Глава первая Римские каникулы
22 марта 2016 г. в 10:58
…Дэмьен понял, что этот мерзкий старикашка заманил его в ловушку. Что же, свою жизнь сын дьявола постарается продать подороже. И даже если Антихрист падет, он утащит с собой на тот свет врага. Но и в случае его, Дэмьена, смерти дело антихристово будет продолжено его детьми — Делией и ее братом-близнецом, которого она носит в себе, словно мать. Дэмьен даже придумал для своего еще не родившегося наследника имя — Александр, в честь Александра Македонского, с которым часто сравнивали его самого. Лишь одно волновало Торна: не возникнет ли противостояния между взрослыми братом и сестрой, борьбы за первенство, за трон. Не произойдет ли между Делией и Александром того же, что произошло между Александром Великим и Олимпиадой, Нероном и Агриппиной?
Дэмьен вошел в церковь Христа Спасителя. Мужчина увидел свою дочь рядом с со стариком Бугенгагеном, который долгое время считался погибшим. Увы, проклятый Назарянин спас своего раба. Дэмьен недооценивал коварство этого фанатика. Фанатичный последователь веры нанес подлый удар прямо в спину девочки. Кинжал меггидо прервал физическую жизнь Делии Йорк.
— Я убью тебя, тварь! — прокричал Торн.
Этот крик болью отдался в каждой клеточке существа Антихриста. Только что он потерял не только дочь, но и надежду на осуществление вековечных планов князя тьмы, на то, что его миссия будет окончена детьми, ведь эмбрион брата, который его дочь носила в себе, быть может, тоже погиб…
Бугенгаген хохотал:
— Господь на моей стороне, и Он сильнее Сатаны! Я уничтожил твое мерзкое отродье и ублюдка, находившегося во чреве этой малолетней блудницы, а теперь твой черед. Отправляйся в ад, Дэмьен Торн, где тебе и место!
— Прости, фанатик, но ты убил не всех, — проговорил Дэмьен с саркастической улыбкой на губах. Пусть старикашка не радуется. — Мой сын Александр под надежной защитой.
Антихрист телекинетической силой овладел телом Бугенгагена и бросил толстого старца в статую распятого за грехи людские Иисуса Христа — бездомного, рожденного шлюхой, и обожествленного церковью.
— Твой Иисус — обычный сын шлюхи, — ухмыльнулся Торн.
— Нет! — прохрипел старик. — Боже мой, боже мой, почему ты меня оставил?
— Поздно, толстомордый слуга бродяги из Назарета! — Дэмьен взял старика за шею и ударил об статую головой. — Скольких лидеров и военачальников погубило твое жалкое семейство! Вы — род убийц. Убийцы Атиллы, Наполеона, Цезаря, Нерона и Юлиана Отступника. Сколько невинных сжигала инквизиция! Вы сжигали детей! Собака, шавка господа!
— Нет, мы творили волю Господню… мы — псы Господни… — это были последние слова старца. Из уст его хлынула кровь.
Дэмьен проткнул фанатика ритуальными кинжалами меггидо. Он просто делал все то, что хотели сделать с ним. Когда монах испустил дух, кинжалы зловеще засверкали на солнце.
Внезапно, Дэмьен оказался в древнеримских садах. Мужчина приземлился прямо в воду бассейна. Брюнет заметил обнаженных прелестниц. Девчушки завизжали и пошли за матушками. Дэмьену явно не повезло с местом приземления, так как эти девушки были из знатного сословия.
Почтенные матроны подняли крик:
— Мужчина! Посторонний мужчина, да еще и одетый как варвар! Беглый раб, должно быть!
На их крики прибежали здоровенные рабы с дубинками и налетели на Дэмьена.
Но Дэмьен Торн был крепким мужчиной и жестоким, но справедливым человеком. Мужчина грубым движением вырвал глазные яблоки одному из рабов.
С уст раба сорвался крик:
— Ты… да я тебя! ..
Но в итоге безглазый размозжил черепа своим друзьям.
Некоторые из патрицианок уже начали восхищаться отвагой, с которой сражался этот молодой человек и его необыкновенной силой. Кроме того, они отметили для себя его явную привлекательность: черные, как смоль волосы, ярко-голубые глаза, красивые губы с насмешливой улыбкой… Да и не могло у варвара быть рук такой утонченной формы. Скорее всего, это был патриций, но попавший в беду.
— Эй, оставьте его в покое! Похоже, произошла ошибка! — крикнул кто-то из дам.
Как выяснилось вскоре, этот молодой человек действительно был патрицием. Мужчине принесли более подобающую ему одежду. Одна из матрон строила ему глазки.
— Что с тобой приключилось, благородный незнакомец? — спросила у отлично знавшего латынь Дэмьена уже не очень молодая, но привлекательная дама.
— На меня напали и хотели зарезать. Кучка фанатичных христиан, — проговорил мужчина, одевая тунику.
— Христиан? — переспросила женщина. — Всегда считала, что эта иудейская секта очень опасна. Надеюсь, цезарь Клавдий, все-таки, начнет борьбу с ней… или наша благородная Августа Мессалина повлияет на него. Да, пожалуй, вся надежда только на нее…
— Вы — довольно милая дама. Меня зовут Дэмиус Торнус, а могу я узнать ваше имя?
— Юлия Антония, — ответила она, — великий Юлий Цезарь и его сподвижник Марк Антоний являются моими предками. И, кстати, я имею честь быть приближенной императрицы.
Чуть помолчав, она заговорила, перейдя почти на шепот:
— Я уже догадалась, кто ты. Не знаю, каким образом ты сюда попал, но надеюсь, что ты поможешь нам уничтожить это проклятое племя Бугенгагенов! А я, на самом деле, должна стать нянькой нового Антихриста, мне должны указать на него.
— Вы не удостоите меня чести заночевать в ваших покоях? Возможно, я и смогу вам помочь, — Дэмиус положил свою ладонь на упругую попку Юлии.
— Да с удовольствием, — улыбнулась она.
Как уже было сказано выше, эта древнеримская миссис Бэйлок была не первой молодости, но довольно красива. Она чем-то напоминала Дэмьену собственную няньку, погибшую, защищая его.
Брюнет ушел за матроной. Туника и вышитая тога придавали Торну величественный вид.
— Откуда ты знаешь, кто я?
Он поглаживал её по спинке, обливая водой. Брюнет помогал матроне мыться. Мужчина осторожно, стараясь не причинить боль, схватился за обнаженный сосок женщины зубами.
— Неужели ты не узнал меня, Дэмиус? — лукаво улыбнулась она. — Или мне называть тебя Дэмьен? Неужели забыл этот голос, певший тебе колыбельные, эти руки, кормившие тебя твоей любимой клубникой со сливками? Видишь ли, мальчик мой, я не совсем человек, я — Баалок, служительница отца твоего, живущая во все времена. Меня убивают, но я возрождаюсь вновь, как, впрочем, и ты… Какой же ты у меня красивый!
— Ты все такая же красавица! — проговорил брюнет.
Дэмьен впился губами в губы Юлии. Страстными поцелуями брюнет окроплял алые уста своей бывшей няньки.
— Помню, в детстве я мечтал жениться на тебе, — сказал мужчина.
Она почти что с юной пылкостью отвечала на его поцелуи.
— Мой мальчик, мой дорогой мальчик…
Юлия, в свою очередь, заботливо, будто вновь став его нянюшкой, мыла мраморно-белую, почти безволосую грудь Торна, его спину, ягодицы… иной раз она шлепала или покусывала их так, будто играла с малышом. Наконец, женщина взяла в рот его большой и красивый фаллос, принявшись сосать, чуть причмокивая.
Дэмьен тихо стонал, запрокинув голову.
— И от этого ты хотел избавить род людской, проклятый назаретянин?
Дэмьен стал говорить похабные словечки.
— Обожаю слушать сквернословие и богохульства из твоих прекрасных уст! — проговорила Юлия-Баалок, на миг оторвавшись от своего упоительного занятия, и добавила несколько непечатных слов в адрес шлюхи, которая произвела на свет Назарянина.
Брюнет ухмыльнулся и проговорил:
— Я могу убить этого Бугенгагена?
— Это было бы замечательно, милый! — ответила она, запустив руку в его черные волосы. — Нужно истребить эту заразу на корню!
Когда они совершили омовение, брюнет толкнул женщину на кровать и пристроился сзади своей благородной матроны. Мужчина ворвался своим *копьем* в анальное колечко Юлии.
Дэмьен взял женщину за волосы и проговорил:
— Я думаю, что бродяга из Назарета все еще жив. Распятие было лишь шутливым трюком для развлечения толпы. Я должен убить их.
— Я подозревала об этом, — низким от страсти голосом, — проговорила Юлия-Баалок, - да, убей их, мой мальчик, убей их! И я помогу тебе в этом. Я хочу съесть мерзкое сердце этого обманщика.
Дэмьен начал двигаться резче и с силой долбить аппетитную попку Юлии.
— Я уничтожу Назарянина и его шлюху.
Матрона стонала от боли, смешанной с наслаждением.
— Ты — истинный бог, а не этот импотентный Иегова! — выкрикнула она. — Ты — бог любви! Люби меня, Дэмьен!
Брюнет осторожно вышел из попки женщины и лег на кровать.
— Прокатишься на жеребце?! — улыбнулся молодой мужчина.
— С превеликим удовольствием, мой благородный жеребец! — ответила Юлия и тут же оседлала его. Теперь он мог видеть во всей красе шикарную, не обвислую грудь матроны, нежно гладить и пощипывать ее бархатную спинку и пышные ягодицы.
Брюнет покусывал нежные сосочки женщины.
— Почему отец не сделал тебя пышечкой? — Брюнет улыбнулся и погладил ее груди.
— А я что, на доску похожа? — полусерьезно-полушутливо спросила она.
— Нет, не похожа, — проговорил он.
Брюнет наконец взялся за простыню. Он кончил прямо в нежную киску женщины.
— А как выглядит императрица? Ты сможешь устроить мне аудиенцию с ней?
— Валерия Мессалина — красивая молодая женщина с рыжевато-золотистыми волосами и синими глазами. Она тоже худышка, как и я, да и грудь у нее поменьше моей будет, — улыбнулась Баалок. — В 15 лет она была выдана замуж за старика Клавдия, царствующего ныне императора. Человек он далеко не такой глупый, каким может показаться на первый взгляд, только несколько слабохарактерный и подверженный влиянию своего окружения. Он более годится быть ученым, нежели правителем. Мессалина же сильная женщина, о которой ходят сплетни, благодаря некоторой доле легкомыслия и зависти иных доброжелателей. Поскольку я имею честь быть ее подругой, встречу с ней могу устроить.
— Очень хорошо, — проговорил Дэмьен, надевая тунику, — я видел её только на картинках в книгах по истории.
Брюнет улыбнулся.
В это самое время, женщины рода Бугенгаген собирали урожай. Седовласая дама обнаружила в своем саду два трупа. Один труп был вороном, второй — самцом шакала.
— Дурное предзнаменование! — вскричала она. — Антихрист здесь!
Ее младшая дочь выдала следующее:
— Наверное, он очень красив.
— Замолчи, грешница! — закричала мать, влепив ей пощечину. - Иди, молись, кайся в своем грехе!
— Я не грешила, — проговорила девчонка.
Девушка скрывала свои руки, так как именно она в новолуние убила этих животных.
— А почему ты прячешь руки? Ну-ка, покажи мне их! — промолвила мать строго.
Медленно протянув свои руки, девушка посмотрела на мать.
— Твои руки красны от крови. С чего бы это? — сказала та.
— Я… я не знаю.
Девушка явно что-то скрывала. На левой груди у нее выступила черная метка с тремя шестерками в круге.
— Мама, оставь меня, я не буду больше молиться. Нас и так сумасшедшими считают.
— Три шестерки… — медленно проговорила ее мать, содрогаясь от ужаса и гнева. — Ты продала душу Сатане! Отныне ты мне не дочь! — она схватила нож.
— Мама, ты свихнулась? — Девушка стала отходить к выходу из сада.
Женщина наступала на нее с ножом в руках.
— Умри, отступница!
— Прости! — проговорила ее дочь и, взявшись за кинжал, втолкнула его лезвие в горло матери.
Старуха захрипела, из ее горла хлынула кровь.
Предательница из рода Бугенгагенов покинула сад, закопав мертвую мать в саду за яблоней. Только один человек видел все. Иоанн наблюдал за произошедшим.
В это самое время Дэмьен готовился к встрече с императрицей.
В тоге и венке из дубовых листьев он выглядел довольно величественно. И вот он увидел ее, Мессалину. Выглядела она точь-в-точь так, как ее описала Юлия, а еще в ее внешности было что-то общее с погибшей тетушкой Дэмьена — Анной Торн. Или это ему просто показалось?
— Ave, благородный патриций, — милостиво сказала она ему, — Юлия Антония рассказала мне о тебе.
— Ave! — проговорил Дэмьен с усмешкой.
Торн поклонился императрице и тихо спросил:
— Вы что, знаете, кто я?
— Точно также, как ты знаешь, кто я, — усмехнулась она в ответ. Губы у нее были прелестны, алые, как роза.
— И кто же ты? — спросил Дэмьен.
Брюнет улыбнулся и посмотрел на императрицу.
— Думаю, ты читал обо мне в Апокалипсисе, — На губах ее появилась чуть тревожащая улыбка, и она запела необычайно приятным голосом:
Огнеокая царица
В жемчугах и багрянице,
Оседлавшая чудовищного зверя…
Хватит почестей и злата
Власть имущим и богатым,
У распутницы для всех открыты двери.
Вавилонская блудница!
Нам так мало жить дано!
В кубке солнечном искрится
Жизни алое вино.
Горький яд в него подмешан —
Ад безудержных страстей.
Пусть же тот, кто сам безгрешен,
Бросит камень в спину ей!
Я поила все народы
Ложным сном хмельной свободы,
Во хмелю ведь все невзгоды отступают.
Если беден или болен,
Пей — и будешь ты доволен!
Тот, кто пьян, — тот счастлив и не унывает.
Не всегда была такою.
Первозданной чистотою
И мои когда-то славились одежды.
Только совесть не в почете,
Где жируют на расчете
Толстобрюхие хапуги и невежды.
А теперь пеняет каждый:
«Пусть, мол, Бог ее накажет
И спалит ее огонь святого Неба!»
Что ж не помнили вы Бога,
Когда нищей и убогой
Я молила вас о черствой корке хлеба?! *
Он был заворожён её нежным голосом. Брюнет, опустившись на колени, немного распушил волосы. Женщина увидела метку зверя с тремя шестерками в круге.
Мессалина провела по ней пальцами.
— Великий Зверь… — произнесла она.
Брюнет смотрел на девушку с легкой улыбкой.
— Ты очень красивая, — проговорил Дэмьен.
— А ты, лишь немного пробыв при дворе, уже стал придворным льстецом, — отвечала Мессалина.
— Мои слова искренние.
Дэмьен высунул свой язычок. Язык князя тьмы был похож на язычок змеи.
— Шшш… — прошипел брюнет и улыбнулся.
Валерия Мессалина звонко рассмеялась. Смех ее был похож на серебристый колокольчик. Она погладила его по волосам.
Брюнет провел пальцем по губам Валерии. Торн просунул свой пальчик в ротик императрицы.
— Слышал, в семье Бугенгаген великий траур? Что там случилась? — спросил Антихрист.
— Жена Бугенгагена, кажется, покончила с собой, — ответила Валерия, —, но у меня свое мнение на этот счет.
— И как бы попасть на похороны этой гусыни?
— Переоденься плебеем, и заодно замаскируйся под члена их секты, — ответила Мессалина.
— А ты? — спросил он. — Кстати, где мои манеры? Забыл представиться: меня зовут Дэмьен.
— Прикинусь раскаявшейся проституткой, — улыбалась она, — в их секте такого добра хватает. Дамиан… красивое имя. Я распоряжусь, чтобы моя служанка принесла тебе одежду.
— И у тебя, о богиня разврата! — улыбнулся Дэмьен.
Служанка была невысокой, миловидной гречанкой лет семнадцати. Мужчина смотрел на её движения. От одного лишь вздоха её грудь бурно вздымалась. Дэмьен почувствовал, что возбужден.
— Г-госпожа, я п-пойду? — заикаясь, спросила гречанка.
Мессалина заметила, как реагирует на ее миниатюрную служаночку гость и промолвила:
— Нет, останься. Скрасишь нам пару минут… нет, часов.
— Думаю, она у тебя девственница? — проговорил Дэмьен. — Валерия, я был бы не прочь посмотреть и на твои прелести тоже. И тебе еще надо меня укротить!
Валерия медленно разделась, представ перед ним полностью обнаженной и похожей на Венеру. Дэмьен заметил, что она позолотила озорно вздернутые соски своих маленьких, но красивых грудей.
Мужчина снял с себя тунику. Теперь Дэмьен Торн в свою очередь предстал перед девушками обнаженным, во всей красе. Член молодого мужчины был огромным и был ровно тридцать два сантиметра. Служанка перепугалась и хотела убежать.
— Стой, маленькая дурочка! — Мессалина схватила ее за шкирку, как нашкодившего котенка.
— Мне стыдно, и я боюсь! — пропищала гречанка.
Дэмьен подошел к гречанке и грубым движением сорвал с нее тунику. Руки Торна начали сжимать аппетитные розовые сосочки служанки.
— Валерия, привяжи её к стенке! Или ты будешь слушаться?
— Я… я… — промямлила гречанка, но так и не смогла выдавить из себя что-либо более членораздельное. Мессалина, являвшаяся дьяволицей в душе, расхохоталась, привязала ее к стенке, как и просил Дэмьен, и заставила девушку пошире расставить ноги. Затем императрица взяла плеть и принялась стегать ею их жертву прямо по ее киске.
Дэмьен не боялся кнута и ввел в нежную розочку девушки свое большое копье. Как только он вошел в киску, как сразу же начал ускоряться до очень быстрого темпа.
— Любовь это боль, — мрачно проговорил Антихрист. — Почувствуй же мою боль!
От такого резкого темпа девственная плевра быстро лопнула. Кровь окрасила мраморный пол.
Девушка пронзительно завизжала.
— Может вырвать язык этой маленькой сучке, чтобы она не оскорбляла своими воплями наш слух? — спросила Мессалина.
Одной рукой Дэмьен взялся за язык девочки и грубым движением вырвал его. Та от потери крови потеряла сознание. Но боль привела девочку в чувство.
— Съедим её язык?
— Давай, любовь моя! — оскалила зубы, словно волчица, Валерия.
— Моя Вавилонская блудница! — страстно проговорил Зверь Апокалипсиса и впился губами в ее губы.
Примечания:
*Мессалина исполняет песню Мартиэль "Вавилонская блудница")