послышались восхищенные нотки. — Не похоже на него. Или это был кто-то другой? — — Ну… как бы… да… — Жучок весь сжался от страха, едва Зург удостоил его взглядом своих кроваво-красных глаз, так и пылающих гневом. — У нас есть видео… да. Видеозапись с камеры. На ней Даркмэттер столкнулся с одним типом… Хотите взглянуть, мой император? — — А ты как думаешь? Насекомое? — Казалось бы, спокойный ответ повелителя поверг бедного жука в настоящий ужас. Эта леденящая душу интонация, а так же еще больше загоревшиеся глаза императора зла четко дали понять — одно неверное слово или движение и все… нет больше жука. Испепелят прямо лазерным взглядом. — Сию секунду, император… — Жучок ринулся куда-то в сторону и вот уже группа таких же, до смерти перепуганных насекомышей как он, притащила все необходимое для показа подготовленного ими видео — парящий монитор и очень комфортабельное кресло. Все для удобства их господина. Видео началось с того, как в поле обзора камеры показался человек в фиолетовом капюшоне. И то, что это был НЕ Лайтер, Зург понял мгновенно. Нет, серьезно, это же каким кретином, по мнению императора, надо было быть, чтобы спутать Лайтера и этого… дылду под два метра ростом? Но разиня Даркмэттер спутал и с чего-то бахвалиться перед противником стал, а тот великорослый парень, названный Россией, возьми да и двинься на шпиона с трубой наперевес… Ну, а дальше темнота. Видимо от удара того ненормального камере настал трындец. — И это все? Интересно… — Зург крепко задумался. По поведению того парня, оказавшегося тем самым привлекшим его внимание — воплощением Российской Федерации, было ясно, что он был отбитый на голову, раз ничего не боится. Ну, или он столько навидался, что встреча с его лучшим шпионом оказалась для него простой стычкой с очередным слабаком, по неосторожности попавшимся на его пути. А может, Россия был и тем и другим. Как знать. Даром что ли в данных Англии этому бугаю столько военных свершений приписывалось. Особенно победа над Третьим Рейхом! И протез Даркмэттеру он же поломал. Смял его, как тонкий пластик и все голыми руками — именно об этом свидетельствовало заключение экспертизы мозговиков насчет искореженной конечности Ворпа. А уж как Россия держался в том видеоразговоре с самим императором… Он явно знал себе цену, и очень даже не маленькую. А то, что сам Лайтер его с собой на миссию взял… «Да-а… Жаль он мне не достался. Такие кадры — большая редкость! — Находясь под великим впечатлением от полученных данных, Зург поднялся с места и снова подошел к верному слуге, по-прежнему пребывающему в полной отключке. Ах как бы было хорошо заменить этот кусок отметеленной никчемной плоти на такого, как Россия… Эх, мечты. — Сдаешь, Даркмэттер, хоть нового слугу на твое место ищи. Зря они тебя не убили, ну да ладно, что с тобой делать, вдруг новых таких кретинов не найдешь. Отлеживайся, но как немного поправишься — буду злобствовать…» Зург потом еще долго размышлял насчет ночного инцидента и самих воплощений. Но хотя бы, на радость всех слуг, он орать перестал, а спокойно ушел в свои покои и не вылазил оттуда весь остаток дня.***
У бывших воплощений тоже все было спокойно. Они просто радовались, что вся история с похищением закончилась благополучно и теперь просто отдыхали и телом и душой после столь долгих дней нервотрепки. К примеру, Артур Керкленд и Мэттью Уильямс, как самые перенервничавшие накануне, и проведшие почти всю ночь без сна, после возвращения из палаты Альфреда завалились спать. Заклятый приятель англичанина, Франциск Бонфуа, умотал к старым знакомым в кафетерий, чтобы не киснуть в одиночестве, пока его дорогой недотрога отсыпается за бессонную ночь. Гилберт же, неустанно нес свою вахту возле брата и Феличиано и даже спать лег с ними в одной палате. Ван Яо, со своим, не иссякнувшим даже спустя четыре тысячелетия, запасом энергии, снова начал доставать младшего брата. А что поделать, если Элиаса Иван присвоил себе и ни на шаг не отходил от мальчонки? В попытке хоть как-то спастись от назойливого китайца, Кику Хонда вдруг вспомнил об искусстве ниндзя и, оставив зверье на попечение славян и их мальчика, свалил от Яо при первой же возможности, и заныкался среди растений в ботаническом саду. Там он и сидел, предаваясь медитации среди листвы, пока не настало время отбоя. Яо, кстати, не стал унывать и излазил все гостевое крыло в поисках чего-нибудь «что потом можно скопировать и продать, да подороже!». Ну, а детки Киевской Руси весь день провели неразлучно. Иван просто играл с Элиасом, охотно отвечая на все его вопросы и ни на шаг не отходил от мальчика. Ну, а сестренки крутились неподалеку, кидая на братика обиженные взгляды и все вздыхали и вздыхали. Но как Ванька и предполагал, они ни слова упрека при мальчике не сказали. Да и мокрым полотенцем ему ни разу не перепало. Но странное дело, русскому от этого было не легче, наоборот, отругай бы сестры его или даже отлупи, ему было бы намного легче. И, после очередной серии сестринских «охов-вздохов», Брагинский пошел сдаваться. Они как раз были с Элиасом в его игровой комнатке, когда совесть сына Киевской Руси не выдержала: — Елисейка, я пока отойду ненадолго. Всего на минутку, а ты пока присмотри за пушистиками, а то Рольф Черныша снова всего на радостях обслюнявит. — — Дядя Ваня, не слюнявит, а обцелует! — Донесся вслед выходящему из комнаты Ивану детский голосок. — Уже целует! Радый другу и целует языком! — «Угу… А уж как меня сейчас сестренки обцелуют!» — Ванька шел в соседнюю комнату к сестрам, будто агнец на заклание, моля про себя лишь об одном. — «Только бы не плакали… только бы не дулись долго… Пусть хоть всего полотенцами исхлестают, только пусть простят!» А обе сестры-славянки уже ждали его. Знали обе, что придет к ним провинившийся братишка, рано или поздно, и прощенья просить будет, вот и сидели вдвоем за столиком в своей комнатке и на дверь пялились. — Я… это… Пришел! — Заявил Ваня с порога, старательно отводя виноватый взгляд от обеих своих кровиночек. — Сдаюсь в ваши руки, сестренки! Простите меня, лаптя елового, голову садовую, что волноваться вас заставил! Сдаюсь в ваши руки со всею покорностью… — Подойдя к столу, он так и застыл, с опущенной головой, готовый на любую кару, но… Вместо этого обе его сестры просто молча обняли его с двух сторон, уткнувшись в него лицами, и ничего им не надо было, лишь только стоять, прижавшись к брату, чувствуя его тепло и ощущая родной запах. — Понравилось хоть приключение твое?.. — Наконец-то прервал молчание голос одной из сестер — старшей. — Приключение? Понравилось… — — Весело было? — Задала свой вопрос младшая, не отрывая лица от бока братишки. — Агась. Мы, с Бустером, на шухере были… — Иван вздохнул, приобнял сестренок и честно поведал краткую историю своих похождений. — Мы с ним врагов отвлекали, камеры в коридоре ломали, от души. Потом… я в одном из помещений себе трофей добыл. Я его позже покажу… Потом мы встретились с Василием и Гилушкой, и все вместе убегали. А я еще и похитителя Людвига встретил. Поломал ему оружие, потом мы пообщались… Так-то нормальный мужик оказался, просто в западню попал и теперь не сбежать. Он на нас в роли воплощений похож — тоже никуда от господина не деться. Даже жалко его… Встретиться бы с ним снова, потолковать, может не все кончено. Может, он сможет уйти от… хозяина… — — Эх, Ванечка, Ванечка… Всех-то ты жалеешь, сердобольный ты наш. — Оля вытерла скатившуюся по щеке слезинку, приподнялась на цыпочки и поцеловала брата в щеку. — Братик, не пугай нас так больше. Я тебя обыскалась, даже чуть скандал не устроила. Тех мелких зелёных напугала… опять… Мы с Олей в эту ночь почти не спали, тебя ждали… Вернулся. Живой. Бра-а-атик! — Наташа ещё крепче прижалась к Ваньке, пряча в его одежде мокрое от слез лицо. — Не буду, сестренки. Кровиночки мои ненаглядные. Красавицы мои драгоценные. Ну, полно тебе, Наташенька, не плачь… Вот переедем на Джо Эд, заживем счастливо. Поля засадим, скотину заведем… Я вам баньку срублю, кухню летнюю поставлю, Елисейке площадку игровую забабахаю. Эх, не жизнь, а мечта будет! Да, сестренки? — — Угу… — Кивнули обе славяночки, успокаиваясь. Ванькины посулы для них обеих были как бальзам на душу. Свободная, спокойная жизнь среди таких же честных фермеров-труженников, какими в душе были все трое славян — да, ради этого стоило перетерпеть все годы их тяжкой и горькой истории. Только не ведали сёстры, что вся эта заварушка в Зурговом дворце всколыхнула в России иную часть его души — закаленный в сражениях воин. Это непередаваемое чувство странной эйфории, когда Брагинский сошелся с противником в схватке, разгорелось столь ярко, что его жар ещё долго не давал Ивану заснуть. Почти то же самое чувствовал и его анклав. Пыл боя, выстрелы недругов, патовая ситуация, от которой внутри все сжимается, а тело пылает от адреналина, и… Все та же эйфория от победы — яркая, как взрыв самой крупной сверхновой во всей вселенной. «Как в раю побывал, честь слова!» — Гил растянулся на своей кровати, в абсолютном блаженстве вспоминая события недавней миссии. Да, давненько он так не наслаждался хорошей заварушкой… Все фибры души Экс-Пруссии буквально вопили ему: — «Вот оно, то самое, не видишь что ли?! Ты — воин! Рожденный для сражений!» «Да, да, я понял тебя…» — Отмахнулся Гил от назойливых мыслей. Надо было выспаться, иначе эти придирчивые медики так и не дадут позаботиться ему о младшем брате, в данный момент посапывающем на соседней кровати с Феличиано под боком. — «Эх, Людвиг, Людвиг… Вот ты мне советуешь остепениться, пойти учиться, работу спокойную найти… Я ж с такой жизнью загнусь раньше, чем на войне. А вот задержаться тут — другое дело. Вот это мне по душе! Завтра же выведаю все у Миры…»