Ну что, страны, в бесконечность и далее?!

Бывшее воплощение Германии, он же — Людвиг Байльшмидт, уже который день работал на пленившего его злодея. Работал исправно, на совесть, стараясь делать все в лучшем виде, и не только из-за своей исполнительности и дисциплинированности… Италия — вот основная причина, ради чего он собственно и терпел свою нынешнюю жизнь. Если бы не он, не этот трусишка Феличиано… гори оно все синим пламенем! Но было ещё кое-что, что грело немцу душу и заставляло держаться и не отчаиваться, и это мысли об остальных воплощениях. Тех, кто к счастью остался на свободе… Остался жив! «Кёнигсберг и Москва — не разрушены! Они целы! Гилберт и Иван — живы!» — Да, та самая небольшая подсказка от Японии, переданная Людвигу Зурговым шпионом. Переданная как простая, ничего не значащая фраза, из-за простого незнания сокрытого в ней смысла, она всколыхнула в душе угрюмого немца новую надежду. Ведь если его братья — и родной и названный — живы, не все потеряно. Они живы — это главное! И они точно придут на помощь. Точно преодолеют все мыслимые и немыслимые преграды. Они же всегда были теми ещё упрямцами. Упёртыми в достижении своих целей похлеще, чем кто-либо, и непреклонными в плане защиты своих родных и близких. От осознания всего этого у Людвига было необычайно легко на душе. Настолько, что он едва сдерживался, чтобы ненароком не показать своей радости новому напарнику по научной работе. Но нужно было терпеть, весь, судя по словам того же Даркмэттера, мозговик Пятьдесят Восьмой был тем ещё доносчиком. Так что Людвиг терпел, удерживался и заодно мечтал поскорей вернуться к Феличиано и поделиться с ним своей радостью. Но все его планы и радость обломались в одночасье, едва в лабораторию заскочил его новый хозяин. Зург был весьма взбудоражен, и в то же время донельзя чем-то доволен. И он даже не объяснил — в чем собственно дело, а просто приказал Людвигу подойти к монитору и смотреть внимательно… Что собственно, немец и сделал. Ну, нам-то несложно догадаться — что именно захотел показать Людвигу Зург. Но для ничего не подозревающего пленника это был весьма неприятный сюрприз. Хорошо, что у немца выдержка была на высоте, и он смог с непоколебимо-каменным выражением лица досмотреть то видео, на котором практически все воплощения, оставшиеся на свободе, и в особенности его новый побратим — Россия, запросто отрекались от всех троих пленников. М-да, приятного мало. И хоть его родной братец вспылил и ринулся спасать его, но тот начальник рейнджеров в итоге приказал арестовать его. А значит… «Никто не придёт нас спасать…» — Людвиг почувствовал подступивший к горлу комок обиды… Но как позволить эмоциям вырваться на волю, если тут же, сбоку, стоит его новый бездушный хозяин и пялится на него не скрывая злорадного удовлетворения? А уж что будет за это, причём не ему — Италии, немцу не нужно было напоминать. В целом Зург остался доволен чересчур спокойной реакцией слуги, хотя и жаждал обратного и позлорадствовать хотел, из-за чего и попробовал подколоть больно невозмутимого немца: — Вижу, ты снова полностью оправдываешь своё досье. Ни чувств, ни эмоций. Неужели тебе совсем нечего сказать мне? Или своим сородичам? — «Mein Gott, что я могу ему сказать? Что мне плохо? Больно? Нельзя… Италия…» — Германия едва подавил тяжкий вздох, и как можно спокойней и безразличней ответил. — Что ж, я даже рад, что они так решили. Мне же проще. Мне ведь, в принципе, нет особой разницы, где заниматься любимым делом. И раз мы им не нужны, так тому и быть, посвящу себя работе, не отвлекаясь на лишние мысли и воспоминания. Мне и тут неплохо, живу как привык жить — Италия со мной, задания дают. Одного не хватает… Прошу прощения за дерзость… Мне бы хотя бы пару гантелей, чтобы самому тренироваться и заодно Италию гонять, и вообще будет полностью похоже на мою прежнюю жизнь. А сородичам своим я готов ответить тем же. Сказать все, как есть. Хотя… думаю, лучше мне составить письмо. А то при простом разговоре эти ненормальные мне и слова не дадут сказать. Что поделать — дикари. Низшие расы все такие. Зря что ли мой фюрер тогда хотел очистить от них нашу планету. «Надеюсь, этого будет достаточно, чтобы от меня отстали…» — Император Зла выслушал слугу с неподдельным интересом, и его темной душе понравилось, с какой внезапной обидой Людвиг отозвался о сородичах. А уж слова про письмо… — «И как я раньше не догадался заставить Третий Рейх написать письмецо остальным?» Что ж, Третий Рейх, ты снова порадовал меня. Лаконичный и исчерпывающий ответ, как и положено покорному слуге. Америке стоило бы поучиться у тебя. Но этот шумный мальчишка годен лишь, чтобы в клетке сидеть. Пока что… — Зург резко замолчал, по едва встрепенувшемуся и насторожившемуся немцу поняв, что сам же сболтнул лишнего. Но с другой-то стороны, это была замечательная возможность ещё понаблюдать за слишком уж покорным слугой. Вдруг Третий Рейх отреагирует не как надо и сегодня удастся поизгаляться не только над учеником Лайтера. — Не хочешь узнать, что его ждёт за непослушание? — — Если Вы соизволите поделиться этим, почту за честь, император. — Ответил Людвиг, внешне ни капли не растерявшись, хотя от волнения у него поджилки свело. — И готов в своём письме описать все с ним происходящее и уготованное в точности до наоборот. Разумеется, с вашего императорского позволения. — — Даже так? — Зург сначала аж опешил от такого предложения. Но с другой стороны безразличие к судьбе Америки, и само решение немца наврать с три короба своим же сородичам, не говоря уже о покорности… Это ли не удовольствие для тирана, не терпящего даже малейшего непослушания? — Превосходно. Этого я и ожидал от тебя. Будут тебе гантели… А вот Америку ждёт незавидная участь. Ты наверняка знаешь, что он слишком шумный, слишком неуправляемый и наглый. А ещё совершенно непокорный. А таких засранцев у меня обычно ждет лишь одна дорога — на тот свет. Но ему, так и быть, я решил дать шанс… Ты собак любишь? — — Да, император. — — Чудесно. — Зург злорадно хихикнул от забавной, по его мнению, ассоциации Лайтеровского ученика с цепной псиной. — Америка как раз и станет своего рода собакой. Я приказал сделать ему контролирующее устройство на шею. Так что его за любое неповиновение от боли будет скручивать так, что он визжать и скулить будет, как псина. Неплохой способ дрессировки этого наглеца, не так ли? — — Да, мой император. Превосходный способ. Он только через боль все поймёт. — Так же беспристрастно ответил ему Людвиг, как когда-то на приказы кучу еврейского народа ликвидировать отвечал, хотя от таких замыслов у него внутри все похолодело. — «Знал бы Англия, что уготовано его детищу… Хотя… вдруг ему было бы все равно несмотря и на это? Иван ведь тоже мне клялся, что меня простил. Братом назвал… и потом отрекся… Гилберт, как ты там? И Кику… Единственные, кто нас ждёт…» — — Замечательно! Просто замечательно! — Зург даже не скрывал своего восторга по поводу хладнокровности немца, прямо-таки по-детски хлопнув в ладоши. — Тогда, так и быть, приказываю тебе составить письмо для твоих сородичей. Разумеется, я прочту его перед отправкой. Настрочишь его вечерком, после работы, и заодно Италии своему сегодняшнее видео покажешь. Хотя я сам зайти к нему хотел… Но лучше уделю внимание Америке. Будет любопытно почитать, как ты про него наврешь! Прямо представляю, как Лайтер будет читать этот отрывок! Ха-ха-ха-ха! Пойду снова к Америке загляну… Порадую, что уже завтра мы прилетим на планету Z и он примерит свой подарочек… — Загоревшись этой идеей, Зург спешно покинул лабораторию, злорадненько хихикая и потирая когтистые руки в предвкушении нового веселья с учеником злейшего врага. А Людвиг… Ему оставалось лишь продолжить работу и думать над будущим письмом, хотя… Кроме горькой обиды от предательства и безразличия большинства своих сородичей все сердце сводило, словно тисками и мысли разбегались. А ещё открывшаяся ему правда о незавидной участи Джонса не давала покоя. Кое-как доработав день, Германия направился к себе. Сам, без конвоя! Видимо заработал себе императорское доверие. Хотя нет, в коридоре его догнал привычный надзиратель — Ворп Даркмэттер, причём какой-то заспанный. — Ну, как тут поживает любимый слуга нашего великого императора? — Как обычно, прямо с ходу, начал язвить шпион Зурга, и без того давя подавленному немцу на больное. — Благодарю вас. Нормально. — Коротко отчеканил ответил ему Людвиг, даже не повернув головы. Торопился он, к Феличиано, а остальное, в том числе всякие острословы, его не волновало. — А что так сухо? — Ворпу не составило большого труда состроить обиженную мину, играл оскорбленного благодетеля он мастерски, и только глаза, блестевшие яркими янтарными огоньками, выдавали его задорное насмешливое настроение. — Я тороплюсь, к Италии. Мне еще кое-какую неприятную видеозапись ему показать надо… — Людвиг ускорил шаг и едва заметно сжал кулаки. — «Как он отреагирует?» — — Видеозапись, говоришь, показать? Понятно. Тогда я тоже с вами посмотрю. — Ворп тоже ускорил шаг и, поравнявшись с торопливым немцем, вновь заговорил с ним, как с простым приятелем. — А кстати, я тут немного твоим языком увлекся, изучал. Да постой ты, мне спросить надо. — Синеликий взял Людвига за локоть своей здоровой рукой, принуждая того волей-неволей остановиться и выслушать его. — Не подскажешь — нормальное ли у меня произношение? Ich wurde befehlt Ihnen reactione auf video aufzunehmen. Für den Kaiser… Ну как, все понятно? — Неизвестно, что больше поразило Людвига в этот момент — практически идеальное произношение родного языка из уст пришельца, или же смысл сих слов: «Мне приказали вашу реакцию на видео записать. Для императора…». И снова только выдержка помогла ему сохранить внешнее спокойствие, хотя в глазах и промелькнул нехилый испуг, а мысли спутались еще больше: «На видео? Нашу реакцию? Уж не на тот ли разговор с нашими? Если так… то… Италия… он ведь не сможет соврать… И… для чего герр Даркмэттер сказал мне это? Не для того ли, чтобы я предупредил Иту?.. Но как? Он ведь как дите, не понимает намеков… совсем…» Но даже будучи в полной растерянности, Людвиг смог взять себя в руки и ответить на предупреждение так, будто он и правда просто совет по изучению своего языка давал: — Да. Все вполне понятно. Хорошее… произношение… Наверное это результат упорного изучения? — — Ну, да. Понравился мне твой язык, Третий Рейх, чего таить. Как и история. Я надеюсь, ты сможешь познакомить меня со всем этим поближе, взамен за старание над… произношением? — Тут же намекнул на желаемый способ оплаты своей помощи корыстный шпион. — Да, пожалуй. В свободное время, разумеется. — Вмиг дошёл до немца намёк, как и окончательное осознание того, что без этого синеликого хитреца им с Итой тут долго не протянуть. И это притом, что от них отреклись почти все сородичи и помощи ждать неоткуда… Впору было предаться отчаянию. Получив хоть и вынужденное, но согласие на проведение уроков немецкого, Ворп заметно оживился. Всю дорогу до комнаты Людвига он вещал о том — чем привлек его немецкий, и прочее тому подобное Германское, но перед самыми дверями он почему-то резко остановился. — Иди пока, включай своему Италии ту видеозапись, я сейчас зайду… Проверю протез, а то он барахлит… — Отмахнулся шпион, постукивая здоровой рукой по протезу беспорядочно лязгаюшему металлическими когтями. — Понял… — Людвиг спешно зашёл в комнату. Он уже понял, что его с Феличиано буквально за уши вытягивают из патовой ситуации, давая время предупредить дурашку-итальяшку о скрытой камере. Ворп ещё некоторое время «поковырялся» в протезе, неспешно лазая в настройках скрытой камеры, включил её, поморщился, буркнул: — Дурацкий металлолом… — и, якобы из-за раздражения пару раз легонько долбанув искусственную конечность о дверь комнаты немца, зашёл внутрь. А обитатели комнаты уже были готовы ко всему, в том числе и к вторжению в их уединенное убежище надзирателя-шпиона. Они оба сидели на краю кровати и смотрели только что включенную видеозапись по компьютеру, стоявшему на столе, напротив. Ворп подошел к ним, машинально оглядевшись в поисках третьего жильца — котенка Куро, но того нигде не было видно. Хотя, под одеялом, у самой подушки, тихо шебуршился кто-то маленький. «Вот, умница Куро. Там и сиди до конца записи. Ни к чему Императору на тебя смотреть…» — Довольно ухмыльнувшись, Ворп перевел взгляд на монитор и… покатился со смеху — там вовсю буянил Гилберт, гоняя Артура вокруг стола. Забавное зрелище! Но вскоре веселье прекратилось и начался сам разговор бывших стран с Зургом. И Россия там был за главного. Эдакий царь, который всех строит. Ита, на такого царя глядючи, забился за спину Германии и выглядывал оттуда, иногда вскрикивая от страха и снова прячась назад. Но едва Кику проболтался, что он тоскует по похищенным товарищам, испуганные писки итальяшки сменились на всхлипы, а на стенаниях и умолениях Гилберта Феличиано вовсе залился слезами. Людвиг тут же принялся успокаивать друга как мог, при том, что их обоих снимали и должны были показать все жестокому хозяину, а значит — никакой привычной Ите ласки и уговоров, только сухие доводы: — Вот так вот, Италия. Иван, как ты видишь, всегда был жестоким, и все не зря его боялись. Его сестры… ну Оля не особо тебя приветствовала, а с Наташей и вовсе тебе было очень страшно, вспомни… от Артура ты и после войны шугался. А Франциск… хоть и звал себя старшим братом большинства европейских стран, но плевать на всех хотел. И по Кику не стоит тосковать. Он всегда был молчалив, ты с ним не очень общался. Может, он так на жалость давит, чтобы Россия от него отстал. А Гилберт… — Людвиг сглотнул подступивший к горлу комок. — Он, после присоединения к Ивану, действительно странным стал, будто у него раздвоение личности. Вспомни, как он, после развала СССР, резко от меня сбежал назад к Ивану. Хотя он до этого же терпеть его не мог. Так что все, хватит рыдать. Не нужны они нам. Мы вместе жили и живём, нам было хорошо без них и сейчас хорошо, потому что мы одни… — Внезапно для всех зареванный Феличиано соскочил с кровати, ринулся к пустому мольберту и, водрузив на него чистый холст и выдавив на палитру почти всю черную краску, принялся рьяно что-то рисовать, продолжая обливаться слезами. Людвиг тоже не стал долго медлить. Он молча уселся за стол и, включив вместо видео программу для набора текста, начал строчить письмо, буркнув Ворпу не поворачивая головы: — Прошу прощения, герр Даркмэттер, что не могу уделить вам время сейчас. Император приказал написать письмо моим сородичам… — и залип над составлением послания с головой. — Да я и сам занят… — Ворп лениво потянулся и вышел из комнаты. И уже там, в коридоре выключил скрытую камеру и связался с Зургом. — Мой император, я записал на видео реакцию Италии, как вы и приказывали. Желаете, чтобы я переслал видео вам сию минуту? — — Разумеется, чего ждать? — Недовольно рявкнули с того конца связи. — Я бы и сам к нему зашёл бы, если бы не очередная встреча с учеником Лайтера. — — Вас понял, император. Прошу прощения. Просто уточнить хотел… И… Позвольте доложить вам, Третий Рейх немедля засел за какое-то письмо сородичам, а Италия рисовать начал. И, судя по обилию используемой чёрной краски, картина будет очень мрачная. — — Да-а? — Сменился тон голоса с недовольного на заинтересованный, видимо у императора снова тяга к искусству пробудилась. Что поделать, аристократ как есть. — Да, император. Желаете, чтобы я дождался окончания картины и самолично доставил её вам? — — Разумеется, желаю. У этого покорного труса большой талант, в отличие от Америки, годного только для издевательств… Надо будет как-нибудь заставить его свой портрет нарисовать… В общем, дождись картину и письмо и доставь их мне! — — Будет исполнено, император. — Ворп на автомате учтиво склонил голову и стоял так, пока хозяин не отключился сам. Затем он отослал требуемую видеозапись, и только после этого зашёл обратно в комнату к воплощениям. За время его краткого отсутствия Италия уже успел сделать основной набросок картины, причём довольно мрачной — среди безлюдного пожарища, оставшегося от сгоревшего поселения, сидел маленький-маленький мальчик в полуобгоревших цветастых обносках. Сидел прямо на засыпанной пеплом серой земле, весь в слезах, прижимая к груди единственное выжившее вместе с ним существо — чёрного котёнка, явно срисованного с кое-какого настоящего котейки. Германия же был менее расторопен в своем задании. Он никак не мог подобрать слов — очередная волна мрачных мыслей и бушующая внутри обида не давали ему сосредоточиться. А тут еще надзиратель назад зашел. Спрашивается — зачем? Того же мнения был и Ита, испуганно уставившийся на вернувшегося тюремщика, словно ожидая чего-то плохого. — Спокойно, народ, я больше снимать вас не буду. — Поднял шпион обе руки вверх в знак чистоты намерений. — Просто Зург приказал дождаться ваших письма и картины. Я просто постою тут… Подожду… — Оба узника тут же немного, но расслабились. Все-таки если бы этот тип захотел бы сделать им пакость, он бы не стал предупреждать их о видео съемке. Они даже попробовали вернуться к своим делам — Ита продолжил рисовать, а Германия составлять письмо. Вернее — пробовать составлять. И это жуть как раздражало его, как и тюремщик за спиной, и обида на сородичей, и вообще… Ворп, глядя на нервного немца, только хмыкал загадочно и беззвучно усмехался, словно что-то донельзя забавное разглядывал. Хотя, для лучшего шпиона Зурга так оно и было. — Вот скажи мне, Тре… Кхем… Германия… Людвиг… — Прервал молчание Ворп, подойдя к Людвигу вплотную. — Ты вообще наблюдательный? Да? Нет? — — К чему этот вопрос? — Буркнул нелюдимый немец, не отводя взгляда. — Да так, просто… — Шпион снова усмехнулся, на этот раз не сдерживая сдавленного смешка, ибо с его стороны ситуация была слишком забавная. — Просто не верю, что ты ничего подозрительного в том видео не заметил. Там же… там ведь все на поверхности было. — — О чем вы? — Так же коротко буркнул Людвиг, по прежнему не поворачивая головы к собеседнику. — Хотя да. Не всем же быть шпионами моего класса… — В очередной раз хмыкнул Ворп, теперь уже совершенно не скрывая веселья, все равно на него не смотрели, и тут же пояснил. — Ты что, не видел — какие вещи лежали на пустых вещах, и чья одежда висела на спинках стульев? — — Наши, а что? Англия же сказал, что в музей хочет все сдать… За ненадобностью… — — Ой, тугодум… Я с твоих непоняток — угараю! — Закатил глаза синеликий, будто от безысходности, на самом деле стараясь не заржать. — «А я-то думал, что у немцев хорошо голова работает. Особенно логика…» Людвиг, скажи-ка мне, зачем спрашивается, надо было вешать одежду на спинки, если бы было проще сложить ее аккуратно, на стол положить и все? Разве одежду вешают на спинку сидения не для того, чтобы так показать, что — место занято, человек скоро вернется и сядет туда? Нет? — — То есть? — Людвиг все-таки повернул голову и растерянно посмотрел на Ворпа. Он мало разбирался в таких тонкостях человеческого поведения, и вообще порой не придавал таким вещам значения. И, как оказалось — зря. Чуть все старания своих сородичей напрасно не загубил. — Включи запись снова. Включи и посмотри сам. — Что поделать, пришлось немцу включить видеозапись снова. Включил, посмотрел… А перед самым ее концом, Ворп сказал поставить воспроизведение на паузу и прямо пальцем здоровой руки тыкнул в изображение одного из занятых мест. — Видишь, никто тебя не забыл. Посмотри, разве людям, которых забыли, готовят места за столом? Готовят ли им еду? — «Что?! То есть… нас… НЕ забыли?!» — Немчик застыл как громом пораженный, сам с себя и своей недогадливости афигевая. Ну, а Ворп, как всегда в своем репертуаре, усмехнулся ехидно и хотел собеседника как следует подколоть, но, взглянув на застывшего Германию, передумал и лишь отстраненно пробормотал: — Я думал, ты увидел и понял… А ты вконец разобиделся… — и, все-таки не удержавшись, опять усмехнулся и панибратски хлопнул немца по плечу. — Так что, давай, успокаивайся. Посиди, подумай, но недолго, а то ж императору страсть как хочется поскорее увидеть и твое письмо, и картину Италии. А кстати насчет этого… — он повернулся к Феличиано с намереньем поторопить и его, но в этом не было нужды — Ита уже закончил картину и теперь с осторожным интересом посматривал на своего лучшего друга, не решаясь подойти самому из-за одной синеликой помехи. Видя как художник-недотепа осторожно посматривает на Людвига и на Ворпа, шпион поманил его сначала взглядом, а потом рукой, перейдя даже на левую сторону от Людвига и освобождая плаксе место. Но тот испуганно замотал головой и на глазах даже появились слезы. «Да что же ты будешь делать!» — немного раздражённо подумал Ворп, глядя на опустившегося голову Варгаса. — «И чего тебе надо, ведь не трогаю я тебя!..» — Но тут чуткий слух шпиона уловил тихое шрябанье и возню под подушкой — котенку вновь стало скучно и он решил вылезти из душного укрытия. — «Хорошо что я уже закончил, а то был бы сюрприз. — покачал головой Ворп и тихонько позвал маленького непоседу: — Куро, шу-шу, Куро… — Котенок тут же вылез из своего укрытия и замяукав, весело подскочил к краю кровати. И тут у маленького детёныша случилась заминка. Видимо он не решался ещё прыгать с кровати и Феличиано помогал ему в этом деле. Он вновь замяукал уже чуть жалобней, переступая своими угольными лапками по белой простыне. Феличиано, перестав сопеть и лить слезы, почти тут же кинулся к Куро. Но Ворп мягко его остановил: — Прошу прощения, сэр, вы всегда так к маленьким кидаетесь? Ничего не имею против, но он же так не вырастет самостоятельным. — И, заглянув художнику в лицо, он указал на котенка: — Даю слово, что он шастал по столу, словно уже взрослый кот! Это он на вашу жалость давит. Куро!.. — и шпион погрозил пальцем пушистому ребятенку: — Давай, не ленись! Или привык с хозяином быть беспомощным и слепым трехдневкой, а когда он не видит — помогать Рольфу? Нехорошо. Давай, ты можешь. — Чуть тверже добавил он. И котенок словно послушав шпиона, вновь склонил голову и спрыгнул с края кровати. — Умница, Куро. Молодец, пушистик, — похвалил его Ворп, глядя на то как черный котенок семенить по полу в его направлении. — Э, а почему ко мне-то? Нет, ты видал? Я конечно не против, но… — — Мя-а-а! — и Куро вновь подпрыгнул и повис, уцепившись за ногу в районе голени. — Ну, а я-то тут при чем, здрасьте и тебе? Иди к хозяину, говорю, он любит тебя, ты любишь его, идеальная пара… к нему или и получишь свою порцию ласки. — Ворп пытался откреститься от всех этих нежностей, но кошачье дитё непременно требовало и его участия в ласке. — Сэр Варгас… Можно вас попросить… — обречённо вздохнул шпион. Ему совсем не хотелось нянькаться с этим малолетним обладателем усов и хвоста как тогда. — «На голову сядет…» — Ита в ответ что-то невнятно пискнул, кивнул понимающе, но подойти так и не решился. Попробуй тут доверять тому, кто притащил тебя в чужое страшное место и из-за кого ты сидишь под замком. — Куро, Куро, иди сюда! Котик Куро, иди, иди ко мне, пожалуйста!.. Котик, котик Куро… — И так и этак упрашивал Феличиано своего котейку, чтобы тот подошел к нему сам. Даже на корточки присел, и жа-а-алобно так на питомца смотрел. Но пушистый неслух не торопился подходить, наоборот, почуяв безнаказанность, он стал потихоньку карабкаться выше. Ита же от отчаяния и сам не заметил, как стал мелкими шажками в полуприседе приближаться к новой живой кошачьей когтеточке, лишь бы только вернуть назад своевольного питомца. И когда он уже приблизился к цели почти вплотную, случилось нечто нежданное — котенок буквально в три-четыре резких рывка взобрался на плечо Ворпа и оттуда сиганул прямо на затылок Людвига. Прицельно так, сиганул, растопырив все четыре лапы с вытянутыми коготками. И попал… Людвиг уже почти дописал письмо, как вдруг почувствовал, что затылок пронзило нечто острое. Подобный экстрим Людвиг испытал лишь два раза в жизни. Первый — когда он неудачно сходил на сеанс иглоукалывания, где ему в лекари попался на редкость криворукий китаец… Людвиг еще долго костерил и его и Яо, хоть тот и исправил огрехи своего же гражданина… А второй — когда он, напившись с Гилом на Октоберфесте до состояния нестояния, зачем-то решил содрать с себя рубашку и во время этих манипуляций шваркнулся прямо в розовый куст. Ор пьяного немца, казалось, слышала вся планета, а Гилберт даже протрезвел от волнений за братца. И вот настал он — третий раз. — Италия!!! Сними его! — Сотряслась комната от полного ужаса и боли возгласа. Котик от подобных децибел спешно ретировался под кровать, оставив Байльшмидта младшего сетовать на свою тяжкую судьбу и весь род кошачий, чем он занялся, попутно дописывая письмо. — Вот почему я предпочитаю собак… У них нет такого смертоносного набора на лапах… Они дрессировке поддаются… — Феличиано тоже испугался не меньше котенка. В миг, когда Куро свалил от греха подальше под кровать, он и сам поспешил в укрытие и теперь сидел под одеялком, затаившись, словно мышка. Пару секунд спустя к нему из-под кровати перекочевал и сам черный виновник переполоха. Ворп конечно глянул на лицо Третьего рейха, и самолично удостоверился, что регенерация работает отлично и следов от когтей на лице ценного работника императора не останется, но ругаться на непослушных не спешил: — Не любишь ты детей, я смотрю… — Людвиг вздохнул и, устало приложив руку ко лбу, буркнул: — Я их не — не люблю. Просто… они шумные, непослушные, никакой дисциплины… Я таким не был. Всегда, с самого своего появления учителей слушал и дисциплину соблюдал. — — Хм… — казалось Даркмэттера такой ответ озадачил, но посмотрел на бугорок одеяла из которого выглядывали две пары глаз, одни человечьи другие кошачьи, он вдруг хмыкнул ещё раз и спросил: — А с Феличиано чего возишься? Он же… тоже не образец армейской дисциплины. — — Я?.. — Теперь уже озадачился и Людвиг, не зная — что ответить, да как вообще объяснить свою привязанность к каштановолосому трусишке? Сам же гнал его прочь после первой мировой войны и не хотел с ним сотрудничать в начале второй мировой. — «Действительно — с чего я к нему привязался? Почему?» — Обернувшись, он посмотрел на прячущихся бедокуров — щелочка в одеяле тут же исчезла под испуганный писк итальянца и последовавшие за этим всхлипы. — «Перестарался…» Италия… я не сержусь. Просто веди себя поспокойней. И за питомцем своим следи. Хорошо? — Всхлипы как по волшебству затихли, а Людвиг продолжил дописывать письмо, так и не ответив на вопрос. Что он мог сказать, если и сам не знал на него ответа. — Мило… — пробормотал шпион, стараясь не вслушиваться в шушуканье и возню под одеялом. — Дружеский совет, без всяких долгов и намеков. Я — не Зург, но вдруг он спросит так же? Постарайся придумать что-нибудь поубедительней. И договорись с сэром Варгасом об правильных и одинаковых ответах. А то не дело… если вы скажете совершенно разные вещи. Впрочем это меня не касается и я умолкаю. — Людвиг снова не ответил, только молча кивнул, не отводя взгляда от монитора и что-то быстро печатая. Тут сзади послышалось громкое жалобное мяуканье. Обернувшись на него, Ворп увидел, что Куро покинул убежище и ходил взад-вперед по краешку кровати, мяукая все громче и настойчивей, иногда переходя на утробное мурчание. — Ну, а я при чем, сам иди, извиняйся, — мельком посмотрев на котенка, Даркмэттер пожал плечами. — Нет, сэр Варгас, это я не вам. Иди-иди, — подбодрил Ворп малыша. — Не такой уж он и сердитый. Герр Байльшмидт… Прошу прощения, что отвлекаю, но… — и шпион тихонько тронув немца на плечо указал тому за спину на скакнувшего на пол Куро и периодически мяукающего с мурчанием. Когда Куро дошел к ним, Ворп пояснил недоумевавшему Германии: — Он извиниться хочет. — Котенок сел и переступив лапками, отвёл глаза и ещё раз неуверенно мяукнул: — Он не хотел вас царапать, когти случайно растопырились… Ой, не могу, Куро, лучше скажи что ты хотел прыгнуть к нему на ручки, но не долетел, малютка же! — развеселился Ворп. Котенок помолчал какое-то время и слабо мяукнул ещё раз, но посмотрел на Ворпа с некой обидой? — Ну ладно, ладно, не малютка. Но согласись, взрослые коты прыгают дальше. Так что… герр Байльшмидт? Что мы будем делать с этим малолетним хулиганом? — и аккуратно взяв за загривок малыша, перенес его на колени немцу. — Не волнуйтесь, взял как надо. Его так мама носила. — «Надо же… Похоже герр Даркмэттер и впрямь котов понимает. Значит ли это, что и у животных есть душа и разум? — Людвиг в задумчивости почесал за кошачьим ушком, на что котёнок громко замурлыкал и задрал голову, подставив под скупые немецкие ласки шейку. — Узнал бы Родерих, что я думаю о подобном, устроил бы мне долгую лекцию, как тогда, в детстве…» — Вспомнился ему тот случай, когда он по детской простоте и наивности сказал австрийцу, что подружился с одним псом, и теперь делится с ним своими мыслями и секретами. После этого Родерих ему долго мозги насчёт бездушности животных промывал… — Я не злюсь на него. — Выдал после размышлений Людвиг, продолжая почесывать котёнка то за ушком, то по шейке. — Просто неожиданно было. Да и занят я. Письмо закончить надо… Иди к Италии, Куро. Я не злюсь. — Котейка радостно мяукнул в ответ и, ткнув напоследок лбом ладонь немца, спрыгнул на пол и поспешил к Феличиано, ну а Людвиг продолжил свое занятие. «Надо же, какая у них идиллия и взаимопонимание! — Усмехнулся Ворп переводя взгляд то на занятого по уши Людвига, то на выбравшегося из-под одеяла Феличиано, тискающего и ласкающего своего черного пушистика. Шпион уже хотел съязвить по этому поводу, но не стал. Его веселость резко сменилась на непонятную тоску… — Лишний я тут. Лишний. Скорей бы Третий Рейх сочинил бы письмо, да я свалю отсюда…» — И до самого своего ухода Ворп больше не проронил ни слова. И даже старался не смотреть на двух жильцов этой комнаты, размышляя о чем-то своем далеком… А потом просто скинул документ с письмом в память миникомпьютера в своем протезе, молча забрал картину, и поспешил прочь. После ухода их тюремщика и завершения всех дел на сегодня, Людвиг наконец-то мог расслабиться сам и успокоить Феличиано, а то бедняжка так сильно рыдал недавно, а потом его же и испугался. И все из-за того, что ни он, ни сам Людвиг сначала не поняли намеков своих сородичей, а потом еще шалость котенка… Но не все было так просто. Едва Людвиг прикоснулся к голове друга, бормоча слова утешения и оправдания, тот сразу лучезарно улыбнулся и кинулся к немцу обниматься. — Ве-е, Людвиг… — Оживленно затрещал он. — А я сразу понял, что никто нас не забыл и не предал. Сразу. Правда, тут был этот… синий… И я не смог сказать тебе об этом… — — То есть?.. Как это понял?.. — Опешило бывшее воплощение Германии. — А… почему ты плакал? — — Ве-е… Просто они так хорошо играли роль, что под конец я и сам им поверил. — Чувствительный Ита снова зашмыгал носом. — Очень хорошие актёры. Очень. Очень! Даже мой незабвенный Адриано не сыграл бы лучше! — — Значит — заметил, да? — И тут Людвигу стало стыдно. Он-то Феличиано совсем никудышным в плане наблюдательности считал, а вышло совсем наоборот — легкомысленный итальяшка его всухую обошел. Стыд да и только! Только Феличиано значения покрасневшим Людвиговым щекам не придал, а продолжал трещать без умолку: — А что ты написал? Что? Ты же не написал нашим ничего обидного? Нет? Или написал? — — Я написал им, что… — Решил было поделиться содержимым письма Людвиг, но тут же осекся и замолчал, вовремя вспомнив, что у Иты язык от самого появления был без костей, да таким и спустя столетия остался. Так что о настоящей сути письма нужно было помалкивать. — Что у нас все нормально. Мы держимся и… В общем, держимся. — — Ве-е… — Ита виновато вздохнул. — А я наоборот позвал на помощь. Не надо было? — — К… как это… позвал на помощь? — Опешил Людвиг. — Ну я… я когда того мальчика на картине рисовал, его одежду раскрасил в сигнал бедствия. Помнишь, ты мне рассказывал про флаги, используемые для сигналов на кораблях? Один флаг сине-белый, в шахматную клетку, а второй состоял из пяти полос: по краям синие, потом белые, а посередине красная. Их сочетание мне так понравилось, что я запомнил. И смысл… Прямо как белый флаг на суше. Да? Германия. Германия… Германия? Людвиг? — Но напрасно Варгас пытался разговорить Людвига, напрасно пробовал растормошить. Он ведь только что показал, сам того не зная, что обошел своего капитана и по наблюдательности и по находчивости. Единственное, на что хватило слов у изумленного немца, это одно лишь предупреждение: — Только… никому не говори. Никому… Совсем… — но потом его прорвало от пришедшего вслед за оцепенением испуга. — Не говори никому, даже тюремщику. А то узнают, что означают эти цвета и чем они были раньше — нам будет очень плохо! Слышишь! — резко вскрикнув и тут же приобнял немец испуганного Феличиано. — Обещаешь? — спросил он уже ласково. — Ве-е… обещаю… Это просто сочетание понравившихся мне цветов… — паренёк прерывисто вздохнул и вновь прижался к своему Капитану.

***

Давайте оставим двух многострадальных пленников отдыхать, и перейдем к тому, что было дальше с их посланиями к товарищам. Тут надо бы рассказать о реакции императора зла на их художества, но… Как бы… Надоел мне этот черт галактический (извините за несмешной каламбур) до чертиков. Скажу лишь, что он был в восторге от картины Феличиано. Мрачная гнетущая атмосфера страха и отчаяния одинокого ребенка — то что надо для столь жестокого злодея. И кому какая разница, во что был одет тот оборванец, если он страдал и плакал? Да и Людвигово письмо ему тоже пришлось по душе. В нем Германия от души хвастался их с Италией и Америкой новой, якобы счастливой и беззаботной, жизнью. Кстати, Зург со слов об Америке ухохотался, пока представлял реакцию Лайтера на такие вести, ведь в реальности Альфреда ждала очень и очень печальная участь. «Лайтер будет думать, что ученику его тут нравится, а на деле… Я его буду так гнобить, что у него ни капли самоуважения не останется!» — Злорадствовал он, пока и само письмо и изображение новой картины рейнджерам отсылал. А потом, снова направился к самому своему несчастному и замученному пленнику, позлорадствовать и над ним… Но хватит уже об этом негодяе, переместимся, наконец, из его ужасного крейсера на станцию Звездной Команды. Этим вечером Лайтер вернулся на станцию уставшим до невозможности, но душа его была полна мрачного удовлетворения от проведённой им доскональной инспекции на таможне планеты Столицы. Много сегодня им разносов было устроено, много служивого народу «на орехи» получило. Даже вплоть до отстранения некоторых рейнджеров от службы дошло, а тех, кому повезло остаться на службе… А повезло ли? Спорный вопрос… сослали служить на дальние заставы, на самых окраинах территорий Альянса, другим в назидание. В общем, нехилую воспитательную работу Лайтер провернул, всех, кого надо было, к ответу за раздолбайство призвал. Никого не жалел, никого не щадил, был суров и беспощаден. Неудивительно, что составлявший ему компанию Бустер, от всего этого под большим впечатлением находился и еде ни разу не заикнулся… хотя они с Баззом сегодня даже не обедали! И вообще этот общительный толстячок старался быть тише воды и ниже травы. Впрочем, как и все рейнджеры, коим не повезло даже просто оказаться сегодня поблизости сердитого Лайтера. И дело было не в только мрачном настроении Базза. Над ним весь день такая пугающая аура висела, что она на этот счет могла и с Ванькиной поспорить. Неудивительно, что под конец дня все сослуживцы избегали встречи с лучшим рейнджером, как огня. Да и Бустер, каким бы фанатом Лайтера он ни был, по прибытию на станцию свалил побыстрее и подальше. Тем более, что сам Базз поспешил связаться с начальником, чтобы отчитаться за проведенную инспекцию и был занят более важным делом, чем своего новичка стращать… воспитывать. Намного более важным делом. Зря он что ли строил всех и всякого весь день? Только начальник его так не считал. Небула, не пойми с чего, просто сказал Баззу поостыть, повременить с отчетом и зачем-то привести к нему двух бывших воплощений — Англию и Экс-Пруссию. А на все попытки Базза возразить, что, дескать — «Что может быть важнее, чем инспекция наших рейнджеров?», сердито отрезал: — Зург письмо прислал, от сэра Байльшмидта младшего! — Ну и пришлось Баззу временно отложить отчет и тащиться за бывшими воплощениями, что он и сделал, попутно продолжая отпугивать всех встречных своим сердитым настроением. В это самое время Артур и Гилберт прогуливались вдвоем по коридору, обсуждая все навалившиеся на них беды, тяжкую долю старших братьев, и главное — их недавнее выступление. — Только я думаю, что зря я столько наболтал про Альфреда. Ты же знаешь, точно знаешь, что он ни черта не соображает, когда дело касается намеков. А я еще про бейсболку его лишнего сболтнул, чтоб этого глазастого императора его же рогатые сородичи в преисподней гоняли, как я Испанию по морям когда-то! Чтоб ему мое проклятье поперек глотки встало! — Все бурчал и бурчал недовольный собой же Артурчик, не столько обращаясь к Гилу, сколько самого себя успокаивая. Впрочем, сейчас пруссачок тоже его не особо слушал, а больше о своем брате размышлял: «Все ли он поймет? Людвиг, конечно, догадливый и наблюдательный, но все же… В плане простых человеческих отношений он каким-то отшельником вышел. Ничего в общении не смыслит. И в кого он такой пошел?..» — Внезапно оба брата почувствовали что-то. Что-то до боли знакомое им обоим. И чувство у них внутри появилось, будто бы на них надвигалось что-то страшное. — Гилберт, с… слушай, ч… чем там Иван был занят, к… когда мы ух…ходили? Он не психовал? Не злился на т… тебя, нет? — Заикаясь спросил у прусса напуганный англичанин. Не то чтобы он боялся Россию, но деру ему дать захотелось. Да побыстрее! — Да, нет, наверное… Он хотел Элиасу пару русских сказок рассказать. С чего бы ему бродить по коридорам со своей аурой наперевес? — Предпринял Гил попытку успокоить и себя и Артура вполне разумными доводами. Но вышло слабо. Оба по-прежнему чувствовали стойкое желание свалить отсюда. Куда угодно, лишь бы спастись. Но в то же время никто из них не хотел пускаться наутек первым, ибо оба были жуткими гордецами и язвами. Вдруг из-за ближайшего поворота послышались чьи-то шаги. И судя по тяжелой поступи, к ним приближался мужчина. «Только бы не сердитый Россия! Только бы не он! Только бы не за нами!» — Взмолились оба воплощения. И их мечты сбылись… отчасти. Показавшийся из-за поворота мужчина был не Россией, а всем известным Баззом Лайтером. Но пришел рейнджер по их душу, о чем и заявил сразу после встречи: — Добрый вечер сэр Керкленд и сэр Байльшмидт. Коммандер Небула приказал мне сопроводить вас обоих к нему для важного дела. Проследуйте за мной. — «А для чего?!» — Едва сдержались оба воплощения, дабы не задать вслух этот самый вопрос. О, ну и еще пытаясь не свалить от рейнджера со всех ног в свои комнаты, а то ж аура Лайтера вблизи еще более гнетущей казалась. Да только куда бежать, если ты находишься в космической станции, без возможности ее покинуть, а человек принуждающий пойти их с собой — настроен решительно, находится при исполнении, да еще и одет в скафандр. Так что оба воплощения волей-неволей поплелись следом за рейнджером по пустынным коридорам, периодически задаваясь вопросом: — «Почему весь народ исчез?». Вскоре все трое были на месте. Базз первым зашел в зал для брифинга и сразу же доложился начальнику о прибытии: — Коммандер Небула, сэр. Базз Лайтер по вашему приказу прибыл. И граждане Альянса — Артур Керкленд и Гилберт Байльшмидт, тоже, сэр. — Небула, сидевший до этого за столом на своем привычном месте, с примостившимся рядом Канадой, и что-то читающий вместе со своим учеником, тут же оторвался от своего занятия: — А, Лайтер… — Но, едва взглянув на подчиненного, он встал из-за стола и подошел к лучшему своему рейнджеру вплотную. Что ему, бывалому вояке бояться каких-то мрачных аур, если один из его учеников сам не свой, а еще и окружающих этим пугает. — Базз? С тобой все в порядке? — — Все отлично, сэр. — Ровно и четко ответил Базз. — Инспекцию провел, кому надо головы посносил, кадры почистил… Всех, кого надо посадил или проредил. И бывших воплощений к вам привел, по вашему приказу. — Указал он на тихо стоявших в сторонке Гила и Артура. — Вижу… «Что ж, не врали слухи, что Лайтер завелся не на шутку. Отправить его отдыхать что ли?» Отличная работа, Лайтер. А теперь можешь сдать отчет и иди-ка отдохни. Ты и так немало потрудился. — — Простите, сэр, но нет. Нельзя мне расслабляться, пока у нас не будет наведен должный порядок. Наверняка не только на орбите планеты столицы могут служить подобные… некомпетентные кадры. Так что, пока мы не обнаружили местонахождение похищенных бывших воплощений, я хотел бы заняться этим. Организовать полномасштабную ревизию. А ещё мне хотелось бы взглянуть на письмо, присланное Зургом. Вдруг там будут зацепки, которые смогут нам помочь в поисках. И кроме того, я хотел снова обыскать дворец Зурга с помощью тех дронов. И нужно не забыть о подготовке к самой возможной миссии спасения — проверить весь транспорт, составить план проведения миссии, подготовиться самим, а то я в тренировочный зал с самого начала тех учений не заглядывал. Поэтому и некогда мне отдыхать. Разрешите взглянуть на то письмо, и я пойду составлять план новой проверки рейнджерских патрулей. — — Вообще-то, Базз, я уже сказал сдать тебе отчет о проверке и идти отдыхать. Так что, иди и отдыхай! — Но Лайтер уже уперся по-полной: — Но, сэр, я не могу отдыхать. Я уже продумал план проверки. Осталось только записать его. И сорок второй крейсер проверить надо. И я вполне мог подрастерять свою физическую форму за столько дней бездействия. А я хочу быть в лучшей форме к моменту начала спасательной миссии. Так что, сэр — некогда мне отдыхать. — Только и Небула был не лыком шит. Даром он что ли столько лет прослужил? И да, к упрямству Лайтер он давно привык, и вполне знал, как с ним бороться. Для начала попробовать привести ему разумные доводы: — Проверка нужна, не спорю. И все остальное — тоже. Но проверку можно и нужно организовать тщательно. Проверить крейсер могут и эмземены. И да, насчёт твоей физической формы… Ты давно в медицинском отсеке наблюдался? Насколько я помню, ты и проверку здоровья проходил перед теми самыми учениями. Так что давай, иди к себе, отдохни хорошенько и завтра с утра или на проверку. И никакой больше завтра работы. — — Но, сэр, я ведь уже сказал, что у меня ещё куча дел. Я вполне могу отдохнуть и потом… — Продолжал упираться Базз. И вот тогда Небула перешёл на привычные меры. Кто тут, спрашивается, на станции хозяин? Надо бы напомнить: — Я слышал тебя, Лайтер. Проверка и впрямь нужна, и все остальное тоже, но… — тут Небула глубоко вдохнул и перешёл с нормального разговора на крик. — Кому будет лучше, если ты сейчас себя угробишь, а потом, перед началом спасательной миссии сляжешь?! — И снова перешёл на нормальный разговор: — Слушай меня, Лайтер. Или ты отдыхаешь нормально и успокаиваешься перед миссией, или прости, но я тебя не допущу и пошлю на нее других ребят. — — Но, сэр! — Попробовал было возразить Базз, но его опять обломали: — И попробуй только возразить ещё раз. Не пойдешь отдыхать по-хорошему, прикажу запереть тебя на губе за невыполнение приказа! — Сии слова Базу, словно внезапный удар под дых пришлись, и все припасенные в мыслях доводы испарились, как и его пугающая мрачная аура. У него столько ещё планов было, намерений, а тут… Но против начальства не попрешь, и пришлось Баззу, скрепя свое своеволие подчиниться: — Так точно, сэр. Вас понял. Я… отправлюсь отдыхать. Только позвольте взглянуть на письмо, вдруг там написано что-нибудь об… — он осекся, вздохнул и посмотрел на начальника с тоской во взгляде. — Ладно, письмо можешь глянуть. — Смилостивился над ним уже не такой сердитый начальник. Понимал все-таки, что у Базза из-за кое-кого сердце на месте было. Как и у двух старших братьев похищенных, что сейчас молча стояли в сторонке и ждали, когда им покажут то письмо. — «Что-то я о них забыл совсем, пока Базза уму учил…» Что ж, проходите, садитесь за стол уважаемые, я покажу вам то письмо. — Оба бывших воплощения и Лайтер тут же заняли свободные места за столом, справа от Небулы, а то слева Мэтт примостился, сев в ряд — сначала Артур, потом Гилберт, затем и Базз. Хмуро обозрев заранее распечатанное письмо, Небула качнул головой. Да уж, содержание у него было ещё то, сразу Мэттью шокировало. — «Успокаивать его пришлось. Представляю реакцию остальных…» Что ж, не буду долго тянуть с этим. Вот это письмо. И заодно распечатка новой картины похищенного сэра Варгаса. Зург даже это прислал, лишь бы похвастаться. — Небула протянул сидевшему к нему ближе всех Артуру обе бумаги. Тот жадно сцапал их и погрузился в изучение письма. — Э! Ты тут не один! Дай почитать! — Возмутился прусс, пытаясь заполучить распечатку письма себе, но получил в ответ лишь лист с рисунком. Впрочем, это его все же устроило… по крайней мере, временно отвлекло, как и Базза, тут же заглянувшего ему через плечо, тоже посмотреть на картину. Внезапно Артур сильно вздрогнул и шумно сглотнул от прочитанного. Оба соседа сбоку от него сразу отвлеклись от рисунка и насторожились. И как видно не зря. Англичанин снова пробежался по письму взглядом и, приложив руку к груди в области сердца, хрипло простонал: — Воды… — — Конечно, вот… — Небула спешно потянулся к стоявшим на краю стола графину и стакану, но Мэттью опередил его. Обычно спокойный парнишка шустро налил воды в стакан и, зажав его в обеих руках, пулей метнулся ко второму своему опекуну. — Вот, возьмите. — Подсунул он стакан англичанину практически под нос. — Попейте, прошу вас. — — С… спасибо… — Артур бессильно опустил письмо на стол и, взяв дрожащими руками стакан, начал потихоньку пить. Гил аж присвистнул от такого поворота событий. Еще бы, такой непробиваемый язва и вдруг сердечником стал. «Неужели это мой маленький Запад в том письме умудрился написать что-то… эдакое?» — и слямзил письмецо. Все равно Артур был не в состоянии его читать. А там… Там и впрямь было от чего шокироваться. И ему и читающему вместе с ним Баззу. Так что вскоре к Артуру присоединились еще двое, только за сердце не хватались, а так оба были бледные… молчали… думали… Мэттью успокаивал по чуть-чуть отходящего от шока Артура, а Небула себя клял, что всего один стакан приготовил, и Баззу это треклятое письмо читать позволил, ведь теперь рейнджеру точно будет не до сна. Но подмога уже была на подходе… Иван входил в помещение с каким-то странным ощущением — вроде бы ещё не прошла радость от рассказанной Елисейке сказки, но уже в груди начала подниматься тревога, словно паук сидящий в центре на струнах паутины и внимательно следящий и ждущий свою добычу. Увидев смурные лица своих товарищей, Иван чуть поник и радости слегка у него тоже поубавилось: — «Что-то случилось! Но что?» — Но все же остался таким, каким и шел сюда: — Добрый всем вам день! Простите что без разрешения и приглашения, но мне тоже интересно… Гилберт, почему не попросил, чтобы меня позвали? Я ведь тоже хочу наших выручить! Василий… Капитан Лайтер, командир Небула! Разрешите обратиться? Почему мне не сообщили? Да что у вас произошло-то? Все такие грустные… Кикоса хороним что ли? Ай-вах, бэдный Кикос*! — и схватившись за голову, последнюю фразу Иван произнёс явно с акцентом, хоть и по межгалактически. Но шутка… если это и впрямь была шутка, ибо кто такой Кикос большинство присутствующих и знать не знали… прошла мимо. Всем не до этого было. Более того, Гилберт даже вспылил, а то шутят тут всякие, когда тут такое творится: — Слышь, русский, не влезай со своими шутками дурацкими и фольклором кавказским! Не видишь что ли, не до них нам сейчас?! — И шмякнув по столу кулаком, вновь сцапал с него лист с письмом и стал читать по второму разу, бормоча под нос: — Брат мой, Людвиг, какую-то околесицу пафосную нам написал, что, дескать — «Хорошо им там живется», и они даже ради что предали всех и служат тому рогатому уроду… — — Не может быть, говорю. — Иван упрямо мотнул головой и, подойдя к родимой области, спросил напрямик: — Ты сам-то веришь во всю эту чушь? Да чтобы твой брат да сошёл с ума… А что собственно он пишет? Зачитай вслух. — И обратив внимание на совсем уже упавшего духом Артура, который до сих пор держал стакан в руках и ни на кого старался не смотреть, Иван смягчился: — Нет, давай сам разберу. Кстати, было только одно письмо? А Феличиано? Или о нём тоже говорится? Давай разберёмся, может, вы действительно хороните человека, когда он ещё не родился… Я про Кикоса и говорю, Хейг* мне сам эту сказку рассказывал — вся беда была в том, что при праздновании рождения мальчика его матушка полезла в погреб за вином и увидела серп на потолке. И начала слезы лить, будто вырастет её сыночек, полезет в погреб и серп ему головушку и срежет. Бэдный Кико-ос! А дело яйца выеденного не стоит — переложить серп в другое место… Так что там пишут? — И, забрав лист из рук Гилберта, зачитал вслух его содержимое: «Третий Рейх приветствует всех, кто остался прозябать в Альянсе. Я очень рад, что ушел от всех вас, и даже от этого наглого и шумного узкоглазого труса и от его лентяя братца с моим «любимым» плаксой, Я бы и его не брал, но ему тут очень нравится. Правда, кухня тут неважная — хозяева едят какую-то дрянь, пришлось сварить им «братвурст», даже моему храбрецу понравилось. Альфред очень старается им услужить, ему дали роскошные комнаты и он очень доволен жизнью. Мне стало известно, что император приказал сделать ему особую награду, наподобие ордена или медали, это высший знак отличия! Сейчас у Альфреда небольшой отдых, после которого он приступит к своей службе нашему Великому Императору! Он будет учиться на шпиона, и за ним будет приглядывать отличный учитель и солдат — Ворп Даркмэттер. Мне он очень нравится, мы с ним сразу же подружились, он славный парень, с ним можно поговорить действительно о важных вещах, сравнить оружие, идеи завоевания наших боссов, но меня огорчает лишь одно — он не любит мой родной язык! Кстати об Альфреде — он будет его учить и за каждое правильно сделанное задание сейчас и потом сам Зург будет его поощрять маленькими наградами для комфортной жизни! Я даже удивлен, каким он стал за эти три дня — смелым, послушным, верным воином, практически не совершающим ошибок! И как я узнал от того же герра Даркмэттера — Альфред чтобы не скучать сразу попросил для себя место для тренировок. Это всем вам урок! Смотри, какой он вырос у тебя, Артур! Ты должен гордиться им, ведь ты сам был таким! РАСПЕЧАТАЙ и перечитывай это. И жалей, что ты нудный джентльменчишка, а не грозный корсар, что твоё время прошло, и ты никогда найдёшь СОКРОВИЩЕ даже там, где ничего нет. И я рад, что Император Зург позвал нас к себе на службу хоть это в начале выглядело как похищение, но я очень рад что у нас с Феличиано теперь есть свой родной дом. И я рад, что я могу служить Хозяину и моему Императору, и моё сердце бьётся во славу его! А для вас, глупцы грядет — Novus Ceclorum* Ordo! Новый порядок веков!» Дочитав, Иван поднял глаза на присутствующих и обратился к начальнику рейнджеров: — У меня вопрос к капитану Лайтеру, можно? Возможно… я вторгнусь в слишком личное, но спрошу… — он повернулся к Баззу, — этот шпион… который напал на дом Людвига… вы с ним хорошо были знакомы? — русский прямо-таки не отрывал взгляда от рейнджера. И у Ивана внутри бушевала совесть, что Базз не в том настрое, чтобы спрашивать о таких вещах, но как человек, возможно знающий больше чем сам Иван, он был очень важен. И надо было ловить момент. — «Потом я его утешу. Честное слово — утешу. Обязательно, так тому и быть. Не забуду», — твердил Иван всё то время, пока рейнджер молчал. — К сожалею… я был с ним знаком, и… — тяжелый вздох не укрылся о проницательного взгляда Ивана — даже слишком тяжкий. — Очень вам сочувствую… капитан… — Иван отвел взгляд, но всё же закончил свою мысль: — Вот в этом письме… извини, Гил, я ничего не имею даже против такого брата, но не может же он говорить о человеке так, как будто он очень хороший и сам Людвиг его сто лет знает, хотя они знакомы-то всего без году три дня? Сэр Лайтер, — в определенных ситуациях Иван мог быть внимательным и собранным к военным чинам: — Тогда раз ваше знакомство с… — Иван вновь посмотрел в письмо, отыскивая глазами фамилию: — Даркмэттером… сожалею очень, было раньше для вас очень близким, может быть, вы знаете… — Русский замявшись, все же смог объяснить, что же его тревожит. — Тут написано «отличный учитель и солдат». Что солдат — это я теперь понимаю. Но разве Даркмэттер раньше был учителем? То есть он любил учить кого бы то ни было? Или быть может в Академии? Я не знаю, просто… среди ваших рейнджеров есть и молодое поколение и взрослые люди и… У него была первая профессия? — Базз в ответ недоумённо посмотрел на сэра Брагинского, но тут же отвел глаза — ему было очень стыдно и очень плохо. Сначала — Ворп, теперь вот — Альфред. Не, не быть ему учителем, даже команду вряд ли обучить. Да и как он, герой Альянса будет теперь смотреть в глаза своей команде самому Небуле? Ведь это же он сам упрашивал коммандера взял Альфреда на учения и ещё ходил разговаривать с директором Академии! А Ворп… Что с этим напарником тоже не сложилось почти сразу. — «Что ж… надо уметь признавать свои ошибки, — горько подумал Базз. — Даже этого вечного лентяя я не смог обучить ничему толковому. Хоть и учились мы с ним вместе» — Иван ждал ответа и он его услышал: — Нет, Ворп не работал раньше учителем. Он никем раньше не работал. Учился вместе со мной. Всю Академию вместе прошли… Вначале я работал с Таем Парсеком, а потом мне дали в напарники Ворпа. Вряд ли он в это время сам кого-то обучал… Извечный лентяй. Даже что приказывают — делать не хочет. Командир, помните тот последний наш с ним вылет? Он даже этот астероид не хотел осматривать. Говорил что мы все обшарили и ничего не нашли. «Так зачем же напрягаться?» — я все ждал когда он это скажет?.. Извечная его фразочка. — Базз горько усмехнулся. — Звучало это так, словно он не хотел искать их! — — Значит учителем он не был… Забавно, Гилберт, не находишь? Сначала он пишет о Кику что он шумный и наглый, потом о Яо — «брат-лентяй», потом ставит слово «любимый» в кавычки перед словом плакса… Гил, а разве «братвурст» варят? Это же не сосиски… Их же жарят? Или я ничего не понимаю о немецкой кулинарии и забыл все годы войны с ним и дружбы или твой братец заврался. А эта фраза в конце? Артур ты понял, что там написано? Разве так пишется слова «Новый порядок веков»? Это же латынь! Это не русский, где можно слова переставлять местами и они не поменяют смысла, это же латынь! Гилберт, твоему брату двойку надо ставить, там слово не так написано! — А Гилберт все сидел и думал об этом письме, в пол уха слушая разговор своего государства с Лайтером. И вроде бы ничего не изменилось, оттого, что письмо читал Ванька, но именно в третий раз, и именно слушая со стороны, Гилберт понял, что не все так просто. А уж рассуждения насчет похитителя его брата… Иногда действительно надо позволить вмешаться кому-то стороннему, или самому оказаться в стороне, чтобы добраться до скрытой сути чего-либо, порой лежащего на поверхности. Вот и сейчас Гила, после третьего раза и небольших размышлений, внезапно озарило прозрение. — Русский, дай-ка мне лист. Живее! Проверить кое-что хочу. — Требовательно протянул альбинос руку за листком, пропустив мимо ушей слова о неграмотности брата и, получив желаемое, стал читать снова, как вдруг… — Вот оно! — Воскликнул он, будто и впрямь сокровище какое обнаружил. — Людвиг, засранец маленький! Ай да жучара! Весь в меня, сообразил же! — Все, в том числе и квелый Артур, с удивлением уставились на пруссака, продолжающего почитывать письмо с довольной ухмылкой. Правда под конец Гил перестал лыбиться и вообще напрягся — видимо скрытый смысл письма был еще хуже лжи на поверхности. Дочитав, он тут же обратился к Небуле. — Одолжите, пожалуйста, мне ручку… Хочу кое-что подправить в письме этом. — — Да. Конечно. — Коммандер поспешно протянул ручку Байльшмидту и тот целиком и полностью погрузился в подправление письма, бурча по ходу дела, чтоб остальных просветить: — Короче… И как я сам не догадался-то?! Я ж помню, что Людвиг всегда мне говорил, после очередного спасения Феличиано из передряги. Что, мол — «Если я когда-нибудь признаю или просто назову Италию храбрецом, значит либо я рехнулся, либо несу полную ахинею, которую надо понимать в точности до наоборот». А он как раз в начале письма и назвал Феличиано — храбрецом! И как я сразу этого не вспомнил… Вот я — баран! Письмо-то с самого начала надо было понимать наоборот. Он же зашифровал все. И… на картине Феличиано изображен сигнал бедствия! Артур, ты сам глянь и остальным объясни. Ты в морских штучках был у нас главным профи. Глянь, а я пока еще кое-что подправлю… — — Х… хорошо… — Артур взял листок с изображением картины и, присмотревшись, горько усмехнулся: — И впрямь — сигнал бедствия. NC — «Новэмбэр-Чарли». Вон одна сторона сине-белая, в шахматную клетку. Означает букву «N», называется — «Новэмбэр». Вторая сторона одежды мальчика, которая из пяти полос, означает букву «C», и называется — «Чарли». Когда их поднимали вместе, получался сигнал NC. Он означал, что люди израсходовали силы и, если не будет помощи, корабль пойдёт ко дну… Только при чем тут письмо? — — Сейчас сам увидишь! Дай только закончить исправления… — Пространно отозвался Гил, продолжая что-то писать в письме, а когда все было готово, протянул лист Артуру. Едва бывшее воплощение Англии стал читать расшифрованное Гилбертом послание, как побледнел, но уже под конец его лицо исказила гневная гримаса. — Вот чертов урод! Проклятый bastard! — Бывшее воплощение туманного Альбиона с силой сжал кулаки, неосознанно смяв лист с письмом. — Как он посмел даже помыслить сотворить такое с Альфредом?! Crud! — — Уважаемый Англия, что с братом? Что с ним? — Заволновался Канада. Артур шумно выдохнул, стараясь сдержать поток нецензурных слов, готовых вот-вот сорваться с языка, и с трудом рассказал, что его так выбесило: — Если верить посланию Людвига… и исправлениям Гилберта, Альфред там не по своей воле и сейчас его держат в карцере, как пленника. И судя по всему, тот чертов император, приказал создать особую вещь… или устройство для него, и лишь потом выпустить из камеры. Если переиначить смысл остальных слов — про поощрение, то Альфреда будут мучить всякий раз, когда он не подчинится этому гаду… Может даже с помощью той вещи. Не зря же Людвиг особо упомянул про нее?.. — Дальше Англия болтать не стал. Он буквально задыхался от гнева, что кто-то посмел мучить его воспитанника и детище! Поэтому он просто сдавленно бормотал под нос колдовские проклятья вперемешку с отборнейшей матросской бранью, адресованные похитителю и мучителю Америки. Благо его родная речь была непонятна для Небулы и Базза, а то бы от такого лексикона их точно настиг бы «культурный шок». В отличие от Канады, который вполне мог бы впасть в ступор от такого потока брани, ведь он все понимал. Вот только сейчас все мысли Мэтта были заняты кое-чем другим. — Брат… Ты не предатель… — Прошептал Мэтт, чувствуя, как в груди сперло дыхание от радости, которая, к сожалению, была тут же омрачена сильной тревогой за судьбу непутевого брата. Как-никак главный злодей галактики обещал Америке незавидную участь «цепной собаки» на коротком строгом поводке, а Мэтту, так горячо любящему своих родных, одно лишь осознание этого было невыносимо! Заметив, что его подопечный едва стоит на ногах от волнения, взволнованный коммандер поспешил на помощь. — Мэттью… — Небула усадил канадца на ближайший стул и сам склонился над ним. — Сынок… ты в порядке? — — Сэр… Простите, что заставляю вас волноваться… — Прошептал в ответ Уильямс, отводя взгляд. Все-таки он стыдился дать волю чувствам перед тем, кого он чуть ли не боготворил и на кого мечтал стать похожим. А тут слезы сами наворачивались на глаза… Хорошо хоть присутствие его верного друга Кумадзиро, сидевшего до этого на своем стуле рядом с канадцем, а теперь осторожно поглаживающего его по руке, помогло Мэтту не зарыдать от переизбытка чувств. Хотя не у одного Уильямса в груди бушевал целый поток противоречивых чувств. Лайтера тоже переполняли эмоции: это и радость, что его ученик не предатель; и гнев на то, что этот беспутный американец позволил себя одурачить и втянуть во все это; и едкая досада, что он — Лайтер — снова допустил такое! «Что же делать… нелегко им приходится… — Иван вздохнув, обхватил голову и задумался, он практически одновременно с Артуром понял какая веселая жизнь у его друзей и названного «старшего» брата, и всей душой ненавидел их общего врага и жалел несчастного Альфреда. — Федька… что ж ты дурень натворил… Как ты мог поверить этому супостату окаянному?! Почему ты пошел за ними? А потом не по своей воле ограбил важную лабораторию… Что же они с тобой сделали? Людвигу и Феличиано сейчас нелегко… хоть бы Венечку не обижали. Кику обмолвился что у них исчез Куро, тот черненький котейка, и он оповестил всех соседей, но что-то мне подсказывает что…» Тут мысли Ивана прервал скрип отодвигаемого стула и тихий шепот — это Кумадзиро, поняв что Матвею плохо, постарался быть поближе к хозяину и, сидя на стуле, поглаживал руку Мэттью, Ивану не всё было видно, но, кажется, медвежонок присел чуть ли не на край стула, грозясь упасть — как тот бычок, что шагал по брёвнышку и вздыхал о своей тяжкой доле. Иван было принялся размышлять, что надо бы напомнить воеводе Небуле о том что и они с Гилбертом ждут приказа и… — Мэтью, не волнуйся… не плачь, не надо… — услышал Иван справа. Но Матвейка, в очередной раз подавив всхлип, вдруг уткнулся носом в стол, старательно скрывая согнутой рукой свои слезы. И Иван решился. Встав, он обогнул ругающегося во всю Англию и обеспокоенно Небулу, который все же осторожно склонился над своим учеником. Но не к Матвею шел русский, а к белому мишке: — Простите пожалуйста… — Кумадзиро опомниться не успел, как был подхвачен за бока и осторожно поставлен на стол сразу же перед своим названным братиком Уильямсом. На него слегка улыбаясь смотрел этот большой и страшный русский парень, которого Мэттью старался лишний раз не то что бы не обижать, но и заставлять хмуриться. Канада не боялся снега как такового, его страшил тот самый пугающий старик, о котором знали многие. Но сейчас-то что этому парню надо от них? — Так ведь лучше, да? Утешь от меня Матвея. Мэттью. Прошу… Пожалуйста. — Страшный русский просяще посмотрел на медвежонка и уважительно поклонился ему. — Ты, Кумадзиро, кажется, неплохо его успокаиваешь. Очень на тебя надеюсь. А я с воеводой поговорю, не бойся. Воевода! Прекрасно понимаю ваши чувства, но не время сердиться или грустить. Наши братья и ваши гости в беде. Не думаю, что они ушли к нему по доброй воле. Надо спасать ребят, и мы с Гилбертом готовы. Да, Гилушка? — воодушевленно позвал прусса Иван. Тот удивленно поднял голову, а Иван продолжил: — Мы можем показать вам, что мы умеем, сэр? — Небула хотел что-то ответить, но даже рта открыть не успел, как был перебит распалившимся от брани англичанином: — А они что, тоже поедут?! — Артур вскочил с места, чуть не уронив стул, и с вызовом уставился на давнего недруга. — Как тебе это удалось?! Меня, значит, к родному брату на помощь не пускают, а тебя… Постороннего… запросто?! — И тут же обратился к главе станции. — Прошу прощения, но я — возражаю! Альфред — мой младший брат! Родной брат! А Россия… Иван никому из похищенных прямым родственником не является! Если же он летит, я тоже требую своего участия! — В принципе, Англию можно было понять. Он действительно был Америке родственником. Он растил его, даровал ему свой язык, а часть его людей потом стала народом Альфреда. И то, что Россию пустят помогать в спасении пленников, а его — воплощение Великобритании! — нет, было для горделивого Артура невыносимо. Впрочем, кое-для кого была невыносима эта ситуация в целом. Все эти проблемы, похищения, подколки со стороны давнего врага, закидоны родных и близких похищенных воплощений… Нервы коммандера Небулы были явно на пределе, и уши всех присутствующих спасло лишь две вещи — что он слишком беспокоился о своем ученике и на гражданских он старался не орать ни в коем случае. Вот на Лайтера можно было бы поорать, но не было за что. Базз наоборот старался держаться спокойно, несмотря на бушующее в груди волнение и страх за судьбу ученика, и даже пробовал успокоить разошедшегося бывшего корсара и черномага: — Простите, сэр Керкленд, но… Сами видите, сейчас не время и не место спорить. Я бы и не против взять подмогу, но опять же, надо будет для начала составить план. Решить — что да как делать, если возникнет та или иная ситуация. И заранее обдумать возможные обходные маневры на случай, если основной план пойдет не так — тоже. Так что, я думаю, надо отложить это дело на завтра. Решить все с утра на свежую голову, а то спа-а-а… — не удержавшись, измотанный рейнджер широко зевнул, едва успев прикрыть рот рукой, —…а-ать бы мне пора. Коммандер Небула, — обернулся он к начальнику, — а как вы считаете? Ваше слово — всегда для меня решающее… — Кто бы знал, как тяжело далось Баззу решение подождать до завтра, при открывшихся обстоятельствах, но кто-то же должен был поступить мудро, а не истерить и рваться в бой очертя голову. — «Надеюсь, с Альфредом за это время не случится ничего страшного… Святая Венера, умоляю — защити его! Сохрани его жизнь!» — Согласен с Лайтером, ещё потому, что вы завтра будете нужны бодрыми и с ясной головой. А сейчас толку нет обсуждать что-то — кто-то измотался, а кто-то измучился. А обсуждать весь наш план нужно вместе. Все согласны? — И коммандер обвел присутствующих взглядом, остановившись на Мэтью и Баззе. Уильямс хоть и вновь шмыгнул носом, но кивнул пусть даже и пряча мокрые от слез глаза. Базз тоже, едва-едва сдерживаясь от зевоты ибо Байльшмидт-старший тоже с чего-то раззевался, хоть и следил за каждым говорящим своим колким взглядом. — «Какая у него выдержка. А ведь у него тоже там брат, но он не рвется как сэр Керкленд. Хотя если я потяну время и скажу что ещё рано — у меня будет уже двое бунтовщиков. Нет, рисковать — Небула про себя усмехнулся, — я не буду. Мадам Президент хочет видеть результаты, да и раз такое письмо — то надо выручить людей». А вот вам, сэр Керкленд я ещё раз напомню о том, что вы подписали соглашение, по которому обязуетесь сидеть тихо и никуда не высовываться. Тем более что в отношении вас идёт следствие! Простите, но я вас не отпущу, не имею права. — — Ох, как жаль. — раздалось за плечами Артура, это Иван, стоявший рядом, понурился: — А нельзя ничего сделать, что бы его с нами отпустили? Даже под общее поручительство? А если за мое? Эх, жаль… я хотел, чтобы Артур с нами пошел. Воин он хороший, в разведке силен, головастый. Вдруг что случится, кто за Василия… простите, за Базза примет решение? Не сомневаюсь что и сами рейнджеры не дети малые, но все же… Нет? Как жаль, Артур, прости… ничем не смогу тебе помочь… — — Значит, вот оно как? Придется мне тут сидеть, пока с моим братом неизвестно что творится? — Вновь стал заводиться бывший пират. Казалось, что еще немного, и он снова заистерит и разразится бранью, или что еще похуже — ринется спасать охламона Америку, отринув последние крохи разума, пока еще не затуманенные злостью и яростью на похитителя. Но девятый вал все же прошел мимо. Артур резко задумался, припомнил что-то, хмыкнул вполголоса: — «Чтоб этому рогоносцу моя иголочка поперек горла стала…» — и обессиленно плюхнулся на место. Рейнджеры были правы, все сегодня измотались — сначала на той постановке для Зурга, затем на этом собрании. Только в душе его покоя не было, прямо как после того случая на космической верфи, где его безбашенный братец залетел внутрь разбираемого корабля, затем скафандр повредил и чуть дуба не дал в итоге… Тогда Артура не было рядом, чтобы помочь непутевому пацану, не сможет он прийти на помощь и сейчас, и от этого было еще противней и хотелось орать во весь голос от собственного бессилия… Но джентльмены себя так не должны вести. А вот попросить о помощи, вполне можно, хотя это было бы огромным испытанием для самолюбия Артура — признаваться в бессилии и просить помощи на глазах у кучи людей. «А что если?..» — Артур взял ближайший лист, ручку и, что-то начиркав на нем, выразительно посмотрел на Лайтера, мол, — «Дело есть, не при всех…» — Артурчик, я тебя понимаю, — попытался все же успокоить бывшего пирата Ваня, — но и ты пойми… я б с удовольствием, но дюра лекс, сед лекс*. И я постараюсь защитить Альфреда если что, но чувствую что все же до него доберусь не я и не этот ирод рогатый. Гилберт! — Иван обратился к своей области. — Ты хоть дашь мне шанс спасти нашего братика? Или хотя бы Фелечку? — — Ясен пень, базара нет! — Хмыкнул пруссачок, напрочь позабыв от пережитых эмоций свое трепетно-вежливое отношение к представителям армии, но тут же поправился. — Да. Доверяю. Но и сам намереваюсь в стороне не стоять. Даром что ли я рыцарским орденом на свет появился? — — Недаром, согласен, — улыбнувшись, кивнул русский, подходя к Гилберту. — Значит, мне достанется милый Фелечка, аха! Людвиг будет очень рад такому подарку! А только слушаться мы будем капитана Лайтера, верно? Он ведь самый умный и самый смелый… — Тут радости у Брагинского поубавилось, но все же он решился склониться к Баззу: — И Федю спасет, верно я говорю? Ты ведь обязательно его спасёшь, я верю. Ведь кто же если не ты? Мы могли бы взять Артура, он со своим родительским чутьем быстро бы его нашел, да и ты сил бы не пожалеешь вам он обоим очень дорог…, но что поделать — так сложились обстоятельства, не поедет с нами Англия. Но не отчаивайтесь, капитан Лайтер, ведь он вас ждет. Ждёт вашей помощи. Не мне вам говорить что если бы отправитесь в таком настроении выручать Альфреда — он и без того упадет духом. Но и сердиться… пока не стоит. Если в письме — правда, а там — правда, то лучше бы вам немного взбодриться. Я понимаю, это тяжело — знать, что ничем не можешь помочь своему ученику и сидеть и ждать, но постарайтесь не печалиться. Ведь вы должны его спасти, и вы спасёте его. А что может быть лучше? Верно? Так не отчаивайся! — — Да. Думаю, ты прав. Я постараюсь взбодриться… — Слабо улыбнувшись, рейнджер встал с места. Теперь, когда все негативные эмоции ушли, скопившаяся за день усталость давила на него тяжким грузом, сродни ответственности за непутевого ученика. — Пора идти, отдыхать. Чувствую, завтра будет долгий день. Коммандер Небула, — Базз, как положено, козырнул начальнику, — разрешите идти? — и после утвердительного — «Разрешаю», развернувшись, сделав пару шагов к двери, но мимо, словно тень, молчаливо проскользнул Артур. Керкленд лишь на долю секунды остановился возле Лайтера, передал ему в руки сложенный лист с размашистой надписью на нем — «Личное!», и прошел к выходу. — У-у-у… Вреднюка британская. Ни капли не изменился с тех пор… — Едва слышно пробурчал себе под нос Гил, направляясь за Артуром следом, по пути окликнув Базза: — Нас вы до гостевого крыла поведете, или как? Не одним же нам шастать по станции, не? И кстати. Ванька… — осенило Великого, что что-то тут не так, — ты как сюда пришел? Нам же нельзя гулять в этой части станции. — — Аха… — Ванька хитро подмигнул области и шепнул на ушко. — Мира подсобила. Я попросил, она помогла. — — Угу. Ясно… — Кивнул в ответ альбинос и, зевнув, ненавязчиво поторопил присутствующих. — Так кто нас проводит? А то я прямо тут засну. — — Мэтью… Матвей!.. — окликнул парень скорей белого медвежонка чем ученика начальника станции, но мишка, увидев русского, нерешительно топчущегося чуть ли не в десяти шагах от них, подзывающе махнул лапкой. — Подходите к нам, сэр Брагинский. Мэтью, нас зовут. Давай, улыбнись, — и Кумадзиро приобняв напоследок парня, попросил: — Снимешь меня? Или я слезу сам? — — А можно я вас сниму? — Вопрос прозвучал со стороны и медвежонок чуть удивленно посмотрел на говорившего. — Если вам не понравилось как в прошлый раз — могу совсем помягче. Понежнее. То есть, — поправился Иван, — не как с ребенком, конечно, но чтобы вам не доставить никаких неудобств. И если вы сами того хотите. Настаивать не буду, но уж больно вы на маленького медвежонка похожи. Не на игрушечного, а на живого. — Взгляд у русского изменился, он стал более мягким, ласкающим что ли? Мишка задумался. С одной стороны он не привык к чужому вниманию, тем более со стороны других воплощений, сотни лет не замечавших ни его самого ни его многострадального хозяина. Но с другой — а почему бы и нет? Почему бы и не позволить позаботиться о себе малость, тем более, что его начальник попросил передать Брагинскому кое-что по секрету от нервозного англичанина. — Хорошо, можете снять меня. — Мишка потянулся с обрадовавшемуся русскому и, оказавшись у него на руках, чуть приобнял его за шею и прошептал: — Коммандер решил испытать вас двоих, в тайне от Англии. Завтра утром, в тренировочном зале. Справитесь — полетите на миссию… — — Да? Спасибо… — так же тихо шепнул Ваня и, опустив мишку на пол, спрятал больно довольную лыбу за шарфиком, отблагодарив Небула одним лишь благодарным взглядом. И то, правда, мимолетным, а то некоторые бритты больно глазастые и недоверчивые. Небула так же коротко кивнул в ответ, проследил взглядом за Баззом, к которому вдруг подошёл сэр Брагинский. А Базз казалось и вовсе не ожидал почувствовать возле себя Ивана, он как раз собрался перечитывать (или перечитывал?) послание от Артура. — Капитан Лайтер? Можно вас на неофициальный разговор? — Базз поднял голову и устало посмотрел на русского бугая, который прямо-таки лучился радостью: — Только на минуточку. Мне было приказано идти на отдых, и я не смею нарушать распоряжения командира Небулы. — — А мне много и не надо. Сойдет. — И Иван, приобняв Базза, прошептал: — Держись, друже. Я знаю что ты устал, и хочешь во всём этом разобраться. Но боишься ошибиться. Не бойся, я помогу, если что. Ты всегда можешь на меня рассчитывать. И я всегда тебе помогу не только в этом, знай… — и приобняв его чуть крепче, он просто уткнулся рейнджеру в плечо и затих. Да так что Баззу показалось что Иван и вовсе уснул на его плече. Он попробовал было осторожно его разбудить как ему казалось внезапно задремавшего, но Иван не открывая глаз, прошептал чуть устало: — Стой смирно. Ещё немножко… — Что ж… и Баззу пришлось ждать. Но ждал он недолго, Иван поднял лицо и устало зевнул, прикрывая рот ладонью: — На~адеюсь всё получилось. Так что держи хвост пистолетом и в бой! Но — это завтра. Сегодня надо тебе поспать… Иди, спокойной ночи тебе, Василий! — И посмотрев на Небулу, вновь кивнув, и даже слегка поклонился, приложив руку в груди. Небула кивнул русскому в ответ и, чуть встряхнув понурого канадца за плечо, спросил у него: — Мэттью, сынок, проводишь своих товарищей в гостевое крыло? А то сам видишь, Баззу отдохнуть пора, и как следует… Чует моё сердце, завтра все решится. — — Да, сэр… Конечно, сэр… Простите… — Мэтт встал с места, не без помощи Небулы, пряча от поддерживающего его за локоть начальника заплаканные глаза. Стыдно ему было неимоверно. Хотел ведь стать как его учитель — крутым, а тут ревет, как дитя. — Ничего страшного, Мэтти, сынок. Какие твои годы. Какие твои годы… — И сам канадец сквозь переживания всё же слегка улыбнулся на участливое: — Пра~авильно, эти твои слезки быльем порастут — трава вырастет! А ты над ними через год смеяться будешь! — И русский тут же устало вздохнул: — Проводи меня, Матвейка, до дому. Сил никаких нет. Боюсь не дойду. А Гилберт вперёд ускакал. Сможешь? — — Д-да… — Так и закончилось это небольшое собрание. Все поучаствовавшие в нем отправились отдыхать и набираться сил перед завтрашним днем, ведь все они поняли, что возможно завтра вся эта история может наконец-то закончиться…, а уж как — хорошо или плохо?.. одной судьбе было известно наверняка. Но все, само собой, надеялись лишь на лучшее и молили все высшие силы, которые только можно было, о лучшем исходе. Но больше всего волновались те, кому предстояло воплотить чужие надежды и молитвы о спасении трех похищенных воплощений в жизнь. Один небезызвестный герой галактики еще долго не мог уснуть, даже несмотря на усталость и измотанность. И хоть усталость каким-то образом почти испарилась, а измотанность осталась словно черный камень на дне озера, Базз все прокручивал и прокручивал в голове полученное от Германии послание. Прокручивал и все вновь и вновь мысленно клялся и себе и святой Венере, что не пожалеет даже самого себя ради спасения пленников, и главное ради исполнения другой негласной клятвы, данной самому себе еще до похищения и вспомнившейся после прочтения посланьица от Артура Керкленда: «Помните, тот случай на космической верфи, когда мой идиот чуть не задохнулся в дырявом скафандре? Вы тогда пообещали мне кое-что насчет него. Надеюсь, я могу вам доверять, и вы сделаете все, что понадобится для его спасения?» — Сделаю все! Спасу! Иначе не быть мне рейнджером! —