Романист

      Наконец-то назначена дата выхода моего романа. Окончательное название чересчур отдает пафосом, но здесь я уступаю Сьюзен. До появления «Трепетной и отважной» в книжных меня мучают кошмары. Мне снится, что никто не покупает книгу, и она одиноко лежит на прилавках. Потом её убирают и сжигают вместе с опавшей листвой.       Гарри поддерживает меня, как может, хотя ему самому приходится сложно: трудное дело в суде. Он занят даже по выходным. Мы видимся только по вечерам, когда оба слишком уставшие, чтобы много общаться.       «Трепетная и отважная» выходит в разгар июля стандартным тиражом. Первая неделя продаж подтверждает мои опасения: Сьюзен была права, роман не пришелся по нраву массовому читателю. Но потом начинается светопреставление: книга попадает в руки омегам из правозащитных организаций. Те независимо друг от друга размещают неплохие рецензии на своих сайтах, отмечая при всей клишированности жанра, отличный слог и незаурядную проработку сюжета. К концу второй недели продаж каждая считающая себя образованной омега находит своим долгом приобрести мой роман. Книгу сметают с прилавков. Редакция в срочном порядке готовит второй тираж.       — Я знала, что так будет, — сияет Сьюзен. — С самой первой главы знала.       — Почему ты мне об этом не сказала? — обижаюсь я. — Я чуть не поседел, так боялся, что облажаюсь.       — Нельзя было тебя расхолаживать, — жестоко припечатывает меня редактор.       Мы встретились с ней в кафе в центре Лондона, чтобы обсудить судьбу моего сборника. После истории с Уикхемом все возможные переговоры Сьюзи решила проводить на нейтральной территории. Обычно мы пересекались в кафе за ленчем, как сегодня.       — Но сейчас я могу сказать, что я люблю тебя, Гэри Анвин, — выдает Сьюзен. — Ты просто не представляешь, что ты для меня сделал. Руководство в восторге, правозащитные организации у нас в кармане, продажи нереальные. Я бы расцеловала тебя, но боюсь придушить в порыве чувств.       — Рад твоему триумфу, — говорю я. — Но как же ты меня развела: позволила закончить книгу так, как я хочу, чтобы заставить писать продолжение.       — Этого хотят в редакции, — фыркает Сьюзи, — этого хотят читатели. Этого подсознательно хочешь ты, иначе не оставил бы открытый финал.       Меня не ужасает мысль продолжить работу над историей моей омеги, так что я молчу.       — Поговорим о сборнике, — предлагаю я, и мы уходим c головой в обсуждение, забыв о еде.       В мой сборник вошли в основном рассказы-притчи. Его макет уже готов к печати. На обложке красуется мой псевдоним — Тэрон Эджертон. Редакция настояла не путать читателей, издавая настолько разные книги под одной фамилией. В принципе, неплохое решение.       Под конец встречи Сьюзен огорошивает меня, заявляя:       — Совсем забыла, редакция устраивает в честь тебя приём. Как только утвердят дату, вышлю тебе всю информацию на почту.       Вот блин! Забыла она, как же. Не люблю я все эти пафосные приёмы, но это часть работы, придётся смириться.       — Я так горжусь тобой, тыковка, — шепчет мне Гарри в ухо ночью, после секса.       — Спасибо, конечно, — рычу я, — но прекрати меня так называть, особенно в постели. Это папино словечко.       Альфа смеется, я хмыкаю — мы засыпаем.       Утром в день приёма случается непредвиденное: Гарри вызывают на службу. Наметился какой-то прорыв в том трудном деле, что окончательно вымотало моего альфу. Я всё понимаю, но от перспективы одному оказаться на дурацком мероприятии мне становится плохо. Гарри обещает успеть к началу, ведь неофициальный приём пройдет на корпоративной вилле, в которой обитает никто иной, как Джон Уикхем.       Сьюзен очень извинялась за это, но засранец главный редактор сам изъявил желание устроить этот вечер и обратился с этим к руководству. Я перестраховываюсь и приглашаю друзей, своего альфу и родителей. Мама с папой в последний момент отказываются, что-то срочное на службе отца, а мама без него не выходит в свет.       К началу приема Гарри не появляется. Редактор и друзья не отходят от меня, я знакомлюсь с разными людьми, имён которых не запоминаю. Через час Чарли с Рокси отпадают, зависая где-то у бара. Уикхем ведёт себя подчёркнуто вежливо, и Сьюзен тоже расслабляется, заводя рабочие разговоры с нужными ей людьми. Мы остаёмся с Морганом на растерзание желающим пообщаться. Я беспокоюсь за альфу, так и подмывает позвонить, но вежливость не позволяет сбежать посреди бесконечных знакомств и обсуждений. Наконец, когда поток собеседников уменьшается, решаюсь добраться до уборной и заодно набрать Гарри.       Ох, плохая идея, понимаю я, когда сделав свои дела, но, так и не дозвонившись до альфы, выхожу из уборной. Она примыкала к гостевой спальне, я специально выбрал её, чтобы не пересечься с хозяином. Но тот оказывается совсем отмороженный, стоит посреди спальни с бутылкой вина. Дверь за его спиной закрыта. Придётся прорываться с боем, осознаю я, мгновенно закипая.       — Эггси, ты за весь вечер не пообщался со своим главным редактором ни минуты, — расплывается альфа в слащавой улыбке. — Давай с тобой выпьем, отметим твой дебют.       Мне не до реверансов.       — Пошел прочь, — рычу я.       Уикхем опасно прищуривается.       — Ты, кажется, не понял, пончик, — хмыкает он. — Я главный редактор этой компании, со мной нельзя так разговаривать.       — Я вообще не хочу с тобой разговаривать, — грубо отвечаю я. — И мне чхать кто ты там такой. Для меня ты — мерзавец, соблазняющий чужих женихов, и извращенец, распускающий грязные слухи.       — Вот значит как? — с Уикхема слетает вся напускная любезность. — Посмотрим, что ты запоёшь, когда Харт плюнет в твою сторону, после того, как я натяну тебя на свой член.       — Да ты больной! — ору я и делаю решительный рывок, но не к двери, а к большому французскому окну, ведущему на террасу. Я лишь успеваю коснуться ручки, как меня отбрасывают прочь.       — Можешь орать и брыкаться, маленькая надменная сучка, — Уикхем ухмыляется, перекрыв мне путь к единственному выходу. — Но здесь шумоизоляция, а я всё равно сильнее.       Ха! Думаю я, зверея, это он, наверное, имел дело с омегами легче и слабее меня. Да я ему пасть порву, решаю, подпуская говнюка поближе. Он хватает меня за плечи и теснит к кровати, изображаю покорность, примеряясь к его промежности коленом и к кадыку головой. Но мне не приходится действовать: с петель слетает входная дверь. На пороге возникает мой альфа, почему-то грязный и растрёпанный, а ещё очень злой. Буквально бешеный, до красных искр в глазах.       Он делает рывок к нам, и я осознаю, какая картинка предстала его глазам. Я открываю рот, чтобы что-то сказать, но Гарри уже близко. Зажмуриваюсь, ожидая чего угодно, даже удара.       — Отпусти моего омегу, Уикхем, — рычит альфа в лицо Джону. — И не смей никогда даже смотреть в его сторону.       От облегчения у меня даже слёзы из глаз брызгают, Гарри не обвиняет меня. Мы с ним так толком и не обсудили этот чертов случай, с Уикхемом и бывшим женихом. Слишком всё хорошо было, чтобы ворошить прошлое, зря как оказалось.       Меня вырывают из лап несостоявшегося насильника и осторожненько отставляют в сторону. И хоть я не нежная барышня и могу за себя постоять, но оказывается это так приятно, когда тебя защищают.       — А теперь, я буду тебя убивать, — рычит мой альфа и встаёт в бойцовскую стойку, такую знаете, боксерско-джентльменскую. Уикхем пытается что-то сказать и тут же получает в нос. Они начинают махаться.       И это выглядит так трогательно и так смешно, что я понимаю: оба драться не умеют, по крайней мере, так, как должны уметь альфы, не раз вступающие в уличные бои. Они мутузят друг друга, но скорее так, как делают это мальчишки в первый раз. Только в Гарри инстинкты и злость берут верх, и он бьет все увереннее и злее. Уикхем вскоре не выдерживает и, улучив момент, сбегает из комнаты. Мой альфа, издав торжествующий рык, срывается за ним. Боже, как я горжусь им в этот момент. И совершенно точно понимаю, что старая история с избиением Уикхема — полная чушь, Гарри просто не сумел бы этого сделать.       Дальше все происходит мгновенно — драка возобновляется в большой гостиной, где проходит прием. Гости кричат, что-то рушится, Гарри настигает Джона и швыряет его обо все попадающиеся поверхности. Когда их растаскивают, мой альфа зло хрипит Уикхему:       — Я считал, что важно сохранить репутацию моего отца после его смерти. Но знаешь что? Теперь я считаю достижением то, что он тогда хорошенько отметелил тебя!