Синее пламя

Хёнвон поворачивается на левый бок, он уже близок к тому, чтобы проснуться. Он уже практически, но глаз не открывает. Он всегда был из тех, кому слишком сложно просыпаться по утрам, слишком в тягость вставать, когда лежишь удобно. Тёплая рука зарывается в его волосы, мягко массируя кожу головы, перебирает светлые пряди. Он лениво открывает глаза. Перед ним Вонхо, как-то сосредоточенно наблюдающий за ним. Эта серьезность не дает сказать мягкое и на улыбке "доброе утро", которое так и просится сорваться с языка. Вместо этого "доброго утра", Хёнвон робко придвигается вперед, к лежащему рядом ещё теснее, укладывая правую руку на талию. Кисть перемещается то вверх, то вниз, аккуратно, прощупывая нежную кожу подтянутого тела. Тепло и приятно, глаза сами собой закрываются, уголки рта никак не могут сдвинуть свои позиции вверх хотя бы на долю сантиметра. Внутри сердцебиение замедляется, всё замедляется даже снаружи, спешка и суета ни к чему, они лишние сейчас. Сейчас так тихо и спокойно. Тихое дыхание. Его и его, оно слишком общее, чтобы различить кому оно принадлежит. Пока тонкие пальцы Хёнвона все увереннее и чувственнее исследуют горячую кожу Вонхо под одеялом, старший в свою очередь сам сокращает расстояние между ними так, что тела соприкасаются, встречая преграду в виде пижамной рубашки Хёнвона. Но он чувствует тепло сквозь неё. Чувствует и облегченно вздыхает. Вздох сам рвется из него наружу. Ладонь Вонхо забирается под рубашку и проходится подобными движениями, что и рука Хёнвона в данный момент, приостановившись. Че чувствует, что снова начинает засыпать, проваливается в мягкий и теплый бессмысленный сон, воздушный и светлый. Он засыпает, уткнувшись носом в ключицы Вонхо. Он засыпает всего на пару минут, а когда открывает глаза — понимает, что по-прежнему утыкается в ключицы Вонхо. Он выдыхает, чуть отстраняясь от старшего, боясь, что тот тоже уснул. Хёнвон чуть привстает на локтях, убирая со своей талии руку Вонхо. — Да лежи еще. Сегодня никуда не надо, — произносит старший, открывая глаза. Вон возвращается обратно, засмотревшись на Вонхо. — Тебе не жарко спать в такой закрытой пижаме? — Старший снова забирается рукой под пижамную рубашку, оглаживая влажные от пота бока Хёнвона. — Жарко ведь, — зрительный контакт не прерывается, поглаживания ужасно приятны и так нежны. Они становятся более чувственными, как внезапно замедляются, стихают и прекращаются вовсе. Вонхо вынимает руку, чувствуя во вздохе младшего сожаление. — Снимем ее? — Голос старшего как никогда соблазнителен, глубок и приятен. Вообще, сейчас приглушенный свет ночника так красиво падает на Вонхо, оставляя на его лице тени, что невозможно не любоваться им. Рука, только что вынырнувшая из-под пижамы Хёнвона, медленно расстегивает снизу вверх частые пуговицы, а во взгляде вопрос и ожидание. — Снимем, — шёпотом выдыхает младший, давая согласие на действия старшего. Движения его медленны, размерены и осторожны. Он с небывалой аккуратностью привстает сам и переворачивает на спину Хёнвона. У младшего колошматит сердце где-то между грудной клеткой и глоткой, так, что не продохнуть. Он слишком часто задерживает дыхание, слишком шумным кажется ему дышать. Вообще, весь он какой-то шумный: и сердце бьется, и воздух вдыхать нужно, еще и взмахи ресниц чувствуются слишком неловкими. Весь он как-то чувствует себя неловким, угловатым и в жизнь эту он не вписывается. А вот взгляд Вонхо заставляет плавиться и, напрягаясь, расслабляться. В его взгляде уверенность, но не напористость. Он расстегивает последнюю пуговицу — все это так тягуче-медленно — и помогает Хёнвону снять пижамную рубашку. — Тебе неловко без нее? Почему ты ее надеваешь? — Да, старший прав. Хёнвон всё ещё не привык к тому, что кто-то видит его тело, не привык ко взглядам до конца. Это всё ещё заставляет чувствовать дискомфорт. — Мне в первый день показалось странным, что ты, помнишь, не смог снять при мне одежду. Я подумал, что ты слишком набиваешь себе цену и считаешь меня недостойным видеть твоего тела. Я разозлился всего на пару секунд, хотел сказать тебе парочку ласковых, но потом увидел твои глаза. Очень сильно усомнился. Решил пока это оставить. Несколько дней я ходил и присматривался. Хёнвон, — слишком интимно произносится это имя. Так имя Хёнвона еще никто не произносил. — Я понял, что ты действительно не осознал места, куда ты попал. И до сих пор думаю, почему ты здесь. Тебе же здесь не место, ты здесь не вписываешься. И ты не можешь. Я то думал, что ты просто актер хороший, симулянт, — он проводит ладонью по волосам, не отрываясь от глаз младшего. — Но ты ведь не симулянт, не актер. Тебе здесь в самом деле плохо, не место, поэтому ты и не можешь. Я думал, что ты как те, но ошибся. Очень рад, честно, что ошибся, — Вон чуть привстает и легко касается губ Вонхо, лишь на мгновение прикрыв глаза. Руки сами собой сплетают пальцы старшего со своими. Он, Вонхо, весь горячий, у него на всём теле испарина. — Тебе нехорошо? — Растерянно спрашивает Хёнвон. — Здесь ближе к зиме становится все-таки слишком жарко, — и обхватывает своими ладонями лицо Хёнвона. — Может, тебе нужно немного охладиться? Мне принести воды? — Но младшего хватают за запястье. — Будь тут. И без меня или Минхёка лучше не выходи. Я не хочу пить, хочу здесь быть. — Почему? — Лёгкий румянец трогает щеки младшего. — Раньше у меня был сосед. Он относительно недавно — буквально перед твоим приходом сюда — ещё на твоей кровати спал. Нет-нет, ничего такого он на ней не делал. Просто я всё свободное время проводил в городе или с Минхёком. А сейчас нет, мне совершенно не хочется выходить. Здешние стены слишком давят. Но сейчас... — И улыбка озаряет его лицо. Руки укладываются на слегка влажное тело Хёнвона, старший усаживается на нём верхом, но так, чтобы вес был менее ощутим. Его колени несильно сжимают бёдра Вона, зачарованно смотрящего в глаза старшему. — Страшно? — Наклонившись к самому уху, жарко и неловко, а голос словно бархат обволакивает всего. — Нет. — Врёшь, — улыбается Вонхо, мягко целуя кадык, медленно переходя на ключицы. — Не сможешь пойти завтра? — Уже совсем серьезно. — Смогу, — говорит Хёнвон, зачем-то отводя взгляд. — Сможешь, — словно эхом отзывается голос соседа. Неловкое молчание приглушается лишь еле слышными звуками поцелуев. Вонхо мягко целует шею младшего, эти поцелуи не перешагивают за грань целомудренности, но почему-то заставляют Хёнвона то и дело задерживать дыхание. Младший зарывается руками в волосы Вонхо, тянет к своему лицу и долго-долго смотрит в глаза. Они чувствуют дыхание друг друга на губах, носы соприкасаются, между приоткрытых губ осталось всего несколько миллиметров. Первым проигрывает Хёнвон, он закрывает глаза. Губы так и не соприкасаются. Они сидят за столом втроем: Хёнвон, Вонхо и новенький. — А вы, кажется, очень дружны, — замечает новенький, докладывая себе в тарелку кусок мяса, ещё больше предыдущего. Старший тоже подцепляет палочками кусочек мяса и подкладывает в тарелку слегка задумавшегося Хёнвона. Светловолосый робко улыбается и кивает в знак благодарности, Вонхо улыбается ему в ответ, кивая в сторону тарелки, мол, "ешь давай". — Кажется, — тихо говорит Вон себе под нос, подцепляя палочками кусочки тонко нарезанных огурцов в соевом соусе. — Мясо ешь, — говорит как бы между делом Вонхо, подкладывая в тарелку Хенвона еще мяса. — Я ем, — кивает светловолосый, в подтверждение своим словам берет в рот несколько кусочков мяса сразу. — А ты, похоже, очень дружен с Минхёком? — Чуть улыбается Вон, жуя еду. Новенький тут же оживляется и глотает абсолютно все, что находится за его щеками, разом. У него на лице блаженная улыбка. — О да! Хён вообще классный! Он столько разных штук знает! — Вонхо мрачнеет, но ничего не говорит, от Хёнвона этот взгляд незамеченным не остается. — Вообще, у него есть чему поучиться! — Ага, например, его искусству обслуживать по четыре-пять клиентов за раз, — усмехается только что вошедший парень. Тот самый, что вчера имел наглость прикоснуться и более того — сжать задницу Хёнвона. Вонхо, дожёвывая мясо, встает из-за стола. В его спину голос Хёнвона, чувствующего приближение беды: — Вонхо, — он протягивает руку к нему, но тот слишком далеко стоит. Новенький замер на месте, не дожевав риса. Хёнвон смущенно добавил приставку: - Хён. Старший остановился, но не повернулся. Он со всего размаху впечатывает кулак в скулу парня, так, что тот, не устояв на ногах, пошатывается и падает на стену. Хёнвон резко встает, выходя из-за стола. — Можно, добью, хён? — Спрашивает новенький, который уже стоит за спиной Вонхо. — Можно. — Вот же пидоры. Ну ничего, сейчас я вам устрою, — шипит парень, отталкиваясь от стены. — Все решили накинуться? А не выйдет, чертовы гондоны. Особенно ты, — он взглядом указывает на Вонхо. — Разобраться надо? — Тут же вызывается только что вошедший Чжухон. — Привет, — он поднимает пятерню в приветствии Хёнвону. Кажется, ему теперь все из "начальства" симпатизируют. — Все в порядке, — говорит парень, стоящий у стены. Чжухон смотрит косо на Вонхо, дожидаясь ответа от него. — Ну что, мам? Ты же слышала, этот милый мальчик сказал, что у него все в порядке, так что иди куда шла, — Чжухон зло ухмыляется. — Поговори мне тут. Ты, — указывает на парня с разбитой скулой. — На выход. А ты, — уже взглядом на Вонхо. — С тобой АйЭм поговорит, — и уходит, за ним тот, которому "на выход". Вонхо возвращается за стол, за ним и новенький. Они спокойно продолжают есть. — Ты крут, конечно, хён, — восхищенно набивает себе рот едой новенький. — Хёнвон, — зовет старший. — Садись, ешь, — Хёнвон садится, берёт в руку палочки, берёт в рот кусочек мяса. — Остыло из-за него всё уже. — И не говори, хён, — соглашается новенький. Закончив еду, Хёнвон принялся мыть посуду, а новенький вытирать. — Знаешь, навевает воспоминания, — улыбается младший. — Воспоминания? Какие? — Слегка растерянно, Че не ожидал вопроса, погрузившись в свои мысли. — Я точно так же с мамой посуду вытирал. Она молчит-молчит, а я говорю-говорю. И она мне такая "Кихён", а я уже молчу. Вот, — Хёнвон не находит что сказать. Они молча продолжают свои занятия. — Хотя раньше было хуже. Но теперь у меня есть хён! Хён всему научит меня и все расскажет. — Да уж, Минхёк такой, — вмешивается Вонхо, вставая из-за стола. Он до этого сидел в расслабленной позе. Уходит в комнату, а Вон провожает его взглядом. Это как-то само собой случается, что он даже не замечает. И своего вздоха не замечает, и шум воды кажется приглушенным. Как-то потупив свой взгляд, он уже автоматически домывает последнюю тарелку. — Я составлю, хён. Иди, — говорит Кихён, забирая из рук Вона тарелку. Последний рассеянно кивает и снимает перчатки для мытья посуды. Он идёт в свою комнату, где Вонхо сидит на кровати, читая книгу без надписей. Вон бесшумно садится на свою заправленную кровать, на самый край. — Здесь всегда такой приглушенный свет, — начинает он. — Его можно сделать как-нибудь поярче? — Можно. Слишком темно? — Ты читаешь. От плохого освещения портится зрение. — Если ты об этом, то это ерунда. Хёнвон смотрит на лицо Вонхо. Он кажется всегда собранным и сосредоточенным. — Завтра мне вставать рано, — говорит Хёнвон, непонятно зачем. — Мне тоже. — Ты совсем скоро уходишь, да? — Хёнвон забывает, что этот вопрос уже задавал ни один, ни два раза. Вонхо молча закрывает книгу и кладет на кровать, подходя к Хёнвону. Там он садится перед его коленями и берет за руки. — Не спрашивай больше, хорошо? — И Хёнвон рассеянно кивает, быстро кивает. - Забудь, хорошо? — Да, хорошо, — на самом деле он не представлял, как выбросить это из головы, хоть и согласился. Улыбка, адресованная только ему. Как-то внутри ёкнуло. Внезапно парни услышали звук битого стекла и как что-то тяжелое упало, оставив за собой вибрацию по полу. Они тут же отправляются на звуки происшествия. В гостиной на полу лежал Минхёк и истерически смеялся с разбитым горлышком от бутылки вина. Рядом был Кихён, пытавшийся его поднять. — Что случилось, — тут же подбежал Вонхо. Он наклонился к Минхёку и помог ему подняться. — Вставай, Хек, вставай. Кихён? — Он вопросительно смотрит на новенького. Новенький понимает его с первого взгляда. — Я правда не знаю, хён. Хён пришел уже в таком состоянии, я попытался спросить у него, но он только смеялся. С ним все в порядке, хён? — Новенький был не на шутку испуган, точно так же как и сам Хёнвон. Ему было жутко неловко оттого, что стоит в стороне, не зная, как помочь. — Всё в порядке, — бросает Вонхо, поставив на ноги Минхёка. — Ой! А вот и мой самый любимый пришел, — заплетающимся языком еле выговорил Мин. Его руки обвились вокруг шеи Хо, а губы впились смачным поцелуем в щеку. — Мин-хён, — тут же пытается помочь и младший, правда, из всех присутствующих, только Вонхо, кажется, знает, что нужно делать. — Ой! А вот и мой самый маленький пришёл, — и тут же, отпустив шею Вонхо, Минхёк перепархивает в руки младшего, которые еле его ловит, но когда ловит — держит крепко. — Пошли, отведём его в душ, — спокойно говорит Хо. — Нет уж, никакого душа. У меня через полчаса работа еще! Зачем отмывать с себя всю грязь, если через считанные минуты снова в неё окунаться? — И снова истерический смех. — Ты надрался тогда, когда у тебя работа? АйЭм из тебя всю душу вытрясет, — возмущается Вонхо. — Душу? — его смех становится совсем приглушенным, гортанным, тихим, глубоким. Его волосы падают на глаза, закрывая пол-лица, только белоснежная улыбка. — Ты смеёшься надо мной, Вонхо, смеёшься? Душу? Какая, к хуям, душа? Откуда у меня? — он картинно выворачивает карманы на штанах, из них вываливаются презервативы и влажный кляп. — Ой, — выдыхает он. — Вот, — указывает он пальцем, отпустив Кихёна, который отпускать его не думает, — Вот моя душа. Видел мою душу? С усиками, со вкусом клубники, запахом пота и спермы. Вот моя душа, — у него, кажется, кружится голова, он снова цепляется руками за Кихёна. — Вся моя душа в тех комнатах, Вонхо. Ты знаешь, где вся моя душа. В комнатах, в деньгах, которые судорожно пересчитывает АйЭм, в толстых кошельках этих старых извращенцев, в штанах импотентов, любящих шлепать молодые задницы и вспоминать, что когда-то были они такими же. Вот где весь я. Меня уже самого нет, я там весь, — и звонкий смех. На лице Кихёна нечитаемые эмоции, Хёнвону кажется, что он крепче прижимает парня к себе, сжимая его клетчато-красную рубашку. — Пошли, отведем его в душ, — спокойно отзывается Вонхо, забирая из рук младшего Мина. Хо перекидывает его через плечо. Хёнвон остается сидеть в гостинной, даже после того, как убирает все осколки и вытирает мокрый от вина пол. У него ужасно кружится голова, он вспоминает тот свой первый день, когда Минхёк накрыл его дрожащие плечи пледом, когда сказал, что физический контакт, если правильный, то исцеляет. Минхёк не зная Хёнвона, кажется, понял его с первого взгляда и улыбался так тепло, как будто знал уже очень давно. Мин первый к кому Вон почувствовал симпатию. Он решает, что сейчас, когда они все выйдут из душа, только вот выйдут, так сразу, он встанет и скажет, что отработает за старшего. Потому что он тоже должен отплатить добром этому человеку, за улыбкой которого скрывается... всё это. Из душа самый первый выходит Кихён. У него испарина на лбу, он выбегает подобно ветру, даже не бросив взгляда в сторону Хёнвона, сидящего на краю дивана, поэтому тот даже не успевает и рта открыть. Встав, он заходит в ванную комнату, где уже наполовину одетый Минхёк, спит сидя. Его одевает Вонхо. — Куда Кихён? — "Куда Кихён"? — Непонимающе переспрашивает Вонхо, беря на руки спящего Минхёка. — Потуши за мной свет, — и выходит из ванной. Хёнвон выключает. — Он только что выбежал из комнаты. Вонхо резко остановился. На лице сразу же отразилось понимание происходящего. — Вот же засранец. — Так куда он? — За Минхёка отрабатывать пошел. Вообще, я должен был, — он идёт в противоположную от их комнаты комнату. Открывает дверь ногой. — Но этот засранец, как только услышал номер комнаты, так сразу же и выбежал. Сказал, что принесет воды. Мне не до него было, Минхёк буйный бывает, когда выпьет, — они проходят в комнату и Вонхо укладывает Мина на кровать, выключая в комнате свет. — Завтра сам себя проклинать же будет, — вздыхает Хо. — Пойдём в комнату. Хёнвон чувствует какое-то внутреннее отвращение к самому себе. Ему невообразимо гадко. Почему не он помог Мину? Почему Кихён? Кихён всё-таки даже меньше его. А он точно справится? Он даже работает день через двое, потому что, кажется, только в этом году стал совершеннолетним. Черт. — Все хорошо будет. О себе подумай, — произносит Вонхо, снимая мокрую от пота футболку. — Тебе рано вставать завтра. — Как и тебе. Я должен был пойти. Я должен был ему помочь, потому что тогда, в первый день он... — Хо повернулся к нему лицом и мягко улыбнулся, приподнимая одну бровь. — Накрыл тебя пледом? Взял за руку? Поверил и успокоил? Это не только про тебя. Я должен тут пожизненно остаться и отсасывать вместо него, потому что он... - Старший глубоко вздыхает. — Хёнвон, ты уже ничем не поможешь, как бы сильно ты не хотел. И я ничем не помогу ему. — Сколько ему отрабатывать ещё? Почему он работает? Что о нём говорят? Расскажи мне, хён, — Вонхо вздыхает. — Я похож на сплетника? Работает, потому что ошибки молодости отмывает, жертвуя настоящим. Спроси у него сам, если он захочет тебе ответить, конечно. — Он не расскажет, да? — Расслабься, Хёнвон, — старший подходит к нему и кладёт ладони на плечи. — Расслабься. Не твоя вина. Ты виноват лишь в том, что сюда попал. Ты не должен был. — Я уже понял, что не должен был. Но здесь... здесь Минхёк и здесь... ты, — как-то осторожно выговаривает Вон, опуская взгляд, чувствуя смущение. — Хён. Вонхо тяжело вздыхает. — Завтра сложный день, нужно спать, Хёнвон. Хёнвон долгое время лежит на своей постели, пытаясь уснуть. Ёрзает, не в силах найти места. Все так неудобно и ужасно, из головы не выходит ни Минхёк, ни Кихён. Он все думает и переживает за обоих, и как бы завтра никому из них не досталось от АйЭма. Очень жуткий тип, Хёнвон его побаивается, если честно. Ворочается и переворачивается с боку на бок, думая, вернулся ли уже Кихён и как он. Тут он слышит шелест одеяла — Вонхо встает с постели и идёт к его кровати. — Жарко, да? Душно здесь перед зимой становится всё-таки, — повторяет свою утреннюю фразу и отодвигает одеяло Хёнвона. — Двигайся, — Вон двигается, уступая место Хо, на котором из одежды только боксеры. — Может, разденешься? — Он проводит ладонью по лбу младшего. — Ты весь вспотел. Если ты ещё немного похудеешь — сломаешься при ходьбе,— и, уже не спрашивая, он расстегивает пижамную рубашку. — Ты всё ещё чувствуешь себя не комфортно? — Вдруг останавливается. Рука Хёнвона ложится поверх руки Вонхо. — Всё в порядке, — говорит он, и, на какой-то момент, безумно крепко сжав руку, отпускает её, продолжая уже за него расстегивать пуговицы. — Хён. Ты ведь скоро уйдешь, ко мне заселят кого-нибудь нового, да? — Он, расстегнув рубашку, снимает её с себя и кидает на пол. — Штаны тоже можешь снять, — немного помешкав, младший повторяет действия уже со штанами. — Нет, к тебе никого не заселят. — А так можно? — Немного удивляется Хёнвон. — Я помогу тебе, — он слышит в голосе улыбку. Рука Вонхо ложится на талию и притягивает Хёнвона к себе. — Хён? — М? — Можно я... — И, не закончив предложения, Хёнвон в темноте находит губы и мягко и коротко целует. — Можно.