***
Тот же день, раннее утро.
Цунаде Сенджу уже минут пять разглядывала потолок, пытаясь по нему определить, где она и как туда попала. Некогда бывший белым, местами потрескавшийся потолок с осыпавшейся штукатуркой информации ровным счетом никакой не давал. Когда это заключение окончательно утвердилось в еще не до конца прояснившемся сознании женщины, она решила перейти к следующей стадии идентификации собственного местоположения: осмотру комнаты.Однако попытка повернуться отозвалась дикой головной болью, от чего Цунаде невольно застонала. Н-да, видимо, она опять здорово выпила накануне. Послышались быстрые шаги, и над женщиной склонилась Шизуне, облегчая ее страдания с помощью ирьедзютсу. Сама брюнетка чувствовала себя прекрасно по одной простой причине: она единственная из всех за весь вечер не притронулась к выпивке. Собственно, по этой причине на ее хрупкие плечи легла забота о доставке в стельку пьяных саннинов по комнатам и оплате всего «чудесного» вечера. Привыкшая к подобным фортелям со стороны Цунаде, женщина лишь вздыхала, покрепче прижимая к себе несчастную Тон-Тон. Сейчас упомянутое животное сидело на кровати постепенно приходящей в чувство Цунаде, смотря на нее со всем осуждением, которое только могла изобразить поросячья мордочка. Коротко поблагодарив ученицу, саннин встала, осматривая комнату. М-да. К медленно умирающему потолку добавлялся облезший пол, стены с облупившейся краской, широкая деревянная кровать и пара стульев в углу. На пятизвездочный отель это явно не тянуло. Хотя, комнаты обычных тавернах никогда не отличались роскошным убранством, это Цунаде за полную путешествий жизнь твердо уяснила. Зато подобные заведения имели один огромный плюс. Обычно при них находился онсен, где уставшие путники могли расслабиться. Светлая мысль о присоединении к их числу с целью окончательно снять последствия веселого вечера шаловливо поскреблась в блондинистую головушку и, не долго думая, Цунаде, прихватив Шизуне и Тон-Тон отправилась в разведку боем на поиски онсена. Обнаружив оной и раздевшись, женщины с наслаждением погрузились в теплую воду. Полотенца под охраной сторожевого поросенка покоились рядом. — Шизуне, — вспомнив про остальную часть развеселой компании, произнесла Цунаде. — Что там с Джирайей и Орочимару? Шизуне вздохнула. — Я немного облегчила их состояние, пока они спали. Надеюсь, пока нас нет, не произойдет ничего страшного. Цунаде кивнула, довольная предусмотрительностью ученицы. Прикрыв глаза, она отбросила мысли о товарищах, полностью отдавшись манящей теплой воде. К счастью, в это время других посетителей в онсене не было, так что никто не мог помешать ученице Сандайме отдыхать. Причем, к счастью для последнего. Ибо лишить отдыха Цунаде — это вам не жертву у Хидана отнять. Тем временем упомянутые ранее саннины, видимо, почувствовав, что про них вспоминают, проснулись. С кряхтением сев, Джирайя осторожно ощупал голову и, убедившись, что она на месте, осмотрелся. Место в котором он очутился, мало чем отличалось от комнаты их сокомандницы, разве что вместо одной большой кровати стояло две одноместных. На второй кровати мужчина обнаружил своего бледнолицего друга, который, отвернувшись к стене, спал мертвым сном начинающего пьяницы. События прошлого дня постепенно восстанавливались в памяти Отшельника. Решив, что давать другу поспать, когда он сам уже давно на ногах, будет огромнейшей несправедливостью, Джирайя принялся будить оного. Сказать, что Орочимару данному процессу не обрадовался — это сравнить Девятихвостого с котенком. — Джирайя, Ш-шинигами возьми, что вчера происходило? — Память Орочимару события прошлого дня восстанавливать решительно отказывалась. В отличие от других саннинов, мужчина не был столь подкован в искусстве пьянствования, и некоторые навыки все еще были ему недоступны. После краткого пересказа мужчина обреченно вздохнул, зарываясь руками длинные черные волосы. Проиграть Джирайе — это надо же было! Гадай теперь, что взбредет в его буйно извращенную головушку… Зная товарища, Орочимару совсем не утешался обещанием не загадывать ничего неприличного, ибо это бы было совсем не духе Отшельника. И как оказалось, не прогадал. В светлую в прямом смысле слова голову постучалась замечательная мысль — посетить местные источники в поисках вдохновения, чтобы расслабиться и прийти в себя после вчерашних посиделок. Даже теплая вода с густым паром не могла отвлечь бледнокожего саннина от подозрений, роившихся в его голове. И с каждой секундой ком нехороших предчувствий все рос и увеличивался. А когда Джирайя начал неуклонно двигаться в сторону перегородки, все подозрения исчезли, как не бывало. Орочимару теперь был абсолютно уверен — происходящее не сулит ему ничего хорошего. — Орочи! — заговорщически поманил жабий саннин, чьё лицо ярко показывало всю степень предвкушения лицезрения «прекрасных муз». Вот и оно, то самое нехорошее. Что-то внутри несчастного содрогнулось, подсказывая, что нужно линять, причем по-быстрому. Мужчина бы и рад был внять дельному совету, однако верный товарищ не собирался оставлять ни единого пути отступления. — Ты же не забыл, что должен мне желание? — по лицу Джирайи расползлась невероятно раздражающая улыбка, настолько довольная, что буквально просила о встрече с чем-нибудь твердым. И все же, проигрыш есть проигрыш. Так что Орочимару лишь закатил глаза и обреченно последовал навстречу своей судьбе. Вскоре обнаружилась проблема: щелка была одна, тогда как саннинов двое. Но стоило Орочимару обрадоваться благовидному предлогу отмазаться и сбежать, как беловолосый товарищ с преисполненным жертвенной скорби лицом отошёл в сторону, махнув головой. — Так и быть, предоставлю тебе право первого. Он бы с удовольствием отказался от столь сомнительной чести, да вот выбора особо и не было. Щелка призывно блеснула отраженным водой солнечным бликом. Орочимару замер, без интереса пытаясь увидеть хоть что-то в густом облаке пара. Кажется, сейчас в женской половине онсена было не слишком людно, что вызвало бы в бледнолицем облегчение за счёт надежды на то, что издевательства над ним прекратятся… Если бы не очертания знакомой фигуры. Очень знакомой фигуры. Мужчина отшатнулся с едва понятными ругательствами, чуть не сшибив стоящего над душой Джирайю. — Эй, ты чего? — удивился тот. — Там Ц-цунаде, — негромко прошипел Орочимару. — О! Отойди-ка! — Радостно потирая ладошки, Джирайя примостился у отверстия. Цунаде полулежала в воде, опираясь спиной на бортик бассейна. Ее груди маняще приподнимались над водой. Саннин с шумом вдохнул воздух готовым закровоточить носом и сглотнул. Клубы пара на несколько минут, показавшихся Извращенному Саннину вечностью, скрыли соблазнительную фигуру, а рассеявшись, открыли жадному взору спину вставшей Цунаде. Ниже пар все еще клубился, но и вида обнаженной гибкой, грациозной спины вечно молодой сокомандницы Джирайе хватило, чтобы, облизнув пересохшие губы, как можно сильнее прижаться глазом к отверстию. — Давай, давай же, повернись, — вполголоса бубнил он, раздраженно отмахиваясь от более разумного товарища, подспудно чуявшего, чем может обернуться подобное действо, и пытавшегося донести это до жадного до «вдохновения» мужчины. Однако когда Джирайе мешали чужие предостережения? По ту сторону перегородки наблюдалось нечто интересное. Переговариваясь о чем-то с Шизуне, Цунаде повернулась боком, так что теперь Отшельник мог во всей красе лицезреть ее роскошные формы. От такого подарка судьбы Джирайя причмокнул и пробормотал что-то явно не самого приличного содержания. Внезапно лицо Цунаде приобрело резкие, напряженные черты. Чутье опытного в подобных делах саннина подсказало, что его засекли. Испуганно отшатнувшись, разом сравнявшийся с Змеиным саннином цветом лица, поспешно вылез из воды, на ходу обматывая полотенце вокруг пояса. Без слов понявший, что его опасения всё-таки подтвердились, Орочимару последовал примеру товарища. И вовремя. Перегородка, разделявшая мужскую и женскую часть онсена рухнула с глухим бульканьем, обнаружив за собой взбешенную Сенджу с горящими яростью глазами и Шизуне, нервно прижимающую к себе Тон-Тон. Вид уже успевшей завернуться в полотенце блондинки не предвещал ничего хорошего, это оба саннина отлично знали. И сделали единственное, что оставалось в данной ситуации — бросились наутек, надеясь таким образом избежать своей судьбы. Бедняги как-то резко забыли знаменитую народную мудрость — «Не беги от разъяренной Цунаде — умрешь уставшим».***
Орочимару несся на всех парах, сметая прохожих, коим не повезло оказаться у него на пути, искренне недоумевая, как Джирайя не устает вот так бегать от объектов своего «вдохновения»? Самому саннину уже хотелось сдаться и под личным руководством Цунаде рыть себе могилку, лишь бы это уже прекратилось. За то время, что Цунаде гоняла их по городу, казавшееся мужчине вечностью, он успел раз пятнадцать проклясть и Джирайю с его желаниями, и онсены с дырами с перегородках, и алкоголь, явно не лучшим образом действующий на всю троицу, и еще раз десять пообещать никогда больше не связываться с долбаным извращенцем. Вышеупомянутый долбаный извращенец с вытаращенными от ужаса глазами летел рядом, одновременно умоляя Цунаде пощадить его и восторгаясь ее божественными формами. Сбив очередной стол торговца и коротко ругнувшись, Змеиный саннин вспрыгнул на ближайшую крышу и, не сбавляя скорости, помчался дальше. Крякнув от неожиданности, Джирайя последовал за товарищем, мельком подумав, что даже на войне он так не бегал. Заметившая сей маневр разъяренная Цунаде не замедлила продолжить погоню в новой плоскости. Верная Шизуне осталась с Тон-Тон в гостинице, решив, что хрупкая психика поросенка не перенесет вида расправы Сенджу над «грязными извращенцами».***
Город лениво грелся в мягких солнечных лучах. Горожане, спешащие по домам, замедляли шаг, чтобы подольше насладиться прелестью долгожданных теплых деньков, и окидывали безмятежным взором крыши домов и голубое небо. Погода была на редкость безветренная, поэтому некоторые удивленно вскидывали брови, когда мимо них по крышам друг за другом пронеслось два вихревых потока, но затем, недоуменно пожав плечами, продолжали свой путь. Сменив локацию, бегущие изо всех сил саннины перестали тревожить покой жителей города. И только где-то недовольно урчал уже устроившийся на ветке пушистый рыжий кот, повернув обиженную мордочку в ту сторону, куда умчался сбивший его порыв ветра.