Ветер песков

When all the earthquakes have stopped and the last bomb has been dropped. Out of the gray ashes a seed will grow. (Из песни группы Arcana)

Обычно Танец исполняли в полдень, при самом ярком солнце, ослепляющем, оглушающем своей жарой. Это был ритуал-обвинение, ритуал-напоминание. Жрицы танцевали о том, чего больше не было и быть не могло. Об озёрах и морях, полных чистой воды, пресной и солёной, и рыбы, которая плескалась в этой воде. О зеленеющих полях и лесах, о диковинных зверях и птицах. О гигантских городах из стекла и металла, городах, дышащих нефтью и электричеством. О тысячах тысяч людей, что были предками нынешнего человечества. Если же Танец должен был почтить недавно погибших, его временем был закат: от проблесков алого цвета на небе и до полной темноты. Вечерний Танец — удел опустевших поселений. И потому так мало кто его видел из живых. Но сегодня жрицы должны были танцевать на рассвете. Жителей деревни разбудили при первых проблесках зари протяжными звуками рога, которые больше всего напоминали многократно усиленные крики верблюда. Постепенно все люди собирались в круг перед домом старосты, где их уже ожидали жрицы. В отличие от Интисара, где нашлось с пяток музыкантов разной степени мастерства, жители Фаары могли лишь выстукивать однообразный примитивный ритм на барабанах. Но если это будет необходимо, Танец поведёт музыку за собой. Жрицы молчаливо ждали, когда солнце покажется над горизонтом, вдыхая ещё не прогревшийся воздух. В их открытой одежде было довольно холодно. По крайней мере, пока они не начнут танцевать. Хисса то и дело оглядывался в поисках Азиль. Ещё бы — ведь именно ради неё этот Танец был утренним, впервые для Джунан и Хиссы с тех самых пор, как они покинули старших жриц. Наверное, деревня Фаара была не хуже и не лучше других. Если бы только её жители знали, что высокой честью они обязаны исключительно младшей жене старосты!.. Наверняка Хисса посмеялся бы, глядя на их лица. Он заметил Азиль ровно за мгновение до того, как солнечные лучи пронзили горизонт. Джунан кивнула ему — пора. «Будь моей Тенью», — беззвучно шепнули её губы. Он изящно развернулся спиной к солнцу и к спине Джунан, на мгновение запрокинув голову назад, к её плечу. Это касание было не частью ритуала, а лишь мимолётной лаской, особым способом показать, что он доверяет ей и просит довериться ему. Конечно, Джунан не очень любила прикосновения... Но он никогда не мог удержаться от того, чтобы поддразнить её, что, справедливости ради говоря, было их взаимной слабостью. Их удлинённые тени на земле сливались в одну. Но вот Джунан начала движение — он понял это, глядя на её тень. Только тень сейчас могла рассказать ему, как танцует другая жрица. Только он, Тень, мог по-своему отобразить её движения, не подражая им. Ведь у каждой из жриц была своя роль. Одна жрица радовалась рождению нового дня, другая хоронила предыдущий, что погиб по вине новорождённого. Одна воздавала хвалу, другая принимала все несовершенства. Одна встречала свет на востоке, другая — тень на западе. Не прерывая движения, Хисса взглядом отыскал в толпе Азиль. Поняла ли она то, что он так хотел ей сказать? Иса, прижавшаяся к руке Азиль, зачарованно наблюдала за Танцем. Это был первый раз в жизни девочки, когда она видела ритуал жриц. Хисса порадовался за неё — быть может, это утро станет для неё пожеланием удачи на всю жизнь. Освещённые солнцем фигуры матери и дочери смотрелись единым целым. Хисса отвлёкся и чуть не столкнулся с Джунан, резко сделавшей шаг и прогнувшейся назад. Хорошо, что она этого не заметила, потому что он успел припасть к земле, взметнув горстку песчаной пыли. Он часто терял концентрацию, но всегда успевал избежать ошибки благодаря быстрой реакции. Восход продолжался. Прошло уже несколько минут, должно быть, солнечный диск уже полностью вышел из-за горизонта. Оставалось только довести ритуал до его логического завершения. Переплетая руки, жрицы закружились, разрушая прежде простую двухполярную структуру. Не было больше света и не было больше тени — они перемешались между собой. Перед плотно закрытыми глазами замелькали цветные пятна. Руки друг друга Джунан и Хисса сжали почти одновременно. Это означало «достаточно, пора остановиться». Когда-то, в детстве, они готовы были готовы кружиться, пока не падали в изнеможении на землю. Но это зрелище не предназначалось для посторонних глаз. Вместо падения они просто одновременно остановились, сумев устоять на ногах. Хисса вслушивался в дыхание Джунан, чуть более шумное, чем обычно, но мерное и глубокое, невольно подстраивая под него ритм собственных вдохов и выдохов. Биение барабанов прекратилось через несколько секунд. Люди затопали, захлопали в ладоши в знак своей благодарности. Кто-то затянул песню, которая, правда, тут же угасла среди восклицаний и кличей. Взгляд Хиссы вновь выхватил в толпе знакомую фигуру. В их положении общаться было неудобно, но он повернул голову и прошептал Джунан: — Тут Зейд. — Поймай мне его, — мгновенно откликнулась она. Большего ему и не требовалось. Оставив Джунан величаво стоять лицом к рассвету, он подбежал к Зейду и даже схватил его за плечо, почему-то ожидая, что тот поспешит скрыться. Но мужчина спокойно остался на месте. *** — На этой неделе я видел Танец дважды. Это добрый знак или дурной? — произнёс Зейд, отпивая из чаши чуть солоноватое верблюжье молоко. Сейчас он был, кто бы мог подумать, гостем жриц в доме деревенского старосты. — Это знак того, что ты слишком навязчив, — ворчливо откликнулся Хисса. Этот паренёк почему-то невзлюбил Зейда. Но его и так уже много кто не любил, чтобы обращать на это внимание. Зато другая жрица казалась вполне приветливой: — И понравился ли тебе какой-нибудь из наших Танцев? — Я был потрясён, — честно ответил Зейд. — Я не могу дать оценку вашему искусству танцовщиц, но оба раза я ощутил нечто... за гранью обычного восприятия. — Смотри-ка, Хисса. Мы ему нравимся, — промурлыкала Джунан, обнимая Хиссу за плечи. Зейд удивлённо приподнял брови, заинтересованный внезапной сменой настроения жрицы. Насколько он успел понять, она почти всегда вела себя спокойно, а голос её по большей части звучал совершенно безэмоционально. — И что же, какой из Танцев тебе больше по душе? — она не унималась: пригладила свои и без того гладкие чёрные волосы, лениво потянулась, что подчеркнуло изгибы её тела, принялась поправлять украшения на голове Хиссы, прижимаясь при этом к его спине. И улыбалась Зейду как-то по-кошачьи, одними уголками губ, слегка прищуривая глаза. С каждой секундой это всё больше напоминало намеренную провокацию. А самым необъяснимым было то, что Хисса вскоре начал подыгрывать жрице. — Танец сегодня утром был как восход — прекрасным и вдохновляющим. Но в ответ на твой вопрос, жрица, я назову другой: тот, что вы танцевали в Интисаре... — Зейд говорил медленно, подбирая каждое слово, но его как будто и не слушали. — Ещё минута, и я решу, что вы двое хотите меня соблазнить. Джунан рассмеялась, кажется, искренне. Её смех звучал довольно странно: в нём преобладали свистящие и шипящие звуки. Хисса усмехался нервно, с некоторым недовольством поглядывая на Джунан. Его вид заставил её забиться в новом приступе. Зейд даже начал испытывать некоторое беспокойство по этому поводу — не подавится ли она собственным смехом? Наконец, она выпрямилась и отодвинулась от Хиссы: — Ты простишь нас, Зейд? В жизни жриц так мало развлечений... — Тогда вам стоило остаться у Ноши Нуто. Развлечения такого рода — это по его части. Вообще-то Зейд не любил высказывать вслух жестокие шутки, что изредка крутились у него на языке. Но на сей раз он не сумел сдержаться — парочка странных жриц успела порядком потрепать его нервы. — Ох-ох, — равнодушно откликнулась Джунан. Вероятно, это междометие должно было обозначать боль от нанесённой ей душевной раны. Хисса вскочил было со своего места, но сел обратно, лишь пробуравив Зейда неприязненным взглядом. Джунан посерьёзнела, внезапно возвращаясь к предыдущей теме разговора: — Ты хорошо ощутил, чем в чём различие Танцев. Но любой человек на твоём месте выбрал бы утро. Так почему же ты предпочёл полдень? Эта жрица знала, точно знала, что именно он ощутил сегодня и тогда, в Интисаре. Или, точнее, что ему полагалось ощутить. Совсем недавно он считал, что жрицы Танца — лишь давняя традиция, одна из немногих, что объединяла все нынешние поселения. Но у этих жриц действительно была некая сила — сила внушать зрителям определённые чувства. Только он пока что не мог найти смысла в том, как они её используют. Ему не хотелось отвечать на вопрос Джунан. Но и избежать ответа было невозможно. — Я не заслуживаю прощения, которое вы хотели даровать этим утром. Вот почему полуденный Танец мне нравится больше, — он плотно сжал губы, уверенный, что больше не скажет по этому поводу ни слова. — О, Первые!.. Твоё прошлое такое тёмное, что я не различаю своих рук. Может быть, тебе стоит носить с собой факел? — Ты играешь с огнём, Хисса, — усмехнулась Джунан. — Или тебе нравится запах палёных волос? Они обратили слова Зейда в очередную шутку. Впрочем, в некоторой степени он был благодарен им за то, что они избавили его от настойчивых расспросов. — Ладно, оставим твоё тёмное прошлое, оно мне не интересно. Скажи лучше, что с Ноши Нуто? — нетерпеливо спросил Хисса. А вот они и дошли до сути разговора. Ведь наверняка именно для этого Зейд и понадобился жрицам. На их месте он тоже постарался бы выяснить всё, что смог, о человеке, который попытался захватить их в качестве рабынь. — Он был весьма разочарован вашим побегом... Что, впрочем, не заставило его отклониться от изначально намеченного маршрута, — Зейд коротко пересказал им события той ночи. Когда выяснилось, что ценные рабыни не только сбежали, но и прихватили с собой вездеход, в лагере разразилась суматоха. Разбуженные выстрелами и криками животные обезумели. Ноши Нуто обвинял охранников и караванщиков. Наутро многие из них покинули караван — в том числе и Зейд. — Он заподозрил, что я имею какое-то отношение к вашему побегу, так что пришлось уйти без промедления. А он, между прочим, должен был мне за два месяца работы. — Намекаешь на то, что мы должны отблагодарить тебя? — усмехнулся Хисса. — Не нужно, — Зейд отрицательно покачал головой, ощутив от этого явное удовлетворение. Окружающие всегда были рады ткнуть ему в лицо его наёмничьей сущностью. Но они ошибались, считая что единственным мотивом его действий могли быть деньги. И он неизменно получал удовольствие, указывая им на эту ошибку. — В накладке я не остался, — откинув в сторону шарф, Зейд извлёк из плечевой кобуры свой пистолет с оленьей головой на корпусе. Рукоять удобно легла в ладонь, и Зейд осознал, что начал привыкать и к этому оружию, несмотря на всю прежнюю неприязнь. Ножам Зейд доверял. Пистолету — нет, но всё же ценил его за боевую мощь. Жрицы заинтересованно подались вперёд. — Моя плата за два месяца, — пояснил Зейд. На самом деле, за этот пистолет можно было выручить значительно больше, чем ему задолжал Ноши Нуто, если только найти нужного покупателя. Но особых угрызений совести наёмник не испытывал. — Ты и стрелять умеешь? — с едва уловимым издевательским оттенком поинтересовался Хисса. Он определённо пытался задеть Зейда. Если бы они встретились где-то на дороге, к этому моменту мальчишка уже валялся бы в пыли — тот, кто с самого начала напрашивался на драку, обычно наглел до невообразимых пределов, если его не осадить с самого начала. Но сейчас Зейд был гостем Хиссы. Джунан наблюдала за их столкновением с лёгкой усмешкой, но не вмешивалась. Похоже, что происходящее её забавляло. — Я предпочитаю холодное оружие, — пожал плечами Зейд. — Но и пистолет может быть полезен. — Только если ты достаточно хорош. Зейд улыбнулся Хиссе почти что ласково: — Я не буду тратить патроны, чтобы тебе что-то доказать, Тушканчик. Джунан издала очередной свой змеиный смешок. Зейд посмотрел на Хиссу с сочувствием, понимая, что в его возрасте получить такое прозвище в ответ на явный вызов должно быть довольно болезненным. Впрочем, если бы пацан с самого начала вёл себя прилично, до такого бы не дошло. Он и впрямь напомнил Зейду маленького разозлённого тушканчика, скачущего вокруг на тоненьких лапках. Хорошо, что вмешалась Джунан. Зейду не хотелось, чтобы дело дошло до драки, ведь тогда вся ситуация стала бы несколько грязной. Но жрица справилась. Он уже не в первый раз видел, как её присутствие заставляло Хиссу сдержать свой гнев. И именно это делало её явным лидером в глазах Зейда. *** На карте, которую Джунан разложила на полу перед старостой и его жёнами, были обозначены практически все крупные оазисы от Иссушенного Юга и до Дикой гряды, а кроме них — и некоторые источники воды, расположение которых не было общеизвестным. Это были ценные сведения, и Джунан надеялась выторговать в обмен на них что-нибудь новенькое у старосты Саида. — К северу от Фаары поселения расположены на слишком большом расстоянии друг от друга, — Джунан провела рукой по карте. — Поэтому нам нужна информация о неизвестных источниках воды. Старик, не отвечая ей, пристально всмотрелся в карту, цепким взглядом выхватывая все новые точки. — Мы позволим вам срисовать всё с карты, — Хисса наступил на бумагу босой ногой, скрывая знаки от глаз Саида, — если вы поделитесь с нами теми сведениями, которые нужны нам. Обе жрицы пристально уставились на старосту. Они рассчитывали добыть расположение источников воды даже в том случае, если бы старик решил заупрямиться. — Вы должны понимать, что это бесценная информация, — старик поджал губы. — Не беспокойтесь, мы не собираемся её продавать, — усмехнулся Хисса. — А вот вы вольны делать с нашими источниками всё, что пожелаете. Уверен, эта информация полностью окупит ваше беспокойство. Кивнув, старик сел на колени у карты и несколькими уверенными росчерками туши обозначил и подписал несколько точек. Возможно, когда-нибудь карта всех жриц станет самой подробной в мире. Но пока что им приходилось сражаться за каждый клочок информации. Они решили выйти тем же днём, едва спала полуденная жара, потому что в Фааре больше не было ничего полезного для них. До края деревни их проводила молодая жена старосты. Когда Джунан заметила полный сожаления взгляд, которым обменялись Хисса и Азиль, неприятное совестливое чувство зашевелилось её в груди. Ведь она знала с самого начала, что Азиль несвободная женщина, и всё же в некотором смысле подтолкнула к ней Хиссу. Теперь она сама не понимала, зачем это сделала. Впрочем, это был уже не первый и, должно быть, не последний раз, когда Хисса прощался со своей не успевшей родиться любовью. Джунан было проще. Годы жречества начали вытравлять из неё легкомысленные эмоции и желания. Впрочем, она была молода, и до совершенства ей было ещё далеко: иногда на пути попадались люди, которые возбуждали её интерес. И всё же это ни на мгновение не становилось чем-то большим. Хисса же был слишком склонен к сопереживанию. Едва они отошли от деревни на сотню шагов, она не выдержала: — На тебя больно смотреть. — Так не смотри, — огрызнулся Хисса. — Мы не можем забрать Азиль. Но мы можем забрать Ису. Хисса продолжал идти всё с той же болезненной гримасой на лице, только носы его ботинок стали злее зарываться в песок во время каждого шага. Джунан приметила девочку ещё в первый день в доме старосты. Она была подходящего возраста, чтобы начать обучение Танцу, и здорова с виду, хоть и явно зашугана. Им с Хиссой нужно было только забрать Ису у старосты или выкупить её, возможно, даже выкрасть, что было бы несложно при помощи её матери — Азиль. Быть жрицей — большая честь, а в случае этой девочки ещё и избавление от жестоких родных. И Хисса, без сомнения, должен был всё это понимать. Но он, помолчав немного, коротко ответил: — Нет. — Почему? — Провались оно в пекло!.. Джунан, неужели тебе так нужно об этом спрашивать? Она пожала плечами. В общем-то, она изначально предложила забрать девочку только ради Хиссы. Его отказ вызвал в ней облегчение — не нужно было делать длинную петлю, чтобы отвести новую ученицу жриц к старшим. — Это из-за Азиль, — сбивчиво заговорил Хисса. — Не хочу лишать её радости. Наверняка она бы согласилась, если бы мы предложили забрать Ису. Это самое большое её желание — чтобы Иса была в безопасности. Но дочь — единственная, кто в её сердце... Я не хочу, чтобы Азиль оставалась одна. Джунан только шла молча рядом с Хиссой. Наверное, ему помогло бы, если бы кто-то сказал мудрые, утешающие слова. Если бы кто-то уверил его в том, что его решение правильное. Не эгоистичное. Но Джунан не могла сказать этих слов. Вместо этого она крепко сжала его горячую ладонь в своей. «Даже если ты ошибаешься, мы продолжим идти по пустошам вместе». И тогда кто-то вдруг окликнул их позади. — Опять он, — проворчал Хисса. Джунан едва заметно нахмурилась. Её друг крайне долго не прощал своих обид, и пару раз это поставило под угрозу их совместное странствие... Ему стоило бы искоренить в себе эту ребяческую черту. — Простите за «навязчивость», — поприветствовал их Зейд, насмешливо посмотрев на Хиссу. — Похоже, что мы идём в одном и том же направлении, поэтому я, увы, просто не смог пройти мимо незамеченным. — Тогда почему бы нам не путешествовать вместе? — предложила Джунан, предупреждающе сжимая плечо Хиссы, оскалившегося в ответ на слова Зейда. Эта идея витала в её голове с самого утра. Случай с Ноши Нуто показывал, что неприкосновенность жриц становилась понятием всё более зыбким. Они явно нуждались в ком-то, способном защитить их во время пути. — Я наёмник. У вас есть чем мне платить? — с сомнением поинтересовался Зейд. — Конечно-конечно, мы ведь только и делаем, что собираем пожертвования... — саркастично отозвался Хисса, вступая в очередную перебранку с Зейдом. Хисса никогда не принимал предсказания Джунан всерьёз, и, пожалуй, был прав — они были лишь очередным развлечением. Но в тот миг, когда небо было таким пронзительно-синим, песок под ногами сиял как миллионы драгоценных камней, а ветер беспощадно хлестал по щекам, Джунан знала абсолютно точно: этот человек — тот, кто им нужен. Они нашли его. И тогда она двинулась навстречу ему. — Так что же? Если вам нечем платить, то, увы... — Всё золото мира, — уверенно произнесла она, сделав последний шаг. Теперь Зейд был так близко, что она могла ощутить его запах — а пах он далеко не благовониями, — но сейчас это не имело значения. Как и то, что она вела себя излишне театрально. Ведь это была не просто встреча — это был тоже своего рода ритуал. Видя, что тишина несколько затянулась, Джунан пояснила, ощущая, что её слова потеряли свою возвышенность и теперь звучат несколько бредово: — Если ты пойдёшь с нами, то всё золото будет твоим. — Слишком щедрая плата для этого шакала, — вмешался Хисса. — А что проку с золота в наши времена? Оно от голода не спасёт, — справедливо отметил Зейд. — Жрицы не голодают, и ты тоже не будешь. — Я не могу поверить! Ты действительно хочешь, чтобы он пошёл с нами? И потом все трое долго ещё спорили об оплате, золоте, условиях работы, пище и взаимной неприязни. Впрочем, к тому моменту, как солнце опустилось к горизонту, Фаара осталась далеко позади, и они, всё так же споря, разожгли костёр, сварили похлёбку и устроились на ночлег.