Ключ поверни и полетели

      Учеба шла непролазным лесом. Удивительно было то, что мне она продолжала даваться. Я наспех раздумывала, какие предметы мне сдавать, куда поступать и кем быть; Олег писал мне, чтобы я шла, как и все нормальные, на филолога. Но я что-то не кололась на его уловки.       Отец сказал, чтобы я выбирала себе профессию по душе, а моя душа лежала к книжкам, музыке и путешествиям, в которых я никогда не была. Что же теперь? Кем я должна быть?       Мама сказала, что выбор всегда остается за мной, но я бы могла пойти на юриста-экономиста-и-все-в-этом-роде. Как многие (все) и могли подумать, душа у меня к этому тоже не лежала.       Влад сказал, что я могу делать все, что хочу, все равно поводы жалеть о своем выборе в будущем будут найдены, и я с этим ничего не поделаю. Мы лежали в обнимочку тем полувечером. Осенью темнеет рано. Он через каждый поцелуй говорил, что я не должна никого слушать и что это мой выбор. Снова целовал куда приходилось, прижимал крепче обычного и шептал что-то про будущее. Будущее, которое очень размыто представало перед моими глазами. Я вертела головой, не слушала, пыталась противиться, но отдавалась ему. Он брал.       Так мы проводили почти все вечера. Я бессовестно врала родителям, что хожу готовиться к экзаменам по предметам, которые предстояло сдавать. Мы действительно готовились: раскладывали в спальне учебники, тетрадки, первые полчаса он что-то рассказывал, я записывала. Проходило еще минут десять, я откидывала ручку, переворачивалась на спину, показывая, что устала писать и хочу отдохнуть, а он поддавался, скидывал лишние предметы с кровати, и мы… отдыхали. Да, отдыхали.       Часть моего подсознания, что отвечает за оправдания, искренне думает, что такой вид отдыха способствует продуктивной работе мозга.       Недели проходили одинаково по-разному. Я читала книжки по истории, обществознанию, литературе. Без всякого удовольствия занималась математикой, чтобы сдать базу на отлично. Снова возвращалась к русскому и литературе. Круговорот событий за пару недель встряс мою головушку.       Круговорот никакущих событий.       Осознание того, что школа вот-вот кончится и этот учебный год полетит незаметно, никак не укладывалось в голове. Порой становилось страшно.       Будущее пугало.       Да уж, разумеется: светлое будущее ждет нас всех. В любом случае, в это хочется верить. И вообще думать о будущем — занятие полезное и разумное. Но вместе с этим это занятие невероятно разочаровывает. Я бы даже сказала, что оно очаровательно разочаровательно. Ну да, почти тавтология.       Ты придумаешь себе огромный вагон удачи и золотую тележку везения, плюхнешь на это своих будто бы знаний, обольешь сверху чем-то светлым — и получится торт. Торт, который ты назовешь будущим. Светлым будущим. И типа оно тебя где-то ждет.       А что в итоге? Мало того, что все в корне не так, так это будущее в придачу нигде тебя не ждет. Жизнь — лотерея. Не угадаешь.       Впрочем, на ближайшие девять месяцем будущее я угадаю с легкостью. Недели три уже справляюсь, и все сбывается. ***       Уроки продолжают надоедать и теперь по химии у меня проскакивают тройки: я практически не уделяю ей внимания. Я посвящаю все время предметам, которые мне придется сдавать. Я все еще не знаю, на кого собираюсь учиться. Мне никто не подсказывает. — Малаева, что ты там пишешь? — неожиданно спрашивает учитель, я мгновенно захлопываю тетрадку по литературе и пододвигаю по нужному предмету. Преподаватель снова отворачивается и продолжает монолог.       Я медленно открываю тетрадь по литературе… ***       Лиза с Кириллом решили, что им и без высшего образования клево, и зачем они вообще шли в десятый класс? Самойлов настаивает на том, что учиться — это здорово и пора бы браться за ум. Лиза любит его и нехотя слушается. Они собрались сдавать одинаковые предметы, чтобы потом получить одинаковое образование. Идиоты.       Ладно! Не идиоты. Ну, глупенькие просто.       На моих любимых уроках у Маяковского я всегда сижу спокойно. Он никогда не спрашивает меня, поэтому я иногда даже не слушаю, что он говорит, стараясь вызубрить нужный материал по русскому. Этого он не любит и всегда, когда палит меня, оговаривает. Я убираю тетрадь. Потом снова достаю.       Можно подумать, что я готовлюсь по тетрадкам. Я готовлюсь по Маяковскому. Он шарит.       Второго октября, кажется, случилось что-то очень милое. Мы снова сидели на литературе, он ходил по классу, что-то говорил и изредка задавал вопросы. А когда увидел у меня тетрадь с математикой (чего категорически нельзя было от меня ожидать), то решил перейти к крайним мерам.       То есть я так подумала. Он очень правдоподобно сделал вид, что злится, отобрал у меня тетрадь, сказал, что после урока заберу, и в наказание я должна буду сделать ему какой-то доклад или проект… Он достал из кармана небольшой сложенный листок, мол, (?) там тема написана и необходимые материалы. Я даже вздохнула, чтобы никто не понял, что я ничего делать не собираюсь.       Я кивнула ему головой, он с гордым видом ушел. Когда я развернула листок, то мне оставалось молиться (!), чтобы никто не видел, как я покраснела.

«Я бы хотел быть твоим фотографом или рисовать тебя мелом. я бы хотел бы быть географом твоего тела.»

      Гласила надпись.       Какого черта? Так мило.       Вечером я снова пошла на дополнительные. Сказала ему, что если «хочется» — будь. Он последовал моему совету. ***       Меня ничего не беспокоило. Разве что Безфамильная. Нет, она не то чтобы беспокоила меня… Просто она ежедневно попадалась мне на глаза, я постоянно забывала, что она тоже учится с нами и хотела спросить всех и каждого, «что она тут делает»?! Правда, это вскоре прошло. Она всегда приходила одетой в темную юбку до колена и белую рубашку с длинным рукавом, застегнутую под горло.       Ох, эти белые рубашки.       Если она и приходила на каблуке, то он был крайне небольшой, и это выглядело элегантно. Она почти раздражала меня. Но я быстро отвлекалась от этого. К нынешнему октябрю она уже была достаточно популярной личностью. К ней подходили знакомиться парнишки, которых она отшивала одним только взглядом. Девчонки из младших классов шептались, что хотят быть похожей на нее. При этом были и те, которые говорили, что раз она с богатым отцом, то она охреневшая выпендрежница.       Мне даже хотелось с ней подружиться, потому что местами я искренне верила, что мы бы могли дружить. Но ее надменность и этот взгляд… останавливали меня.       Появление этой девушки-новой-персоны в нашей школе настолько взбаламутило всех, что она была действительно предметом обсуждения. Можно было бы подумать, что ей это льстило. Все же это было не так. Может быть, она и не ожидала другой реакции? С учениками из младших классов она беседовала весьма мило, но я (самая шерлокохолмсовая персона нашей школы) замечала, что дело это ей надоедает. Она бы с радостью закатила глаза и сказала «отлипни», если бы это позволяла вежливость. Но вежливость не позволяла, поэтому все желающие с ней пообщаться отходили от нее с довольными улыбками или по меньшей мере одобрительными взглядами.       И пусть бы оно так и продолжалось, меня бы это никак не трогало, если бы не одно «но». Но.       Две буквы, а как много проблем.       Октябрь наступил почти дождливо и незаметно. Первый месяц пролетел так, будто почувствовал себя летом. Диким летом, которое не замедляет ход времени ни на секунду.       Я продолжала штудировать учебники, учить любой материал, который мне подсунет Влад. Мы вместе сидели, и он помогал мне мечтать, как здорово я сдам экзамены, как клево поступлю и выучусь, каким великим мастером в своем деле я буду.       Да. Все было замечательно. У меня были друзья, любимый мужчина, родители, которые поддерживали меня, и брат, что изредка присылал сообщения с мотивашками.       У меня была жизнь, которая в принципе и предполагалась мне судьбой. И предполагается каждому одиннадцатикласснику. Все шло по размеренному сценарию, я по очереди нервничала и была спокойна. Я вставала по утрам почти с улыбочкой, как в рекламах. Я даже однажды задумалась, кого надо благодарить за то, что у меня все так хорошо? Намечался идеальный последний учебный год и этот самый торт под названием «Светлое будущее».       Однако…       Первого октября, в субботу, я намечала себе прогулку. Конечно, не одна, а с Маяковскими и как Кирилл просит их называть «Самойловыми». Ну, в общем все поняли. Уроков было немного и суббота, — это сокращенный (на пять минут, агада) день. Из школы мы вышли втроем, у Влада намечался еще один урок, и мы договорились встретиться через час около какой-то там кафешки.       Конечно, по пути из школы я не могла не обратить внимания на природу, потому что золотые деревья (если бы они существовали в реальности) могли бы приносить такие бешеные доходы, что даже на душе тепло становиться. Ладно, шучу. По краям тропинки, что вела из школы к дому, росли деревья по принципу «две волосины в три ряда». И они смешали в себе красный, зеленый, желтый и местами даже фиолетовый цвета. Это выглядело правда красиво, и я уже мечтала попасть в парк, чтобы налюбоваться этим зрелищем. ***       Я не спеша шла к кафешке, где мы должны были встретиться. Она была недалеко от моего дома, и я точно не находила причин спешить. Вход у кафешки был со стороны дороги, а если идти к ней от моего дома, то упереться можно только в заднюю стенку, где обычно устраивают стоянки.       Подходя к этому месту, я еще издалека приметила двух человек, тихо, но сурово выясняющих отношения. Одной стороной конфликта была девочка, это было видно, а вот вторым человеком был либо небольшой и худой мужчина, либо женщина в возрасте за тридцать. Но девочка откровенно наезжала на человека, а тот не мог ни слова сказать в ответ.       До драки не доходило, да и это были не двухметровые шпалы, поэтому я решила, что просто пройду мимо них, и все обойдется.       И все бы обошлось, честное слово. Но, когда подошла ближе, я узнала в девочке Еву Безфамильную, а в человеке какого-то паренька лет пятнадцати. Он молча стоял, смотрел ей прямо в глаза и с равнодушным видом выслушивал все, что она говорила. А она с каждым мгновением все громче и громче говорила ему что-то укоризненное. Речь ее оборвалась вопросительным «Понял?!», однако, он ни единым жестом не подал согласия. Она смачно ударила его по лицу, отчего мальчик, разумеется, схватился за щеку, и, клянусь, я почти увидела слезы!       Она заново начала что-то выговаривать ему, он перебил ее и громко сказал: — Я не буду этого делать, ты эгоистка! — она снова его ударила, он снова схватился за теперь уже больное место и умолк.       Мальчик был с взъерошенными волосами, в порванной выцветшей бледно-розовой рубашке в толстую полосочку и в каких-то шортах чуть ниже колена. На ногах у него были кеды и разные носки.       Все это время я стояла на достаточном расстоянии, чтобы не сразу меня заметили, но чтобы все прекрасно слышать и видеть. Она снова взбеленилась и со злобным выдохом раздраженно произнесла: — Поверить не могу, что ты мой брат, — парень показал ей не совсем приличный жест, и она вновь ударила его. Теперь он не хватался за больное место.       Он не пытался ударить ее или как-то обидеть. Все его действия ограничивались неприличным жестом. Она же бранила его по-всякому, и я металась между «защитить парня» и «не вмешиваться».       Вот тут и случилось «НО». Если дословно, то «Непредвиденные Обстоятельства». Я оказалась не в том месте, не в то время! С каждым бывает. Но это было отправной точкой. Я жертва случая. Но в тот момент я этого не осознавала.       Внезапно Безфамильная посмотрела на меня, и я не нашла ничего лучше, чем застыть на месте.       Она снова была в короткой юбке и накрашенная, как на Хэллоуин. Она с полминуты смотрела на меня, а потом таким же резким голосом, как и до этого, громко сказала: — Чего ты пялишься, Малаева, кажется?!       Она узнала меня, а это значит, что отвертеться, если припрет — не получится. — А за что ты так безбожно бьешь этого парня? Что он такого натворил? — мы немного сократили расстояние, я услышала, как она цокнула языком, и увидела, как закатила глаза. — Это не твое дело. Если ты не знаешь, что пялиться на людей не вежливо, то только что ты об этом узнала. Руки в ноги и пиздуй от сюда, — безразлично произнесла она и кивнула в сторону дороги. — Не мое дело все, чего я не вижу, а это, прости, было на моих глазах. И ты могла бы быть чуть вежливее со мной, тебе не кажется? — она нахмурилась, сложила руки на груди, что точно предвещало беду, и мальчик этот решил сделать ноги. Она не обратила на это внимание. — Ты меня бесишь: считаешь, что можешь отвечать мне? И если хочешь знать, то единственное, что мне кажется, так это то, что тебе пора заткнуться и валить на все четыре стороны, пока какой-нибудь Владислав Максимович не спалил, как ты тут со взрослыми девочками ссоришься. — Это ты взрослая девочка? Ладно, как бы глупо это не звучало — твое право. Смотри не захлебнись в своей надменности.       Не знаю что, но что-то конкретно заведомо настраивало меня против нее. А теперь не было и сомнений — мы негласные враги. Она совершенно вышла из себя и, если бы не крик Перышкиной, меня убила бы, я серьезно. — Ну наконец-то мы нашли ее! Чуваки, она здесь! Малаева, ты охренела опаздывать? Полчаса тебя ждем! — она подходила ближе, а Маяковский и Самойлов — за ней. — Тебе пиздец. И друзьям твоим тоже, — она чуть-чуть не вмазала мне, но быстро скрылась за углом здания, и вскоре я вообще упустила ее из виду.       Они втроем подошли ко мне, и Лиза принялась отчитывать меня за то, что я опоздала. Она замолчала, и через пару минут тишины Кирилл спросил: — А кто убежал от тебя, когда мы подходили? — я посмотрела на всех и, если честно, не пришла ни к какому выводу. Говорить им или нет? — Безфамильная, — сухо сказала я, давая понять, что больше ничего не собираюсь говорить по этому поводу. — Не спрашивайте, как так получилось, не спрашивайте.       Они пожали плечами, Маяковский приобнял меня, мы пошли гулять. Совсем скоро я забыла об этих «НО». Безмятежность накрыла меня, и гуляли мы до позднего вечера, было невероятно здорово осознавать всю эту прелесть осенних прогулок с друзьями.       На улице было хорошо. Ночью было видно звезды на небе, ночь из-за этого была холодной. — Ты видела падающие звезды когда-нибудь? — неожиданно спрашивает меня Влад.       Мы идем медленно от квартиры, где живет Перышкина. Самойлов остался там же, поэтому мы вдвоем.  — Может быть пару раз, когда мне было лет десять или двенадцать, — отвечаю я, пожимая плечами. — А я ни разу не видел. Мне начинает казаться, что если увижу, то случиться что-то невообразимое! — он тихо рассмеялся, я тоже. — Давай проверим — сегодня чистое небо. — Ничего не выйдет.       Он говорит шутя. Несерьезно. Головы мы поднимаем одновременно и где-то посреди тротуара замираем в ожидании. Небо чернее дегтя. Звезды  — как искры. Звезды — бьющиеся, трепещущие сердца нашей большой галактики. — Я же сказал, что ничего не произойдет.       Мы продолжаем смотреть в небо: в эту секунду сплошной мрак пронзает небольшой яркий шрам падающей звезды и тут же он потухает. — Ты видел?! Видел?! Это падающая звезда была! — я с восторгом взглянула на него.       Влад завороженно и где-то даже удивленно, недоверчиво смотрел вверх. — Красиво. Знаешь, это ведь метеориты, сгорающие в атмосфере земли.