Placebo — Follow the Cops Back Home Kállay Saunders — Your love
Возможно, стоило начинать не с секса, но градус напряжения, созданный по инициативе Морана, вряд ли упадёт сам по себе. Задача сейчас, как никогда, проста и незатейлива — дотерпеть до квартиры, а не трахнуть мисс Адлер между этажей многоквартирного дома. Себастьян справляется, с силой сжимая ручку чемодана и не сводя взгляда с длинных ног, цокающих каблуками по бетону. — Третий, — направляет её Моран, сглатывая слюну и вполне заслуженно ощущая себя животным, которому ничего, кроме удовлетворения низменных потребностей, сейчас и не нужно. А Ирэн, как назло, оборачивается, ошпаривая ухмылочкой а-ля «я знаю каждую похабную мысль в твоей голове, полковник», и елейно уточняет: — Тяжёлая ноша? — Нисколько. — Чудно. Маленькие колкие провокации кончаются, едва они оказываются в квартире. Он успевает закрыть дверь на замок, а после — никаких размышлений и слов. Ирэн готова к нападению и принимает Себастьяна с распростертыми объятьями. Губы горят от поцелуев, лопатки бьются об стену, и кислород в лёгкие почти не поступает. Руки снова по-хозяйски и со знанием дела шарят под юбкой, и стон сносит крышу — Себастьян на момент отстраняется, чтобы взглянуть в глубь своего безумия, и пропадает. Она улыбается и сияет, и за это — только за это — стоило пройти все круги ада, которых у Данте, по мнению Морана, всё-таки не хватает. Круг десятый и заключительный, цикличный, как единичная матрица, где конец есть начало, а начало — конец — женщина. Его женщина. Здесь, сейчас, с ним, в его доме, в его мире — в самой сути его существования, как жизнь и как смерть. Любить так — мечта законченных романтиков, а для него же — наказание за все грехи вместе взятые. Пускай. — Себастьян… — прошивает голову шёпот, и ток пущен по венам — прикажи ползать, и Моран упадёт на колени, отправь на верную смерть, и Моран раскроет грудь для каждой шальной пули. Но нет, Ирэн не поступит с ним так (больше — нет) — в ней что-то поменялось. Себастьян читает это по расширенным зрачкам, прикосновениям, осколкам слов. Это не объяснить, да и нужно ли вдаваться в фантастические дебри, когда Ирэн уже в его руках? — Сними его, — просит Ирэн, и Себастьян тянет змейку на её спине вниз. Действительно — платье здесь лишнее. Как и футболка, летящая в неизвестном направлении, как и джинсы, которые хер снимешь без мата. Адлер заливается смехом, и Себастьян не может перед этим устоять — смеётся сам и, расправившись с штаниной, утягивает за собой в спальню. Её темные локоны распластаны на белом постельном белье, и от контраста Моран застывает над ней, любуясь. — Что? — тихо спрашивает она, но Себастьян лишь жмёт плечами — ему не хватит слов, чтобы объяснить всё, что он видит и чувствует. Но она проницательная, даже слишком, и потому маленькая ладонь с острыми ноготками ложится ему на грудь, там, где бьётся ответ, который, определённо, льстит такой женщине. — Иди ко мне, — разгоняет сердце до тахикардии за долю секунды, и подчиняться такому приказу — лучшая из наград. Приглашает в медленный поцелуй, сплетая ноги за его спиной, и позабытое счастье пронзает каждый сантиметр тела. Всё ещё влажная после его прикосновений в машине, она подаётся навстречу, и Моран всего себя готов отдать без возврата. Чёрное кружевное белье отодвигает пальцами, ловит хриплый стон губами и входит в неё. Всё глубже и глубже, но не ускоряя темп, лишь наблюдая за подрагивающими ресницами, распахнутым алым ртом, дыханием — за нежностью, разливающейся в пространстве и времени; в них самих. Надолго Себастьяна не хватит — это он знает наверняка. Он трезв и возбужден до предела — хреновое сочетание для долгого секса, но выбирать не приходится. Даме придется войти в его положение, хотя бы по той причине, что держал обет воздержания он исключительно из-за неё самой. — Ирэн, я сейчас… — договорить не выходит, дыхание предает, каждое движение в ней сродни взрыву, который вот-вот случится и разорвёт его к чертям на ошметки. — Да, я… тоже, — выгибая спину и сжимая его в себе всё сильнее, хрипит в ответ Ирэн, и Морана сносит с катушек. Несколько грубых движений, стиснутые до боли губы, и пик достигается с её вскриком и дрожью, в которой они оба, словно пленники, застревают на несколько долгих минут. Дышать нечем, мысли — путаный комок, слова — ни одно не имеет смысла. Моран фокусируется лишь на её лице, а весь остальной мир плывёт куда-то, становясь абстракцией. Ирэн перекатывается к нему на грудь, всё ещё прерывисто дыша, и дарит осколок улыбки. Себастьян подарок принимает, и целует в благодарность за то, что вернула к жизни, пусть и весьма жестокими способами. — Это не квартира Джима, — Ирэн хватает обвести комнату взглядом, чтобы определить наверняка. Себастьян усмехается — проницательности ей действительно не занимать. — Ага, минимализм не его стиль. Его квартира в Амстердаме напоминает ёбаный музей — увольте. Я там день побыл и понял, что свихнусь. Ирэн снова вычерчивает какие-то линии на его теле и, усмехнувшись, твёрдо сообщает то, что он уже и так успел предположить. — Я не вернусь в Бухарест. — Уехать из Амстердама в Бухарест, это как сбежать с вечеринки прямиком в дом престарелых, — резонно замечает Моран, и остаётся доволен собой, слыша её смех. — Хорошее сравнение, похоже на правду, — на другом конце кровати она находит одеяло и накрывает их. Морану жарко, но с желанием мисс спорить лень — сил нет и не предвидится, а потому плевать. Сейчас бы сигарету, но пачка в кармане куртки, а та валяется чёрт пойми где — Моран решает, что даже никотин не стоит того, чтобы сейчас отлипать от Ирэн, а это — дорогого стоит. — И что думаешь делать? — они никогда не говорили о планах на будущее, да и этот вопрос вряд ли похож на планирование, просто Морану действительно интересно — что дальше? — Не знаю, — вздыхает она, и горечь так отчётливо прорезается в её взгляде. — Я до сих пор не могу собрать себя в кучу после Пакистана. Будто там я потеряла часть себя, знаешь. И жизнь под поддельной фамилией тоже будто отнимает меня у себя, поэтому я не знаю, что делать. — Что-нибудь придумаем, — отрезает Себастьян. — Ирэн Адлер не стереть поддельной фамилией, это точно. Воодушевляющая речь встречается нежным поцелуем, и после Себастьян добавляет: — Оставайся, если хочешь. — Останусь, — кивает Ирэн с лёгкой полуулыбкой. — Хочу. — Чудно, — усмехается Моран, а у самого всё дрожит под рёбрами, сжимается и начинает биться с новой силой. И плевать, что обстановка сейчас далека от спокойной — всю жизнь можно прождать хороших времен, упуская возможности. Уж Ирэн он защитит, да и защищать, когда она будет находиться рядом, вполне вероятно, будет несколько проще, чем на расстоянии нескольких стран между ними. — Можно полюбопытствовать, Себастьян? — Ты уже это делаешь, — пожимает плечами Моран, и с наслаждением наблюдает, как она, полностью голая, выпрямляет спину и, скрещивая ноги, садится перед ним. — Кто тебе звонил? Ну, перед тем, как ты уехал в прошлый раз. — А, это, — тут же вспоминает он о Северине и морщится, но не от его всплывшей рожи, а от количества выпитого с братцем в Дублине. Полный мрак — голова раскалывалась ещё два дня. — Мне звонил брат. Скажем так, мы с ним, в некотором роде, коллеги. Нужно было разобраться с делами. — У тебя есть брат? — удивляется Ирэн, на что Моран лишь хмыкает, представляя реакцию на то, что будет, узнай она об их внешней идентичности. Пожалуй, некоторые вещи нужно сообщать дозированно. — Да. — Познакомишь нас? — Хрен там, — ну вот, и она туда же. Пожалуй, пришло время искать сигареты, иначе этот разговор действительно дойдёт до свадьбы и детей. — Сейчас приду. Возвращается с подкуренной сигаретой в зубах и, замечая вопросительный взгляд, поясняет: — Я не выдержу вас двоих одновременно. Нет. — Ты же понимаешь, что так лишь распаляешь мой интерес, Себастьян? — Терпение, мисс Адлер, — назидательно говорит он, наклоняясь и передавая ей дым по-цыгански. Она вдыхает и кивает, подчиняясь. Хорошая девочка. — Хочу принять ванну. — Пожалуйста, — Моран кивает на серую дверь в недрах комнаты. — Полотенца в шкафу, можешь взять мой халат. — О, я предпочитаю боевой наряд, мой дорогой, — подмигивает и, полностью обнажённая, дефилирует перед ним. Скрывается за дверью, и Моран шумно выдыхает — без алкоголя здесь не обойтись. Моран уже привык поминать, а вот как отмечать — позабыл. Пожалуй, пришло время вспомнить. * Почему женщины обожают лежать в кипятке, доподлинно неизвестно, но Ирэн не исключение из правил. Она погружается в горячую воду с головой и остаётся там до тех пор, пока желание вдохнуть воздуха не начинает дрожать в горле. Выныривает и пытается надышаться. По лицу стекают капли воды, а вместе с ними — слёзы. Ирэн прижимает ладони ко рту и рыдания стискивают её грудь. И дело вовсе не в том, что она расстроена, наоборот — вполне счастлива тому, что, наконец-то, нашла в себе силы и выбрала тот путь, что ближе и правильнее, но осадок никуда не делся. Шерлок уходит и оставляет в ней ножевое — с этим ей и жить. Иначе быть не могло, но, что важно, иначе Ирэн уже и не хочет. Разбираться пришлось долго, почти непоправимо, но, разглядев Себастьяна, она поняла, что Шерлок лишь её собственная иллюзия, когда суть — то, что живёт в Моране. То, что раскрывается в ней самой, когда она с ним. Это не объять, не подвергнуть сомнению, не рассказать — это может лишь биться по венам, гореть во взгляде, пониматься с полуслова. Всё, так и не отданное мистеру Холмсу, теперь — не ему. Кто виноват — едва ли важно. Жизнь есть жизнь, с её падениями и подъёмами, с горестями и радостями, со вспышками чувств и с их горьким угасанием. Это нужно просто пережить, и Ирэн Адлер переживёт, но сейчас слёзы душат и ничего, кроме как их выплакать, ей не остается. — Прощай, — говорит вслед уходящему Шерлоку и открывает глаза. Там, за дверью, Себастьян Моран — один из самых опасных мужчин, которых ей только доводилось знать, но нет ни страха, ни сожалений. С ним пронзительно хорошо, и да, это так скоро станет бескрайним, что затопит Ирэн, и больше она не выплывет. С такими, как Себастьян, не выплывают — и пускай. Пусть затопит — без любви, как бы она себе ни врала, смысл стирается. Ты — ни жив, ни мёртв, ты — часть пустоты. Пустота ты и есть. Ирэн чертовски устала быть пустой, сильной, наигранной — маской самой себя. Теперь — пожалуйста, Себастьян, прошу тебя — пусть берёт управление в свои руки и решает, куда двигаться дальше. Ирэн знает — у него получится. Столько силы и сдержанности, столько страсти и мужества — на Морана можно положиться. С ним можно быть отчаянно счастливой и не чувствовать вину за свои чувства. Быть собой. Просить убивать, и знать, что убьют, не задавая вопросов и не опускаясь на дно морали. Курить сигареты, смеяться и танцевать до самого рассвета. Любить. Морана можно любить и можно быть любимой им. Так мало и так много. Ирэн и подумать не могла, что ей требуется столько и, одновременно, ничего. — Моран, — усмехается она, и в эту же секунду слышит стук в дверь. Спешно погружается под воду и тут же выныривает, надеясь, что её слез он не заметит. — Заходи. В руках Себастьяна, уже успевшего напялить на себя джинсы, бутылка шампанского и бокал. По градации «идеальности» он с успехом поднимается на ступень выше. — Ванна без шампанского — зря потраченная вода, — он протягивает наполненный бокал и сам выпивает из горла. — А теперь — ухожу. — Останься, — просит она, и Себастьян, хмыкая, опадает рядом с ванной. Ирэн протягивает руку, и горячие пальцы переплетаются. Он целует их, и от нежности улыбка выходит дрожащей. Не выплыть. Моран кивает, понимая, и мир затапливает. Ирэн кивает, понимая, и пустота кончается там же, где и началась.Конец