Из воспоминаний Катары:
Моя бабушка Канна, или как мы все её ласково называли «Пра-Пра», любила рассказывать сказки. А я, будучи ребёнком, да и гораздо позднее тоже, любила эти сказки слушать.
И вот уютно устроившись в меховом одеяле у костра, закрыв глаза, я слушала её.
Бабушка говорила: «Магия стихий не зависит от того, кто ты по рождению, мужчина ты или женщина, молод ты или стар, были ли магами твои родители… Магия не зависит от силы или знания. Это то, что меняет мир вокруг тебя, то, с помощью чего ты создаешь свой собственный мир. Это то, что вырастает из крошечного зернышка в сердце, пускает корни в твоем теле и распускается прекрасным цветком в душе. Это зернышко — воображение…»
Голос Пра-Пра отдаляется, странные слова становятся все менее понятными, огонь в очаге приобретает все более причудливые очертания, рисуя невероятные картины, незаметно перетекая в сон под моими отяжелевшими веками. Тело становится невесомым и прозрачным, сквозь него я слышу, будто из-под воды, тихий и тревожный голос мамы: «Зачем ты это рассказываешь, Канна?»
Тихий ответ бабушки я не расслышала, но мама с возросшей тревогой продолжала: «Ты думаешь?.. Она же совсем малышка!»
— Я не думаю, я знаю. Внутри этой девочки — будущее нашего народа… — словно сокровенную тайну громко шепчет Пра-Пра.
Ничего не понимая, я проваливаюсь все глубже, пока проплывающий мимо сон не увлекает меня за собой в разноцветную тьму.
«
— Катара, помоги мне!» — слышу я чей-то голос, но не понимаю чей. На минуту прислушиваюсь, но ничего не услышав более, продолжаю проваливаться в свои фантазии.
Облака сделаны из молока. Однажды я хочу попробовать их на вкус. Лежа в белом пушистом сугробе, я протягиваю вверх ладонь, пытаясь приманить к себе огромное, просвеченное насквозь солнцем облако, похожее на детеныша тюленя. Оно медленно поворачивается в голубой воде неба с боку на бок, постепенно теряя очертания трогательного белька и превращаясь в длинную белую стрелу, указывающую прямо на север.
«… — Катара, мне нужна твоя помощь! Иди сюда!» — снова зовет меня кто-то. Куда? Я оглядываюсь, но никого не вижу.
Продолжая лежать в сугробе, вспоминаю как Пра-пра говорит, что на Севере живет множество людей. Среди них есть те, кто умеет управлять водой. Они строят прекрасные дома и дворцы изо льда. А в землях, где никогда не было снега, живут Огненные люди. Они неукротимы и опасны, как огонь. Я знаю, что их корабли сделаны из железа — я видела один такой издалека, а бабушка говорит, что не только корабли, но и сердца их — из железа.
— Катара, негодная девчонка, ты не слышишь, что я зову тебя?! — мама сердится, и в голосе её звенит лёд. Так это мама звала? Или нет? Кажется тот голос был каким-то другим, особенным, не похожим… Я с удивлением смотрю в её ярко-синие глаза. Ясные, как лазоревые небеса, но какие-то грустные. На её смуглое милое лицо, подрагивающие пухлые губы, тёмные косы под меховым капюшоном. Она такая красивая, даже когда сердится. Вот бы стать такой же, когда вырасту!
— Кая, оставь её… — одергивает бабушка мать, хватающую меня за шиворот и пытающуюся поднять из сугроба.
— Что? — переспрашиваю я, но тут, же отвлекаюсь взглядом в небеса.
Облачная стрела, оторвавшись от собственного шлейфа, превращается в странную птицу без головы — только широко раскинутые полукругом крылья и распущенный хвост. Я вспоминаю, как бабушка рассказывала, что когда-то на земле жили люди, которые умели летать. Они покорили воздух и жили высоко-высоко в небе в прекрасных и недоступных дворцах. Они любили Свободу и могли беспрепятственно путешествовать по всему свету.
— Катара, ты должна быть послушной! Не должна уходить далеко от иглу! — звенит мамин голос прямо в мои уши.
— Оставь её, Кая, ей нужна свобода… — доносится до меня голос бабушки.
— Ты думаешь, я слишком строга с ней?! — возмущается мама.
— Нет, — голос Пра-Пра, обычно немного хриплый и скрипучий, звучит тепло и мягко, как меховой капюшон. — Я знаю, что девочек надо воспитывать в строгости и приучать их к помощи по дому… Но Катара – это необычный ребенок! Единственный Маг в нашем племени. Наша последняя надежда…
Мне позволяют намного больше, чем остальным детям. Так здорово быть особенной! Но так плохо, что учить меня некому. Какой толк от способностей, если не знаешь как ими пользоваться?
Когда-нибудь я тоже отправлюсь в путешествие, увижу своими глазами ледяные дворцы, узнаю, как выглядят трава и деревья, растущие в Царстве Земли, и как пахнет воздух после грозы, куда плывут звездные киты, затевающие брачные игры у наших берегов, а потом исчезающие на долгие месяцы. Я бы хотела увидеть те небесные дворцы летающих людей, о которых рассказывает бабушка. Но для этого мне надо самой научиться летать!
Я, как всегда, бегу со всех ног к скале и снова стою, раскинув руки на обрыве над заледенелым морем.
— Воду трудно удержать на одном месте. Это подвластно только магам воды. Воду можно заставить помогать людям и приносить пользу. Маги воды могут это делать, — бабушкин голос совсем рядом. Свобода моя лишь видимость. За каждым моим шагом пристально следят. И оберегают. Она гладит мои волосы и целует в лоб.
Я лишь хмыкаю в ответ, пытаясь хоть что-то почерпнуть в её мудрости.
— Но надо быть осторожными… — предостерегает бабушка, продолжая свои напутствия. — … Вода проникает сквозь любые преграды, и рано или поздно человек теряет над ней контроль, тогда она может разрушить всё, что до этого было создано с таким трудом.
Я задумываюсь на минуту над коварностью и опасностью той стихии, что должна покорить.
Мама тоже оказывается рядом. Она поправляет мою шубку и одевает на руку, видимо, потерянную мной во время бега меховую варежку.
— Это дитя — целый океан возможностей, скрытых в её душе, — обращается Пра-Пра к маме, продолжая приглаживать мои растрепавшиеся волосы и поправляя косички у лба. — Надо дать ей свободу, чтобы она сама выбрала свою дорогу и русло. Мы не умеем управлять водой, Кая. Мы можем лишь не мешать ей. Однажды эта девочка почувствует, что, как и Луна, благословляющая своим светом наш народ, способна стать зовом для Океана. И тогда стихия сама покорным полярным волком ляжет к её ногам. Просто не мешай ей мечтать….Ты всё равно не удержишь её!
Стоя над синей бездной, я знала, что она слышит меня. Я чувствовала её колебания и настороженное внимание. Я протягивала к ней руку, и поверхность ощетинивалась рябью, словно шерсть дикого животного вставала дыбом. Я смотрела в небо, и мне оно казалось гораздо более понятным и послушным, чем стихия, к которой я могла прикоснуться.
Вода была упряма. Я тоже. Прилив отступал. Я — нет. Я училась у волн, точащих столетиями берег, терпению – у Луны, смотрящейся в вечные воды, языку, на котором она говорила с Океаном.
Мама повторяла, что для того, чтобы понять, как управлять водой, мне необходимо понять саму себя и научиться управлять собой. И добавляла, чтобы, как только я это пойму, сразу рассказала бы ей. Зачем ей это, ведь она не Маг?
Я улыбаюсь и снова любуюсь небесами. Это самое прекрасное и интересное из того что есть здесь, на Южном полюсе, среди льдов.
Птица-облако в небе простирает свои крылья все дальше и дальше, они становятся прозрачными, превращаясь в широкую волну, бегущую к северному горизонту. За ней вторая призрачная волна, третья… Белые волны в голубом океане неба. Я научусь летать! Если там, в небе есть волны, значит, можно научиться плавать в них, как в море. Они понесут меня далеко на север, где множество странных и необычных земель, где спят зеленые острова, и их сны взлетают в небо разноцветными длиннохвостыми птицами…
Я вскакиваю на ноги, и снова что есть духу бегу к маме.
— Мама! Мама-а! Я знаю! Небо — это океан!
А по вечерам были длинные сказки Пра-Пра о других странах, и невероятных существах в них, о мире Духов, что отделен от мира людей непроницаемой для нас завесой. И папины сильные смуглые руки крепко обнимали маму, а мамины — меня и моего старшего братишку Сокку. И рыжие язычки пламени очага плескались в голубых водах наших глаз. Бабушка продолжала рассказывать свои чудесные сказки, которые все слушали затаив дыхание, не перебивая…
— Когда-то давно четыре народа жили в мире. Как четыре стихии не могут существовать друг без друга, так люди, поклоняющиеся этим стихиям, сосуществовали, поддерживая и уравновешивая друг друга. Духи говорят, что каждый из элементов — часть жизни. Исчезни один из них — и жизнь иссякнет. Залог её продолжения — в гармонии и равновесии всех четырех стихий. Но люди судили иначе…
Выдержав паузу и внимательно посмотрев в наши широко открытые глаза, Пра-Пра продолжала: «Они решили, что если не могут подчинить себе другие элементы, то они подчинят себе людей, способных управлять этими элементами. И тогда в Царство Земли вторглись войска Повелителя Огня Созина…»
В выцветших, потускневших с годами и от того почти серо-льдистых глазах бабушки что-то ярко вспыхивает, и голос становится чуть более хриплым, и это заставляет меня прислушиваться ещё внимательнее, чтобы не пропустить ни слова: «Царство Земли огромно. Оно простирается от восхода на закат широким покрывалом, касаясь на западе архипелага Страны Огня, а на юге острова, населенные народом Земли, подступают почти вплотную к Полюсу. Оно так велико, что поначалу вторжение почти не было заметно. Западный край этого громадного покрывала начинал тлеть, рассыпая искры все дальше на восток, но сами жители этих земель ещё не подозревали, что новые поселения людей Огня — это начало катастрофы…»
Пра-Пра опускает глаза, ворошит угли в очаге, заставляя красные искры взлетать в воздух, и кажется, что эти искры полыхают в её взгляде. Мы с братом зябко ёжимся от её слов, крепче прижимаясь к маме, и пальцы Сокки, сцепленные на бумеранге, подаренном отцом, становятся почти белыми.
— Почему же духи не вмешались? — тихо спрашивает мама.
— Остановить продвижение Огня на Восток мог только властелин всех четырех стихий — Аватар, но когда мир нуждался в нем больше всего, он исчез.
В повисшей тишине особенно неожиданно звучит голос Сокки:
— Как исчез?
— Кто такой Аватар, Пра-Пра? — вопрос слетает с моих губ раньше, чем я успеваю осознать его.
Бабушка, как ни в чем не бывало, поправляет на коленях шитье и после долгой паузы, от которой у меня внутри все начинает зудеть и чесаться, продолжает:
— Очень давно, когда духи покинули мир людей, некоторые из них не порвали связи со смертным миром. Кое-кто оставил здесь часть своей силы, вложив ее в смертных созданий — драконов, бизонов и кротобарсуков, другие, как Луна и Океан, сами стали частью этой вселенной. И лишь одна бессмертная сущность приняла форму смертного человека, снизойдя до того, чтобы жить среди людей, платя собственной плотью и муками рождения и смерти за бесконечность существования. Воплощение бессмертного духа в человеческом теле, Аватар, он властелин всех стихий и элементов, он приносит мир и гармонию людям.
Я слышу, как отец затаил дыхание, как мама неосознанно крепче сжала руки, которыми обнимает нас с братом. Зуд в мыслях не пропадает от бабушкиных слов, наоборот, тысячи вопросов копошатся там, не давая покоя.
— Но почему? — не выдерживаю я. Мама предостерегающе шикает — сказка слишком хороша, чтобы прерывать ее глупыми детскими вопросами. Канна поднимает серебристые печальные глаза в оправе смуглых морщин.
— Что «почему», Катара?
После маминого бессловесного упрека я не решаюсь продолжить.
— Ну же, Катара…
Сокка молча толкает меня острым локтем в ребра — мол, начала, так договаривай.
— Почему…почему они делали это? Почему одни ушли, другие остались? Почему этот дух стал человеком?
Канна долго и задумчиво смотрит куда-то в пространство между моим и своим лицом, так что, в конце концов, я готова забыть о своем вопросе, лишь бы она продолжила дальше рассказывать свою замечательную историю. Но взгляд бабушки смещается выше, на папу с мамой, скользит по лицу Сокки и теплеет. На ее лице появляется улыбка, странная, словно когда-то давно любимая вещь, извлеченная из старого сундука.
— Ради любви…
Слова эти падают прямо в сердце со звонким «бульком», как камешек в воду, и медленно и неотвратимо опускаются на самое его дно. Там они и останутся навечно, до тех пор, пока однажды я сама не принесу эти слова в мир духов. Чувствуя странный и такой приятный вес этих слов в своей груди, я оборачиваюсь к маме, желая поделиться с ней этим новым для себя ощущением, но вижу, что и она тоже знает, что это такое: повернувшись к отцу, она смотрит на него так, что слова, готовые сорваться с моих губ, замирают, и я лишь смущенно наблюдаю, как отражение маминого лица, чуть покачиваясь, танцует в глазах папы.
— Так почему же он исчез, Пра-пра?! — нетерпеливо вскидывается Сокка. — Разве он не знал, что начинается война? Разве не понимал, что нам нужна его помощь?!
— Этого никто не знает. Известно лишь, что новый Аватар должен был родиться среди Воздушных Кочевников. Повелитель Огня Созин почему-то был уверен, что прежний Аватар, из Народа Огня, умер, поэтому одними из первых нападению Армии Огня подверглись Храмы Воздуха, убежище Кочевников. Никто не знает, что произошло, но в течение многих десятилетий Созин, а затем его сын, Азулон, безуспешно искали того, кто стал преемником духа Аватара.
— Аватар просто бросил нас, оставил мир, в котором люди забыли, что такое единство и гармония! — вдруг горько произносит мама.
— Ничего, Кая, — папа целует её в лоб. — Мы выстоим!
— Да! — брат вскакивает и начинает размахивать бумерангом. — Мы покажем этим магам Огня, надерем им…
— Сокка! — одергивает его отец, и брат смиренно усаживается на шкуры рядом. Виновато опустив свои ярко-голубые глаза в заледенелый пол укрытый шкурами убитых животных.
— Пра-пра, но ведь он вернется? — тихо спрашиваю я. — Он не может оставить мир, который любил так сильно, что стал смертным!
Бабушка отрывает сосредоточенный взгляд от шитья и снова долго и печально смотрит на меня.
— У всего есть начало и конец. Рождение и Смерть. Эти два пункта связаны как ничто другое. Иногда непонятно, что завершилось, а что началось. Круговорот Жизни. Вращается колесо человеческих судеб, и мы не знаем какие встречи и разлуки уготовила нам эта Судьба. Возможно все предрешено! И в этом есть доля отчаянья. Но мы вправе выбирать по какому пути идти. Ведь он не один. И только нам решать обретем ли мы счастье на этом пути или потеряем. Главное еще понять в чем твое предназначение. А это бывает нелегко. И у каждого оно свое…
Я не понимала её. И сейчас, вспоминая через много лет, вряд ли понимаю до конца. Как может умереть бессмертный дух? Как можно покинуть то, что любишь больше вечности? Как можно отчаяться, пока жив?
Но в то время для Пра-Пра, для мамы и папы, для Сокки, для всех, кто мог рассчитывать только на себя, кто не мог слышать Луны и Океана, Аватар был мертв…
***
… Жизнь проходит, годы летят, а воспоминания остаются… Но как же мне тебя не хватает… — записала Катара очередную строчку в дневнике. Она прижала руку к сердцу. Это уже стало перерастать в привычку.
Всё в её жизни было как и предсказала когда-то гадалка. Все сбылось, и … оставалось дождаться последнего… Умереть тихо во сне, когда родится ее третий правнук… Она доживала уже девятый десяток…почти все друзья ее молодости, кого она помнила и любила, уже были мертвы. Она же продолжала жить и здравствовать. Сейчас она сама стала похожа на свою бабушку.
Катара сидела в мягком кресле, укрывшись белым пушистым пледом. Ветерок играл ее белоснежными от седины косичками с голубыми бусинами у лба.
— Мне нужна свобода, ну хоть чуток… — теплые мягкие губы коснулись её щеки. — Катара, скажи им…
Меховой капюшон. На каштановых локонах сапфировые заколки под цвет глаз. Этим глазам, смотрящим с мольбой на неё невозможно отказать. По-прежнему…
Катара подала безмолвный знак воинам с белым лотосом на форме, и они склонили головы, выполняя приказ.
Сапфировые заколочки радостно взметнулись. Синяя шубка метнулась в сторону, плюхнулась на свою медведособаку и помчалась к открывающимся воротам.
— Ну просто мальчишка в юбке!!! — печально улыбаясь, проворчала Катара. — Ни капли грации!
Ветерок колыхнул её седые волосы, словно подтверждая сказанные слова, и нырнул ей под подол, задирая темно-синюю юбку на коленях. Шалунишка-ветер… Расправив ткань и поправив прическу, она прижала к груди морщинистой рукой шелковый сверток, перевязанный золотой лентой. Убедившись, что он на месте, она вздохнула. Потом, открыв свой дневник и взяв перо, она записала на предпоследней странице:
«Я всегда верила, что ты существуешь, и что ты вернешься. Даже, ещё до встречи с тобой. Я всегда ощущала тебя, слышала тебя, не осознавая, что это именно ты. Я и сейчас ощущаю твое присутствие. Ты незримый, невесомый, всегда рядом. Но мне этого мало. Как же мне тебя не хватает… Я хочу вернуть наши счастливые моменты, пережить всё снова. Но знаю, что это невозможно. Хотя, ты говорил, что в мире гораздо больше невероятного и немыслимого, чем мы думаем. Возможно поворачивать время вспять, переживать что-то снова и снова, и существуют другие реальности.
Но я не знаю путей туда. У меня есть лишь один. Мои воспоминания…
Она стала перебирать старые фото, газетные вырезки и исписанные другими почерками листочки, уложенные между страницами, служившие ей закладками, перечитывать некоторые свои записи или воспоминания друзей на тех самых листочках. Один из них был сложен пополам и уже порядком истрепался от времени. Все же он довольно неплохо сохранился. Это был плакат розыска, изображавший юношу и подробно описывающий его приметы. На словах «…бегает быстрее ветра…» она невольно улыбнулась, вспоминая бесконечные погони и их опасные, но порой веселые приключения. На обратной стороне тушью были выведены аккуратные строчки:
Таков закон безжалостной игры.
Не люди умирают, а миры.
Уходят люди… Их не возвратить.
Их тайные миры не возродить.
И если умирает человек,
с ним умирает первый его снег,
и первый поцелуй, и первый бой…
Всё это забирает он с собой.
Да, остаются книги и мосты,
машины и художников холсты,
да, многому остаться суждено,
но что-то ведь уходит всё равно!
Людей мы помним, грешных и земных.
А что мы знали, в сущности, о них?»
Она отложила перо, посмотрела в небо и закрыла глаза… Память неумолимо уносила её в те далекие времена юности, когда нашла его, когда впервые поняла каково это — вдруг потерять Его… Когда впервые стала делать записи…
В свои странные сны и воспоминания… Назад, в прошлое.
Вот в тихом забытьи корабельного трюма ей снится сон. В этом сне рядом со знакомым ей двенадцатилетним мальчиком сидит древний старик с белоснежной бородой, полностью скрывающей его грудь. Один бритый, другой лысый, один белокожий, другой прокопчен солнцем до черноты, один похож на нежный стебель водяной лилии, другой — на ствол древнего ясеня.
Сон струится сквозь её сознание, не давая зацепиться мыслью за происходящее. И где-то в этом сне она слышит ручей, журчащий неподалеку, и шум водопада в скалах, но двое полуобнаженных людей, сидящих скрестив ноги и соединив руки, молчат.
— Пусть космическая энергия течет свободно, — слышит она глубокий голос старика, и вдруг понимает, что вокруг нет ни башен, ни скал, ни водопада — лишь бесконечность звездного океана и светящая лента дороги внизу… И мальчик идет по этой дороге все дальше и дальше, в сияющую бесконечность, и впереди его ждёт странно похожее на него и непохожее одновременно существо, в ладонях которого колеблется голубая сфера. Тёмные татуированные стрелы на спине и руках мальчика начинают светиться, и Катару настигает чувство невосполнимой потери.
Она хочет позвать его, но имя выпало из памяти последним грошом в дыру кармана, и губы сводит немота, заставляя её метаться и выть во сне диким волком.
…Не просыпаясь, она оказывается в другом сне, где, скрестив ноги и закрыв глаза, сидит в полутьме ангелоподобный статный юноша, его тело — незавершенный шедевр, линии которого точны и безупречны, как взмах кисти мастера «суми-е» за мгновение до того, как рисунок ляжет на бумагу. Точка, уходящая чернотой в бесконечность. Воплощенный космос.
Позвать его, заставив темные ресницы и брови взлететь в изумлении, нет сил, и нет имени, которое она никак не может вспомнить, нет голоса, который напомнил бы этому юноше его имя. И пока она сражается с собственными неподвижными связками, пытаясь вернуть им чуткость к человеческой речи, за спиной его появляется женщина.
Тонкий шелк, украшенный изображениями четырех драконов, темные волосы и глаза глубокого голубого цвета, — Катаре приходит в голову, что женщина похожа на её мать!!!
Была бы похожа, если бы не острый, почти хищный взгляд и завораживающая аура могущества, исходящая от неё. Маг воды в оцепенении наблюдает, как гостья делает несколько шагов вокруг медитирующего юноши и останавливается перед ним. Пауза тянется бесконечно, и, не в силах больше сдерживать тревогу от слишком пронзительного взгляда незнакомки, Катара пытается вырваться из крепких объятий сна. И в этот миг та молодая женщина делает текучее, почти змеиное, движение навстречу юноше и срывает с его губ поцелуй: тот изумленно распахивает серо-грозовые глаза и встречается взглядом с незнакомкой.
Дальше всё происходит одновременно — зрачки в голубых радужках вдруг вытягиваются в драконью вертикаль, кимоно топорщится перламутровой чешуей, стрелы на голове и руках юноши вспыхивают ослепительным светом, заливая окружающий мир сиянием, в котором тонет и он, и женщина, и беззвучный крик Катары.
…Которая просыпается уже в новом сне, где его тонкие сильные пальцы перебирают крылья перламутрово-белого дракона, как струны, от чего в воздухе льется тихая мелодия. Его движения задумчивы и неторопливы — можно подумать, что его нет там, что душа его отпросилась в полет, но едва дракон поворачивает голову, как натыкается на пытливый взгляд темно–серых глаз. И Катара вздрагивает от этого столкновения. Сердце её срывается в галоп. Его легкая ладонь гладит перламутровый бок, чутко прислушиваясь к ритмичному стуку, вторящему музыке, которую он играет на крыльях. Дракон стягивает вокруг него расслабленно лежащие кольца, — оградить, защитить, просто коснуться — колена, бедра, спины… и юноша послушно соскальзывает в упругие объятия змеиного тела и закрывает глаза…
…и небо послушно ложится под их крылья, и воздух свистит в ушах, когда два серебристых чешуйчатых тела пронзают сверкающими стилетами ничего не подозревающие облака.
А потом они падают, и длинный хвост дыма волочится за ними. Падают…
Ветры отстали в бессмысленной попытке потягаться в скорости с двумя драконами, и танец их в безмолвной синеве рождает вихри и бури, в которых вьются, роем золотые чешуйки листьев…
…превращаясь в звезды в темной бездне, посреди которой на дороге, похожей на полярное сияние, стоит опять её маленький мальчик, в восхищении глядя на себя самого со светящимися глазами и татуировками, и его татуировки тоже начинают светиться.
В полном бессилии она понимает, что теряет его, снова и снова, в каждом сне, в каждом воплощении, всё неизбежнее, всё безвозвратнее. И вот снова он в сияющей сфере. Стоит спиной к ней. Потоки энергий вокруг клубком. Она силится протянуть к нему руку, но чувствует лишь холод каменного пола в тронном зале Царя Земли и вытекающую из меха воду…
— Аанг, чтобы овладеть состоянием Аватара, ты должен открыть все чакры, — снова слышит она откуда-то издалека глубокий голос белобородого старца.
«Аанг!» — его имя взрывается в ней яростной вспышкой, и мальчик на кромке полярного сияния оборачивается и смотрит на неё — и его глаза светятся потусторонним светом. «Катара, ты нужна мне!» — шевелятся его губы. Этот знакомый до боли, многоустый особенный, словно неземной голос. Но сияние стремительно тает под его ногами, и он теряет опору…
…и пространство вокруг него взламывают белые искаженные трещины-молнии, он беспомощно распахивает руки и падает, падает…
Младенец на руках высокого ангелоподобного юноши тянет к ней пухлые ручонки. Но она не успевает разглядеть ни ребенка, ни его лица… пространство вокруг них взламывают белые искаженные трещины-молнии… Падает, падает, падает…
Крик Катары разрывает ночь на корабле. Задыхаясь от ужаса, захлебываясь слезами, она видит перед собой неподвижное тело своего милого мальчика, покрытое множеством повязок, и только в этот миг начинает понимать, что всё это было лишь сном. Он не очнулся от её крика, но руки его тёплые и чуть влажные, повязки на груди мерно вздымаются в такт дыханию, поэтому она испуганно вытирает слёзы и прикусывает губу, боясь разбудить кого-нибудь своими рыданиями.
Она достает трясущимися руками толстую тетрадь в кожаном переплете. Единственное средство спасения теперь. Бумага всё стерпит. Катара выплеснет все свои эмоции на бумагу, пусть терпит, как терпит она.
Вот уже практически год как встретились, как вместе, плечом к плечу они решали все проблемы, спасая друг друга не раз. Раньше у неё никогда не было особого времени, чтобы писать, или даже делать какие-то пометки. Теперь время пришло. Они одни в каюте. Погони немного утихли, потому что весь мир считает его погибшим. И сейчас можно сказать, что так и есть, он практически умер. Но у неё всегда была и есть, надежда…
Катара берет перо, чернила и пишет немного корявым от волнения почерком, сосредоточенность на выведении букв отвлекает её.
