***
Время совершать, осознавать и исправлять ошибки На улице становилось холоднее. Осень переходила в ту стадию, которую Оливер терпеть не мог, в ожидание снега, который, наконец, укроет собой прелые листья. Патронус у многих всё так же не получался. Максимум, чего мог добиться, например, Перси — мутноватой дымки. Эми не могла повторить свой Патронус. Она не признавалась, но Оливер догадывался: тогда, на поле, это был её первый успешный опыт призыва Защитника. Спровоцированный огромным страхом и поистине гриффиндорским отчаянием, и вдохновленный сильными чувствами. И тем больнее было понимать, что он не в силах ответить ей ничем. По крайней мере, пока что. Они встречались уже две недели, с того самого похода в Хогсмид. Ну как встречались… По крайней мере Оливер старался проводить как можно больше свободного времени с ней. Тогда в Хогсмиде он увидел — теперь увидел! — как сияют серо-голубые глаза Эми, как она рада и смущена одновременно (и это при её обычном спокойствии), и у него в голове не укладывалось, как он может вызывать такие сильные эмоции. Это было странно. Льстило, но смущало гораздо больше. Его уважали, ему подчинялись, с ним дружили, некоторые за спиной подшучивали, а некоторые даже терпеть не могли, открыто или опять же за спиной — весь спектр, пожалуй, только вот таких чувств он еще ни у кого не вызывал. «И теперь я должен ответить ей взаимностью», — подумал он. — «Так будет правильно». Да, говорят, «сердцу не прикажешь». Но разве маги не приказывают самому миру? Разве они не меняют природу вещей одним взмахом палочки? Не достают из головы воспоминания? Так в чем будет сложность вызвать у себя ответные чувства? Это лишь вопрос времени и силы воли — а и того, и другого у него в достатке. — Эми, — обратился он к ней на обратном пути. — Да? — обернулась она. — Ты… — он на несколько секунд задержал на ней взгляд. Невысокая, аккуратная, чёрные кудри рассыпаны по плечам, лёгкий румянец… — Ты очень красивая. Это была лишь констатация факта, и Эми наверняка знала, что по магическим канонам красоты так оно и есть, но она, услышав это, засияла так, что пасмурный день как будто на пару мгновений стал ясным. Сердце Оливера сжалось, но усилием воли он заставил его замолчать. Всё идет по плану. Скоро он будет произносить эти слова не просто как констатацию факта, и у него в животе залетают бабочки — или как это называется? По возвращению во дворе Хогвартса на пути им внезапно встретился Флинт. Неприятно удивлены были все трое. Флинт, взглянув на Оливера, скривился, и уже хотел было как-нибудь съязвить и пойти дальше, но заметил Эми и остановился. На его лице промелькнуло странное выражение, и — впервые на памяти Оливера — он не обратился сразу к нему. Наоборот, Флинт заговорил, смотря прямо на Эми, как будто не видя никого, кроме неё: — Как делишки, Коллинз? Что, всё выше и выше? А ты в курсе, что с высоты падать больно? Не боишься? Эми, удивившись сначала, быстро сориентировалась и сделала вид, будто не слышит этих слов. Оливер не понимал, что происходит, но в любом случае ему это не нравилось. Намерения Флинта не могли быть мирными: тон, которым он произносил колкости, превращал их в прямые угрозы. И, прежде чем Флинт сделал шаг вперед, Оливер загородил девушку собой: — Зато ты, я смотрю, смелый. Что тебе от неё нужно? Флинт нахмурился. Оливер решил укрепить защиту: — Я спрашиваю, что тебе нужно от моей девушки? Подействовало. Флинт полностью отвлекся от Эми и в его глазах была старая знакомая неприязнь. — Не твоего ума дело. Чтоб ты ногу сломал*, — как проклятье, сквозь зубы, вытолкнул он и ушел. — К дракклу! — с усмешкой крикнул Оливер вслед. И тихо спросил: — Что это было? — Не знаю, — так же ответила Эми. — Может, это как-то связано с тем, что теперь его отец вынужден вести дела с моим, полукровкой и сыном полукровки? Этим летом нам приходилось часто видеться. А в последнее время он вот так проходу мне не даёт. — Странно всё равно. — Да уж. Спасибо тебе. Кстати, — тут она улыбнулась, — ты сказал «моей девушки»? — Да, — не видел смысла отпираться Оливер. — Потому что я хочу, чтобы это было правдой. А ты? Он действительно этого хотел. Чем раньше, тем лучше, не так ли? — Очень, — прошептала Эми. Вмиг она оказалась очень близко, положила руку ему на плечо, легко приподнялась на цыпочках и поцеловала в щеку. Это было странно: во-первых, из-за быстроты, во-вторых, из-за того, что Оливер ничего не почувствовал. Впрочем, всё еще впереди. Так всё и началось. Вместе они гуляли (иногда ловя на себе завистливые взгляды), летали, сидели на занятиях, тренировались, болтали обо всем на свете. У них и в самом деле было много общего. Эми не была в команде, но любовь к полетам жила в ней и об игре она знала многое, если не всё. Желание играть самой, впрочем, остыло и, не тоскуя по несбыточному, она, тем не менее, решила косвенно связать с квиддичем жизнь, став журналисткой. Благо способности имелись. С ней вообще не было скучно. Казалось, у Эми на всё есть собственное суждение, высказываемое, впрочем, довольно лёгким тоном. Если Оливер был с ней не согласен, то она не спорила, но и не меняла свою точку зрения. Он заметил, что ему это нравится. Но дни шли за днями, а ничего не менялось. Оливер ничего не чувствовал. Никакого «горения», «бабочек в животе», бессонницы и желания быть всегда рядом. Ни-че-го. А ведь это и есть любовь, разве нет? По крайней мере, именно это он видел по Честеру и Пенни, «сладкой парочке». И тут он поймал себя на мысли: при мысли о Перси никаких «бабочек» тоже не было. Не «сносило крышу», не горел внутри всё пожирающий огонь, не хотелось постоянно касаться его, что уж говорить о большем. А значит… Значит, он ошибся и никогда не любил Перси. Замечательно. Хотя бы одна часть плана удалась! Но с первой всё равно были проблемы. С Эми было легко и свободно, но не было и следа той правильности, как при общении с Перси. И к более, кхм, активным действиям, свойственным влюбленным парочкам, переходить вообще не хотелось. Тем не менее, оставался еще шанс вызвать эти пресловутые «бабочки». Однажды после полета, когда они оба спустились на землю, Оливер решился. Подошёл ближе, наклонил голову и резко — отчаянно — накрыл губы девушки своими. Эми распахнула глаза от удивления, но уже в следующий миг положила ему руки на плечи и прикрыла глаза, слегка улыбаясь. Оливер старался вести себя как можно увереннее, при этом смутно представляя, что нужно делать. Он медленно скользил и сминал своими губы Эми, и чувствовал, как та отвечает ему теми же неуверенными движениями, почти не дыша при этом. Дыхание самого Оливера было ровным и мысли его невольно уносились далеко. Дул холодный ветер, похоже, западный, и значит, завтра будут сложности с полетами и с набором нужной высоты. А еще у него в последнее время проблема с аппарацией, придется завтра выкроить время на тренировку… Мерлин. Оливер мало что понимал в любви, но даже так осознавал, что это явно не то, о чём стоит думать, когда целуешься впервые в жизни. И отстранился. Должно быть, по нему можно было заметить, о чем он подумал, потому что лицо Эми на миг приобрело странное выражение. Но это было лишь на миг, потому что Оливер тут же собрался и улыбнулся ей: — Пошли в замок?.. Несколькими минутами спустя Оливер сидел в комнате, глядел в одну точку и не двигался. — Как свидание? — услышал он голос Перси, сидящего за столом неподалеку. — Нормально, — вздохнул в ответ. — Мы целовались. — И это ты называешь «нормально»? — удивленно усмехнулся Перси. — Но, кроме шуток, рад за тебя. Ты, наверное, от счастья прийти в себя не можешь? Оливер повернул голову и скользнул взглядом по лицу друга. Тот смотрел на него поверх очков и слегка улыбался. Он был искренне рад за него. И Оливер почувствовал, что сам хочет улыбнуться в ответ, что и сделал тут же. «Вот почему так?» — пронеслось у него в голове. — «Я ведь не люблю его. Но если ему плохо, то плохо и мне, а если он рад, то и я рад тоже, рад за самого себя! Как такое возможно?» — Да, Перс. От счастья. …Той ночью Оливер долго не мог уснуть. Лёжа с открытыми глазами и смотря в потолок, он осмысливал происходящее. «Так больше продолжаться не может», — думал он. — «Это ужасно. Я не могу… Как бы ни пытался, не могу. И Эми… Получается, я её обманул. Ничего не обещал — но обманул. Но дальше так нельзя. Эти глупые чувства к Перси вроде бы прошли — или нет? В любом случае я не могу заставлять Эми ждать меня. Это жестоко: давать ложную надежду. Хотя, по идее, я так и сделал! Кто я тогда после этого?» Где-то на столе в ночной тишине тикали карманные часы. В комнате было так тихо, что можно было услышать не только этот звук, но и даже дыхание спящего на соседней кровати Перси. Вот он, рядом, лишь стоит пододвинуться к краю и протянуть руку. Но это расстояние нельзя преодолеть. Потому что, если чему его и научила дружба с Перси, так это тому, что всегда нужно поступать правильно, как бы это ни было трудно. «Неизвестно, когда это пройдет. Через неделю, месяц, год? Но где гарантия, что я потом сразу влюблюсь в неё? Никакой. Разве она заслуживает ждать неизвестно чего? Кто вообще заслуживает? Так что теперь есть только один выход: нужно закончить это как можно скорее. Завтра» Завтра, после уроков, ему предстоял сложный разговор. Сложный, но необходимый. День прошёл быстро, как в тумане. Оливер попросил Эми встретиться после уроков у Озера, серьезно поговорить. И сам мысленно готовился к этому разговору весь последний урок. — Что за серьезный разговор? — с улыбкой спросила девушка, поправляя волосы. — Очень серьезный, — кивнул Оливер, вертя в руках упавшую веточку. Подбирая в уме слова, он направил палочку на ветку, и вмиг она как будто покрылась инеем, засеребрилась. — Эми, я не буду ходить вокруг да около. Нам нужно расстаться. — Что? — серо-голубые глаза распахнулись от шока. — Да, — кивнул он. — Так будет лучше для всех. — Кому лучше? — недоумевая, воскликнула она. — Подожди. Тебе… кто-то нравится? Вот это было сродни удару под дых. Что ж, заслужил. — Нет, — честно ответил он. Перси ему явно не «нравился», да и не в нём сейчас было дело. — Тогда что происходит? — Пожалуйста, дай мне всё высказать, — вздохнул Оливер. — Потом хоть Аваду в меня запускай. Эми хотела что-то сказать, но остановилась и только кивнула в ответ. Оливер знал, что сейчас сделает ей больно, и ему самому было от этого очень горько. Но если конечность или её часть повреждена тёмным колдовством настолько, что нет возможности спасти, то её необходимо отсечь, чтобы проклятие не пошло дальше, разрушая нервы и мышцы, вытягивая все силы и магию в том числе. Так говорил отец. Конечно, он слышал, что некоторые так и живут: один в паре любит, а другой позволяет себя любить. Но что тут хорошего? И кто вообще сказал, что так и должно быть? — Да, мне никто не нравится, и в этом вся причина. Я тебя не люблю, Эми. Прости, если сможешь. Я… Видит Магия, я хотел как лучше! Думал, что смогу полюбить тебя в ответ, потому что это было бы справедливо. Потому что ты очень хорошая и заслуживаешь, чтобы тебя любили. Но я не могу. Видно, правду всё же говорят, будто бладжер у меня вместо сердца. И поэтому нельзя, нечестно будет, чтобы ты ждала меня. Винить мне некого, сам виноват. Но ты еще встретишь кого-то достойного. Не такого, как я. Эми молчала. Как Оливер и просил, она не произнесла ни слова. И теперь, когда он закончил, она просто смотрела на него со странным выражением лица — и только мокрый след от скатившейся по щеке слезы выдавал её. — Вот как, — наконец произнесла она. — Знаешь…, а я догадывалась. Но не хотела думать об этом. Хотела верить — и верила — что моей, — тут Эми немного запнулась, — привязанности хватит на двоих с головой. Слово «любви» не было произнесено, и за это Оливер был даже благодарен. — Ты не виновата, — поспешно возразил он. — Просто выбрала не того. Честно, любой другой был бы лучше, и я даже не знаю, почему… Любой другой парень был бы счастлив. Любой родитель бы одобрил — кроме совсем уж помешанных на родовитости. — Ты не знаешь? — Эми вдруг улыбнулась. — Конечно. Ты ведь никогда не видел себя со стороны. Не слышал себя. И ничего удивительно, что ты не знаешь, как легко в тебя влюбиться, — голос её дрогнул. — Слишком легко. Удивленный взгляд Оливера вызвал вновь у неё призрачную веселость: — Знаешь, а я ведь не одна такая. Видел бы, сколько девушек, сколько завистливых взглядов… «Сейчас разрыдается», — шестым чувством понял Оливер. Нужно было не ранить её гордость еще сильнее и поскорее уйти. — Не знаю никаких других. И ты — не они, с тобой интересно. Так что я один виноват. — Я поняла. Не в твоем характере причинять боль намеренно. Но… спасибо, что не стал меня жалеть. Не намеренно, но причинил же — и разве за такое благодарят? Взгляд Оливера упал на посеребренную ветку, что всё это время была зажата в левой руке. Прежде чем обернуться, он протянул её Эми: — Возьми. Если возможно. Я бы хотел остаться друзьями. Но решать тебе. Слабое утешение. Но лучше, чем ничего. И, уже уходя, добавил: — Все поймут, если ты больше не придешь в наш клуб. Вот теперь точно всё. Спустя несколько минут он, как и вчера — вечность назад — сидел в спальне и смотрел вперед невидящим взглядом. С одной стороны, с души как будто свалился камень, а с другой — грудь сдавило невидимыми тисками. Возможно, именно такое чувство и бывает после тяжелой, но необходимой операции? Так и должно быть? Надо спросить у отца. — Что за люди! — в комнату зашёл пылающий праведным гневом Перси. — Представляешь, какие-то, скажем так, люди, вдвоем зажали в углу первокурсницу! Привет, кстати. — Что? — оцепенение как рукой сняло. — Да, средь бела дня. Мало нам дементоров, — горько усмехнулся староста, — у нас и люди соответствуют. Я-то их спугнул, но сам факт… — Кто это был? — Не знаю, не догнал. И они были в масках, так что она лиц не видела. — Боюсь даже представить, что тогда происходит ночью, — хмыкнул Оливер. — Я тоже, — вздохнул Перси, усаживаясь рядом. — К сожалению, я не могу быть везде. Конечно, я доложил, куда надо, но будут ли разбираться? — На это рассчитывать особо не приходится. Ты ведь не отпустил девочку просто так? — Правила предусматривают нанесение старостой парочки защитных рун на одежду учеников, — многозначительно заметил Перси. — Не магия весть какая помощь, но всё же. Кстати, а что ты так рано со свидания? — Мы расстались, — отрезал Оливер, не глядя в его сторону. — Что? — Ты не ослышался, — всё же он решил повернуться, встретиться взглядом — и увидел искреннее удивление и даже огорчение на лице Перси: — Думал, у вас всё хорошо. — Ничего не было хорошо с самого начала, — горько вздохнул Оливер. — Расскажешь? Если хочешь. «Какая ирония», — подумал Оливер. — «Из всех людей — именно тебе». Но, с другой стороны, у них никогда секретов друг от друга не было. И Перси заслуживает знать правду. Не всю, конечно. — Я сказал, что мы расстаемся, потому что я не люблю её. Конечно, предложил остаться друзьями, но, понятное дело, это очень и очень вряд ли. Думал, что, раз я ей нравлюсь, и у нас много общего, то и сам смогу, — произнести это было трудно, пришлось опустить взгляд, — ответить ей. Ошибся. Значит, со мной что-то не так — потому что у неё нет недостатков…вроде бы. — Это неправда, — возразил внимательно слушавший Перси. — В том смысле, что ты на себя наговариваешь. — Нет, правда. Мне и так особенно не хотелось ни с кем встречаться, — вот это было правдой на все сто. — Так что, может, всё вот это, связанное с отношениями, не моё? Моя личная жизнь будет квиддич. — Не говори ерунды, — Перси встал и подошел к окну. — Такой человек, как ты, не будет одинок. — Какой еще «такой»? — Чистокровный в хорошем смысле этого слова, — подумав, ответил Перси. — Не каждый будет думать о других в ущерб себе. Не каждый будет переживать, что кого-то не любит. И далеко не каждый найдет силы и смелость взять вину на себя. «Он говорит это, чтобы меня утешить», — понимал Оливер. Но всё равно это было довольно приятно — и очень смущало. — Ты не перечислил ничего особенного, — сказал он тем временем вслух. — Как скажешь, — усмехнулся Перси. — Но всё же скорее я, как говорят, «сгорю на работе». В гордом одиночестве. — Что за бред? — Оливер чуть не подскочил. — Перс, ты вроде умный, но иногда такое говоришь! Думаешь, ты хуже меня, что ли? — Я свои недостатки знаю. В отличие от тебя, я занудный, гордый, и, положа руку на сердце, не особенно весёлый. — И что? Может, это как раз кому-то нравится, — упрямо возразил Оливер. И тут же прикусил язык, благо что Перси в этот момент его лица не видел. — Может понравиться, то есть. Твоё время просто не пришло ещё, вот и всё. — Твоё, значит, тоже, — хмыкнул Перси. — Может, ты однолюб? Встретишь еще ту самую. Будете вместе летать, играть в одной команде, понимать друг друга с полуслова, а потом еще и воспитаете как минимум одного будущего чемпиона. — Может, — как ни в чем не бывало, пожал плечами Оливер, хоть в груди и кольнуло. Теперь он тоже подошел к окну и положил Перси руку на плечо. — И ты тоже… встретишь в Министерстве ту самую, будете вместе всем рулить и переизбираться долго и счастливо. Я еще на твоей свадьбе спляшу самую быструю джигу, понял? Говорить это было до странности легко. И в то же время — немного больно. — Родите двоих детей — минимум для вашего рода, да? — и умрете в один день. День двухсотлетия вашей свадьбы. Перси не выдержал и рассмеялся: — Ты как Трелони, только наоборот! Себе тоже смерть в таком почтенном возрасте предскажешь? — Почему бы и да, — хмыкнул Оливер. — Только чуть раньше, пожалуй. «Лишь бы не позже тебя» — промелькнуло вспышкой в голове и, разумеется, осталось несказанным. — Значит, договорились, — кивнул Перси. — Доживём до глубокой старости. И переживём всё. — Всё, что… намечается? — уже серьезнее и тише спросил Оливер. — Грядут перемены, — вздохнул Перси. Теперь они оба смотрели в окно, смотрели в одном направлении. — И это мягко сказано. Судя по поведению отца в последнее время, его письмам, — тут он перешел на многозначительный шепот, — под Дамблдором шатается кресло. — Вот как? — хмыкнул Оливер. — Похоже, на каникулах меня ждет серьезный разговор с отцом. Он, наверное, будет настаивать, что я должен буду стать «человеком Дамблдора» в Министерстве. — Если он будет настаивать, то я тебе предсказываю, что вы поссоритесь. — Сам знаю. Для него всё, что говорит победитель Гриндевальда, святая правда. Но я-то учусь сейчас в школе под его руководством, и для меня всё не так однозначно. Тем не менее, что делать, я не знаю. — Моя семья в любой момент может уйти в глухой нейтралитет — только в нём нельзя сидеть долго, — покачал головой Оливер. — Но знаешь что? Мы не одни. Нас целых девять в этой школе, и это больше, чем просто клуб по интересам. Мы не дадим себя в обиду — но и в эти игры ввязываться не будем. — А если и ввяжемся, то только, чтобы победить? — усмехнулся Перси. — Разумеется, — с улыбкой кивнул Оливер. — А тебе, я смотрю, уже полегчало от расставания? — улыбнулся вдруг Перси в ответ. — Видимо, разговоры о политике мне помогают, — пожал плечами в ответ. — Хм, да у меня талант! — с деланной гордостью вскинул голову Перси. Оба рассмеялись.***
Когда Оливер пришёл в тренировочный зал, где они обычно собирались вдевятером, там были уже почти все. — Ну, капитан, что сегодня будем делать? — весело окликнул его Кевин. — То же, что и всегда, — в тон ему ответил Оливер. — Делать себя сильнее. Окинув тем временем зал взглядом, он не смог не заметить, что, во-первых, Честер и Пенни сидят в разных углах, а во-вторых, Эми нет на месте. — Капитан здесь, а где штурман? — подошел Алан. — Кто? — не понял Оливер. — Перси, он имеет в виду, — усмехнулся Рой. — Сам придумал, самому понравилось, — кивнул он в сторону Алана. — Мы сами только что узнали. — Не придумал, а додумал, — важно поднял тот палец вверх. — Потому что это очень даже подходит. У каждой команды есть капитан, так? Никто же не спорит, что у нас это Вуд? — Я бы поспорил, — отозвался Честер, — если был бы не согласен, конечно. — Вот! А кроме капитана, в команде должен обязательно быть штурман, тот, кто направляет всю команду. Часто это человек образованный, правильный, любит умничать, — раздались смешки, — видишь, куда я клоню? — Прозрачней некуда, — кивнул Оливер. — Ну, а если серьезно, — подошла поближе Пенни, — то где Перси? И Эми, кстати, тоже. — Перси задержался в библиотеке, сейчас подойдет. Что до Эми, то, возможно, она не придет вообще. — Почему? — удивилось сразу несколько голосов. — Мы расстались. По моей инициативе. И, — Оливер не выдержал и опустил взгляд, — простите, но больше я ничего не могу сказать — в том числе и в свое оправдание. Не хотел увидеть осуждение на лицах друзей. — Очень жаль. Что ж, это ваше личное дело. Ты ведь знаешь, что делаешь, так? — как будто услышав его мысли, произнес вдруг Честер. Оливер поднял глаза и вместо осуждения увидел лишь искреннее сожаление. Как будто они верили, что он не способен по-настоящему ужасно поступить. «Я не заслужил такой веры в меня» — подумал он. — Извините за опоздание, — вдруг раздалось у входа. Перси стоял на пороге, слегка запыхавшись. Бережно и с гордостью, как трофей, держал он какую-то старинную книгу, а глаза его горели, словно у ловца, поймавшего снитч. — У меня новость: Патронус не панацея. Можно создать перед собой силовое поле — сложно, но возможно! Когда-то этому даже обучали в школе. — То есть… — Оливер поймал себя на том, что смотрит на него, не отрываясь. «Это не любовь» — привычно напомнил он себе. — «Скоро пройдёт». — Гнев, гордость, отчаяние — всё сгодится, любая сильная эмоция. То, до чего ты дошел интуитивно, получило подтверждение. Это что-то совершенно новое, и в то же время хорошо забытое старое. И мы вполне можем претворить это в реальность. — Попробуем, по крайней мере. На секунду Оливеру показалось, что он не видит никого и ничего, кроме Перси. Будто время остановилось для всех, кроме них двоих. И на долю секунды ему показалось, что и для Перси тоже никого и ничего нет, что и он смотрит на него таким же взглядом. Разумеется, это только показалось. Оливер моргнул, и наваждение спало. — Что скажете? — обратился он к остальным. — Штурман дело говорит, — певучим голосом произнесла Элиза. На недоумевающий взгляд Перси ответил Оливер: — Тут общественность считает, что мы с тобой — капитан и штурман соответственно. Сам только что узнал. Угадаешь с одной попытки, кто инициатор? — Вот оно что, — хмыкнул Перси. — Нет, что ты, в жизни не догадаюсь, — многозначительно скосил он взгляд на Алана, который внезапно, еле сдерживая улыбку, начал внимательно изучать потолок. Настроение поднялось у всех. — Что ж, думаю, пора отставить в сторону наши светлые личности, — Оливер закатал рукава, — и за работу! И работа действительно закипела. Через некоторое время, когда все тренировались на манекенах, у входной двери вдруг послышались шаги. В этом не было бы ничего необычного, если бы не раздавшийся вслед за этим голос: — Извините, — и голос принадлежал Эми. Оливер, как и все, обернулся. Спокойная, в более строгой, чем обычно, одежде, она стояла у входа. — О, вы… знаете? — снова зазвучал её голос в наступившей тишине. — Что ж, я долго думала, и, честно говоря, не хотела приходить. Думала, не смогу. Но поняла, что всё же личное — это одно, а мы, как-никак общее дело делаем. — Мы рады, — за всех (и за себя) искренне ответил Оливер, заметив боковым зрением улыбки на лицах друзей. — Мы же друзья, правильно? — кивнула Эми, не сводя глаз с него. Камень с души свалился почти полностью. В волосах Эми, убранных в высокий хвост, блеснула серебряная ветка.