***
Ведьма кинула в кипящий котёл ещё немного какой-то травы, шумно потянула носом воздух и закашлялась. Лежащий у ног чёрный кот укоризненно мяукнул, перевалился на другой бок и начал играть рваным подолом платья. Старуха с любовью посмотрела на кота и наклонилась, дотронувшись до головы животного своей костлявой рукой. Кот схватил шершавый мозолистый палец лапкой и несильно укусил. Ведьма тихо рассмеялась, хрипя и покашливая. - Вот так ты и не поймёшь, Себастьян, как мы все умрём, - грустно сказала ведьма, гладя кота по голове. Очередной порыв ветра распахнул хлипкую дверь и осыпал пол снегом. Себастьян испуганно вскочил и забрался на стол. Старуха медленно подошла к двери и закрыла её, подперев метлой. Порывы ветра всё ещё продолжали бить в дверь и окна, но теперь колдунья не обращала на них внимание. Шевеля сухими губами, старуха кинула лапку какого-то зверька в месиво, отчего то зашипело. Комнату заволокли клубы зелёного дыма. Женщина выбросила вперёд тонкую руку и начала водить ладонью по воздуху, рассеивая дым. - Вечная тьма всё ближе, - шептала она. - Солнце потухнет и настанет конец жизни. Кот жалобно мяукнул, будто понимал слова хозяйки. Старуха ещё немного постояла, подождала, пока дым не исчезнет окончательно, и, поёжившись от холода, села за стол. Прищурив полуслепые глаза, она нащупала на столе старые очки и, нацепив их на кривой нос, начала писать на заранее подготовленном листе письмо. К звукам пурги и треску огня под котлом добавился звук скрипа пера. Внезапно метла с треском подломилась, дверь снова распахнулась, а порыв ветра потушил и огонь под котлом, и огонь свечи. Старуха, нахмурившись, вытянула вперёд указательный палец, с которого сорвалось несколько слабых язычков пламени, и подожгла свечу, желая как можно быстрее дописать письмо. - Солнце гаснет… Идёт холод… - шептала она, перевязывая письмо и ставя печать. - Солнце гаснет… мир умирает… Окончив работу, она подозвала своего кота, который запрыгнул ей на колени и замурлыкал, ласкаясь. Сухие пальцы вновь коснулись головы и шеи кота, прикрепляя письмо к тонкому ошейнику. Хозяйка дрожащими от холода руками опустила кота на пол и, закутавшись в платок, подошла к двери, подгоняя кота наружу. Зверёк подошёл к двери и уселся, жмурясь от летящего в мордочку снега. Ведьма опустила пальцы в котёл и брызнула каплями варева на Себастьяна. Кот обиженно мяукнул. Старуха стала тихо шептать заклинание, а потом махнула платком. - Беги, Себастьян, доставь королю письмо! – приказала она коту и закашлялась. Когда животное скрылось в метели, ведьма опустилась на кресло и закрыла глаза. - Моё дело сделано. В Ниремии найдётся смельчак, который взойдёт к горе. Он зажжёт Солнце. Мы будем спасены… Если только такой человек найдётся… Ведьма закрыла глаза и опустила голову на грудь. Снег начал собираться кучкой вокруг неё. Белые хлопья касались её оголённых рук, падали на сморщенное лицо. Падали и не таяли.***
Отряд рыцарей шёл через горящую деревню. Трупы крестьян, замершие в неестественных позах, уже успели покрыться инеем. Грязный снег, подтаявший из-за огня, всюду был окрашен красным. В воздухе стоял неприятный запах гари, крови и горелого мяса. Гробовую тишину нарушали лишь свист ветра, шум огня, далёкие крики женщин, доносившиеся из церкви и грузные шаги латных сапог, скрипящие на снегу. С мечей воинов стекала кровь, оставляя на снегу маленькие алые капельки. На железных плечах висели чёрные траурные плащи, развеваясь на ветру и хлопая по железным спинам. Рыцари шли молча, перешагивая через трупы и медленно приближаясь к церкви. Четыре чёрные фигуры были похожи на спешившихся всадников смерти, на исчадия Ада, которые уничтожают всё живое, но правда была намного страшнее. Четыре рыцаря короля Григория II были чистильщиками – специальным отрядом, созданным не для участия в кровопролитных войнах, а для уничтожения обезумевшего населения, тех, кому нельзя было помочь. Ведь часто бывало, что вечный холод и тьма достигали какой-нибудь деревни тогда, когда жители ещё не успевали спастись. А вместе с тьмой приходили Кошмары, вселяющиеся в людей и овладевающие их тёплыми телами. Тогда люди сходили с ума. Кто-то начинал убивать. Кто-то наносил себе страшные раны. Были и те, кто просто бормотал чушь, забившись в угол. И даже таких Чистильщики находили в самых укромных уголках их домов и хладнокровно убивали своими священными мечами, лезвия которых были исписаны просьбами к Солнцу о раскаянии. Из подворотни, разбрасывая босыми, почерневшими от холода ногами снег, выскочил крестьянин в окровавленной рубахе, сжимая в одной руке топор, а в другой держа за волосы женскую голову. Голова улыбалась, светя выбитыми зубами. Закричав, мужчина бросился на рыцарей и тут же упал, окропив снег своей кровью, хлестнувшей из рассечённой груди. Убивший его рыцарь наклонился и железными пальцами осторожно закрыл глаза безумца. Немного помедлив, он закрыл глаза и отрубленной голове. Когда четвёрка почти подошла к церкви, двери с шумом распахнулись и из здания выбежал человек, зажимающий кровоточащую рану на боку. Доковыляв до рыцарей, он упал перед ними на колени. - Благородные рыцари, - вскричал человек. У губ его собралась кровавая пена. – Спасите нас от этого кошмара! Он потянулся к одному из рыцарей. Тот схватил его руки, и человек что-то вложил ему в латную перчатку. Расставшись с предметом, раненый житель деревни громко вскрикнул, и рыцари увидели, как бесплотный Кошмар проник в тело несчастного. Не дожидаясь, когда жертва сойдёт с ума, рыцарь отпустил руки безумца. Тот упал на снег, и тут же оказался пригвождённым мечом к холодной земле. Латные сапоги стучали по обледенелому камню. Рыцари выстроились перед дверями, которые человек успел захлопнуть за собой. Один из рыцарей, сняв с пояса булаву, приоткрыл дверь. Другой же зажёг факел и, достав меч, вошёл первым. Остальные последовали за ним. Выжившие жители полностью обезумели. Они катались по полу, бились о стены, убивали друг друга и пили тёплую кровь. Иконы и лики святых были осквернены и разорваны. У кафедры стоял епископ в окровавленной рясе. Запрокинув голову, он надрывно хохотал, держа в руке сверкающий в свете свечей нож. Засучив рукав, он полоснул по руке лезвием, любуясь стекающей по руке крови. Неизвестно, сколько бы это продолжалось, но епископ заметил четыре чёрные фигуры. Он ухмыльнулся и посмотрел на рыцарей таким взглядом, что обычный человек сразу бы умер со страху. Лицо его исказила ужасная гримаса, сочетающая в себе и боль, и наслаждение. Служитель церкви направил истерзанную руку на чистильщиков. - Вы, никчёмные! – воззвал он к рыцарям Георгия. – Смиритесь с судьбой во тьме! Откажитесь от вашего ложного Солнца! Присоединитесь к кровавому пиру! Чистильщики переглянулись и стали заходить с разных сторон к епископу, по пути одним ударом убивая безумцев. Епископ засмеялся и поднял вверх руку, растопырив пальцы. - Восстань же, армия тьмы, холода, хаоса и погибели! С его окровавленных пальцев сорвался черный дым, а кровь в ране зашипела. Лицо священника исказилось, и он захохотал ещё громче. Чёрный дым долетел до головы каждого человека в церкви. Епископ дёрнул рукой, и люди, будто они были игрушками в кукольном театре, разом повернули головы в сторону черных рыцарей. Епископ начал шевелить пальцами, свободной рукой продолжая резать раненую, и люди бросились на рыцарей. Ближайшего толпа повалила сразу же, бедняга не успел сделать только два взмаха мечом. Раздался удар доспехов об каменный пол, крик боли, лязг ломаемых доспехов. Кто-то из безумцев выскочил из толпы, держа в руках оторванную по локоть руку, закованную в чёрное железо. Трое остальных воинов молча бросились в атаку, рубя размашистыми ударами, орошая обитель Солнца кровью. - Убейте кукловода! – закричал один из чистильщиков, с которого толпа сорвала шлем. Отбиваясь от одержимых, он поскользнулся на скользком полу и упал, задавленный кровожадными жителями. Меч третьего рыцаря застрял в голове одного из безумцев. Оставшись без оружия, воин дрался с толпой голыми руками, обрушивая на безумцев удары тяжёлых латных перчаток, но люди, даже получая ужасные раны, продолжали нападать. Четвёртый и последний, услышав, как его брат по оружию вскрикивает, захлёбываясь кровью, лившейся из перегрызенного горла, сжал в руке меч и, рубя направо и налево, стал пробиваться к епископу. Священник одарил воина своим взглядом, и с его пальцев сорвался черный дым, который приблизился к шее рыцаря. Он почувствовал, как какая-то сила сдавливает горло, мешая дышать. Отбиваясь мечом от людей, рыцарь прохрипел молитву Солнцу, и тотчас же почувствовал, как предмет, подаренный раненым человеком, зажатый в латной перчатке, обжигает ладонь. Мужчина ударил этим кулаком по дыму, и епископ схватился за руку, закричав от боли. Хватка на горле ослабла, и мужчина, превозмогая боль во всём теле, отбиваясь от насевших одержимых, дошёл до священника. Заглянув в его полностью черные глаза, чистильщик замахнулся и погрузил меч в грудь главы церкви. Люди тут же перестали нападать и упали на пол, схватившись за головы и тихо поскуливая. Рыцарь сложил оружие и, перекрестившись, прочитал короткую молитву Солнцу, благодаря Его за спасение. Не обращая внимание на безумцев, он осторожно снял с истерзанных трупов товарищей медальоны с ликом короля и, подобрав с пола факел, поджёг все осквернённые иконы, кафедру и епископа. Когда огонь занялся, перекинувшись на деревянные подпорки стен, чистильщик вышел на улицу. Оказавшись снаружи он поднял забрало шлема и подставил молодое разгорячённое лицо холодному ветру. Глубоко вздохнув, рыцарь подозвал своего белого коня. Погладив животное по шее, он запрыгнул на него и медленно поехал прочь, разглядывая предмет, который лежал на оплавившейся перчатке. Это был яркий камушек размером с фалангу пальца. В камушке была дырочка, в которую можно было продеть цепочку или верёвочку, что рыцарь и сделал, повесив камушек на одну цепочку с медальоном. Всю дорогу он ехал, опустив голову, вспоминая павших друзей, молясь за их упокой и проклиная свою работу. Рыцаря звали Липка.