The Moody Blues - Night in white satin
— Почему так долго? ― она слышит его недовольный голос с самого порога. Фрэнсис даже не поворачивается, стоит к ней спиной, гремит инструментами, готовит очередную инъекцию очередному безнадёжному. В процедурной тишина, только сухо трещат старые лампы, сжигая воздух в и без того накалённой атмосфере. Рэйн будто за милю чует его взвинченное раздражение, приближается медленно, почти не дышит, напрягая всё своё синтетически созданное внутреннее чутьё. Волнение? За неё? — Ты сказал мне прозондировать почву насчёт прикрытия. Вот проект договора, ― Рэйн кладёт ему на стол, прямо под руку папочку с национальными гербами, отходит на безопасное расстояние, скрещивает руки на груди. Он в её сторону лишь чуть голову поворачивает, демонстрируя напряжённые до желваков скулы и стиснутые челюсти. — «Экспериментальный центр по лечению онкологических заболеваний» нам подойдет? Или ты забыл? ― Я ничего не забыл. За четыре часа можно с десяток договоров составить. — Я решила проветриться. Отпустила парней… — Это небезопасно! ― он резко ее прерывает, бросает в её сторону уничтожающий взгляд, заставляя Рэйн безотчётно делать шаг назад. — У меня много врагов. Рэйн – девочка умная, преимущества своего особого положения осознаёт прекрасно, где-то в глубине души Аякс понимает, что однажды ему это выйдет боком, но менять ничего не хочет. Ей позволено не носить «ошейник» с порядковым номером, выезжать за пределы базы, спать в одной постели с начальником, даже взлететь на железную каталку с грацией маленькой, домашней кошки, которая еще помнит свои дикие повадки, ей не запрещается. — А-а-а, ты, наверное, скучал? ― колени едва слышно стучат по дешёвой жести кушетки, когда она медленно движется к нему на четвереньках, хватает его за полы белого, наброшенного на плечи халата, вынуждая его обернуться и смерить её взглядом, полным ледяного скепсиса. Ледяного лишь на первый взгляд, и ей это тоже отлично известно, ― Ты становишься чувственным наркоманом. — Это для пациентов. Слезь. — Но их здесь нет, ― Аякс отворачивается, возвращается к незаконченной сывороточной смеси, а Рэйн его не отпускает, едва не грохается с кушетки на пол. Его улучшенные рефлексы не позволили этому случиться. Стоя на коленках на жестяной поверхности каталки, она ему почти вровень, и глаза у нее такие же, как у него, синие, она держит его за воротник и словно гипнотизирует этой своей близостью, неудобной, неподходящей моменту. Этот аттракцион ощущений утянул его уже по самую шею, ещё немного, и дышать станет нечем, и врать самому себе, что всё под контролем, категорически настоебало. Резкая эволюция организма пусть и с побочными эффектами в виде полной потери чувствительности позволяет считать себя выше обыкновенных хомо сапиенс, за мутантами, чёрт побери, будущее, и простым человеческим слабостям в его реальности не место. А Рэйн в его жизни, словно глиняное звено в стальной цепи, чуть рванёшь на себя, и всё рассыплется к чертям. Слишком она напоминает ему себя прежнего, человека, до презрения слабого. Рэйн тянется к нему, обжигает сладким дыханием губы, заставляя прикрывать глаза, словно в предвкушении новой дозы. В коридоре слышится скрипящий шум больничной каталки, Фрэнсис отстраняется, ставит её на пол, и легко шлёпает чуть пониже спины по направлению к выходу. — Всё, топай, — брошено ей в удаляющуюся спину беззлобно и без обсуждений. Рэйн ― умная девочка, знает, где граница, и где эту границу можно перейти. Может, всё не так уж и безнадёжно? Ей не нравится участвовать в «активации», Рэйн всегда уходит, предоставляя эту возможность лично Аяксу или его подручным. «Чувствительная какая», ― каждый раз хмыкает он ей в удаляющуюся спину, пока Рэйн не исчезнет в полумраке жилых помещений. В этом её особенность, она чувствует малейшие вибрации чужого настроения, будто пси-волновой приёмник, и всё ещё учиться держать дистанцию, не воспринимать посторонние эмоции близко к сердцу. Кроме, конечно, его. Для неё Аякс дом, любимый, да вообще всё — уличные девчонки, не знавшие семейного тепла, легко привязываются. Даже его черствость Рэйн не отталкивала, холодность и деловая отстранённость, наоборот, лишь подначивали разгадывать эту загадку с двойным усердием. Рейн давным-давно получила прививку от наивности, но о том, что однажды всё может круто измениться, она думать не хотела. Чужие крики боли глухо доносились через два бетонных перекрытия, к ней на третий, отгороженный пустыми пролётами, этаж, туда, куда её поселили сразу после удачного завершения эксперимента восстанавливать поломанные рёбра. А ей казалось, что стонут ей под самое ухо, оглушительно, до блевоты. В такие моменты хотелось свалить подальше и насладиться отупляющей, вакуумной тишиной. Одиночество ей порой было просто необходимо, но Аякса этот факт не особенно устраивает. Сквозь наползающую дремоту Рейн слышит топот и хлопанье дверью, снова шаги по лестнице и скрежет распахнутой без стука двери в её более, чем скромную клетушку. Ей не нужно открывать глаза, чтобы ощутить его присутствие, впивающееся под кожу сотнями ледяных игл. — Наверное, ты забыла, что твое место теперь этажом ниже. Но если ты этот факт намеренно игнорируешь, я больше не пущу тебя за порог. У тебя пять минут, чтобы принять решение. Нарочито обходительный тон ― опять взбешён, или таким странным образом решил, наконец, вслух обозначить их отношения. Тут Рэйн выбрасывает белый флаг ― читать его у неё сейчас просто нет сил. За ним с грохотом захлопывается дверь, и Рэйн упрямо отсчитывает три минуты, наслаждаясь последним мгновениями покоя, заставляя себя выскабливаться с постели, с запахом отсырелого белья и хлорки, на которую свалилась прямо в одежде. Под ногами едко скрипят металлические ступени, словно вот-вот расшатаются и свергнут её в пропасть замшелых подвалов, ячеистые подмостки просвечивают первый этаж лаборатории, где вдоль тускло освещенных коридоров в ряд стоят голые, тёмно-зелёные кушетки и свербит тусклыми бликами плотный пластик занавесей между постелями испытуемых. Узкая полоса света выскальзывает из-за приоткрытой двери, выжидающе подсматривает, отсчитывает эти грёбаные минуты, чтобы через четыре-пятьдесят девять захлопнуться у неё перед носом. С него станется. ― Плохой день? ― Рэйн стоит на пороге, попирается плечом дверной косяк, Фрэнсис угрюмо молчит, только два раза ладонями хлопает себе по коленкам, приглашая её сесть. ― Болтливый пациент, ― она тихо прикрывает за собой дверь, садиться к нему в кресло, забирается на него с ногами, целует, не глядя, куда-то в висок. На нём жёстко и горячо, но Рэйн уже привыкла к таким неудобствам, его твёрдые руки, обнимающие ей спину, и неровное дыхание в шею дают ощущение безопасности. Для неё это важнее прочего. Рэйн не видит картинок, не слышит голосов, она падает в бездну, в один момент оказываясь в чужой шкуре, ощущая чужие мысли, чужие страхи, чужую боль. Одно прикосновение к его бритой голове заставляют её захлебнуться кровью чьего-то обрюзгшего от старости и бухла тела, на котором под её/его руками вспыхивали новые бордовые полосы, переполняя душу ядовитой сладостью долгожданной мести. Он, как всякий мудак, молил о пощаде и визжал прокуренным басом «Фрэ-энси-и-ис», вымаливая для себя лишь новые и новые сеансы боли. ― Фрэнсис, — она выдыхает его настоящее имя, которое Аякс прятал, которого стыдился, да будь оно трижды проклято, это девчачье имя! Как и его история, которой он ни с кем в этой чёртовой жизни делиться не собирался, а с ней тем более. Момент, которого он опасался и ждал, настал, лимит исчерпан, слабое звено с треском вырвалось из цепи. Драму пора завершать, их и так было достаточно в его жизни.Spectralis - Acoustichocolate
Психоделический транс бьёт по мозгам садистскими ритмами, от дыма и света слезятся глаза, людское месиво извивается под невозможными углами, завязывается в узел и дёргается в такт, будто стая зомби. Ангельской Пыли хочется разложить их ровным рядком вдоль стен или запустить в толпу одним таким, покрупнее, сбить всё это стадо, словно кегли. Страйк. Но здесь надо вести себя тихо и не отсвечивать, клуб под завязку набит мутантами и мутанты его содержат. На площадке — зоопарк и мордоплясия, никто не скрывает свою истинную сущность, не боится спалиться, расслабляется и рвёт танцпол, блистая чешуёй, синей кожей, шерстью, хвостами и прочими органическими и неорганическими приблудами, которыми их наградила ебанутая на всю голову мать-природа. Путь до стойки, как подъем на крутую скалу без снаряжения, пара условных знаков, пачка денег и полупустая вип-комната, где посторонние шумы глушатся обитыми войлоком стенами. К услугам Бобби, совладельца заведения, Кристин прибегала нечасто, однако он один был достаточно осведомлён обо всём, что происходило в их узком, сверхчеловеческом мирке. Способностью иметь вместо мозгов полноценный банк данных мог похвастаться не каждый мутант. — О-о-о, Ангельская Пыль, чтоб тебя, дьявольское ты отродье, когда же Господь тебя приберёт?! — Кудрявый наркоша, в потрёпанной временем гавайской рубахе, ортодоксальный католик, обвешанный чётками, и, несмотря на это, большой любитель сквернословить. Он улыбается радушно и даже вполне непритворно тянет руки для дружеских объятий, вызывая у Кристин когнитивный диссонанс. — Я тоже охренеть, как рада тебя видеть, Боб. — Времени Аякс дал ей немного, за информацию заплачено, Кристин без прелюдий кладёт ему под нос фото Рэйн лохматой давности. ― Зверушка ваша сбежала? — он щурит желтоватые глаза, сканируя приятное девичье лицо, постукивает пальцами по мрамору столешницы. — Видел я её. Давно. С Аяксом. Пусть покоиться с миром этот чокнутый мудак-селекционер. Выразительный, таинственный взгляд и беспорядочное движение бровей собеседника дали Кристин жирный намёк на то, что голые факты из личного дела, далеко не вся информация, которой Аякс посчитал нужным с ней поделиться. Паршиво. — Лабораторией ты теперь заведуешь? Или загнулись вы, ребят? – на словесный понос Бобби Ангельская Пыль не отвечает, знает уже, что бесконечный пиздёж помогает ему сосредоточиться. Ей самой теперь есть, над чем пораскинуть мозгами. Не настолько шеф ей доверяет, насколько ей хотелось думать. Кристин не приучена обсуждать его решения и задавать лишние вопросы, но от всей этой ситуации погано скребёт на душе. ― Знаешь, мутанты по рождению не очень то жалуют синтетических. Её бы запомнили. Я спрошу кое-кого. Выпьешь? Только я не угощаю, — он смеется, выходя за дверь. — Я снаружи подожду, ― она выходит за ним следом. Оставаться одной, в замкнутом пространстве клуба, где полно мутантов гораздо сильнее её, Кристин не желает в целях элементарной безопасности, да и проветриться, собрать мысли в кучу не помешает. Бледная полоса рассвета наползает на горизонт, скрытый за громадами уродливых малоэтажек, в воздухе рассеянный смог и пыль, и голова, как мешок, набитый соломой. Чёртова музыка. Фрэнсис. Он не сказал ей, что его зовут Фрэнсис. Он толком ничего ей о себе не рассказал. А ей лишь оставалось беспрекословно выполнять приказы, заглядывать в рот, внимать каждому слову, временами заштопывать и тихо радоваться, когда он возвращается невредимым. Сколько раз Кристин ловила себя на подобных вещах. А сколько нервов она потратила со всей этой историей с Уилсоном, сколько хладнокровия ей потребовалось, чтобы достать эту чёртову пулю и смиренно ждать, когда он придёт в себя? Взрослая баба, способная арматурину завязать в нехитрый бантик, а повелась на эту его британскую обходительность, на эти «благодарю, Кристин», «пожалуйста, Кристин», как дура малолетняя. Никто с ней так раньше не обращался. Так, по-человечески что ли. Ангельская пыль ничего не требовала взамен, но интуиция подсказывала, что эта их ебанутая идиллия скоро рухнет ей на голову, и она уже ничего не сможет сделать. Дура. — Вот адресок. Проверь, — Бобби выходит на улицу, вынося за собой грохающие ритмы и отсветы лазерного шоу, режущие по глазам, суёт ей бумажку с нацарапанными кривым почерком буквами. ― Только она не одна. Будь осторожна, чтоб не говорила потом, что Бобби тебя подставил! ― кричит вдогонку, когда Кристин уже даёт по газам, со свистом покрышек покидая закрытую территорию. Кристин видит её. Она выходит на крылечко небольшого дома в спальном районе города, до которого Ангельская Пыль добралась меньше, чем за два часа. Низенькая, тонкие руки, тёмные волосы, платье. На неё она совсем не похожа. Рэйн облокачивается на перила, наслаждается свежестью рассветного воздуха, спокойная, расслабленная, будто вовсе не прячется, будто понятия не имеет, какое дерьмо разворошила. Будто… Какой-то парень выходит следом, неловко целует её в плечо и уходит обратно, Рэйн поворачивает в её сторону лицо и глядит так пристально, улыбается, едва уголки губ поднимает, а от этого взгляда под кожей пробирает холод. Кристин надёжно спрятала машину в густой рощице, Рэйн не может её видеть, но чует. Чует, откуда сверлит её чужой взгляд, полный невысказанных вслух вопросов, подозрений, ревности, и она рада подозрения подтвердить, и для этого ей совсем не нужно к ней прикасаться. Всё ясно. Всё предельно ясно. Это не очередной враг в длинном списке врагов её шефа, это куда сложнее. Ангельская Пыль достаёт из пышного декольте свежий коробок, берётся за очередную спичку. Не рассчитав силы, перекусывает её пополам и выплёвывает прямо на приборную панель. Обратно она уже не торопится, неспешно оглядывая унылый пейзаж за окном. *** Перекись водорода змеисто шипит, соприкасаясь с кровью. Обрабатывать раны ― святая необходимость, несмотря на то, что вытаскивать сам из себя пули Аякс вполне способен голыми руками. Регенерации Уилсона можно лишь завидовать. Сгинуть от заражения легко, не испытав при этом ни малейшего дискомфорта, просто однажды утром не открыв глаза. Боль, как защитный фактор организма, любое существо — от инфузории до развитого млекопитающего стремится избежать болевых воздействий, потому что за болью почти всегда следует смерть, а ему хоть бы хрен. Один из минусов полного отсутствия чувствительности ― легче лёгкого проглядеть какую-нибудь гадкую мелочь и сдохнуть. Одно радует — Ангельская Пыль всегда очень внимательна, что бы за этим не стояло. Аякс мало размышлял о том, есть ли у него вообще совесть. Ходить по головам, чётко следовать своим решениям, слать нахер и ставить раком охуевших заказчиков он умел и делал это с трепетным отношением к бизнесу. А бизнес был успешен. У частных военных компаний был большой спрос на его «продукт», пока сука Уилсон всё феерично не похерил. Казалось, больше его ничего не волнует, а на прошлом давно поставлен жирный крест с тех самых пор, когда он завершил своё неоконченное дело. «Молодой оперативник ФБР подозревается в жестоком убийстве» «… оперативный агент Федерального Бюро Расследований обвиняется в убийстве с особой жестокостью. Жертва — Аарон Фриман, ранее подозревался в жестоком обращении… растлении малолетних, однако за был отпущен за недостаточностью улик…» Разгромный заголовок и жареная статья на первой полосе за семилетней давностью. Стратегически спизженные фотографии из полицейского архива, от которых нежных фиалок могло вывернуть наизнанку. Чёртова Рэйн, которая заставила вынуть из пыльного конверта пожелтевшие листки и снова вспомнить в деталях дело рук своих. Он рассматривал их, как художник, критически оценивающий готовое произведение на вернисаже имени себя самого ― вот там можно было еще пару ножевых, а здесь шкуру недодрал ― без единого намёка на эмоциональный отклик. А ведь он вербовался в ФБР, чтобы защищать людей от таких вот подонков. Вряд ли Аякс хоть на полсекунды об этом пожалел — самолично вершить справедливость куда результативнее, чем изматываться в бесконечных поисках доказательств. Уже находясь в бегах, он вступил в программу «Оружие Икс». Уже гораздо позже он встретил Рэйн, вспоминать о которой в цензурных выражениях никак не получается. А не вспоминать вообще выходит ещё хуже.Donovan - Hurdy Gurdy Man
― Пойдём, прокатимся, ― Аякс кивает ей на выход и пропадает в тени поздних сумерек за ангарными воротами лаборатории. Рэйн без задней мысли сматывает со стула плащ и спешит за ним. С того самого вечера, когда его история стала известна ей полностью, до самых тёмных уголков и мельчайших деталей, он отдалился. Даже сейчас, когда она мельтешит за ним до машины, он не оборачивается, не смотрит, не разговаривает. — Всё в порядке? — Аякс в плотной одежде, в перчатках и небрежно наброшенном на голову капюшоне ― любой тактильный контакт исключен. Она пытается дотронуться до его лица, но он резко дёргает головой, демонстрируя, что все привычные проявления нежности сейчас нежелательны. Прочесть его намерения сегодня он ей не позволит. Это решение даётся с большим трудом, раньше он не наблюдал за собой такой непоследовательности, но этот её взгляд, полный грёбаного сочувствия просто сводит с ума. Как же всё-таки свербит стыдом гордость за всё это гребаное дерьмо! Сжаты зубы и скрипит стиснутая под ладонью кожаная оплётка руля, всё заебись у него по определению быть не может, и мирно сдохнуть от старости в одной кровати вариант в принципе не для них. У Аякса слишком много врагов, чтобы иметь рядом мишень в виде сердечной привязанности, а она уже слишком осведомлена, чтобы передать её в чужие руки, как следовало сделать годом раньше. За полтора миллиона. Она идёт рядом и греет дыханием замёрзшие пальцы, волосы вьются от повышенной влажности, жаль он не может ощутить, как колко сковывает их иней. Ей чертовски холодно, но она идёт за ним до самого пирса, где ветер пронизывает насквозь, разметает полы её тонкого плаща, а ему с каждым шагом делается всё паршивее от того, что она так безропотно ему доверяет. Фрэнсис опирается на парапет и глядит в чёрную воду, почти пополам согнувшись, слишком долго собирается с духом. Совсем, мать твою, расклеился. ― Ты уникальное создание, Рэйн. Но всё слишком далеко зашло. — Она не заметила, как он вынул пистолет, не услышала подавленный глушителем щелчок выстрела. Было ли это его самым волевым решением или самой большой ошибкой, Аякс так и не разобрался. Падая в воду, Рэйн готова была поклясться, что видела в его глазах сожаление. Грохот входной двери за шиворот выбрасывает Фрэнсиса из воспоминаний, в которые он погряз по самую макушку теперь уже добровольно. Взгляд ангельской Пыли скользит по его обнажённому корпусу, плотно перехваченному бинтами, пока он натягивает майку, а она не спешит говорить. Окно, мутное, засиженное насекомыми, пропускает мало света, хотя на улице позднее утро, слишком ослепительное для адового днища, в котором Кристин уже корнями проросла. Чувство усталости с момента «перерождения» ей почти не знакомо, но сейчас кости ломит, словно от резких перегрузок. Особенно, когда Аякс стоит прямо напротив и давит на неё своей необъяснимо многогранной личностью, перед которой только лепетать несуразицу, как девчонке малохольной. Она не хочет смотреть ему в глаза, но знает прекрасно, что он ждёт полного отчёта. — С ней мутант-психокинетик. Он сильный. Я его не знаю. С наскока не взять. ― Кристин слышит, как он тихо плюётся ругательствами, как закипает жидким азотом этот холодный взгляд. В последний раз она видела его таким перед койкой Уилсона и при упоминании имени Фрэнсис среди прочего фонтана пиздежа, который извергался из него же бесконтрольным потоком. ― Команда нужна. — На это нет времени. – Бешеное желание действовать лезло вперёд здравого смысла. Хотелось сыграть на опережение, ведь он не верил, что та Рэйн, которую он знал, когда-то его Рэйн, способна придумать для него годную ловушку, и если так, то она достойна оваций, и он охренеть как недооценивал её. Да и мутантов этих он на завтрак жрал, что ему какой-то там психокинетик?! Против Аякса он ― хреновый телохранитель, которого легко пустить в расход. ― Ты больше ничего не хочешь мне сказать? — К фантомному ощущению люто закипающих нервов добавляется вкрадчивый, неестественный из уст Ангельской Пыли вопрос, который заставляет его вопросительно гнуть светлую бровь, резать её поперёк лица острым серо-синим лезвием взгляда, полным ярости, скрытой за его всегда невозмутимым выражением лица. ― Чем больше у меня информации, тем эффективнее… ― У тебя достаточно информации, ― он резко прерывает её щелчком перезаряжаемого пистолета. — Поезжай, куда собиралась. Встретимся позже. Аякс прячет оружие за поясом штанов, набрасывает на плечи кожанку и исчезает в ржавом, тошном полуденном мареве, впервые оставив Кристин абсолютно не у дел. Без чёткого плана, без толковых указаний, без ничего.