Обратная сторона

RyanOtter - Distant

В доме маяком горит одно-единственное окно, ожидание темноты давно превратилось в тяжелую пытку, а перспектива снова увидеть Рэйн грызёт кончики пальцев навязчивым тремором, отбивающим барабанную дробь по рулевому колесу. Не дать ей говорить. В соседней халупе брешет собака, и жирная нигерша кроет кого-то по телефону матом на хлипкой террасе свинарника напротив — редкие звуки разбивают вдребезги оглушительную, плотную тишину, накрывшую затхлый райончик на окраине города. В этой вонючей глуши её голос звучал бы дико. Когда-то Аякс готов был сделать для неё всё, пусть и не приучен он вынимать такие вещи наружу ― поступки обычно говорят за себя сами. Замечала Рэйн это или нет — уже плевать, сейчас просто нельзя дать ей заговорить, иначе он за себя не отвечает. Хочется думать, что она лишь призрак, игра воображения, следствие прицельного удара по взбаламученным мозгам, но слова Ангельской Пыли под сомнение не поставить. У неё-то точно с башкой проблем нет. В линялых отсветах настенного бра маячит фигура неизвестного мутанта, а в ушах блядскими переливами звенит её смех, приглушённый панелями дешевого сайдинга. Ему, похоже, и двадцати нет, наверняка Рэйн мозги ему запудрила, вынудила защищать и подставляться, прикасаясь, сладко в глаза заглядывая, ради её в меру круглой, везучей задницы. Хорошую школу прошла, дрянь! Однако Аяксу его не жаль ничуть, скорее наоборот. Нарастающая ярость мешает ясно мыслить. Его бесит присутствие третьего в их с Рэйн безмолвном взаимодействии. Его бесит, что рядом с когда-то его Рэйн трётся какой-то левый хрен. Его бесит эта досадная помеха на пути к её хрупкой шее ― сегодня он досконально проверит наличие у неё признаков жизни. Только нужно всё сделать быстро, и не дать ей говорить. — Не двигайся. Иначе я прострелю тебе башку, прежде чем ты взмахнешь руками или чем ты там обычно машешь. — Мутант Аякса не видит, застывает в тёмной, узкой кишке коридора, между кухней и гостиной, где бормочет телеящик с наитупейшим ситкомом, взрываясь приступами закадрового смеха. Этот смех леденит душу, словно в фильме ужасов, предвещая скорую расправу над невинными обитателями дома. Мутант застывает на месте, судорожно определяя источник опасности среди тёмных, замшелых углов, ощущая раскалённое дуло огнестрела меж лопаток. Аякса он не слушает, наугад выбрасывает тяжеленный комод себе за спину одним кивком головы, само собой, мимо. Фрэнсис тенью выскальзывает из-под града обломков, с адским грохотом пробивших внушительную дыру в хлипкой гипсокартонной стене. Пистолет теперь упирается ебанутому герою ровно в затылок, вынуждая опустить голову, а удар в голень ― грохнуться на колени. — Не надо, Джулиан. Он быстрее, ― Рэйн движется медленно, осторожно, плавно обтекая морёный брус дверного косяка, загораживает собой ржавый свет бра, облепившего гостиную неровными плевками. Её силуэт сумрачен, Аякс не видит её глаз, только длинную, узкую тень, крадущуюся к его ногам призраком так, что безотчётно хочется сделать шаг назад. — Ну, привет, милая, ― его уютный тембр отражается от неухоженных стен её временного жилища, щекочет взвинченные нервы, а воздух искрит от напряжения, грозясь вспыхнуть и угробить всех троих. ― Я ждала, что ты придёшь. Но не так скоро, — в её голосе звенит страх, Аякс явно застал её врасплох, но она старается, держит лицо, готовиться атаковать, зная наперёд, что всё её попытки будут заведомо провальны. Уповать лишь на свой дар сейчас слишком самонадеянно даже для такого сильного мутанта, как она. ― Значит, тебе всё ещё не плевать, верно? Странно осознавать именно сейчас, что все эти годы он не просто не вспоминал о ней, он заставил себя не вспоминать. ― Закрой рот. — Её слова отравляют душу, бьются сквозь железобетонную, годами выстроенную броню, вскрывают без ножа старую, загнившую рану. Нельзя было давать ей говорить. Аякс размахивается, отправляет мутанта в нокаут рукоятью пистолета, обеспечивая ему неплохое сотрясение с досады, что не пристрелил её у порога и теперь позволяет ей ковыряться в гнилых отбросах его жалкой душонки, ворошить прошлое, давно похороненное на самом дне бесчувственного сердца. Как же до охуения трудно ему далось тогда это решение, и сейчас видеть её снова, живой, больно глазам. Почти ощутимо больно. Мутант безвольным мешком валится на бок, Рэйн мчится в кухню, к спасительной задней двери, задевает ногой шнур светильника, выдирая из стены искрящую розетку. Она спотыкается, но координация её не подводит ― Рэйн исчезает в чёрном зеве кладовки за мгновение до того, как выпущенная ей вслед пуля вгрызается в дверной косяк россыпью сухих щепок. Аякс матерится сквозь зубы. Палить в молоко в кромешной тьме чревато нежданным рикошетом в жизненно важные части собственного организма, приходится нырять в вязкую темноту следом и уповать на обострённый после эксперимента слух. Шорох слева, и на него падает хлипкий пластиковый стеллаж, заставленный грудой хлама, вынуждая терять во всём этом блядском бардаке оружие. Стеклянная посуда бьётся вдребезги, у него под ногами разливается белая лужа из опрокинутой банки со старой краской, а по кладовой расползается химическая вонь, которой он, конечно, не чувствует. Второй стеллаж скрипит и рушится на него справа, грозясь засыпать гвоздями и прочей ржавой тряхомудией, но Аякс успевает проскочить и выхватить Рэйн за плечо у самого выхода на улицу. Он разворачивает её лицом и с силой прикладывает её хрупкое тело к стеклянной створке, пока осколки не сыплются им обоим на головы. — Уничтожить меня решила? Кишка тонка! — он шипит ей прямо в лицо, загребает в один кулак оба её тонких запястья, чтобы не смела его касаться, а в другой – её волосы, намереваясь выдрать голыми руками её маленькую, чрезмерно самоуверенную голову. Аякс задирает ей лицо к свету, чтобы заглянуть в глаза и забыть, как дышать. Она слишком близко. Она вся слишком. ― Я хочу, чтобы понял, каково это, когда тебя предают, ― Рэйн ощущает, как слабеет его захват, как каменеет напряжённое, вжатое в неё тело, как его секундное замешательство даёт ей ощутимый перевес. — Чтобы бы понял, мудак, как больно подыхать с дырой в груди. Она со всей силы рвётся прочь, освобождает руки, и Аякс падает на деревянный пол, как подкошенный. Адская боль режет пополам тело до блядских слёз, вынуждает сворачиваться на заваленном хламом полу в немыслимые позы, а Рэйн держит этот мучительный контакт, не отнимает ладоней, посылая ему прямо в подкорку свою собственную, пережитую по его вине боль. Её чувства бьют по мозгам электрическими импульсами в унисон с его ― растревоженными, вытряхнутыми, вывернутыми наизнанку. Аякс на собственной шкуре ощущает её собачью, цепную привязанность, её безграничное доверие, её восхищение, её любовь, выброшенную им же за борт жизни так опрометчиво и глупо. Его безбожно коротит от этой эмоциональной агонии, её злоба и отчаяние травят организм ядом, боль душевная сменяется болевым шоком от огнестрельного ранения в грудь, вынуждая балансировать на грани отключки, искать способы и внутренние ресурсы для сопротивления. Сдвинуть боль на периферию сознания, отличить навязанное от собственного в условиях сквозного нервного паралича задача не из лёгких, но Аякс стискивает зубы до скрипа эмали, усилием воли заставляет тело подниматься на колени и приваливаться боком к ближайшей стенке. Рэйн не контролирует силу воздействия, прибавить тумблер на одну позицию в плюс не может, она, бездумно теряя время, продолжает с упорством маньячки сдавливать ему оголённую шею, надеясь хотя бы временно лишить его кислорода и выбить себе фору. Спустя секунду её тело приземляется на груду обломков стеллажа, перед глазами пляшут звездочки от удара об угол, Рэйн смотрит, как Аякс медленно поднимается с колен на ноги, трясёт головой по-собачьи, прогоняя остатки навязанного морока. Ей становится страшно. Он движется прямо к ней, алые пятна лопнувших в глазах сосудов отражают пугающую до дрожи ярость, Рэйн тщетно пытается отползти, но лишь ранит ладони осколками, оставляя на обломках стекла и керамики багровые следы. Барахло под его подошвами хрустит, словно под ними ломаются чьи-то кости, Аякс хватает ей за грудки и поднимает над почвой так легко, будто в ней нет ни унции веса. Она ощущает лопатками уже знакомую шершавую поверхность недовыбитой двери, воздух стремительно покидает лёгкие. Кричать и звать на помощь уже нечем, Рэйн решается на крайние меры, целует его, трансформируя боль в диаметрально противоположное чувство. —Ты что вытворяешь?! Прикосновение её губ запускает в организме цепную, бесконтрольную реакцию, действует безотказно. Она, чёрт возьми, определённо стала сильнее. Обездвиженная, даже с заведенными за спину руками, Рэйн способна возродить, навязать, поделиться своей уязвимостью с ним, абсолютно бесчувственным, напомнить, щедро раздавая пси-волны при любом теперь физическом контакте, как оно было тогда между ними. Вонь опрокинутой краски, затхлой пыли, кофе, шампуня, сладкий запах её тела сверлом ввинчивается в его сознание, заставляя плотнее, сильнее вдавливать её тело в сухой древесный шпон, крепче сжимать ломкие косточки её запястий, прикасаться к ней, потому что он снова может чувствовать. Аякс глухо смеётся ей в лицо и крошит ударами кулака штукатурку возле её головы. Как же легко его железное намерение закончить начатое разбилось об эту маленькую прихоть, как же всё-таки слаб даже идеально вышколенный организм перед низменным человеческим желанием. Убить. Но после. Ему откровенно плевать на распластанное тело чужака в зоне видимости, на ушлых соседей, бытовые неудобства и антисанитарию. Ему плевать, что Рэйн способна устроить очередную подлость, пока он методично разрывает по шву плотную ткань её платья и наспех ломает пряжку ремня на штанах. Но нет, она лишь раскручивает этот водоворот, дразнит, подначивает сбросить тормоза и всаживать ей с размаху, упиваясь её придушенными стонами в такт, сжимать ей бёдра до синих следов, просунуть ей в рот палец, который она кусает до резкой, пронизывающей боли. Плевать, ему даже это сейчас в кайф. ― Смотри на меня. — Ей тяжело сфокусировать взгляд, расширенный зрачок чернит светлую радужку, а перед глазами плывёт. Безумно жарко, будто она в самом пекле боя за собственную шкуру, и ей глубоко плевать тоже, каким способом она её спасает. ― Моё имя? — Как тебе угодно, ― Рэйн в ответ щекотно, глухо шепчет ему в шею, заставляя Аякса беззвучно смеяться своей маленькой победе. Назвать его Фрэнсисом она больше не рискнёт, хотя ему отчего-то плевать теперь и на это. — Психопат ты бешеный. Ненавижу. ― Врёшь. — Обломок стеклянного витража не выдерживает последних толчков, оглушительно бьётся в крошево у них под ногами финальным аккордом, а после Аякс не спешит выпускать её из рук. ― Ты скучал, ― звучит не вопросом, скорее утверждением. Да, как же он, чёрт возьми, скучал по этому голосу, стоило лишь закрыть глаза, и пусть это слишком напоминает ему ловкое манипулирование из арсенала её коронных штучек, ему не хочется снова её убивать. — Возможно, ― Аякс как всегда уклончив и скрытен, и не важно, что Рэйн давно его прочла, как азбуку для трёхлетки, свою игру он будет вести до конца, какой бы плохой она не была. Так уж он устроен. Он опускает Рэйн на пол, разворачивается спиной, вжикая молнией на ширинке, а она не смеет двинуться, пока не слышит: — Уходи. Если я услышу о тебе хоть слово… я передумаю. Рэйн ― умная девочка, ей не нужно повторять дважды. Аякс не успевает даже голову в её сторону повернуть и взглянуть на неё напоследок. Рэйн бесшумно проваливается в уличную тьму, оставив за собой протяжный скрип несмазанной петли раздолбанной ко всем чертям двери. Выходя следом за Рэйн в душную, чёрную, как копоть, ночь, Аякс знает наперёд, что на укоризненные взгляды и осторожные вопросы Кристин он будет реагировать никак и отвечать в духе «не твоё дело». Он знает, что в какую бы глубокую нору Рэйн не закопалась, по какому бы дну не ползала, как хитро бы не путала следы, он всегда найдет ее. Потому что она захочет быть найденной. Потому что иначе теперь просто никак.