Синее пламя

- Хенвон, - Вонхо делает шаг вперед, протягивая свои руки к парню, на лице которого застыл глубокий испуг. - Не ходи, - глухо и сухо повторяет он, делая шаг назад, уворачиваясь от этих крепких и желанных рук. - Хосок, - еще тише и глубже это звучит. Из самых недр, из самой глубины, оттуда, где у каждого человека покоится душа. - Не ходи. - Хенвон, - он сокращает расстояние и прижимает к себе тонкое сопротивляющееся тело. - Успокойся, - он дергается в руках старшего, зажмуривая глаза, сопротивляется, что есть сил и Вонхо дается великих трудов удержать в своих руках буйного младшего. - Хенвон, я люблю тебя, - говорит он. Эти слова заставляют младшего успокоиться и замереть неподвижной статуей. Он смотрит в глаза, смотрит глубже, чем может каждый человек. И Вонхо кивает, натягивая старательно на свое лицо тень улыбки. - Да, я люблю тебя. Все хорошо, Хенвон. Это всего лишь секс, это всего лишь физическая близость. Всего лишь одна ночь. А я люблю тебя дольше, буду любить больше и сильнее. С тобой секс перестает быть просто сексом, - Хосок чуть опускает глаза вниз. - Послушай меня, Хенвон. Послушай. Просто послушай. Я уже никогда не забуду, никогда не променяю, понимаешь? Никогда. Поэтому не вмешивайся. Этот раз -последний. Для меня, для тебя. И для этих двоих, - он тянет к себе за шею замершего на месте Че, не моргающего и затаив дыхание, и целует невесомо в скулу. - Это я тебе обещаю. Мы пожертвуем, чтобы получить большее. Он отпускает, а Хенвон так и стоит на месте. Даже тогда стоит, когда дверь в их общую комнату закрывается. Внутри ровно бьется сердце. Ровно все. Хенвон присаживается на кровать, смотря в темный угол комнаты. Глухо горит свет в этой комнате, глухо внутри и вокруг все потеряло звук. Только внутри все еще бьется сердце. Вот же какой предатель - это сердце. Ты хочешь, чтобы оно остановилось уже наконец, а оно все продолжает биться. Из последних сил продолжает биться, биться за себя и за человека. Биться как бабочка, пойманная в банку. Че пришел сюда другим человеком. Че пришел сюда не тем, кто он есть сейчас. Он нашел здесь Хосока, он нашел в Хосоке себя. А когда ты находишь себя в другом человеке - обретаешь смысл жизни. В голове появляется идиотская мысль, совсем тупая и безнадежная, но самая решительная. Она бьется вместе с сердцем и перетекает по венам, распространяясь по всему организму, вселяя в Хенвона уверенность, укрепляя ее в нем с каждой секундой все надежнее. Он встает, достает сумку и принимается свершать задуманное. Кихен понимает, что что-то не так, когда открывает глаза, а рядом с ним сидит Минхек. Он сидит на краю его кровати. В окне светает, рассвет туманен и густ. Там, за этими стенами - зима. Она укрыла землю кружевом неповторимого узора снежинок. Кихен еще не очень понимает, что происходит, как Минхек начинает: - Я не такой, каким всем кажусь. Я не жизнерадостный, не честный. Я зол и постоянно вру. Семье, тем, кому улыбаюсь, тебе, а главное - самому себе. У меня в руках нет силы, у меня ее в теле нет и я ищу силу в других как паразит. Этой ночью я совершил что-то нерациональное, что-то совсем глупое, я поддался себе. И так получилось, что пусть немного, пусть на пять минут, но оставил подольше твою душу невинной. Ты уже грязен, конечно. Телом смраден и... но... я не верю в существование души и ненавижу проигрывать. Я, знаешь, люблю испытывать судьбу. Но я проиграл. Не тогда, когда попал сюда, а когда появился ты здесь. Ты глупый, еще жизни сильно не знаешь. Ты особен тем, что у тебя был выбор, у тебя было будущее, но ты спустил ее вместе со всем дерьмом в унитаз. Я не светлый человек. Я выживаю за счет улыбки, а она - не признак добродушия. Она признак моей лживости. Я не раскаиваюсь и это не исповедь. Я буду продолжать так делать до тех пор, пока дышу и это приносит мне деньги и я выживаю за счет этого. Я буду улыбаться пока дышу, я буду засовывать в себя столько фаллоиметаторов, сколько потребуется для того, чтобы продолжали платить. Буду оставлять на своем теле рубцы, если потребуется. Буду устраивать в постели шоу, стану самой грязной и развратной шлюхой, но только если мне за это заплатят. А ты, - он поворачивается к растерянному Кихену, который уже успел привстать на локтях и подвинуться чуть выше к спинке кровати. - А ты, влюбленный идиот, что ты хотел доказать, когда взялся за такой заказ? Что ты хотел сказать? Это была попытка показать твою независимость и самостоятельность? Это ты хотел показать, как ты возмужал? Это только еще больше показывает твою незрелость. Малолетний ублюдок, - вот он, Ли Минхек. Ли Минхек без маски и без улыбки. Настоящий Ли Минхек. Алчный, меркантильный, который не любит проигрывать даже себе. Скрытно уверенный. Кихен смотрит в затылок, приближается к старшему и шепчет за его спиной на ухо: - Хен. Тогда... те трения на кухне, пока все пили. Зачем было это? Зачем ты мастурбировал мне? Зачем ты сделал мне минет? Это был самый нежный и крутой минет, хен, - Минхек не успевает встать с кровати, как Кихен вцепляется пальцами и ногтями в кожу, не отпуская. - Хен, зачем после всего этого ты был так груб со мной? Зачем ты после так выебал меня? Зачем это был не секс, а изнасилование? - Мне просто стало тебя жаль, а потом ты совсем потерял свое место, потерял совесть. - Хен, хочешь сказать, что плати я тебе деньги, ты бы переспал со мной так, как я хочу? Был бы нежен? - Конечно, нет! - резко вырывается у Ли. - Потому что я особенный для тебя. Потому что ты забрал у меня заказ, потому что ты хочешь меня как человека. Потому что я для тебя желанный не телом, а чем-то другим. Вот почему, хен. Я не отпущу тебя. Минхек не сопротивляется. Слова большим и тяжеловесным молотом прямо по его голове. Они сидят. Кихен уже не держит. Минхек никуда не убегает. Хосока встречает у двери Хенвон. У них одна и та же мысль в глазах. Решимость. Никто не сговаривается, просто Хосок проверяет собранную сумку. Светает. Сейчас до сих пор утро, в кармане Хосока коробок спичек, а в кармане Хенвона нашатырь и маленький кусочек ваты. - Когда появляется возможность на будущее, приходится изо всех сил сражаться за него, - думает Шин, но почему-то озвучивает Че. - Я буду защищать, - думает Че, но озвучивает Шин. - Осталось лишь немного подождать. - Я буду ждать столько, сколько ты скажешь. Сколько сочтешь нужным. - Спасибо. - Только проси меня о помощи. - Хенвон, - они замирают на расстоянии метра друг от друга. - А ты, кажется, действительно изменился. Я полюбил тебя за одну только мысль, что ты вместе с собой принесешь в мою жизнь надежду. А теперь стоит вспомнить то, как каждый переступал порог этого места. Как пришел сюда однажды решительный и непробиваемый Хосок, который в этих стенах остался навсегда Вонхо. Как не менее решительно, но с накидкой лукавства на лице сюда явился Минхек. Как легко и непринужденно делал свои огромные шаги Кихен, которому вокруг все было невероятно интересно. Как робко, боязливо и осторожно здесь очутился Хенвон, чуть не падая в обморок. Стоит вспомнить эти гортанные стоны, что сдерживает(а иногда и не сдерживает) любая дверь. Стоит вспомнит красные ковры и кабинет АйЭма-Чжухона. Вспомнить охранника Шону, вспомнить его доброту и снисходительность ко всем. Вспомнить, что ключи от машины всегда доступны Хосоку. Вспомнить, что у него в кармане сейчас коробок спичек, а в кабинете босса уже бережно разлиты добрые литры бензина. Вспомнить, что у Хенвона в кармане нашатырь и решимость смешались вместе. Вспомнить, что Кихен и Минхек вышли покурить. Вспомнить, что АйЭм вернется только завтра. Вспомнить стоит действительно все. Но не для того, чтобы вынести какие-то уроки, а для того, чтобы забыть навсегда и уже никогда не вспоминать. Хенвон страстно целует Хосока. Глубоко и мокро, языком трахая язык Хосока, пока его член плавно входит в тело младшего, ускоряя темп. Они в одежде и у них целый день на услаждение друг друга. Хенвон никогда не курил, но курит после секса, курит, пока его тело ласкает Хосок. Это самые приятные ласки и для одного, и для другого. Тело никогда не привыкнет к прикосновению самой искренности и чувственности. Когда это что-то большее... невозможно привыкнуть даже в таком месте. Хенвон делает глубокий минет. Хосок аккуратно растягивает младшего шире, засовывая в него четыре пальца, вырывая стоны, ловя их своими губами. Они ловят друг друга подобно волнам и не могут все никак напиться до конца. Но они пьяны идеей, пьяны друг другом. - Я люблю тебя, - говорит Хенвон, скуривая последнюю. - Я люблю тебя, - говорит Хосок, перехватывая последнюю у Че. Кихен сидит и сидит Минхек. Они не отходят друг от друга, будто охраняя. У них это впервые. Самое лучшее место для чего-то нового. Самое подходящее место для настоящих чувств. Это смешно, вздор и бред. И это не так. Но это случилось. День идет. День все еще продолжает идти. Шону скучает на своем посту, ключи свободно лежат на столе. Стоны разбросаны по всему дому, их не вымести метлой, не отмыть спиртом и не состирать с отбеливателем. Грязь останется грязью. После позы номер шестьдесят девять оба обнаруживают, что обнажены. Они просто разодрали друг на друге одежду. И Хенвон встает первый. Он стоит у окна, свет падает на него очень красиво, Хосок любуется. С закатом случается грандиозный пожар, грандиозный, потому что документы всех, работающих здесь пожирает синее пламя, что носил в заднем кармане джинс Хосок. Они на огромной скорости мчатся, сняв номера на машине, а сзади них синее пламя, пожирающее их прошлое и настоящее, оставляя им только будущее. - Чувствуешь? - Да. Это свобода? - И немного зимнего чуда, - усмехается Хосок. Внутри их трепет и неверие. Им придется за это платить. Возможно, не придется. Но никто не жалеет. Минхек и Кихен стоят на заднем дворе, любуясь огнем. Их руки находят друг друга сами, переплетая пальцы. Хосок выжимает на полную. Истерический смех Хенвона и задыхающиеся люди в предоргазменной неге и дыме. - Огонь - штука хорошая. И еду приготовить, и согреться. И подпалить все нахуй. Хенвон ничего не отвечает, лишь молча переплетает пальцы с Хосоком. Он, кажется. впервые так сильно счастлив.